Текст книги "Украденный наследник"

– Позволь внести ясность. Я ненавижу леди Ноури, – рычу я, потому что не хочу его слушать. Не желаю сочувствовать ему еще сильнее. – А раз ты подчиняешься ей, то я ненавижу и тебя тоже.

– Я пошел за Мадоком, – сообщает Гиацинт, – а теперь я пленник его сына. И все потому, что я оставался верным своему слову, а не наоборот. Я был честнее Тирнана, который позволил другому вить из себя веревки и отрекся от меня. Леди Ноури пообещала снять заклятье с любого сокола, который присоединится к ней, но я не давал никаких клятв. Можете довериться мне, леди. В отличие от остальных, я вас не обману.

На другой стороне пляжа лошадь Тирнана устремляется в черную воду, не обращая внимания на накрывающие ее волны.

«Я был честнее Тирнана, который позволил другому вить из себя веревки».

– Отрепье тонет? – интересуюсь я.

Гиацинт качает головой.

– Морской народ заберет ее обратно в Эльфхейм, и там ее вылечат.

Я облегченно выдыхаю. Снова смотрю на Оука, который прижимается щекой к боку Летуньи. На его сверкающие в лунном свете доспехи. На трепещущие ресницы и мозолистые ладони.

– Уздечка не влияет на заклятье, – напоминаю Гиацинту. – Если ее снять, чары не усилятся и не ослабнут.

– Не поддавайтесь очарованию принца Оука, – предостерегает меня он, пока рыцарь бредет по камням в нашу сторону. – Он не такой, каким кажется.

У меня на языке вертится несколько вопросов, но задавать их уже нет времени. Когда Тирнан приближается, я перевожу взгляд на море. Лошадь исчезла. Над волнами не видно даже ее головы.

– У нас остался один скакун, – сообщает нам Тирнан.

Отдохнуть нам тоже негде. Я изучаю укромное место под дощатым настилом. Можно свернуться калачиком на холодном мягком песке, и там нас никто не потревожит. Стоит мне только подумать об этом, как я с новой силой ощущаю, насколько измотана.

Рыцарь указывает на дорогу:

– Там есть мотель. С того края пляжа видна вывеска.

Он берет в руку поводья лошади Оука и ведет ее вверх по холму. Я иду следом, прямо перед однокрылым солдатом. Я замечаю, как они напряжены в присутствии друг друга, как тщательно стараются сохранять дистанцию, словно два магнита, которым нужно оставаться на безопасном расстоянии, а иначе сама природа стянет их вместе.

Мы продолжаем идти вперед; звезды над нашими головами тускнеют, а в воздухе по-прежнему висит соляная взвесь. Интересно, беспокоят ли моих спутников шум машин и запах железа? Я ко всему этому привыкла. Здесь я могу твердо стоять на ногах. Но когда мы доберемся до Двора Бабочек и я окажусь посреди Фейриленда, то почва под ними станет зыбкой и ненадежной.

Подумав об этом, пинаю пластиковый стакан, к которому присохли остатки газировки, и он, вращаясь, катится вдоль сточной канавы.

Миновав несколько жилых массивов, мы наконец-то подходим к мотелю. Асфальт на парковке пошел трещинами, сквозь которые пробиваются чахлые сорняки. Несколько видавших виды машин стоят рядом с одноэтажным оштукатуренным зданием. Вывеска на фасаде мотеля мало что обещает, кроме свободных номеров и кабельного телевидения.

Принц пытается сесть.

– Оставайтесь здесь, – говорит Тирнан. – Мы возьмем ключи и вернемся.

– Я в порядке, – отвечает Оук, слезая с лошади и тут же обессиленно оседая на асфальт.

– В порядке ли? – эхом отзывается рыцарь, приподняв брови.

– Я не смог бы произнести эти слова, не будь они правдой, – говорит принц и, пошатываясь, поднимается на ноги, после чего всем весом опирается на ближайшую машину.

– Гиацинт, – зовет Тирнан, указывая на него. – Не дай принцу упасть. Рэн, ты идешь со мной.

– Я могу только мечтать о том, чтобы позволить такой важной персоне упасть, – усмехается Гиацинт. – Или, напротив, даже мечтать не могу. Или что-то в этом духе.

– Тебе стоит мечтать о полете, сокол, – говорит Оук таким тоном, что я задумываюсь, а не слышал ли он часть нашего разговора.

Гиацинт вздрагивает.

– Рэн, – повторяет Тирнан, жестом указывая на мотель.

– Я плохо умею наводить чары, – предупреждаю я.

– Тогда не утруждай себя.

Несмотря на висящую над дверью табличку «НЕ КУРИТЬ», зона ресепшен пропахла сигаретным дымом. Усталая женщина за стойкой во что-то играет на своем телефоне.

Она поднимает взгляд, и ее глаза округляются. Рот открывается, будто она собирается закричать.

– Ты видишь двух совершенно обычных людей, которые пришли сюда по совершенно обычным причинам, – говорит ей Тирнан, и я наблюдаю, как ее глаза стекленеют, а черты разглаживаются под маской спокойствия. – Нам нужны два номера рядом друг с другом.

Я вдруг вспоминаю, как были зачарованы мои не-родители, и злюсь, хотя он не заставляет женщину делать ничего ужасного. По крайней мере пока.

– Конечно, – отвечает женщина. – В это время года туристы – редкость, поэтому у нас много комнат на выбор.

Рыцарь неопределенно кивает, и она вставляет ключ-карту в аппарат для кодирования. Затем просит данные банковской карты, чтобы оплатить услуги, не включенные в стоимость номера, однако спустя несколько слов забывает об этом. Тирнан расплачивается наличными, которые не похожи на подозрительно хрустящие зачарованные купюры. Я бросаю на рыцаря недоверчивый взгляд и опускаю в карман маленький спичечный коробок.

Мы выходим на улицу. Наша единственная лошадь стоит на участке, поросшем чахлой травой, и жует одуванчик. Похоже, привязывать Летунью никто не собирается.

Оук сидит на бампере машины и выглядит уже не таким нездоровым. Гиацинт прислоняется к грязной оштукатуренной стене.

– Те деньги, – говорю я, – они настоящие?

– О да, – подтверждает принц. – Иначе сестра разгневалась бы на нас.

– Разгневалась бы, – повторяю я устаревшее слово, хотя его значение мне понятно. Ее бы это взбесило.

– Она бы капец как разгневалась, – добавляет он с широкой улыбкой.

Обычно фейри относятся к смертным либо как к пустому месту, либо как к возможности поразвлечься. Судя по всему, у его сестры другая позиция. Наверняка многие из народа ее за это ненавидят.

Тирнан ведет нас к нашим номерам, 131 и 132, открывает дверь в первый и впускает нас всех внутрь. В комнате находятся две кровати, накрытые колючими на вид одеялами. На стене висит телевизор, под ним – покосившийся стол, прикрученный к полу. На ковре вокруг шурупов виднеются пятнышки ржавчины. Отопление включено, и немного пахнет жженой пылью.

Гиацинт останавливается рядом с дверью, прижав крыло к спине. Он преследует меня взглядом, возможно, чтобы не смотреть на рыцаря.

Оук опускается на ближайшую постель, но глаза не закрывает.

– Теперь мы кое-что знаем о ее способностях, – улыбается он, уставившись в потолок.

– Но вас отравили! Хотите сказать, оно того стоило? – вопрошает рыцарь.

– Меня постоянно травят. Жаль, это был не румяный гриб, – отзывается принц, но его слова не имеют никакого смысла для меня.

Тирнан кивает в мою сторону:

– Девчонка считает, что вы глупец, раз отправились сюда.

Я хмурюсь, потому что совсем не это имела в виду.

– Ах, леди Рэн, – выдыхает Оук с ленивой улыбкой на лице. Локоны цвета календулы лежат на его лбу, практически скрывая рожки. – Вы ранили меня в самое сердце.

Я сомневаюсь, что обидела его. На щеках принца все еще виднеются царапины от моих ногтей – три полоски засохшей крови, розовые по краям. Оук не может лгать, но во всех его словах кроются загадки.

Тирнан опускается на колени и начинает расстегивать крепления на броне Оука.

– Не могла бы ты мне помочь?

Я присаживаюсь по другую сторону от принца, беспокоясь, что сделаю что-нибудь не так. Оук косит на меня взгляд, пока я дрожащими пальцами пытаюсь оторвать от раны прилипшую к ней кольчугу. Он тихо стонет от боли, и я замечаю, что его губы побелели по краям от того, с какой силой он сжимает их, явно сдерживая в себе звуки, которые ему отчаянно хочется издать.

Мы избавляемся от кольчуги, и я вижу, как задирается его запачканная кровью льняная рубашка. Под ней – плоский живот и изгиб тазовых костей. Пот Оука отдает ароматом скошенной травы, но в основном от него пахнет кровью. Принц наблюдает за мной из-под опущенных ресниц.

Теперь, когда на нем нет золотых доспехов, он почти ничем не отличается от мальчика из моих воспоминаний.

Тирнан встает на ноги, собирая полотенца.

– Откуда вы узнали, что леди Ноури попытается меня схватить? – спрашиваю я, пытаясь отстраниться от странной интимности этого мгновения, тепла и близости его тела.

Видимо, спустя восемь лет после нашей последней встречи я вдруг очень сильно ей понадобилась, раз она отправила за мной и Богдану, и палочников одновременно.

Оук пытается подтянуться, упершись спиной в подушки, и морщится от боли. Его щеки заливает болезненный румянец.

– Наверное, она поняла, что забрать вас с собой будет умным поступком с нашей стороны, – отвечает он. – Либо ее шпионы увидели, в каком направлении мы движемся после того, как покинули Эльфхейм.

Тирнан стоит в ванной и смачивает полотенца под краном в раковине.

– Видимо, шпионы из его собратьев. – Он кивает в сторону Гиацинта.

Я хмурюсь, глядя на бывшего сокола.

– Птицам редко дают задания, – отвечает Гиацинт и приподнимает руку, словно в знак защиты. – И я никогда не шпионил за тобой.

Тирнан приносит полотенца и берет одно из них так, как будто собирается омыть рану принца. Прежде чем он успевает это сделать, Оук выхватывает полотенце из его рук и, зажмурившись от боли, прижимает к своему плечу. Капли воды стекают по его спине, оставляя на простыне розовые пятна.

– До Двора Бабочек несколько дней пути, но у нас осталась только одна лошадь, – говорит Тирнан.

– Я выторгую нам еще одну, – рассеянно бросает Оук.

Не знаю, осознает ли он, что в мире смертных лошадь не купишь на местном рынке.

Когда принц начинает перевязывать рану, Тирнан кивает мне.

– Идем, – говорит он, выводя меня прочь из комнаты. – Оставим его высочество мечтать о деяниях, которые ему завтра предстоит совершить.

– Например, об издании королевского указа, запрещающего высмеивать меня, когда я отравлен, – отзывается Оук.

– Мечтайте, ни в чем себе не отказывайте, – говорит ему Тирнан.

Я оглядываюсь на Гиацинта, ведь мне не кажется, что рыцарь позволяет принцу вить из себя веревки. Они больше похожи на друзей, которые давным-давно знают друг друга. Но бывший сокол ковыряется под ногтями своим кинжалом и не обращает на нас внимания.

Тирнан открывает дверь во второй номер, который оказывается практически точной копией первого. Две кровати, один телевизор. Ржавчина в тех местах, где болты соприкасаются с ковром. Синтетическое одеяло, которое выглядит так, будто пролитая вода будет капельками лежать на поверхности, вместо того чтобы впитаться в ткань.

В комнате рыцарь накидывает на мою щиколотку веревку, привязывая к кровати, но не очень крепко – так, чтобы я могла лечь и даже перевернуться на другой бок. Я шиплю на рыцаря и дергаю ногой, натягивая веревку.

– Может, он тебе и доверяет, – говорит Тирнан. – Но я не верю никому из Двора Зубов.

Он шепчет над узлом несколько слов – несложное заклинание, которое я наверняка смогу разрушить, учитывая мой обширный опыт рассеивания чар глейстиг.

– Спокойной ночи, – говорит он и выходит из комнаты, хлопая за собой дверью. Он не забрал свои вещи, и я уверена, что он планирует ночевать в этой комнате, чтобы приглядывать за мной. К тому же здесь ему будет легче избегать своих чувств к Гиацинту.

Я встаю с кровати и, натянув веревку, из вредности закрываю дверь на щеколду.

Рассвет сменяется утром, и мир смертных потихоньку начинает просыпаться. Где-то гудит двигатель машины. Два человека ругаются у торгового автомата. Неподалеку от моего номера хлопает дверь. Я смотрю в окно и представляю, как выскальзываю из мотеля, растворяясь в наступившем дне. Представляю выражение лица Тирнана, когда он узнает о моем исчезновении.

Однако я совершу глупость, решив в одиночку выступить против Грозовой ведьмы и леди Ноури. Если бы не принц, ядовитая стрела могла бы попасть в меня – вот только без доспехов наконечник вошел бы в мою плоть гораздо глубже. И рядом со мной не было бы никого, кто дал бы мне противоядие или довез на лошади до безопасного места.

Но в то же время я не хочу, чтобы меня таскали за собой, как какое-то животное. Не хочу бояться, что на меня снова наденут поводок.

Если я не могу заслужить их доверие, если не могу добиться, чтобы со мной общались на равных, тогда мне надо показать Оуку, что у меня столько же прав на эту миссию, сколько и у него. А причин ненавидеть леди Ноури – еще больше. К тому же у меня есть власть, которая способна ее остановить.

Но я не представляю, как их в этом убедить, когда моя щиколотка привязана к ножке кровати, а мысли путаются от усталости. Я достаю из сумки одеяло и, забравшись под кровать, сворачиваюсь калачиком. Здесь пыльно, но деревянные рейки над головой и лесной запах одеяла успокаивают меня.

Подложив руки под голову, пытаюсь устроиться поудобнее. Я думаю, что будет непросто уснуть на новом месте среди всех этих непривычных звуков. Мои бедра болят от верховой езды, а ступни – от ходьбы. Но к тому времени, когда теплый, ласковый солнечный свет растекается по комнате, словно желток из треснувшегося яйца, мои глаза потихоньку закрываются. Я засыпаю и даже не вижу снов.

Когда я просыпаюсь, небо успевает потемнеть. Я вылезаю из-под кровати, чувствуя, как желудок сжимается от голода.

Видимо, Тирнан незаметно для меня заходил в номер, потому что щеколда не заперта, а его вещи пропали. Я быстро разбираюсь с его дурацким зачарованным узлом, иду в ванную, нахожу там пластиковый стакан и набираю в него воды. С жадностью осушаю стакан, наполняю его еще раз и пью снова.

Подняв взгляд, вижу свое отражение в зеркале и невольно отступаю назад. В отсутствие чар у меня голубовато-серая кожа, словно бутоны гортензии, щека и нос запачканы землей. Волосы грязные, и в них запуталось столько листьев и веточек, что почти невозможно различить их настоящий оттенок – синий, чуть темнее кожи. У меня по-прежнему заостренный подбородок, как и в те времена, когда я считала себя смертной. Худое лицо, большие глаза и гримаса недоумения, будто я ожидала увидеть в зеркале кого-то другого.

И только мои глаза глубокого темно-зеленого цвета похожи на человеческие.

Я изгибаю губы в улыбке, чтобы лицезреть жуткое зрелище – рот, полный маленьких ножей. Мои зубы настолько острые, что даже фейри вздрагивают при их виде.

Потом перевожу взгляд на ванну, размышляя, какой Оук видит меня теперь, когда мы оба выросли. Поворачиваю кран и подставляю руку под струю горячей воды. По мере того как грязь смывается, кожа приобретает более теплый, светло-голубой оттенок.

Но я не придворная дама с красными, как кармин, губами и бабочками в волосах. Я худощавая, как жук-палочник.

Я затыкаю сливное отверстие пробкой и наполняю ванну, после чего медленно погружаюсь в воду. Мне невыносимо жарко, но я все же начинаю тереть кожу обломанными ногтями. Буквально через несколько минут вода становится настолько грязной, что мне приходится ее слить. Затем повторяю процедуру еще раз. Запустив пальцы в волосы, пытаюсь распутать колтуны. Это причиняет мне боль, и даже содержимое крошечной баночки кондиционера, которую я выдавливаю на голову, не очень-то помогает. Когда я наконец-то вылезаю из ванны, на ней остается слой грязи, но меня по-прежнему нельзя назвать действительно чистой.

Теперь, когда я помылась, мое платье выглядит грязнее, чем когда-либо. Оно так выцвело на солнце и испачкалось землей, что трудно сказать, какого оно цвета. А в некоторых местах износилось настолько, что стало едва ли не тоньше салфетки. Однако других вещей у меня нет, и поэтому я подношу его к крану и начинаю аккуратно тереть мылом, надеясь, что оно не порвется. Потом вешаю его на карниз для шторки и сушу феном. Когда снимаю его, оно все еще влажное.

Я начинаю натягивать его на себя, когда вижу за окном какую-то тень.

Я тут же падаю на пол, но сначала успеваю заметить знакомые мне длинные пальцы. Обнаженная, заползаю под кровать и слышу, как ногти скребут по стеклу. Мысленно готовлюсь к тому, что сейчас Богдана разобьет окно или вышибет дверь.

Ничего не происходит.

Я делаю вдох. Потом еще один.

Несколько минут спустя слышу стук в дверь. Не двигаюсь.

Из коридора доносится настойчивый голос Оука:

– Рэн, откройте.

– Нет! – кричу я, после чего вылезаю из-под кровати и пытаюсь натянуть платье.

Я слышу какой-то шорох и глухой стук, а потом в щель между дверью и косяком просовывается что-то металлическое. Замок открывается.

– Я думала, это не вы, а… – хочу объяснить я, но он не слушает. Оук уже успел спрятать то, что использовал в качестве отмычки, и теперь поднимает с пола картонную подставку с двумя стаканами кофе и большой бумажный пакет.

Когда он поднимает взгляд, то на секунду застывает, а его лицо приобретает непроницаемое выражение. Затем он отводит глаза и смотрит куда-то за мое плечо.

Я опускаю голову и вздрагиваю при виде мокрой ткани, прилипшей к телу так, что видно мою грудь и даже соски. Неужели он подумал, что я сделала это намеренно, чтобы привлечь его внимание? Волна стыда заливает мне щеки и сползает вниз по шее.

Пройдя мимо меня, Оук ставит пакет на кровать. Его золотистые локоны лишь слегка взъерошены, и он одет в свежую рубашку – белую и поглаженную. Создается впечатление, что он не был ни ранен, ни отравлен и даже не падал с лошади. И он точно не стирал свою одежду в раковине. Его губы изгибаются в веселой улыбке. Совершенно невыносимой.

Я стаскиваю с кровати одеяло и заворачиваюсь в него.

– Не знал, что вы любите. – Оук достает из пакета манго, три зеленых яблока, горсть сушеных фиников, упаковку печенья в форме рыбок, замороженные мини-пиццы и четыре завернутых в фольгу хот-дога. Он делает все это, не глядя на меня. – Очень похоже на мясо, но на самом деле нет.

Я так голодна, что соглашаюсь на один из его странных веганских хот-догов.

– Вы не едите мясо? Наверное, ваш отец недоволен.

Оук лишь пожимает плечами, но по его выражению лица я понимаю, что эта тема не раз выносилась на обсуждение.

– Ему же больше достается.

Потом мое внимание полностью поглощает еда. Я буквально проглатываю три хот-дога, а закончив, вижу, как Оук прикрывает рукой последний, видимо, надеясь уберечь его от меня. Я беру финик и пытаюсь есть его маленькими кусочками.

Оставив еду на кровати, принц идет к двери.

– Тирнан сказал, что я должен быть благодарен вам за то, что вы не дали мне упасть с лошади вниз головой, как бы вам этого ни хотелось, – говорит он. – О вашей силе воли сложат баллады.

– И почему же вы думаете, что мне этого хотелось? – Мой голос то и дело переходит на рык, но я ничего не могу с этим поделать.

– Многие на меня так реагируют. Наверное, что-то в моем лице наталкивает на подобные мысли. – Оук улыбается, и я вспоминаю про ревнивого любовника с ножом.

– Может, все дело в том, что вы забираете их с собой в рыцарские походы, – отзываюсь я.

Он смеется:

– Не при таких обстоятельствах я надеялся увидеть вас снова.

– Мне кажется, вы вообще не рассчитывали увидеть меня снова, – отвечаю я, только чтобы напомнить себе о том, как бесконечно сильно его место в этой жизни отличается от моего.

Улыбка сходит с его лица.

– Мне казалось, что таково ваше желание.

Я пытаюсь убедить себя, что его серьезный вид меня не беспокоит, но все безуспешно.

Дверь открывается. За ней появляется Тирнан.

– Пора отправляться, – говорит он, сердито глядя на нас. – Нам предстоит покрыть немало миль.

Снаружи я замечаю нового скакуна, чья шкура темна, как чернила, и пахнет морской водой. Фейрийская лошадь Оука держится от него подальше, испуганно раздувая ноздри.

Новый конь смотрит на меня голодным взглядом, и тогда я понимаю, что он из себя представляет. Это существо относится к фейри-одиночкам, пожирателям плоти. Келпи.

Глава 5

– Залезай, – нетерпеливо говорит Тирнан, кивая на келпи. На морском скакуне нет ни седла, ни тем более поводьев. Я бросаю печальный взгляд на Летунью и размышляю: неужели он заставляет меня ехать верхом на плотоядном монстре исключительно потому, что я ему не нравлюсь?

Однако Оук подходит к нему по собственному желанию и рассеянно гладит по крупу. Потом запрыгивает на спину келпи и протягивает мне руку. Принц снова облачен в золотистые доспехи, и мальчик, который когда-то был моим другом, исчезает под личиной незнакомого мне мужчины.

Рыцарь помогает мне забраться на спину келпи позади принца. Касаясь руками талии Оука, даже сквозь кольчугу я чувствую тепло его кожи. Его тело прижимается к моим бедрам, и хотя поверх моего тонкого платья накинут плащ, который он мне одолжил, одежда не защищает меня от ощущений.

– Надеюсь, вы чувствуете себя бодрым и отдохнувшим после «сладкой смерти», – говорит Тирнан Оуку. – Потому что из-за вас мы напрочь выбились из расписания.

Судя по взгляду, который Оук бросает на рыцаря, предполагаю, что он вот-вот призовет Тирнана к ответу за столь неуважительные речи. Однако ничего пока не происходит.

Я задаюсь вопросом, насколько келпи тяжело сдерживаться, чтобы не завернуть в ближайший пруд и не утопить там нас обоих. Но, будучи фейри-одиночкой, он наверняка приносил клятву верности Эльфхейму, и мне лишь остается надеяться, что он ее не нарушит. Мне едва хватает времени обхватить руками талию принца, и вот мы уже пускаемся вскачь, молнией проносясь сквозь ранний вечер.

Мы мчимся по пахнущим смолой лесам Пайн-Барренс и пересекаем трассы, сверкающие яркими автомобильными фарами. Волосы развеваются у меня за спиной, и, когда Оук оглядывается, я лишь отвожу взгляд. С венцом на голове, мечом за поясом и блестящей кольчугой он похож на принца из детских фантазий. Словно сошел со страниц сказки.

Золотисто-розовый рассвет сменяется полуднем, когда мы наконец-то останавливаемся. От скачки верхом на келпи мои бедра болят еще сильнее, даже в костях чувствуется усталость. Волосы спутались окончательно.

Мы разбиваем лагерь посреди тихого леса. Доносящийся гул машин говорит о том, что где-то неподалеку проходят автодороги смертных, но если не прислушиваться, то звук этот можно принять за плеск реки. Оук достает одеяла и расстилает их на земле, в то время как Тирнан разводит костер. Гиацинт наблюдает за рыцарем, словно бросая ему вызов попросить о помощи.

Я незаметно ускользаю, а затем возвращаюсь, неся в руках охапку хурмы, два гриба «седло дриады» – каждый размером со шлем, – дикий чеснок и несколько ароматных лавровых веток. Мои находки впечатляют даже Тирнана, хотя он явно недоволен тем, что Оук позволил мне бродить по лесу одной.

Не обращая на него внимания, принц принимается готовить грибы. У нас с собой есть сыр и свежий черный хлеб, а за трапезой Оук рассказывает нам истории о жизни при Дворе. Про дикие празднества, организованные Верховным королем. Про розыгрыши, которые Оук устроил лично и за которые был наказан. Своих любовниц он не упоминает, но делится с нами трагикомичной любовной интригой между пукой, пикси и одним из королевских советников, которая так и не успела разрешиться к тому времени, как он покинул Двор.

При свете костра даже Тирнан выглядит иначе. Наливая чай Гиацинту, он без лишних вопросов добавил в напиток мед, словно делал это бесчисленное множество раз. А когда передавал кружку и их пальцы соприкоснулись, его лицо исказила гримаса боли – такая невыносимая тоска, а вместе с тем и нежелание просить о том, в чем ему точно откажут. Спустя мгновение он спрятал эмоции, хоть и сделал это недостаточно быстро.

– Можете рассказать мне, что ведьма из Двора Бабочек должна для нас найти? – спрашиваю я, когда истории принца подходят к концу.

Хочу услышать ответ, но еще сильнее хочу узнать, доверяют ли они мне.

Тирнан косится в сторону Оука, но принц не отводит ясных глаз от моего лица.

– Я надеюсь, она поможет узнать, где пролегает граница сил леди Ноури. Если правильно понимаю, на кости Мэб было наложено заклинание, а Чертополоховая ведьма застала правление королевы и ее смерть.

– Значит, мы ищем информацию, а не вещь? – уточняю я, вспоминая разговор в лесу.

– Зависит от того, что она скажет. – Оук пожимает плечами.

Я размышляю над этими словами, устраиваясь на покрывалах, разложенных принцем. Ткань пропитана ароматами Эльфхейма, и я натягиваю на нос собственное замызганное одеяло, чтобы их притупить.

На следующий день мы продолжаем наш утомительный путь, лишь ненадолго прерываясь на обед. И к тому времени, когда наконец-то добираемся до цели, я чувствую, что вот-вот упаду со спины келпи, – мне даже плевать, начнет ли он после этого жевать мою плоть.

Неподалеку бурлит широкая черная река, пенясь вокруг большого валуна. Высокие, стройные серенои стоят на сиротливых островках из камней и корней. На крутом склоне холма виднеется стена пятиэтажного бетонного здания. Будто кто-то вырезал замок из картона, сделав его не трехмерным, а плоским.

– Вход во Двор Бабочек должен быть где-то здесь, – сообщает Тирнан.

Я соскальзываю со спины келпи и заваливаюсь в заросли травы, пока Оук и Тирнан обсуждают, где искать вход. С наслаждением вдыхаю легкий туман, исходящий от воды, запахи глины и слипшейся в комья речной травы.

Когда открываю глаза, на месте келпи вижу молодого мужчину. У него волосы цвета земли с речного дна и зеленые глаза, точно мутная болотная вода. Я вздрагиваю и, подскочив, тянусь к рюкзаку за ножом.

– Приветствую, – говорит он благодушным тоном, сопровождая слова поклоном. – Вы, верно, желаете знать имя того, кто нес вас на своей спине; того, кто так отважно помогал юному принцу в час нужды, когда его истинное правление еще не успело начаться…

– Разумеется, – перебиваю его.

– Озерный Джек, – отвечает он со зловещей улыбкой. – Веселый дух. А к кому я имею честь обращаться? – Он смотрит на меня.

– Рэн, – отвечаю я и тут же жалею. Это не мое истинное имя, но все имена имеют власть над теми, кто их носит.

– У вас необычный голос, – произносит он. – С хрипотцой. Весьма прелестный.

– Я повредила голосовые связки в детстве, – сообщаю ему. – Слишком громко кричала.

Оук становится между нами, и я благодарна ему за то, что он дает мне передышку.

– Джек, вы настоящий джентльмен.

Джек поворачивается к принцу, и его губы снова изгибаются в жутковатой улыбке.

– Оук и Рэн. Птичка Рэн и дубочек Оук [1]1
  Wren, имя главной героини, в переводе с английского означает «крапивник» – маленькая птичка из семейства воробьиных; Oak – дуб (прим. пер.).


[Закрыть]. Как очаровательно! Вы оба названы в честь лесных созданий, но на деле не так просты. – Он бросает взгляд на Тирнана и Гиацинта. – В отличие от этих двоих.

– Довольно! – прерывает его Тирнан.

Джек задерживает взгляд на Оуке.

– Готовы ли вы плясать ради удовольствия Королевы бабочек? Она мрачная правительница, и ее расположения не так-то просто добиться. Хотя вам нет нужды переживать, чтобы кого-то впечатлить, ваше высочество.

От его слов веет холодом.

– Я не против потанцевать, – отзывается Оук.

– Прекрати дерзить, – вмешивается в разговор Тирнан. Его плечи расправлены, руки сложены на груди, и сейчас он выглядит как образцовый офицер армии Мадока, которым он, видимо, когда-то был. – На твою долю выпала честь помочь принцу в путешествии, и на этом все. Прими с благодарностью то, чем мы решим тебя наградить, будь то монета или плевок в лицо.

Джек обиженно фыркает.

Глаза Гиацинта сердито сверкают, как будто он принял слова рыцаря на свой счет.

– Что за вздор, – говорит Оук, а затем обращается к Джеку: – Ваши копыта были быстры и надежны. Отправляйтесь с нами ко Двору, где вы сможете дать ногам отдохнуть и чем-нибудь подкрепиться. – Он кладет руку на плечо Тирнана. – У нас есть повод для благодарности, разве не так?

Рыцарь демонстративно игнорирует его слова, явно не испытывая перед принцем благоговейного трепета, которого требует от Озерного Джека.

– Сюда, – указывает Оук и ведет нас вдоль берега. Я иду вслед за ним, стараясь не поскользнуться на влажной земле.

– Смотри сам, как они благодарят других за добро, – говорит Гиацинт келпи, дотрагиваясь до кожаного ремешка уздечки на своем лице. – И не давай им для этого слишком много поводов.

Тирнан закатывает глаза.

Бетонная стена преграждает нам путь. По одну сторону от нее протекает река, а по другую возвышается холм, покрытый ядовитыми манцинелловыми деревьями. Я изучаю то, что осталось от старого здания, но двери не вижу – только большие окна, сквозь которые проглядывает еще более мрачная и болотистая местность. И все же я чувствую, как в неподвижном воздухе потрескивает магия. Оук, нахмурившись, замирает. Не сомневаюсь, что он тоже ее ощущает.

Принц прижимает руку к бетону, будто пытаясь найти, откуда она исходит.

Озерный Джек бредет по воде; на его лице читается желание затащить кого-нибудь на глубину.

Гиацинт останавливается рядом со мной. Его рука напряжена, как будто он сжимает некий несуществующий предмет. Я сразу задаюсь вопросом, какое оружие он носил, будучи солдатом.

– Держу пари, вы считаете, что все мы стали добрыми друзьями.

Вспомнив разговор у моря, понижаю голос до хриплого шепота:

– Я не поддаюсь ничьему очарованию.

Он переводит взгляд на принца, стоящего на подоконнике, а потом обратно на меня.

– Он кажется открытой книгой, но на самом деле ведет свою игру. У него множество секретов. Например, вы знали, что он получил сообщение от леди Ноури?

– Сообщение? – эхом отзываюсь я.

Гиацинт улыбается, явно довольный тем, что вывел меня из равновесия.

Но я не успеваю выпытать у него подробности, потому что Оук оборачивается к нам с улыбкой, требующей внимания.

– Посмотрите сюда.

По другую сторону окна виднеется усеянный цветами луг, который совершенно не вписывается в местный пейзаж. Там нет ни реки, ни зарослей травы, ни грязи. Лишь бесчисленные бутоны, среди которых лежат кости, белые, как лепестки.

Он спрыгивает на луг – его копытца скрываются среди цветочного моря – и протягивает мне руку.

«Не поддавайтесь его очарованию».

Я напоминаю себе, что знала Оука еще в далеком детстве и что у нас общие враги. Что у него нет причин меня обманывать. И все же не могу не думать о словах Гиацинта. Я качаю головой, отказываясь от помощи Оука, и карабкаюсь через окно сама.

– Здесь так красиво, правда? – говорит он с легкой улыбкой на губах. В его лисьих глазах плещется свет.

Конечно, здесь красиво. В Фейриленде всегда так: за привлекательным фасадом таится чудовищная жестокость.

– Уверена, Королева бабочек будет счастлива, узнав, что наследник Верховного престола так считает.

– Вы сегодня колючая, как ежик, – замечает он.

Как будто я когда-нибудь бываю другой.

Мы идем по лугу, который не озаряют ни солнце, ни луна, пока наконец не оказываемся у глубокой ямы, наполовину скрытой клубящимся туманом. Земляные ступени спиралью уходят вниз, во тьму.