Текст книги "Лето бабочек"

Глава 9

– Нинс! – воскликнула милая сестра Себастьяна, Шарлотта, проскакав и обняв меня. – Привет! Так давно тебя не видела.

Она отбросила свои длинные волосы с лица и шагнула назад, серьезная, когда ее младший брат, Марк, поцеловал меня в ухо и смущенно пробормотал:

– Привет, Нина.

– Привет вам обоим, – сказала я. – Привет, Джуди. – Джуди была сестрой его отца, которая жила с ними и которая каждый день плавала в Хемпстедских прудах.

Джуди крепко пожала мою руку.

– Ужасно рада тебя видеть, Нина. И тебя, Малк.

– И я, Джуди. – Малк поцеловал ее, потом повернулся к матери Себастьяна, пройдя сзади группы: – Ну, Цинния. Какой сюрприз.

– Да! – сказала я с улыбкой. – Какой сюрприз!

– Нина. Дорогая, какая радость снова тебя видеть. – Цинния притянула меня к себе в объятия в своей обычной кружевной шали, с идеальным контурингом и ароматом Живанши Амаридж. – Как необычно, – сказала она своим глубоким низким голосом. – В последнее время я так много о тебе думала. Себастьян рассказал мне, что твои соседки смылись от тебя и тебе пришлось опять переехать к Дилайле и Грэхему.

– Ну, это только на время, – ответила я, по-детски оправдываясь. – Сестра Элизабет купила квартиру и предложила ей жить вместе, а Ли получила отличную работу на раскопках в Мексике, примерно в то же время. Нам всем было жаль съезжать.

– Ммм, – протянула Цинния, очевидно не слушая. Она наклонила голову набок, ее моллюсково-синие глаза постоянно следили за мной. – Чудесно.

– В любом случае, у нас все неплохо идет, да, Малк? Мы еще не поубивали друг друга… – добавила я и нервно засмеялась при виде того, как Малк захрипел и закатил глаза, издеваясь и изображая обратное.

– Ах, – Цинния озадаченно посмотрела. – Что ж, мы, должно быть, застали вас врасплох, Нина. Почему мы тебя не видим?

– Ты помнишь, мама? Женитьба? Развод? Все эти дела с бывшей женой? И как ты приказала ей убираться и назвала сукой? – Себастьян пихнул меня, в шутку, но слишком сильно, так что я почти повалилась в сторону, упав на Малка.

– Себастьян! – гневно выпалила юная Шарлотта с выпученными глазами, смотря то на мать, то на меня.

Наступила короткая, напряженная пауза. Цинния чудесным образом смахнула ее одним пренебрежительным взмахом бледной руки. Она пожала мне руку.

– Что было, то прошло, дорогой, Нина знает это. Так вот, на прошлой неделе я встретилась с замечательным автором детской литературы, который, я уверена, тебе понравится…

Я ждала приглашения на ланч, придумывая, как отказаться. Некоторые собирают Лалик, некоторые – статуэтки персонажей из «Стар Трека»: Цинния коллекционировала людей. Ее обеды выходного дня в доме Фейрли на окраине Хит были легендарными. В первый год учебы в колледже, когда мы уже с Себастьяном были хорошими друзьями, как-то в воскресенье меня пригласили в Хай Мид Гарденс. Все там уже знали мое имя.

– Нина! Чудесно, что ты пришла! – Закричал седовласый, сутулящийся отец Себастьяна, Дэвид, распахивая дверь и обнимая меня своими большими руками. (Фейрли очень любили крепкие объятия.)

– Проходи! Мы так рады видеть тебя здесь, Себастьян все время о тебе говорит. Ты будешь джин с тоником? Не обращай внимания на шум, мы там поставили пианино, и Клаудио пытается его опробовать.

На том первом обеде был член законодательного собрания, классический пианист, еще трое, которые выделялись своей шикарной речью, и два писателя. Я не была ими впечатлена: в конце концов, моя мама была писателем. Но скоро я поняла, что они не были на нее похожи. Они и правда были Писателями: один из них был романист, который вошел в шорт-лист премии Орандж Прайз, и у него была дочь по имени Джонерил; другой писал в жанре военной истории и был похож на итальянца. Мама, со всеми ее причудами, никогда не называла никого «симпатико», и кроме того, мы с ней обе верили, что король Лир был мерзким стариком, заслуживающим своей судьбы.

Что касается остального – перепела, обжаренные в красном вине, теннисный корт, старая мебель из красного дерева и разговоры за ланчем, в которых все, включая десятилетнего Марка, должны были принимать участие и слушать, – открытый экзотизм всего вокруг был для меня в новинку. Я честно не думала, что люди вот так живут, мне казалось, что такое может быть только в книгах. Таким же открытием было то, что они были рады меня здесь видеть. Что Себастьян говорил обо мне. Я, правда, не могла понять (и не могу до сих пор, спустя семь лет), почему он выбрал меня, почему мы стали так близки. Я знаю только, что это был первый раз, когда я чувствовала себя самой собой, а не кем-то, прячущимся в маме, или в миссис Полл, или тенью Джонаса, бледной мошкой в классе, наполненном бабочками.

В тот день я в первый раз переспала с Себастьяном, и это вообще был мой первый раз. Это было в его комнате, где на стенах висели черно-белые книжные плакаты, изображавшие кучу персонажей: Брандо, Хемингуэй, плакат из «Выпускника». Во время чая, когда были уже сумерки, почти темно, и когда вся семья собралась внизу, дети шумно играли на пианино песни Битлз. Он сделал кокон из пухового одеяла, и в первый раз был со мной, наверное, слишком быстро, и как-то все стало хорошо, и счастливый румянец горел на его щеках, и его уязвимость и скромность, когда мы вместе лежали под простынями, нервные, обнаженные, наполненные крепким вином и юным сильным влечением. Это сделало его более человечным, а меня той, кто могла ему помочь принять нового себя. Мы оставались наверху до одиннадцати, смеясь, занимаясь этим снова и снова, пока не отключились, и он был похож на спящего льва, и его пушистая грудь вздымалась и опускалась, когда я смотрела на него с восхищением. Мне казалось, что все это время я блуждала во сне, а теперь пробудилась, стала жить в реальном мире, и все имело смысл.

На следующее утро мы украдкой выбрались из дома, пока про себя я молилась, чтобы Цинния и Дэвид меня не заметили – я была уверена, что они ничего не имеют против, но я не хотела отвечать на всякие вопросы, не хотела, чтобы волшебство прошлой ночи было разрушено.

Мы поженились через пять месяцев, в конце первого года учебы в колледже. Мне было девятнадцать, ему двадцать; мы пошли в Ислингтон Таун Холл. На мне было белое хлопковое платье в стиле английского кружева, купленное за день до этого в Эйч-энд-Эм, за 13,99 фунта. Я все еще храню его, но оно лежит в комнате Мэтти, безвольно болтаясь на проволочной вешалке в глубине шкафа.

Были только мы вдвоем и два свидетеля: Себастьян подкупил каких-то парней в Ред Лайон на той же улице. От одного из них несло крепким перегаром, гнилым вперемешку с чем-то сладким и перебродившим, и до сегодняшнего дня запах бомжей, коллег с похмелья, душных баров напоминает мне день нашей свадьбы, мое белое хлопковое платье, его костюм, его милый голубой галстук в крапинку, наши белые костяшки пальцев от того, что всю церемонию мы крепко держались за руки. И хотя мы были одни, мы правда воспринимали все всерьез. Это была не шуточная свадьба в Вегас-стиле. Мы были абсолютно уверены. Я думала о своих родителях, которые были так же молоды; они бы тоже были уверены. И когда я пишу это почти десять лет спустя, я до сих пор чувствую эту уверенность, и как мы оба ее чувствовали. Я никогда не была и, наверное, уже не буду так влюблена, как тогда.

Потом мы пожали руки свидетелям и прыгнули в такси. Мы поехали в небольшой французский ресторан в «Шепперд Маркет», и мы обедали и пили шампанское, ели стейки с кровью, беарнез, салат и картошку фри, и потом Себастьян, раскрасневшийся от шампанского и супружеской гордости, признался, что он забронировал нам ночь в Кларидже. Это был такой сюрприз, такая чудесная новость, но, когда мы приехали туда, я поняла, что буду чувствовать себя виноватой, если мы не расскажем родителям. В холле этого замечательного отеля, немного пьяные, я, в своем слегка помятом белом платье, и он, пытающийся выглядеть взрослым: мы все сделали неправильно. Он обиделся, что мне больше ничего не нравилось; я завелась от нервов, усталости, беспокойства.

Наверное, именно тогда в нашем браке пошла первая трещина, в тот самый момент, мы выбрали неправильную дорогу. Мы позвонили моим родителям и сказали, что мы сделали, хихикая, и вели себя просто как дураки, я думаю, нарочно, чтобы скрыть то, о чем мы оба знали, что в тот момент стало совершенно очевидно. За три часа до этого, когда в загсе регистратор отпустил наши руки и разрешил нам идти, мы смотрели друг на друга и в будущее.

Как я и сказала, прошло почти десять лет с тех пор, когда я встретила Себастьяна, и теперь это кажется мне значительным периодом моей молодости. Но так было недолго, и я думаю, что у каждого есть эти большие промежутки времени, как доказательство стабильности и успеха. «Мы были женаты три года, но до этого мы пять лет были вместе», – говорят мои друзья, когда их спрашивают, как будто рассказывая об этом промежутке времени, они убеждают слушателя в ценности своих отношений. К тому времени, как мы с Себастьяном уже год были знакомы, мы уже были женаты три месяца. Я улыбаюсь, когда думаю об этом, как мы все поняли задом наперед, сейчас уже зная то, что случилось с нами потом, в то лето.

Теперь Цинния пристала к Малку с вопросами о каком-то журналисте, которого она знала, а Шарлотта тянула Себастьяна за руку:

– Пойдем выпьем чаю. Мы с Марком займем стол.

Себастьян посмотрел на меня:

– Вы пойдете с нами?

– Наверное, нет, – ответила я, смотря на часы. – Мы обещали маме, что вернемся…

– Ладно… – Себастьян прервал меня. – Шарлотта, почему бы тебе не побежать и не занять столик?

– Конечно. Пока, Нина.

Я послала ей воздушный поцелуй, и она убежала.

Повернувшись ко мне, Себастьян сказал спокойным тоном:

– Эй, мне надо заглянуть к вам и забрать книгу, которую мне обещал Малк. Не хочешь выпить на следующей неделе? Четверг?

– Ох, – сказала я, смотря, как Цинния сверкала глазами с Малка на нас. – Ну…

Я позволила себе разок взглянуть на него, на его золотые волосы, на высокие скулы, блестящие на солнце, на добрые глаза цвета сливочной помадки и на большеватый нос, который делал его более простым, смягчая совершенство лица, придавая небольшой оттенок глупости.

Я вспомнила, как увидела его в первый раз, во второй день учебы в колледже. Я уже успела опоздать на первую лекцию. В бессильной панике я смотрела на карту на пробковой доске объявлений в переднем дворе, пытаясь понять, где проходит мой семинар по викторианской литературе, нервно грызя ноготь на большом пальце.

Он просто возник рядом со мной и сказал: «Привет! Ты в моей группе по субконтинентальной Индии, да? Ты Нина? Все в порядке?»

Я повернулась и посмотрела на него и просто залипла, потому что он был – ах, он был так прекрасен. И такой милый. Я не знаю, почему Себастьян подошел ко мне, почему он меня полюбил. Я знаю одно – мне повезло.

Когда теперь мы смотрели друг на друга – мы оба, посреди солнечного света и цветения весны, в неожиданном единении, окруженные семьей, – это не казалось странным, быть с ним, и не казалось опасным, экзотическим или отголоском прошлого, это было совершенно естественно, как и всегда. В тот момент я поймала себя на мысли, что я скучаю по нему: скучаю по всему, что с ним связано.

– Ты все время сходишь с темы, когда я говорю об этом. У меня такое чувство, что тебе больше хочется провести еще один вечер с мамой и Малком, – сказал он, полушутя-полусерьезно. – Смотри, я хочу сказать, что это нормально, если ты не хочешь. Я просто по тебе скучаю, Нинс.

Я сказала, задыхаясь:

– Не скучай, Себастьян.

– И все равно скучаю. – Он сказал это легко, и он улыбался, но в его глазах был страх, как у маленького мальчика. – Я… я помню, как ты однажды сказала, что лучше лишай, чем пойти со мной выпить.

– Я такого не говорила.

– Говорила, и потом ты разбила телевизор.

– Не было такого. Ты пригласил на ужин десять человек, а у меня на следующий день был экзамен. Я запустила стулом в телевизор, потому что ты увиливал. Это разные вещи.

Все было в порядке, если я знала правила. Что мы делали это в шутку, смеялись, ха-ха, были такими взрослыми. Я могла это делать. Но когда он иногда смотрел на меня и наши глаза встречались, это было пугающе – как смотреть в зеркало на свой самый глубокий страх, – и я не могла (и сейчас не могу) выдержать мысли об этом, о том, как хорошо он меня знает и как мы все еще понимаем друг друга, потому что финал был таким ужасным, полным злости, уныния и ненависти.

Это была моя вина. Мне всегда было нужно что-то, о чем подумать, к чему придраться, и наш неорганизованный брак, муж, которого никогда нет дома, который флиртует и выпивает со всеми подряд, который не смог помочь мне так, как я впоследствии того хотела бы, – все это, кажется, было моим любимым занятием. Я настолько освоила его, что получила бы пять на экзамене.

– Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидел! – кричал он на меня однажды, когда он забыл про мой день рождения и я весь день пролежала в постели. – Ты, мать твою, пытаешься заставить меня тебя ненавидеть, а я не буду.

Любила ли я его? Да, очень. Болезненно. Любил ли он меня? Да, я знаю, что любил. Так что же пошло не так? Не думаю, что любви достаточно. Не думаю, что мы были готовы. Мы думали, что это наша судьба, влюбиться такими молодыми, вот так пожениться. Я думала, что рождена для этого, книжная, тихая девочка, которая, в общем, и не жила – я верила, что настало мое время летать. Я ошиблась: я думала, он меня спасет, заполнит все дыры. Вы не можете просто попросить кого-то сделать это для вас. Вы должны сделать это вместе. Это я ушла от него, это я переспала с другим – я нарочно это сделала. Я честно считала, что так будет лучше всего, предупреждающий удар, чтобы уберечь саму себя от разбитого сердца, прежде чем он поймет, что он мог поступить лучше для себя и пойти найти себе кого-нибудь. Ох, это так глупо, писать обо всем этом, но так оно и было.

Мне было больно вспоминать об этом, и сейчас, когда я смотрела на него, я все еще помнила ощущение прикосновения его кожи к моей… его руки. Его улыбку. Как счастливы мы были. Как много раз он смешил меня; никто так не мог, ни до, ни после.

– Послушай, – сказала я наконец, – мы можем пойти выпить в пятницу на день рождения Малка. Но только если ты потом кое-что сделаешь. Есть одно дело. Тогда, по крайней мере, там будет кто-то, кто компенсирует мне, что подвыпившие эля криминальные репортеры будут звать меня куколкой.

– Договорились, – сказал он, и мы улыбнулись друг другу, кивнув.

Цинния прервала нас:

– Грэхем как раз говорил, что у Дилайлы в следующем месяце будет несколько лекций, в Оксфорде. Мы должны пригласить его на ужин. Мы не можем бросить тебя голодать, дорогой Грэхем.

– О нет! – смущенно сказал Малк.

– Будет здорово, Малк, – сказал Себастьян, пихая его рукой. – Эй, мне понравилась та заметка, которую ты написал для «Таймс» на прошлой неделе.

– Дом ужаса рядом с нами? О да! – Малк кивнул с удовольствием, и когда они начали обсуждать это, я пожала плечами, говоря про себя: Как хорошо! Какой чудесный денек для прогулки. Как мило увидеться с Себастьяном и так с ним хорошо поболтать. И Джуди, и Шарлотта, и Марк – даже Цинния; она не так уж плоха…

И тут Цинния повернулась ко мне:

– У нас с Себастьяном была такая странная встреча на прошлой неделе, он тебе говорил?

– Нет, – ответила я, вежливо улыбаясь.

– О! Как забавно. Я хотела тебе рассказать. – Ее глаза остановились на мне.

– Ах, – сказала я, не в силах вынести ее взгляд. – Что ты хотела мне рассказать?

– Ну, ты правда хочешь, да, Нина? Мы… да, мы встретились с одним моим старым другом. Себастьян и я. Мы прогулялись по Фласк Волк, потому что мой дорогой мальчик повел меня обедать в мой день рождения, и мы искали одну брошку, которую я все хотела купить, и тут Себастьян сказал…

Я почти перестала слушать: Цинния знает все, она была везде, и очень сложно притвориться, что тебе интересно, когда она заводит историю о том, как принц Чарльз и Джуди Денч вместе ужинали. Но затем она прокашлялась и натянула выражение лица Себастьяна, когда он довольно рычит.

– …мама, в библиотеке была странная женщина. Я видел ее пару недель назад, и с тех пор это меня беспокоит, я уверен, что я ее знаю.

Она посмотрела на мою реакцию. Я повернулась к Себастьяну. Он взглянул на меня, на середине разговора, как будто почувствовал мой взгляд.

– Ты же сказал, что не знаешь эту женщину, – сказала я.

– Какую женщину?

– Женщину в красных колготках в библиотеке. Ту…

– Ты имеешь в виду Лиз, – просто сказала Цинния. – Лиз Трэверс.

Лиз Трэверс. Ее зовут Лиз. Не Тедди.

– Да, – сказал Себастьян. – Я не узнал ее. Она так изменилась.

– Что ж, дорогой, ты ее десять лет не видел. Я думаю, что это нормально.

– Кто она? – спросил Малк.

– Лиз Трэверс, – повторила Цинния. – Она наш старый друг. Забавно, что вы тоже ее знаете!

Малк побледнел.

– Она не знает нас, – сказала я. – Не знаю, чего она хочет от… От меня. – Я сглотнула. – Вы с ней говорили?

– Говорили! Да она подлетела к Себастьяну и прямо накричала на него за то, что в тот день она его сразу узнала, а он так с ней грубо обошелся, – ответила Цинния, поправляя шарф. – Она всегда была немного чудная, но я никогда не видела ее такой. Не знаю, что вы ей такого сказали, Нина. Она ужасно обиделась.

– Мы не были с ней грубы, – ответила я. – Мы… Она сказала… – Я запнулась, стараясь собрать мысли в кучу. – Извини, так ты ее знаешь?

– Мы давно друг друга знаем, – спокойно сказала Цинния. – Она работала с Дэвидом над «Ветрами власти». Она получила за него премию BAFTA… – Она остановилась. – «Ветра власти» был самым крупным фильмом Дэвида, высшая отметка в его карьере. Актрисе, исполняющей главную роль, дали «Оскар». Ужасно, что Дэвиду ничего не дали. Это был его фильм. То, что ей присудили, а он…

Я прервала ее:

– Она актриса?

– О нет, – ответила Цинния, глядя на меня с любопытством. – Ты что, правда не знаешь, кто она такая?

– Нет, я же говорю, я никогда ее раньше не видела. Но, кажется, меня она знает.

– Лиз – сценарист. Стыдно не знать, ну правда. Такая печальная судьба. Она так и не реализовала свой потенциал до конца.

В других обстоятельствах я бы улыбнулась, услышав, что сценарист, призер BAFTA не реализовал свой потенциал. Цинния оглянулась на Малка и улыбнулась.

– Извини за это, Малк. Боюсь, что мой сын грубо обошелся с вашим старым другом и она все неправильно поняла.

– Не надо, – тихо ответил Малк, заложив руки за спину. – Не извиняйся.

Я сказала Себастьяну:

– Почему ты мне ничего не сказал?

Он выглядел озадаченным.

– Я собирался сказать, когда мы пойдем выпить. Прости. Выскочило из головы.

И я вспомнила, что не рассказала ему обо всем остальном: о фотографиях, о книге. Я поежилась.

– Конечно. Не волнуйся. Ничего страшного.

Но Цинния все еще смотрела на меня. Наступила небольшая пауза; Себастьян снова повернулся к Малку, чтобы закончить разговор, а она сказала:

– Интересно, почему она считает, что знает тебя.

– Не знаю. Она что-то знает про моего отца. И про мою семью. Она пыталась связаться со мной. – Я отбросила всякую осторожность. – Она говорит, что мой отец не погиб. Я… Не уверена, но может быть, она сумасшедшая. У тебя случайно нет… Нет ее адреса?

– О, прости. Нет.

– Вообще нет? А ты знаешь, где она живет?

– О, в тех домах на той стороне Хит. В Приорс.

Это те домики-замки, мимо которых мы недавно шли. Я потерла глаза.

Малк встал под деревом, и Себастьян пожимал ему руку, прощаясь. Вдалеке появилась Шарлотта и позвала его, крича что-то насчет чая. Мы стояли в стороне от них, на краю холма.

– Цинния, как ты думаешь, ты могла бы связаться с ней для меня? Выяснить, хочет ли она со мной снова встретиться. Я просто в отчаянии. Все это так странно и…

– Еще раз, нет.

– Извини? – переспросила я, подумав, что ослышалась.

Цинния наклонилась ко мне. Она осторожно притянула шаль обратно на плечи.

– Нина, дорогая, пойми меня правильно, просто потому, что мы не хотим, чтобы ты была в нашей жизни.

– Что?

– Прошу тебя, пойми. Я думаю, для всех будет лучше, если мы разойдемся каждый в свою сторону. – Она изобразила, как отталкивает лодку от берега. – Это ваше дело, пойти выпить и все такое, а что дальше? Эти встречи, все это, они все запутывают и расстраивают меня. Ты не должна тратить его время. Он был… Ты почти сломала его, я тебе это говорила в свое время. Вам с ним нужно начать все с чистого листа, говоря метафорически. Просто с чистого листа.

Я сделала пару шагов назад, как будто она меня оттолкнула.

– Но… Это ты хотела со мной увидеться, – сказала я, потирая переносицу, пытаясь не показывать, как сильно она меня задела. – Не понимаю…

– Что ж, – сказала она спокойно. – Я просто хотела сказать тебе напрямую. Объяснить, почему будет лучше, если ты… Если ты оставишь его в покое, дорогая. Это трудно, я знаю. Я не хотела тебя обидеть.

Я отрывисто засмеялась.

– Итак, ты поняла. – На ее верхней губе появилось крошечное блестящее пятно от слюны.

Немного помолчав, она мягко продолжила:

– Нина, если бы ты была моей невесткой, я бы все сделала, чтобы поддержать тебя. Если бы ты была матерью его детей, я бы убила за тебя. Но ты его бывшая жена, и уже прошло два года, и я думаю, пришло время тебе просто… Да, оттолкнуть лодку, уплыть. Вот почему я не хочу тебе помогать. Ты меня поняла, дорогая?

С годами я стала восхищаться Циннией, и я восхищалась ею и теперь, хотя это странно. Ее прямолинейность ошарашивает, буквально сводит с ума.

– Я поняла, – ответила я. – Если ты решила мне не помогать… Хорошо. В любом случае, спасибо за честность.

– О, не за что, – сказала она, как будто мы с ней болтали за коктейлем. Ее лицо было спокойно. – И еще, дорогая, раз уж мы об этом заговорили, я думаю, тебе лучше просто забыть и о Лиз тоже. Это нехорошо по отношению к ней. Она очень расстроена насчет тебя, дорогая.

– Да, я понимаю, – ответила я, стараясь говорить обычным тоном. – Что она тебе сказала?

– О, – Цинния тихо засмеялась, – ну, начнем с того, что она продолжает называть тебя «Тедди».

– Тедди? Правда? – воскликнула я, когда остальные подошли к нам. – Как смешно. – И я снова поежилась, стараясь скрыть внезапный приступ злости, думая, как с ним справиться. – Извини еще раз, если мы поставили вас в неловкое положение.

– О, Себастьян. – Я легонько пнула его.

– О, Нина.

– Созвонимся насчет следующей недели. Я бы хотела все же с тобой выпить.

Я не смотрела на Циннию. Я знала, что это ребячество – но с ее стороны разве нет? Если я хочу его видеть, что в этом плохого? Разве я желаю ему зла? Разве я на самом деле как стихийное бедствие, каковым она меня считает?

Но она промолчала, а Себастьян кивнул.

– Отлично, – сказал он.

И вдруг Цинния добавила:

– Да, бедная Лиз. О, что там она тебе сказала, дорогой? – она повернулась к Себастьяну.

Он пожал плечами, смотря на меня с любопытством.

– Не знаю.

– Я помню. «Тедди сделала что-то плохое». Она продолжала это повторять. «Я прочитала об этом все. Она сделала что-то очень плохое». – Она хорошо изображала, и у меня на голове волосы встали дыбом. Меня знобило даже на солнце.

– Она кажется сумасшедшей, – сказала я прямо. – Я же не Тедди, поэтому все легко объяснить, правда? Попрощайтесь за меня с Джуди, было здорово снова ее видеть. И Марка с Шарлоттой.

Я полюбила Шарлотту, с ее застенчивыми глазами и длинными, шоколадного цвета волосами, и на мгновение я почувствовала отчаяние – от того, что, наверное, больше их не увижу.

– Спасибо, Цинния. – Я поцеловала ее старческую, надушенную щеку.

Она повернулась, обняв рукой сына.

Когда они отошли, Малк сказал:

– Чего она хотела? Ты что, продала ей органы? Или она собирается омолодиться с помощью обезьян, которых ты для нее разводишь?

– Просто перетирали прошлое, – ответила я, шагая вперед, чтобы он не заметил, как я покраснела. – Обыкновенная чушь из мира Циннии. Но она права, и ты прав. Бедная та женщина. Я не буду ее беспокоить, если снова увижу.

Малк догнал меня и обнял за плечи, и мы пошли к югу.

– Что ж, наверное, она права. Мне больно это говорить. Ты знаешь, я люблю Себастьяна, но я никогда не понимал, как ты могла выйти замуж за человека из такой семьи.