Текст книги "Навсе…где?"

Глава 2

СВЕЖИЙ БРИЗ РАЗОГНАЛ ВАТНУЮ ПЕЛЕНУ ТУМАНА. Черные воды сменили цвет на темно-синий. Я заморгала и прищурилась – в лицо мне ударили лучи поднимающегося из-за горизонта солнца. Нет, я ошиблась – солнце уже заходило. Вдали сверкающей ломаной линией отчетливо просматривались силуэты нью-йоркских небоскребов. Однако башен-близнецов Международного торгового центра я не увидела, а значит, мы попали не в восьмидесятые годы двадцатого века. Впрочем, чтобы понять это, на берег можно было и не смотреть. Капитан громко выругался, ударил кулаком по штурвалу и принялся мерить палубу шагами взад и вперед, словно разъяренный тигр клетку. Мы находились вблизи южной оконечности Манхэттена, был конец мая 2016 года.

Интересующий нас аукцион должен состояться через три дня – независимо от того, будут ли у нас деньги, чтобы выиграть его, или нет. Впрочем, у меня таилась слабая надежда. Если окажется, что мы не попали на аукцион из-за какой-то ошибки капитана, а не по моей вине, я еще какое-то время буду находиться в безопасности.

Море окончательно успокоилось, и корабль скользил по воде, словно лист по поверхности пруда. Я разжала пальцы, которыми стискивала ограждение и запястье Кашмира, а затем недоуменно развела руками.

– Мне показалось, что карта была в полном порядке, – негромко произнесла я.

Капитан, услышав мои слова, взвился, будто ужаленный, – ему почудились в моей фразе обвинительные интонации.

– А может, ты чего-то не заметила? – спросил он, злобно посмотрев на меня.

Я спокойно встретила его взгляд:

– Она была нарисована от руки. Очень подробная. С проставленной датой. И совершенно нам незнакомая.

Говоря, я поочередно загибала пальцы. Какой бы подробной ни являлась карта, побывав в тех местах, которые были на ней изображены, мы не могли снова туда вернуться. Слэйт, однако, нередко забывал, где он находился и что делал. Но на сей раз речь шла о карте, которую я едва успела купить. По этой причине я была совершенно уверена, что отец еще ни разу ее не использовал.

– И все-таки она привела нас не туда!

– И что же случилось? – спросила я.

– Неплохая попытка, Никси, – усмехнулся отец.

Я сердито взмахнула рукой:

– В таком случае думай об этом сам.

– Ты уверена, что у тебя нет идей по поводу случившегося? – спросил капитан и сделал шаг в мою сторону. Потом еще один. – Я знаю, что ты здорово нервничала по поводу предстоящего путешествия в Гонолулу.

Его сомнения больно уязвили меня. Я знала цену своим способностям, знаниям, своему умению проложить курс. Без них я была бы на судне просто балластом. Лицо мое покраснело от гнева. Краем глаза я заметила, что Би и Кашмир наблюдают за мной.

– Не взваливай на меня свои ошибки, Слэйт!

Капитан несколько секунд, стоя на месте, сверлил меня пристальным взглядом, а затем, стиснув зубы так, что на щеках вспухли желваки, вернулся к штурвалу. Взявшись за его рукоятки, от сжал их с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Однако, его гнев не мог перенести нас в нужное десятилетие.

Ко мне подошла Би. Ее бровь, которую пересекал шрам, блестела – то ли от пота, то ли от осевших на коже капель морской воды.

– Если с 1981 годом ничего не получается, может, ты знаешь какую-нибудь другую карту, которая приведет нас в подходящее место? Туда, где мы сумели бы продать тигров за наличные.

Я прижала пальцы к вискам, пытаясь вспомнить все, что мне когда-либо доводилось читать. Это была нелегкая задача.

– Пожалуй… пожалуй, их могли бы купить в Древнем Риме – для представлений в Колизее. Но даже если капитан согласится возвращаться в такое далекое прошлое, мы скорее всего потеряем все деньги на обратном пути.

– Не говоря уже о том, что подобная сделка была бы бесчеловечной, – заметил Слэйт, глядя на меня с осуждающим видом.

– А сплавить тигров какому-то китайцу, главарю банды якудза из нью-йоркского Чайна-тауна – это, по-вашему, гуманно? – с ухмылкой подал голос Кашмир.

– Убивая тигра, человек совершает антигуманный поступок, – пробормотал Слэйт. – Впрочем, убийство человека тигром тоже антигуманно.

– Банда, про которую говорит Кашмир, называется Белые Тигры, – пояснила я. – Кстати, якудза – японцы. А наш потенциальный покупатель – действительно китаец, но он из триад.

– А какие деньги в Древнем Риме, амира? – поинтересовался Кашмир. – Что у них в обращении? Золотые монеты?

– Большинство монет не из золота. Но они в любом случае представляют собой немалую ценность.

– Нам придется искать нового покупателя, – напомнил Слэйт. – Тот парень, которому я сбывал монеты, умер два года назад.

– Сколько времени могут занять поиски другого? – спросила я.

– У нас до аукциона всего три дня, – сказал капитан.

– Теперь уже два, – поправил его Кашмир.

– Ну так придумайте что-нибудь! – воскликнула я.

Внезапно раздался странный резкий звук. Капитан, выругавшись, бросил штурвал, сбежал по трапу с квартердека, нырнул в свою каюту и захлопнул дверь. Би, первый помощник капитана, сразу заняла его место. На мгновение мне мучительно захотелось оказаться на ее месте, за штурвалом.

– Вы ведь ничего такого не делали? – тихо спросил Кашмир.

– Что ты имеешь в виду?

– С картой.

Я удивленно заморгала:

– Нет! Если бы мне пришло в голову что-либо подобное, для этого был более подходящий случай – и карты тоже.

– Ясно. – Кашмир, чуть наклонив голову, внимательно посмотрел на меня. – А все-таки, почему вы так нервничаете из-за Гонолулу?

– Это трудно объяснить, – произнесла я, отвернувшись и хмуро глядя на воду.

Медь поручней холодила мои ладони. Кашмир, единственный на борту корабля, не был посвящен во все подробности моего появления на свет. Мне почему-то хотелось, чтобы он оставался в неведении. Да, конечно, он один из самых надежных людей, кого я знала, и ему можно доверять. Но сможет ли даже он понять мой страх? А что, если он, что еще хуже, начнет бояться за меня? Впрочем, я сознавала, что в сложившейся ситуации, если не объясню Кашмиру, в чем дело, скоро он обо всем узнает сам. Но как ему объяснить? Никогда и никому я не рассказывала эту историю.

– Вижу корабль!

Посмотрев в том направлении, куда указывал тощий палец впередсмотрящего Ротгута, я сначала различила в отдалении ходовые огни, а затем заметила белое судно с плавными обводами. Оно явно направлялось в нашу сторону.

– Кто это?! – крикнула я.

– Береговая охрана!

Глядя на судно, я несколько секунд пыталась убедить себя, что его целью являемся не мы, но тут снова раздался крайне неприятный, резкий гудок. Я бросилась к капитанской каюте и постучала в дверь. Прежде чем она открылась, я успела сосчитать до десяти. Показалось, будто при виде меня в глазах Слэйта мелькнуло удивление. В руках у него была шкатулка, которую он обычно держал у себя под кроватью. Не было нужды объяснять ему, что ее надо получше спрятать: если пограничники поднимутся на борт, объяснить наличие на судне опиума будет куда труднее, чем присутствие двух живых тигров.

– Вы нужны у рации, – сказала я.

Пальцы Сэйта крепче сжались на шкатулке.

– Эта штука может помочь работе карты, – пробормотал он.

– Быстрее, капитан! – С этими словами я захлопнула дверь – пожалуй, несколько сильнее, чем следовало.

Когда я снова появилась на палубе, Би делала разворот, а Кашмир поднимал дополнительный парус. Вспахивая волны, мы прибавляли ход, двигаясь в восточном направлении вдоль южного берега Лонг-Айленда. Я ухватилась за фал, помогая Кашмиру и одновременно наблюдая за судном береговой охраны, огни которого теперь были у нас за кормой. Расстояние между кораблями сокращалось.

По словам Слэйта, нью-йоркская береговая охрана всегда доставляла много хлопот. Подкупить ее сотрудников было почти невозможно. Все это еще больше усугубилось после 2001 года. Нью-Йорк перестал быть тем диким и безалаберным городом, каким являлся в 80-е годы, во времена молодости моего отца. К тому же в береговой охране служило множество любителей старых, антикварных, если можно так выразиться, судов, и наш корабль просто не мог не вызвать у них желания пощупать все собственными руками и заглянуть в каждый уголок.

«Искушение» было весьма изящной каравеллой с черным корпусом, окованным снизу до самой ватерлинии медью, чтобы подводную часть не попортили морские черви. Судно имело заостренный киль, похожий на плавник морского чудовища, и было от носа до кормы покрыто вырезанными на нем рунами. Носовую часть судна под бушпритом украшала резная деревянная скульптура русалки с длинными распущенными волосами и обнаженной грудью – согласно поверьям, ее выставленные напоказ прелести должны были успокаивать море в шторм.

Даже если сотрудники береговой охраны не стали бы обыскивать наше судно, то наверняка не отказали бы себе в удовольствии постоять на его палубе и подержаться за штурвал, рассказывая Слэйту о том, как в детстве играли в пиратов. Оказавшись на борту, они наверняка услышали бы рев тигров, спрятанных в трюме. Стиснув зубы, я продолжала ждать капитана, прислушиваясь к тому, как где-то внизу огромные полосатые кошки ворочаются и порыкивают в своих хлипких бамбуковых клетках.

Я уже собиралась снова постучать в дверь капитанской каюты, когда Слэйт вышел наконец на палубу, держа в руках рацию, которая издавала свист и шипение. Он долго смотрел, моргая, на корабль береговой охраны, освещенный слабеющими лучами заходящего солнца. Сердце у меня сжалось: расширенные зрачки отца закрывали почти всю радужную оболочку.

– Капитан! – окликнула его я.

Мой голос заставил его очнуться и начать действовать. Подняв к губам рацию, он произнес в микрофон:

– Береговая охрана Нью-Йорка, береговая охрана Нью-Йорка, на связи корабль «Искушение», корабль «Искушение», прием.

Мы напряженно ждали ответа, однако из динамика рации по-прежнему доносились только треск и какое-то шуршание. Би, сунув в рот палец, принялась грызть ноготь.

– Он нашел другую карту? – спросила она чуть погодя.

Я отрицательно покачала головой и сказала:

– Все равно сейчас неподходящий момент для того, чтобы приступать к Навигации. Он просто не может начать ее сейчас, когда на нас смотрят.

– Не может или не хочет? – уточнила Би.

– Ему не следует этого делать. Об этом тут же будет доложено всем и вся. А кто-нибудь еще и заснимет все, а потом выложит в Интернет…

– Да уж, есть вещи которые лучше не демонстрировать, – подхватила Би. – Да только, если мы окажемся в тюрьме, все наши фокусы могут всплыть наружу сами собой. Там человек постоянно на виду, и скрыть что-либо очень трудно.

– Береговая охрана Нью-Йорка, береговая охрана Нью-Йорка! – снова произнес в переговорное устройство Слэйт. – Вызывает корабль «Искушение», прием.

Ходовые огни, находившиеся у нас за кормой, приближались. Под ногами у меня раздался тигриный рев, от которого, кажется, завибрировала вся палуба.

– А что мы будем делать, если они так и не выйдут на связь? – спросила я.

– Вышвырнем их за борт, – ответил Кашмир и состроил недовольную гримасу.

– Наркотики?

– Тигров.

– Береговая охрана Нью-Йорка! – снова попытался вызвать по рации наших преследователей Слэйт. – С вами говорит капитан корабля «Искушение», прием.

И опять – никакого ответа. Корабль береговой охраны был уже совсем близко.

– Капитан… – позвала было я, но тут Слэйт выругался, уронил рацию на палубу и шагнул к штурвалу.

– Принеси мне карту, Никси! – велел он.

– Какую?

– Любую!

– Но…

– Быстрее!

Внезапно лежавшая на палубе рация ожила. Мы все замерли.

– «Искушение», это береговая охрана Нью-Йорка. Переключитесь на канал шестьдесят шесть. Прием.

Слэйт выполнил распоряжение, но из динамика по-прежнему доносилось лишь едва слышное шипение. Прошло еще несколько секунд.

– «Искушение», это береговая охрана Нью-Йорка, – послышался, наконец, голос с явным бруклинским акцентом. – Слэйт? Прием.

– Да, – с облегчением выдохнул капитан. – Да, это Слэйт. Это ты, Брюс? Прием.

– Да, это Брюс. К нам поступил звонок. Вблизи береговой линии обнаружили нечто подозрительное. – Брюс рассмеялся, отчего в динамике переговорного устройства раздались громкий треск и щелчки. – А это, оказывается, ты.

– Пиратские корабли всегда пугают мирных яхтсменов, Брюс, – отозвался Слэйт. – Но я не думал, что из-за моей посудины может забеспокоиться доблестная береговая охрана.

– Забеспокоиться? Ничего подобного. Ребята просто хотят побывать у тебя на борту. За вами идет «Орел», а у них в составе экипажа – курсант морского училища, мой племянник. Ему никогда не доводилось бывать на парусных судах. Покажешь ему, что и как?

– Вот оно что, – с облегчением выдохнул Слэйт и бросил взгляд на приближавшийся корабль. – Вообще-то я бы с удовольствием, Брюс, но… – Капитан посмотрел на меня. – Понимаешь, мы немного заняты. У моей дочери день рождения, и мы готовимся к вечеринке. Дел у всех по горло. Прием.

Мои брови поползли вверх от удивления:

– День рождения? У меня?

– Да неужели, приятель? День рождения у твоей дочки? – снова раздался голос из динамика. – И сколько же ей исполнилось? Четырнадцать? Прием.

Я в гневе затрясла головой, но Слэйт не обратил на меня внимания.

– М-м, ну да, – подтвердил он.

– Опасный возраст, капитан, – тихо пробормотал себе под нос Кашмир.

– Что ж, в таком случае, не будем мешать вам праздновать, – произнес Брюс. – Передай дочери мои поздравления. А я скажу своему племяннику, что ему придется немного подождать – побывает на паруснике в другой раз. Может, оно и к лучшему. А то он у меня уж больно симпатичный парнишка. Добро пожаловать домой. Прием.

– Спасибо. Брюс. Конец связи.

– Спасибо, Брюс, – едва слышно произнесла я.

Слэйт выключил рацию. Через несколько секунд корабль береговой охраны сбавил ход и изменил курс. Откинув с лица волосы, я стала смотреть, как огни «Орла» удаляются и тонут в наступающих сумерках. Капитан, разжав пальцы, уронил рацию на палубу и закрыл ладонями нижнюю часть лица.

– Наконец-то нам хоть немного повезло, амира, – усмехнулся Кашмир.

– Ну, разве что самую малость, – кивнула я.

– Вы правы. Пожалуй, было бы лучше, если бы этот красавчик, племянник Брюса, побывал у нас на борту.

– С какой стати? Ты что же, надеялся, что на «Орле» окажется еще и симпатичная племянница этого самого Брюса?

Кашмир подмигнул, но даже наша шутливая перепалка не подняла мне настроения. Мы подходили к портам Хэмптонского рейда, однако при этом ни на йоту не приближались к цели нашего путешествия. Из-за тигров мы не могли войти ни в одну гавань. Брюс, которого Слэйт при каждом удобном случае задабривал дорогими спиртными напитками, отозвал корабль береговой охраны. Но как только мы пришвартовались бы у какой-нибудь пристани, сотрудники портовых служб наверняка услышали бы тигриный рев.

– Никси! – раздался у меня за спиной голос капитана.

Я обернулась. Слэйт снова занял место за штурвалом, но по-прежнему был очень напряженным.

– Что? – спросила я, хотя прекрасно знала, что именно он собирался сказать.

– Мне нужна твоя помощь. – В голосе Слэйта послышались умоляющие нотки. – Я не могу пропустить этот аукцион. Мне действительно необходима карта, которую выставят на торги. Пожалуйста.

Я изо всех сил старалась, чтобы мое лицо ничего не выражало, но в душе у меня, будто прилив, поднималось чувство вины. Выбрав не ту карту, я проложила неверный курс. Я с самого начала совершала ошибку за ошибкой.

– Еще раз все проверю. Вероятно, я что-то упустила.

– Вряд ли, – заметил Кашмир, вынимая из кармана часы.

– Я рада, что ты так мне доверяешь. Погоди-ка!

С этими словами я резко выбросила вперед руку и попыталась выхватить у Кашмира карманный хронометр. Однако, сомкнув пальцы, я поймала пустоту – Каш был гораздо быстрее меня.

– Дай мне посмотреть на них.

Кашмир без возражений выполнил мою просьбу. Диаметр часов составлял три дюйма. На золотой крышке было вытиснено выпуклое изображение Адама и Евы в раю. Хронометр был гораздо тяжелее, чем казался на вид. На задней стороне корпуса я обнаружила фирменный знак и даже серийный номер. Состояние часов было практически идеальным, хотя они и побывали в воде. Я сжала губы, устыдившись своего лицемерия. Еще совсем недавно я отругала Кашмира за кражу часов, а теперь… теперь думала о том, что они сто́ят вдвое больше, чем можно выручить за тигров.

Кашмир наклонил голову – он угадал мои мысли.

– Все, что принадлежит мне, ваше, амира, – сказал он.

Я шагнула к нему и в знак благодарности прижалась лицом к его плечу. Затем, отстранившись, позвала:

– Капитан!

– Что? – откликнулся Слэйт.

Я бросила ему хронометр. Капитан поймал его на лету и поднял повыше, чтобы рассмотреть.

– Кстати, мне шестнадцать, – произнесла я.

– Верно, – согласился Слэйт отсутствующим тоном, продолжая разглядывать часы. Внезапно глаза его расширились. – Ну надо же!

Крепко зажав в пальцах золотой хронометр, он поцеловал его. А затем начал хохотать, да так, что ноги у него слегка подогнулись, и он всем телом навалился на штурвал.

– Легко пришли, легко ушли. Так всегда и бывает, – заметил Кашмир. Снизу снова донесся возмущенный тигриный рык. Мой приятель закатил глаза и добавил: – Ну, по крайней мере, в большинстве случаев.

– Почему тигры такие беспокойные? – спросила я и кивнула в сторону капитана, который продолжал с восхищением разглядывать золотой корпус часов. – Я точно знаю, что опиум у нас не закончился.

– Верно, амира, но вот мяса больше нет. Я скормил зверям все до последнего кусочка.

Ротгут, вытянув шею, свесился со своего насеста на фор-салинге, и ветер стал трепать его жидкую бородку.

– Ты скормил им все, что было в камбузе? – поинтересовался он.

– Ага. И то вяленое мясо, что ты держал у себя под матрацем, тоже.

– Ах ты, ворюга! – возмутился Ротгут.

– Обжора! – с улыбкой парировал Кашмир.

Ротгут принялся изрыгать ругательства по-китайски, Кашмир ответил ему тем же на фарси. Би прервала их перебранку, зазвонив в рынду, подвешенную к ее поясу.

– Успокойтесь, – негромко сказала она, и ее карие глаза заискрились. – Вы оба правы.

– Итак, – обратился ко мне Кашмир, – где мы можем оставить тигров?

– Оставить? – снова возмутился Ротгут. – Это еще с какой стати?

– А что ты предлагаешь с ними делать? – спросила я, склонив голову набок.

– Каш ведь сказал, что у нас вышло все мясо.

Я едва удержалась, чтобы не рассмеяться шутке Ротгута – если только это была шутка.

– Ради всего святого, мы не станем их есть, – произнес Слэйт и указал на темневшую впереди береговую линию. – Мы высадим их на сушу.

– Что? Просто высадим? Где?

– Отличный вопрос! – улыбнулся мне капитан.

– Ладно, сейчас. – Я посмотрела вверх, стараясь сосредоточиться, но из-за близости огромного города звезд на небе почти не было видно. – Подождите минутку.

Я побежала в свою каюту. Мой сотовый телефон все еще лежал в кармане джинсов, которые были на мне во время нашего последнего по времени визита в Нью-Йорк. Тогда я заранее заплатила двадцать долларов за Интернет, чтобы иметь возможность при необходимости воспользоваться поисковой системой «Гугл». Возвращаясь на палубу, я включила устройство.

– Эй, Ротгут!

– Чего?

– Ты можешь быстро найти в Интернете кое-какую информацию? А ты, Каш, погаси ходовые огни – нужно, чтобы на палубе стало потемнее.

– И чем же это вы с Ротгутом собираетесь заниматься? – поинтересовался Кашмир, идя на нос.

– Лично я хочу найти список спонсоров организации «Друзья зоопарка в Бронксе».

Глава 3

ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ МЫ ОСТАВИЛИ ТИГРОВ НА БЕРЕГУ ХЭМПТОНСКОЙ ГАВАНИ, в частном доке, рядом с огромным домом какого-то филантропа, обожающего дикую природу во всех ее проявлениях. Ротгут умудрился выловить несколько крупных рыбин и неохотно отдал их Кашмиру, который нашпиговал их опиумом в достаточной степени, чтобы тигры на какое-то время успокоились. Затем мы помчались прочь на всех парусах. Примерно через час, когда мы проходили Файр-Айленд, над нами пролетели вертолеты, но, к счастью, мы не привлекли внимания пилотов.

Следующее утро выдалось ясным и солнечным. Мы вошли в нью-йоркскую гавань за день до аукциона. Слэйт смотрел на приближающийся берег с таким видом, будто никогда в жизни не испытывал разочарований и понятия не имел, что это такое. Он поминутно улыбался мне, словно приглашая разделить свою радость. Что ж, это лучше, чем его приступы черной меланхолии, во время которых он пытался взвалить на меня ответственность за свои промахи.

Мое настроение тоже улучшилось. Частично это было связано с погодой и с временем года. Сообщив Брюсу о моем дне рождения, Слэйт солгал лишь частично. Мне действительно было шестнадцать лет или около того, хотя точно мой возраст не был известен никому – ни Би, ни Ротгуту, которые появились на борту «Искушения» раньше меня. Разумеется, не знал его и Кашмир, оказавшийся на корабле всего пару лет назад. По идее, капитан должен был знать, сколько мне лет – он вполне мог бы произвести кое-какие подсчеты, если бы его интересовало что-нибудь, кроме собственных переживаний. Однако и для него мой возраст оставался тайной за семью печатями. Что ж, в конце концов, он находился в море, когда я появилась на свет. А когда вернулся, причем в то место, которое сильно отличалось от того, которое он когда-то покинул, моя мать уже умерла.

Первые месяцы своей жизни я провела в притоне для курильщиков опиума, где мои родители в свое время познакомились. Присматривала за мной владелица заведения, которую все называли тетушка Джосс. Какое-то время отец предавался скорби – в той единственной форме, которую считал для себя возможной. Затем в один прекрасный день заявился в курильню, завернул меня в лоскутное одеяло и унес. Он даже не потрудился ни о чем спросить у Джосс, поэтому точно установить мой день рождения было теперь уже невозможно. Команда обычно праздновала его в начале лета, в день моего похищения из курильни отцом – если только нам выпадало провести несколько дней в месте, где можно было говорить о начале лета. И хотя на сей раз ничто не свидетельствовало о предстоящем празднике, от одного лишь факта, что отец упомянул о моем дне рождения, настроение у меня поднялось. Нередко бывало так, что папаша просто забывал о нем.

Но главной причиной моей радости являлось то, что капитан пригласил меня к штурвалу, когда корабль входил в гавань Нью-Йорка между Лонг-Айлендом и Стейтен-Айлендом. Правда, он стоял рядом со мной, а вход в устье Гудзона был обозначен буйками. Но, держа руки на штурвале и уверенно направляя корабль к берегу, я почувствовала, как сердце мое забилось чаще. На какой-то момент мне даже показалось, будто я – капитан своей судьбы.

Город навалился на нас с правого борта – незнакомый, непонятный, полный странных людей. Нигде в современной Америке вы не найдете места, где на относительно небольшом пространстве помещалось бы столько всего. Люди из разных концов света жили здесь бок о бок, а порой чуть ли не друг у друга на голове.

Пришвартовавшись, наш корабль присоединился к другим образчикам истории всемирного флота, которые выстроились у причальной стенки. Пока мы шли к пристани в Рэд-Хук, пассажиры стейтен-айлендского парома с любопытством смотрели в нашу сторону и показывали на «Искушение» пальцами, но интерес их был недолгим. В двадцать первом веке парусники встречаются редко, но жителям Нью-Йорка они явно не в диковинку.

И все же Нью-Йорк, в который мы попали, не был тем городом, где прошла юность моего отца. Пожалуй, единственным напоминанием о нем был сам капитан. Высокий, покрытый татуировками и болезненно худой, он выглядел бы весьма органично, коротая ночь на скамейке на давно канувшей в Лету Томпкинс-сквер.

Как только мы пришвартовались, Слэйт надел тщательно отглаженные брюки и прикрыл синие разводы татуировок дорогим пиджаком. Ему предстояла встреча с дилерами, занимавшимися антиквариатом. В своем новом облачении он вполне мог сойти за обычного нью-йоркца, к тому же вполне обеспеченного. Однако лихорадочный блеск в глазах свидетельствовал о том, что он испытывает нервное напряжение и дискомфорт. Они были вызваны не тем, что отец находился на суше и в совершенно незнакомом, чужом ему Нью-Йорке. Все дело заключалось в том, что, куда бы он ни отправился, он нигде не мог почувствовать себя дома.

Мне было знакомо это ощущение. Я его унаследовала.

Сунув в карман старинный золотой хронометр, Слэйт пошел на встречу, предварительно снабдив нас списком дел, которые нам надлежало выполнить перед отплытием. Он включал, помимо прочего, починку одной из балок рангоута, сломанной во время шторма, и заполнение эпоксидной смолой дырки, которую проделала в мачте выпущенная англичанином револьверная пуля. Мое обратное превращение из капитана в боцмана произошло очень быстро, но Кашмир почти не подтрунивал надо мной по этому поводу. Он усердно работал плечом к плечу со мной – пилил, строгал, шлифовал, – и в конце концов балка была отремонтирована, а отверстие в мачте заделано. Работа на несколько часов отвлекла меня от мыслей о предстоящем аукционе.

К вечеру капитан вернулся с тяжелым кейсом в руках и в приподнятом настроении. К этому времени мы с Кашем уже успели покрыть починенную балку первым слоем лака и собирались нанести второй.

Слэйт со стуком поставил кейс на палубу и, радостно улыбаясь, воздел руки кверху и бросился к нам.

– Что случилось? – спросила я.

– Дай пять, – сказал Слэйт, продолжая держать поднятой правую ладонь.

Кашмир рассмеялся. Я красноречиво посмотрела на свои пальцы, испятнанные смолой и лаком, после чего снова перевела взгляд на идеально чистую кисть капитана. Он подмигнул мне, и я, не удержавшись, расплылась в улыбке. Слэйт одной рукой хлопнул Кашмира по спине, а другую положил мне на плечо.

– С часами все вышло просто великолепно! – воскликнул он.

– Я это вовсе не планировала, – сказала я.

– Знаешь, как говорят? Лучший экспромт – хорошо подготовленный экспромт, а тебе в таких делах, похоже, нет равных. – Отец наклонился и поцеловал меня в макушку.

– Папа!

– Удача любит смелых – вот вам еще одна поговорка, – продолжил отец, указывая на Кашмира. Затем снова воздел руки к небу и, откинув голову назад, устремил взгляд в небеса. – Сами звезды благоприятствуют нам!

– Звезды тут ни при чем, – рассмеялась я.

– Вот как? А что же тогда?

– Юпитер.

– Но ведь звезды на небе тоже есть. Просто сейчас их не видно. Если бы ты могла их видеть, то убедилась бы, что они выстроились особым образом. – Взяв с палубы чемоданчик, отец направился к своей каюте. – Судьба на нашей стороне. Так и должно быть. Гарантирую, завтра к вечеру мы снова будем в раю.

Улыбка на моих губах исчезла.

– Во сколько завтра аукцион, капитан? – поинтересовалась я.

Остановившись, отец немного помедлил, прежде чем ответить.

– Рано, – коротко бросил он и, шагнув через порог каюты, захлопнул за собой дверь.

Я еще некоторое время смотрела ему вслед. Когда капитан не давал прямого ответа на мой вопрос, это всегда было плохим знаком. Однако мне хотелось завтра присутствовать на аукционе, чтобы увидеть карту и понять, что мне предстоит. Тот, кто предупрежден, вооружен – кажется, так сказал Сервантес.

Кашмир, испытующе подняв брови, внимательно наблюдал за мной, но я сделал вид, будто не замечаю этого.

– Я до сих пор не поблагодарила тебя за часы, – сказала я и, обмакнув кисть в ведерко с черным лаком, стала водить ею по мачте. – Мне с самого начала следовало придумать что-нибудь в этом роде вместо того, чтобы затевать авантюру с тиграми.

– История с часами была забавной, – промолвил Кашмир.

– Для тебя – может быть. – Я бросила на него сердитый взгляд. – Но не для меня.

– Нет-нет, амира, – запротестовал Кашмир, склонив голову набок. – Все в порядке. Мы привезли двух бенгальских тигров в двадцать первый век. Здесь это очень редкие и очень ценные животные.

– Но не такие ценные, как золотой карманный хронометр.

– Что ж, возможно, за них не удастся выручить столько, сколько за часы. Воры знают цену всему, но не знают подлинной ценности – кто это сказал?

– Оскар Уайльд. Только не воры, а циники, – поправила я.

– Вот как? Что ж, это все объясняет.

Я показала Кашмиру язык и посмотрела на едва заметные бороздки, оставленные на поверхности лака кистью.

– Думаешь, мы успеем закончить сегодня?

– Лак должен подсохнуть. Так что закончить можно и завтра. С утра пораньше, – ответил Кашмир и бросил на меня короткий изучающий взгляд.

Чтобы нанести последний слой лака на мачту, мы встали еще до рассвета. После того как мы закончили, Кашмир тщательно вытер руки тряпкой, пропитанной растворителем. Я проделала ту же процедуру более небрежно, поэтому под ногтями у меня остались черные полукружья. Кашмир, пользуясь случаем, поспал еще немного в моем гамаке. Я же осталась дожидаться отца на палубе, буквально вибрируя от нервного напряжения.

Увидев меня, Слэйт замер:

– Ты что, собираешься отправиться со мной?

– Я могла бы помочь. Еще одна пара глаз лишней не будет – на случай, если это окажется не настоящая карта, а подделка или копия.

Лицо отца потемнело:

– Никакая это не подделка.

Я попыталась рассмеяться, но из моей груди вырвались звуки, больше похожие на кашель.

– Я видела другие твои карты, датированные 1868 годом, Слэйт. Некоторые были нарисованы чуть ли не простым карандашом.

– На аукционах «Кристис» подделки не продают.

– Пару лет назад они это сделали. Я говорю о картине под названием «Одалиска». Был большой скандал.

Отец открыл рот, затем снова закрыл его и провел ладонью по аккуратно причесанным волосам.

– Я уже опаздываю, – заявил он, наконец.

– Так поехали скорее.

Я растолкала Кашмира, и мы втроем, погрузившись в толпу, отправились на метро из Бруклина в сторону Рокфеллеровского центра. Аукционный дом «Кристис» был большим зданием из белого известняка, стоявшим на южной стороне большой площади. Рядом с ним на флагштоках в теплом летнем воздухе развевались десятки разноцветных флагов.

Мы с Кашмиром дошли с отцом до конца огромного вестибюля. При виде нас дежуривший у входа охранник отложил газету и потребовал, чтобы отец предъявил удостоверение личности. При этом он с явным неодобрением окинул взглядом Кашмира, который был одет в необычного покроя белую льняную рубашку, расстегнутую чуть ли не до талии. Не понравилась охраннику и я – с траурной каймой под ногтями и в потрепанной куртке с капюшоном. Удостоверение личности имелось только у Слэйта.

Охранник, не спуская глаз с Кашмира, куда-то позвонил. Затем, повесив трубку, покачал головой с таким видом, что нетрудно было понять – он ничуть не жалеет, что ему приходится отказывать двум посетителям из трех. Слэйт широко развел руками, демонстрируя разочарование, и направился к лифтам, на ходу бросив:

– Мне очень жаль, ребята. Я скоро вернусь.