Текст книги "Однажды в Америке"

– Во сколько ты уезжаешь? – спросил я.

– Вас это не касается, – холодно ответила она.

– Во сколько Джимми подъехать на лимузине, чтобы завтра отвезти вас с Мои на кладбище?

– Мы воспользуемся метро. Я не нуждаюсь в ваших услугах.

Остаток дороги она молчала, и даже выходя из машины у театра, не произнесла ни слова на прощание.

Я отдал Джимми вторую половину стодолларовой купюры.

– Благодарю, – сказал он. – А к девчонкам ты подходишь, как трущобная шваль, приятель.

Глава 20

Пожалуй, худшее, что я мог придумать, – это вернуться в свою квартиру. Я предавался жалости к самому себе. Я пил и крутил на патефоне блюзы и сентиментальные песни о разбитой любви. Я пил до тех пор, пока не уснул.

Я проснулся ранним утром следующего дня. Начиналось воскресенье, и первым делом я вспомнил о том, что Долорес должна сегодня уехать. В голове у меня пульсировало так, что казалось, будто кто-то загоняет в мозг сверло. Я был совершенно болен. Да, я был болен душой, болен от любви. И чувствовал себя ужасно одиноким. Я метался по комнате взад и вперед, стуча кулаком по ладони. Что со мной происходит? Во что я превращаю себя? Мне была необходима какая-нибудь разрядка. Но какая? Отправиться в вонючий Ист-Сайд и весь день проболтаться в комнате у Толстого Мои, в компании Макса, Простака и Косого? Да я просто сдохну от тоски. Ого, я, похоже, действительно серьезно заболел, если после стольких лет начинаю считать себя лучше их. Кто я, к черту, такой, чтобы заскучать в их компании? Просто мне необходимо какое-нибудь действие. Что-нибудь вроде тех наскоков с пальбой, которые мы устраивали в старые времена. Все стало гораздо скучнее с тех пор, как было создано Общество.

Я вышел на улицу и прогулялся по центру города, переходя от бара к бару. Затем попробовал отвлечься с помощью кино. Я сидел наверху, в ложе, курил сигару и думал о Долорес и ее поездке. Да, она уезжает именно туда, туда, где сняли эту картину. Она уезжает сегодня. Выведенный из себя мыслью об ее отъезде, я яростно швырнул горящую сигару на пол, засыпав искрами и пеплом сидящего по соседству парня. Он агрессивно полез на меня:

– Ты что, совсем свихнулся или как?

Я просто осатанел. Прежде чем он успел что-нибудь сообразить, я уже прижимал лезвие ножа к его животу и рычал ему в лицо:

– Ты что, ублюдок, хочешь заработать это в свое брюхо? Сядь на место, пока я не выпустил тебе кишки.

Он упал на сиденье. Я поспешил прочь, мысленно твердя самому себе: «Ты вонючая шпана, ты вонючая шпана, ты запугиваешь беззащитных людей, ты вонючая ист-сайдская шпана». Я завернул за угол и зашел в бар Марио. Марио почтительно поздоровался со мной. Я рявкнул на него, и он торопливо отошел в сторону. Бармен не захотел брать с меня плату. Он улыбнулся и сказал:

– Профессиональная вежливость, Башка. Ты ведь знаешь, что здесь не нужны твои деньги.

Я швырнул пятидолларовую купюру ему в лицо и заорал, брызгая слюной:

– А ну-ка, ты, ублюдок, давай быстро оприходуй!

Испуганно глядя на меня, он схватил пятерку и засунул ее в кассу. Вдохновленный моим мерзким поведением, ко мне, пошатываясь, подошел прилично одетый, крепко поддатый мужик.

– Эй, ты что, очень крутой парень, да? – спросил он. Он застал меня врасплох. Уж больно быстро он перешел к делу, сделав ложное движение левой и вломив мне хороший удар по челюсти правой. Я отшатнулся и едва не потерял равновесие. На стойке бара стояла открытая бутылка виски, которой я и заехал пьяному по физиономии. Подвывая от боли, он отступил в мужской туалет, а я, швырнув ему вслед разбитую бутылку, выскочил из бара.

Я был залит виски, и люди брезгливо уступали мне дорогу. Какой-то пацан крикнул мне вслед:

– Эй, мистер, от тебя воняет, как от пивного бара и пивоварни вместе взятых!

Ноги или сердце вели меня? Прежде чем мне это стало ясно, я уже стучал кулаком по мраморной стоике справочного бюро вокзала Грэнд-Сентрал.

– Когда ближайший поезд на Голливуд? – завопил я. У меня появилась безумная идея сесть в поезд и отправиться туда.

– Через тридцать пять минут, – ответила испуганная девушка.

– Какой путь? – пролаял я. Она сказала. Я вышел взглянуть. Прямо впереди меня в сопровождении двух нагруженных багажом носильщиков в красных кепи шли, держась за руки, Долорес и какой-то мужчина. Это чуть не стало причиной моего конца. Весь мир вдруг обрушился на меня. Не помню, как я добрался до отеля. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на своей кровати в верхней одежде и в ботинках. Рядом на стуле стояла литровая бутылка виски. Я был жалким, несчастным человеком. Мой мир рухнул, а с ним рухнуло все, чем я мог еще дорожить. Я был полон терзаний. Теперь я все понимал как надо. Я был швалью, ист-сайдской швалью. На меня снова накатил приступ жалости к самому себе, и я жадно припал к бутылке с виски.

Через некоторое время я выпил уже столько, что впал в прострацию и пришел в себя только много часов спустя. Можно было заранее предположить, что виски только усилит мою страсть к Долорес и мою опустошенность. Я вновь попытался оказать сопротивление своей страсти. К чему эти страдания? Неужто я не смогу отшвырнуть ее прочь? Я, крутой – круче некуда, Башка, ист-сайдский громила, буду вести себя как больной от любви школьник? Лучшее противоядие – другая женщина. Да, надо подцепить какую-нибудь симпатичную куколку и забыть об этой суке Долорес.

Я принял ванну, тщательно оделся и вышел на улицу Бродвей был залит светом ночных огней; на нем находился целый миллион прекрасных женщин, и многие призывно мне улыбались, но ни одна из них не была Долорес.

Глава 21

На Пятьдесят второй улице я зашел в ночной бар, который мы время от времени посещали. Усевшись за отдельный столик в дальнем конце зала, я заказал бутылку виски. Как всегда, за пианино сидела Элен. Она исполняла печальные песни о разбитой любви, и от этих песен тоска в моей груди становилась сильней и сильней. Я пил виски прямо из бутылки и в пьяном оцепенении слушал обжигающий, с хрипотцой, жалующийся голос Элен, протяжно выстанывающий слова песни о неразделенной любви. К моему столику подошла симпатичная девушка, подсела ко мне и с улыбкой сказала:

– Привет, красавец-мужчина. Ты выглядишь совсем одиноким. У меня на глазах выступили слезы.

– Разве ты Долорес? – рыдающим голосом спросил я. – Мне нужна только моя Долорес.

– О, ты тяжело их воспринимаешь, – сказала она.

– Ты о чем? – сдерживая рыдания, – спросил я. Об этих блюзовых мотивах.

– Ты страдаешь от любви, правда? Расскажи мамочке все об этой Долорес, малыш. Тебе сразу станет гораздо легче.

Она была славная и симпатичная. Она потрепала меня по руке и жестом велела официанту принести ей стакан. Подойдя к нам со стаканом, он что-то прошептал ей на ухо, и она посмотрела на меня с особым интересом. Налив виски себе и мне, она с дружелюбной улыбкой произнесла:

– Значит, ты и есть Башка. Ты верно?

Я равнодушно пожал плечами.

– А знаешь, – сказала она, – я работала официанткой во многих барах и поняла, что так оно и есть.

– Что так и есть?

– Что вы, крутые парни, всегда в чем-то очень уязвимы. Вы ужасно сильно привязываетесь к женщине, к лошади, к собаке, к ребенку, к матери или к кому-нибудь еще. Просто поразительно, как вы умеете привязываться.

– Поразительно? Разве мы не люди? – прохныкал я. Она потеребила мою руку и виновато улыбнулась.

– Я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать, что это странная, но очень славная особенность.

– Да, но я совсем не славный. Я – скотина. Я пытался изнасиловать девушку свою девушку. – Я начал стучать кулаком по столу и громко причитать: – Я дрянь! Я вонючка! Я ублюдок!

Слезы жалости к самому себе хлынули у меня из глаз и полились в мой стакан с виски. Я больше не мог сдерживать себя и зашелся в рыданиях.

– Ш-ш-ш, успокойся, пожалуйста. Люди смотрят, – прошептала она.

– Оставь меня в покое. Мне нужна только моя Долорес, – простонал я.

– Да ты и впрямь ужасно расстроен. Прости меня, – сказала она и обиженно удалилась.

– Эй, Башка, возьми себя в руки, – произнес знакомый голос. Это была Элен. Я не знаю, как долго она сидела рядом и наблюдала за тем, как я плачу. Она вытерла мне лицо салфеткой.

– От алкоголя и меланхолических песен тебе будет только хуже. Они, словно ветер, лишь раздувают сжигающий тебя огонь. Ты неплохо поплакал, а теперь тебе надо погасить то, что жжет тебя изнутри. – Она потрепала меня по щеке. – Ты сам знаешь, что здесь может помочь симпатичная девочка. Я удивлена, что ты в таком состоянии. Хочешь, я подыщу тебе прелестную крошку?

– Нет, – пробормотал я. – Я справлюсь сам.

– Тогда лучше иди, подыши свежим воздухом. Оттого что ты болтаешься здесь, тебе может стать только хуже.

– Да, – пробормотал я. Не глядя, я достал из кармана купюру, швырнул ее на стол и вышел из бара:

Когда я двинулся вдоль по улице, ко мне пристроилась какая-то девушка. Улыбнувшись, она сказала:

– Добрый вечер, мистер. Ищете, где бы хорошо провести время?

– Ты Долорес? – спросил я. Она улыбнулась и понимающе кивнула:

– За десять долларов я буду для вас вашей Долорес.

Она подхватила меня под руку и отвела к себе, в небольшой отель на Сорок седьмой улице.

В ее объятиях я вновь разрыдался:

– Долорес, Долорес, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!

Воображая, что нахожусь с Долорес, я занимался любовью с десятидолларовой заменой. Но после, когда я заплатил ей больше, чем она просила, я почувствовал себя совершенно разбитым. Я ушел от нее, испытывая отвращение к самому себе за то, что осквернил воспоминания о Долорес.

Я выглядел растрепанным и помятым, когда следующим утром появился в нашей комнате у Толстого Мои. Мой приход прервал общий разговор присутствующих, и я подумал, что речь шла обо мне.

– А мы только что вспоминали тебя, Башка, – насмешливо улыбнулся Макс.

Значит, я был прав – они обсуждали меня. Обсуждали за моей спиной.

– Что же вы вспоминали? – проворчал я.

– Ты выглядишь как жертва кота, поигравшего в кошки-мышки, – сказал Косой и с глупой ухмылкой описал вокруг меня круг, демонстративно разглядывая со всех сторон. – Да и пахнешь ты, как вполне дозревший, – добавил он и начал громко принюхиваться. Меня это начало раздражать, и я зло посмотрел на него.

– Кончай паясничать, Косой! – рявкнул Простак.

– Отвяжись от Башки, – с упреком добавил Макс и взглянул на меня с сочувственной улыбкой. – Ты был вчера вечером в забегаловке на Пятьдесят второй улице?

– И что? – спросил я.

– Вот. Это вернула Элен. – Он протянул мне тысячедолларовую купюру. – Она сказала, что ты оставил ее на столе. Ты был не в себе и рыдал о какой-то девке.

Я ничего не ответил. Голос Макса стал мягче.

– Она сказала, что у тебя неразделенная любовь, – сочувственно произнес он.

– Я был пьян, – ответил я.

– Она забыла имя этой девки, – добавил Косой. – Кто-нибудь, кого мы знаем?

– Слушай, Косой… – зарычал я.

– Заткни пасть, Косой, – посоветовал Макс. – У Башки неразделенная любовь. Ну так что? Значит, такая у него судьба.

Он налил мне двойное виски. Я выпил, и мне стало немного лучше. Я сел к столу, и Макс налил мне еще. После второй порции мой взгляд на мир изменился, и я улыбнулся Косому. Он хлопнул меня по спине.

– Башка, ты ведь знаешь, что я всего лишь шутил, – извиняющимся тоном сказал он.

– Да, так мне и надо. Я действительно прошлой ночью вел себя как идиот.

– Она, наверное, красотка? – осторожно улыбнулся Косой.

– Да, она красотка, – охотно согласился я.

– Вот ведь странно, – промурлыкал Макс, – что такой парень, как ты, знающий цену женщинам и изучивший их вдоль и поперек, вдруг втрескался подобным образом. – Он недоуменно встряхнул головой. – Сколько у тебя было женщин, Башка? Если начинать счет с Пегги? – Макс рассмеялся над своим вопросом.

– Не умею считать такие большие числа, – смущенно ответил я, пожимая плечами.

– Как и все мы, – ласково пробормотал Макс. – Ну ладно, к черту все это. Ты давно уже должен был понять, что женщина – это всего лишь женщина, тогда как… – он прервался и затянулся сигарой, – хорошая сигара – это настоящее наслаждение.

– Кто-то уже говорил это до тебя, – спокойно заметил я.

– На самом деле? – недоверчиво протянул Макс. – Парень, который это сказал, должно быть, был таким же умным, как я. – Он добродушно хохотнул и, растянувшись в кресле, начал пускать в потолок колечки дыма. Немного погодя он заговорил, обращаясь к самому себе: – Умные парни вроде нас должны понимать это лучше всех остальных. У нас было такое количество всевозможных девок, что мы-то знаем – как их ни верти, всегда будет одно и то же… – Макс запнулся и напряженно уставился на поднимающийся к потолку сигарный дым. Он не мог найти нужного слова. Затем он взглянул на меня: – Верно ведь, Башка? Женщина – всего лишь женщина. Как ее ни верти, всегда будет одно и то же.

– Не всегда, – небрежно ответил я. – Если ты начнешь вертеть гермафродита, то, пожалуй, можешь очень сильно удивиться, а, Макс?

Макс задумался и, видимо, представив себе картину, заливисто рассмеялся.

– А что такого есть у гермафродита? – спросил Косой.

– Все! – со смехом ответил я. Этот смех и несвязные рассуждения Макса о женщинах вообще повлияли на меня благотворно. Я сидел, курил и занимался самостоятельным восстановлением формы. Что за дурацкое чувство эта моя так называемая любовь к Долорес? Я не мог дать четкого определения и попробовал разобраться с этим чувством так же, как поступал со всеми остальными. Бывали дни, недели и месяцы, когда я ни разу не вспоминал о ней. А когда вспоминал, то почти всегда мог придать своим мыслям нужное направление или просто выбросить их из головы. Лишь изредка, как в этот раз, когда она позвонила Мои, ее голос или вид производили на меня сверхъестественное воздействие. Высвобождали во мне какую-то неконтролируемую силу. Самым лучшим будет никогда не слышать ее, или о ней, или о чем-нибудь, связанном с ней. Пошла она к черту для нашего общего блага. Макс взглянул на часы.

– Отлично, пора двигать.

– Что за дело, Макс? – спросил я, когда мы уже вышли на улицу.

– А, я забыл, что ты не знаешь. Вчера вечером звонили из главного офиса. Сегодня мы должны быть у Франка дома.

– Ты, случайно, не знаешь, чего хочет от нас пахан? – спросил Простак по дороге в верхнюю часть города. Макс пожал плечами:

– Из главного офиса мне передали только то, что он хочет нас видеть.

– А я думал, что он все еще в Новом Орлеане, – подал голос Косой из-за баранки.

– Эй, Макс, – недоверчивым тоном произнес Простак, – неужели ты хочешь сказать, что босс с самого утра садится за дела?

– Этот парень пашет больше всех в Обществе, – ответил Макс. – Его рабочий день начинается раньше семи утра и продолжается до часу, двух, трех ночи. Я слышал, что иногда он проводит на ногах сутки напролет.

– Но он хоть приплачивает себе полставки за сверхурочные? – спросил Косой.

– Он платит себе совсем неплохо, – заверил его Макс. – Он получает десять тысяч в неделю лишь на одних игровых автоматах.

Я присвистнул:

– Это ж полмиллиона в год на одних автоматах!

– А если прибавить самогон, пиво, казино, собачьи бега, ночные клубы, операции с недвижимостью и плюс легальные предприятия, которыми он владеет?

– Черт возьми, – произнес Простак. – Как ты думаешь, сколько он имеет всего, а, Макс?

Макс пожал плечами:

– Кто его знает. Думаю, он сам точно не знает, но могу предположить, что где-то между десятью и пятнадцатью миллионами в год.

– И как только можно прожить на такие деньги? – ехидно заметил Косой.

– Ты помнишь. Башка, – задумчиво произнес Макс, – как он начинал с пятнадцати долларов в неделю, работая охранником в плавучем казино?

– Да, – ответил я. Макс продолжил:

– Затем он сам стал устраивать азартные игры. Я вам кое-что скажу, ребята. Кто бы ни участвовал в его играх, все до одного были уверены в честной раздаче. В тех местах, где он заправлял, не допускали никаких трюков. Все было на высшем уровне. Он заслуженно оказался на месте, которое занимает. У него есть мужество и железйая воля. Если он даст слово, то выполнит его, даже если обещал десять миллионов или свою жизнь!

Косой повернул машину на Сентрал-Парк-Вест. Мы проехали пару кварталов.

– Вот этот дом, с тентом над окнами, – сказал Макс. Косой нажал ногой на сцепление, поставил рычаг скоростей на ноль и плавно вкатил «кадиллак» под навес. Швейцар, вышедший из дверей высокого, роскошного особняка, с приветливой улыбкой распахнул дверцы машины, и мы вслед за Большим Максом вошли в знание.

В холле к нам приблизились двое здоровенных ребят, одетых в серую униформу. Они вежливо кивнули нам, и один из них произнес:

– Минуточку, ребята. Порядок есть порядок. Я должен вначале получить разрешение сверху.

Он подошел к внутреннему телефону, воткнул штепсель в розетку и прошептал в трубку несколько слов, затем с улыбкой повернулся к нам и, сообщив, что все в порядке, проводил нас по коридору до лифта. Мы поднялись на верхний этаж. Макс позвонил в дверной звонок у входа в квартиру. Улыбающийся негр в белом костюме открыл дверь и встретил нас приветливым:

– Доброе утро, джентльмены. – Он принял наши шляпы и, махнув рукой в сторону бара, спросил: – Что-нибудь оттуда или кофе? Босс будет через несколько минут.

– Нам что-нибудь от трезвости, – сказал Макс.

– Понятно, мистер Макс. Проходите сюда, джентльмены.

Он провел нас в обставленное под бар помещение. Оно было оформлено с роскошью, подобной той, что встречалась лишь в немногих заведениях для привилегированной публики. Стены были отделаны голубым итальянским кафелем. В дальнем конце помещения находился объект, который совершенно не вписывался в окружающую шикарную обстановку. Это был игровой автомат. Негр наполнил наши стаканы.

– Лед, соду или воду, джентльмены?

– Ничего такого, спасибо, – ответил Макс. – Как здоровье у вас и у вашей жены?

– Мы в наилучшем здравии, мистер Макс, благодарю за заботу.

Этот негр и его жена служили у Франка уже много лет, с тех пор, когда он только начинал свое восхождение. «Непритязательный штат для человека с его положением и богатством», – подумал я. Хотя, с другой стороны, какого черта? Он, может быть, и не живет здесь почти. Я точно знал, что у него не меньше десятка домов в разных частях страны. Есть некоторое отличие от старой, темной конуры, в которой он вырос. Да, он проделал большой путь, выйдя из самого сердца трущоб восточного Гарлема.

Мы сидели спиной ко входу. Когда мы принялись за вторую порцию выпивки, я услышал, что кто-то вошел в комнату. Затем низко вибрирующий, приятный голос произнес:

– Всем привет. Как дела, ребята?

Мы обернулись. Он стоял в дверях, разведя в приветствии руки, с улыбкой на загорелом, гладко выбритом, по-мужски красивом лице. На нем был пурпурный халат, схваченный поясом на стройной талии, что подчеркивало ширину его плеч. Белый, с вышитой монограммой платок аккуратно выглядывал из левого нагрудного кармана. Его черные волосы были гладко зачесаны назад, открывая высокий лоб. В какой-то из картинных галерей я видел портрет средневекового короля. В чертах его лица было такое же, приводящее в замешательство, смешение грубости и изящества. Такой же резко очерченный нос, такие же проницательные и умные глаза.

Он был королем, да. Он был королем бандитов, по первому слову которого были готовы прийти в движение и выполнить любой приказ несколько тысяч головорезов, разбросанных по всей стране. В каждом его жесте, в каждом слове сквозила абсолютная уверенность в своих силах.

– Франческо! – воскликнул, увидев его Большой Макс. Они тепло обнялись. Было видно, что они испытывают друг к другу неподдельную симпатию. Франк назвал каждого из нас по имени и обменялся с нами крепкими, энергичными рукопожатиями. Затем мы все вместе выпили за его здоровье. Его поведение было одновременно и учтивым, и повелительным. Ненавязчиво, как бы мимоходом, но очень точно, он задавал вопросы о наших делах до тех пор, пока не получил детального представления обо всем, чем мы занимаемся. Одобрительно кивнув, он заметил:

– Я знал, что всегда могу положиться на ваше благоразумие и вашу преданность. – Эти слова были произнесены без всякого театрального эффекта и казались совершенно уместными. – Со мной вы в Обществе, словно короли при тузе. Вам что-нибудь нужно? Дополнительная территория? Что-нибудь другое, что я могу для вас сделать?

Его тон был таким уверенным, что сразу становилось ясно: перед тобой сила, которая может гарантировать выполнение практически любых материальных запросов.

Я вспомнил о том, как Макс необычайно щедрым жестом преподнес салун Веселому Гонифу, Пипи и Глазастику, что дало им около тысячи двухсот долларов чистого дохода в неделю. Это было мелочью по сравнению с тем, что мог сделать для нас Франк. Щедрым жестом этот человек мог пожаловать нам территорию размером с Нью-Джерси со всеми ее доходами от различных видов рэкета, что выражалось бы суммой в миллионы долларов. Одного его слова было достаточно, чтобы одобрить кандидатуру на пост комиссара полиции, или члена Верховного суда, или губернатора.

– Ну что, парни, нужна вам дополнительная территория? – повторил Франк. Макс улыбнулся:

– Мы довольны. Франк. У нас все в порядке, так что мы лучше останемся в своих стенах.

Франк любовно потрепал Макса по спине:

– Прекрасно, прекрасно. Пока вам хорошо, мне тоже хорошо. Одна из причин, по которой я пригласил вас к себе, заключается в том, что мне хотелось лично с вами встретиться перед моим отъездом на отдых в Хот-Спрингс. – Широко улыбнувшись, он продолжил: – В офисе я оставил небольшую премию. Так, пустячок лично от меня, ребята. Дела идут хорошо.

Мы начали благодарить его, и он замахал на нас руками:

– Это ерунда, прошу вас, не надо никаких благодарностей. – Затем он сказал: – У меня есть для вас работа, парни. Я хочу, чтобы вы сгоняли в … – Он назвал фешенебельный морской курорт на юге Нью-Джерси. – Там есть один местный политик. Он заправляет казино. Ладно, я позволил ему этим заниматься и не напоминал о себе. В этом-то все и дело. Эта шмакодявка начала злоупотреблять моей добротой: он уверяет публику, что казино принадлежит мне. Но и это ерунда. Дело в том, что у него шулерский инвентарь, а это уже плохо и для меня, и для Общества. Любители поиграть, игроки с большими деньгами испытывают доверие к моим заведениям. Я зарабатывал это доверие по крупицам, в течение многих лет тяжелой работы, при помощи честной игры. В любом из моих казино публика знает, что имеет шанс на любой выигрыш. Теперь, делая вид, что казино мое, парень пользуется моим именем как рекламой, а затем обчищает посетителей. Вы, ребята, сами понимаете, насколько это плохо. Люди, которых надули, разъезжают по всей стране, и у них есть друзья, поэтому начинают расходиться слухи. Таким образом, и моя репутация, и все наши казино могут слишком много потерять. – Он прервался и отхлебнул виски, а затем произнес низким, чуть хрипловатым голосом: – Либо закройте его, либо изымите у него казино. Я по-хорошему предложил ему продать мне заведение за справедливую цену. Он ничего не понял, так что я выбрал вас для выполнения этого трудного дела. Вы умные ребята, вы ни разу не оступились. Если вам понадобятся люди или деньги, или что-нибудь еще, сразу звоните в офис. Решения принимайте сами. И не подставляйтесь. – Франк одарил каждого из нас улыбкой и еще одним крепким и длительным рукопожатием.

Потом он проводил нас до двери, вежливо болтая по дороге. Лифт стоял наготове, и служащий в униформе держался за его открытую дверь. Франк прощально махнул рукой с порога.

– Удачи. До скорой встречи.

Мы помахали в ответ:

– Пока, Франк.

По дороге в центральную часть города, где находился главный офис. Простак заметил:

– Чертовски интересно. Каждый раз после встречи с боссом я словно парю. В нем есть что-то такое…

– Да, – ответил я. – У него есть то, что называют магнетизмом личности.

В разговор влез Косой:

– Мне мой старик однажды рассказывал, как он встретился в своей стране с королем, ехавшим в карете. Мой старик снял шляпу и поклонился, а король улыбнулся и махнул в ответ рукой. Так старик говорил, что несколько дней после этого он словно на крыльях летал.

– Все эти разговоры об ауре в основном просто шелуха, – сказал я. – Дело не столько в личностях, сколько в том, что они имеют. Просто власть, которой обладают такие личности, заставляет остальных людей благоговеть перед ними. Так что дело не в них самих. Но во Франке что-то есть. Он личность. Иначе никогда не смог бы подняться так высоко. Но что касается королей и других благородных особ, то они до ушей полны самого настоящего дерьма.

– Ты говоришь банальности, Башка, – заметил Макс.

Косой не смог найти на Бродвее места для парковки. Пришлось оставить машину на боковой улице и пешком возвращаться назад. Мы поднялись на лифте на этаж, который целиком занимал главный офис. Макс подошел к хорошенькой секретарше в приемной и, назвав наши имена, сказал:

– Мы к Филиппу.

Одарив каждого из нас игривой улыбкой и как бы говоря: «Это все, что я могу вам дать, ребята, так что воспользуйтесь этим наилучшим образом», девушка сняла трубку и пошептала в нее. Затем она взглянула на нас и сказала:

– Вас ждут. Мне кажется, что вы сами найдете дорогу. – И вновь улыбнулась своей восхитительной улыбкой.

– Нельзя же так, – произнес я. – Вы нас просто убиваете.

Она подняла брови и улыбнулась еще восхитительнее.

– Я бы каждый день давал ей по сотенной, – со вздохом произнес Косой.

– Твои мысли всегда в сточной канаве, – сказал я.

– Нет, в постели, – ответил он. Мы вошли в большое помещение, приветственно махая руками и обмениваясь рукопожатиями. Остальные работники офиса были мужчинами. Кипела бурная деятельность, показывающая, что большой бизнес движется здесь на всех парах.

Макс постучался в массивную дверь. Добродушный голос ответил:

– Заходите, ребята.

Мы вошли. Из-за стола нам навстречу поднялся мужчина средней комплекции. Он показался мне ничем не примечательным. Но, подойдя к нему поближе, я увидел его одежду. Было трудно определить, чем она привлекала мое внимание, но было в ней что-то такое, что наверняка заставило бы умереть от зависти. Адольфа Менжу[11]11
  Популярный в 20—40-е гг. голливудский актер.


[Закрыть], которого считали самым элегантным мужчиной в мире. У человека было умное, приятное лицо.

Он был мозгом, работающим на босса и на Общество. Сама идея создания вашей организации принадлежала ему. Мало кто знал, что он является равноправным партнером Франка во многих делах и предприятиях. Он не любил высовываться и держался на заднем плане. Он был силой, скрывающейся в тени трона. А когда-то давно, много лет назад он являлся компаньоном крупной брокерской конторы на Уолл-стрит.

– Как дела, Макс? – добродушно поинтересовался Денди Фил.

– А у тебя, Башка? – Он деловито пожал нам руки. – Рад видеть тебя. Простак. А что скажет мой друг Косой? – Он держался дружелюбно и по-деловому оживленно. – Вы получили от Франка задание разобраться с этим казино в Нью-Джерси?

– Да. Мы получили всю информацию, Фил, – ответил я.

– Прекрасно, – улыбнулся он. – Свяжитесь со мной, если случится что-нибудь непредвиденное или что-нибудь потребуется.

Макс кивнул:

– Конечно, Фил.

– Конечно же, мы могли бы пойти на крайние меры, – сказал Филипп, – но вы знаете мой взгляд на такие вещи: избегать насилия где только возможно и использовать его лишь в качестве последнего средства, когда оно уже неизбежно.

– Мы отлично знаем ваше с Франком отношение к подобным вещам, – ответил я.

Денди Фил вернулся за стол, выдвинул ящик и, достав оттуда пухлый белый конверт, небрежно швырнул его на стол.

– Думаю, что вы уже знаете об этом. Так, небольшой презент в знак нашей признательности вам.

Он пожал нам руки на манер занятого чиновника, вежливо выставляющего посетителей, и проводил нас до двери.

– Не теряйтесь, мальчики, – сказал он. – Пока, ребята, удачи вам.

– Пока, Фил, – ответили мы.

Когда мы проходили мимо секретарши, она подняла голову над журналом мод, который читала, и сказала:

– Пока, мальчики.

Мы послали ей воздушные поцелуи. Взамен она самыми кончиками пальцев отправила нам свой.

– Фил совсем не похож на Франка, верно, Башка? – сказал Макс.

– Да, он – теоретик, а Франк – практик, – ответил я.