Текст книги "Как я вам нравлюсь теперь?"

– Ты… тебе понравилось? – вырвалось у меня. Мне хотелось угодить ему. Остался ли он доволен? Я заволновалась: что, если это было не так уж приятно?

Том издал довольное урчание и потрепал меня по волосам, словно я собака, которая принесла ему тапочки. Видимо, это значит да. Нечестно, что мне пришлось спрашивать самой. Мог хотя бы сказать «спасибо». Я натянула трусики и крепче прижалась к его боку.

Я чувствовала себя одновременно возбужденной и сексуально неудовлетворенной, использованной и изнасилованной, злой и обиженной, а еще переживала, понравился ли ему минет. Но одно я знала точно – лучше промолчать. Так мне советовал «Гугл» всякий раз, когда я лежала рядом со спящим телом, ночь за ночью отвергаемая Томом, в отчаянии пыталась найти ответы в интернете.

«Мой парень не хочет заниматься сексом со мной».

«Мы не занимаемся сексом».

«У нас уже полгода не было секса».

«Отсутствие секса – это нормально?»

«Как часто вы должны заниматься сексом?»

«У моего парня депрессия или это просто я его не возбуждаю?»

Никто никогда не ставит вопрос подобным образом. Это у мужчин один секс на уме, а женщинам иногда приходится терпеть и думать об Англии. Стоит моим подругам в отношениях со стажем перебрать вина, они начинают жаловаться, что мужья то и дело к ним «пристают». Я киваю, улыбаюсь, отпиваю из своего бокала, говорю «Ох уж эти мужчины» и закатываю глаза. А про себя думаю: Почему мой парень не хочет заниматься сексом? Вы понятия не имеете, как вам повезло! Я мечтаю, чтобы ко мне «пристали».

Я готова была разрыдаться – в горле засвербило, глаза слегка увлажнились, – и тут Том открыл глаза. Повернувшись, он обхватил мое лицо руками. «Ты просто чудо», – пробормотал он и, склонившись, поцеловал. Я вся отдалась этому поцелую. Я нуждалась в этом поцелуе. Отчаянно нуждалась. Но, чмокнув меня, он отстранился. Откинувшись на спину, он проказливо улыбнулся мне, как будто ничего и не было. Затем поднял руки и спросил: «Я так понимаю, ты хочешь ответную услугу?»

Не успела я опомниться, как он просунул мне руку между ног и вяло затеребил. До клитора было добрых два сантиметра. Я взглянула ему в лицо, но он не смотрел на меня. Вообще-то он… смотрел в окно, в щель между шторами – и вид у него был скучающий.

Это вообще реально – пытаться довести до оргазма, проявляя пассивную агрессию?

Ведь ровно это и происходит.

Закрыв глаза, я постаралась сосредоточиться на ощущениях. Если верить «Гуглу», мне необходимо «довольствоваться небольшими сексуальными переживаниями», а это как раз оно и есть. Если сказать Тому, что я не в настроении, или переместить его руку к нужной точке, это подорвет его уверенность в себе. Поэтому я ерзала под его рукой и стонала – любые прикосновения приятны. Даже невзирая на пассивную агрессию. Том воспринял мой стон как сигнал к решительным действиям. Он протолкнул внутрь два пальца, хотя смазки не было вообще. Со скучающим видом поелозил ими. Ой, это вообще-то больно. Что же мне делать? Я не могла признаться в том, что это больно. Тогда он вообще больше не будет меня трогать, но… ой. Я моргнула. Почему реальный секс не может быть похож на секс в кино? Мужчины на экране знают, где и как коснуться, а женщины так устроены, что могут получить оргазм от проникновения.

Я дернулась всем телом и инстинктивно схватила Тома за руку, чтобы он прекратил. Улыбнулась, изображая благодарность. «Спасибо», – прошептала я, целуя руку, причинившую мне боль.

Том даже не спросил, почему я его остановила. Вообще-то он выглядел довольным собой. Он снова притянул меня к себе под бок и поцеловал в лоб. «Распутная девчонка», – заметил он. И что, интересно, он хотел этим сказать?

Но плакать нельзя. Если я заплачу, это вызовет негативный отклик, а нам нужно создавать положительные моменты. Быть может, раз теперь у нас есть этот позитивный опыт, Том сам сделает следующий шаг? Например, я вернусь с прогулки, а он внезапно поцелует меня и, прижав к стене, доставит мне удовольствие. Или мы снова займемся сексом в душе – в последний раз это случалось года четыре тому назад. Я продолжала мечтать, а Том гладил меня по волосам.

Началась какая-то передача, посвященная академическому отпуску перед поступлением в университет, и мы лениво смотрели на экран, отпуская замечания, как мы ненавидим всех этих юнцов. Ди так и не ответила на мое сообщение о фотографиях медового месяца – видимо, слишком занята, кувыркаясь с Найджелом. Ну и хрен с тобой, Ди. У меня тоже был секс! Да, это был не полноценный секс с проникновением, но «Гугл» утверждает, что мы слишком зациклились на сексе с проникновением. Прикосновения – это тоже секс, говорит «Гугл». Вместо того, чтобы переживать, как часто вы занимаетесь сексом, просто наслаждайтесь, изучая тела друг друга, говорит «Гугл». Как раз этим мы с Томом и занимались. Мне не нужно беспокоиться, что мы одна из тех пар, что никогда не занимаются сексом. Таймер обнулился. По крайней мере, на ближайший месяц можно расслабиться.

Кошка запрыгнула мне на колени, покрутилась и улеглась. Я погладила ее по голове, ее урчание успокаивало. Я попыталась насладиться послевкусием – нас плотно окутывала атмосфера секса.

Ни с того ни с сего Том обнял меня – так крепко, что у меня перехватило дыхание. Я пискнула, чувствуя давление на ребра. Отпустив меня, он посмотрел мне прямо в глаза.

– За что это? – радостно спросила я.

– Я люблю тебя, Тор, – ответил он и повернулся к экрану.

И к следующей рекламной паузе все печальные мысли по поводу минета совершенно вылетели у меня из головы.

Месяц третий

Эми Прайс опубликовала изображение:

[Когда в жизни идет дождь – смотри на радугу. Если стало темно – ищи звезды.]

23 «нравится»

Оливия Джессен опубликовала изображение:

[Страх имеет два значения: Забудь обо всем и беги или Взгляни в лицо противнику и сражайся. Выбор за вами.]

8 «нравится»

Комментарии:

Андреа Симмонс: Все хорошо, подруга?

Оливия Джессен: Да, наверное. Просто не самый лучший период сейчас.

Официальная группа книги «Негодная: как я послала на хрен чужие правила»:

Итак, я хочу сказать пару слов о гребаных советах… Советы – это классно, советы – это здорово, их дают из лучших побуждений. Но разве кто-нибудь к ним прислушивается? Все мы видели мотивирующие цитатки на фоне Парижа – это хоть раз кому-нибудь помогло?

Вот в чем вся соль: мы сами прекрасно знаем, когда что-то идет не так. Нам подсказывает интуиция. Но иногда мы не желаем слушать свою интуицию. Или жизнь не позволяет нам прислушиваться – ведь нам нужно оплачивать счета и смотреть в глаза правде. Если все мы день за днем будем следовать своей интуиции и мотивирующим цитатам, написанным красивым шрифтом, мир попросту рухнет. Так что, пока вы ждете, когда в вашей жизни наступит гармония, вот вам парочка реальных советов. Они сделают вашу жизнь лучше уже сегодня.

Ну что, готовы? Тогда держите

#гребаныесоветыдляреальнойжизни:

● Если вам никуда не нужно ехать в пятницу вечером, не садитесь за гребаный руль.

● Если сдаете мазок у гинеколога, наденьте гребаную юбку.

● Добавляйте гребаную горчицу в яичницу.

● Простые таблетки от головной боли помогают не хуже, чем их гребаные дорогие аналоги.

● Если вы пьете мерло, всегда покупайте вино из Чили или с гребаного юга Франции.

А какие вы знаете

#гребаныесоветыдляреальнойжизни? Делитесь ниже.

С любовью,

Тори

* * *

Моя сестра жила в пяти минутах ходьбы от родительского дома, где я буду ночевать. Спокойная прогулка – машин почти нет, по обе стороны от дороги – тротуар, и в довершение – пение птичек. На улице было жарко и душно, и местные жители высыпали в сквер.

Я позвонила в дверь. Лиззи жила в двухквартирном доме – три спальни, две ванные (и гараж, который можно переоборудовать в дополнительную комнату). За дверью послышался детский визг и просьба Лиззи «успокоиться». Дверь распахнулась, и Джорджия выскочила наружу, словно призовая свинка.

– ТЕТЯ ТОРТОР, ТЕТЯ ТОРТОР!

Я наклонилась, и она обвила мою шею крохотными ручонками. Аромат ее волос успокаивал. Каждая клеточка моего тела излучала любовь. Малышка прилепилась ко мне, как моллюск к днищу корабля. За ее спиной Лиззи смеялась.

– Она все утро не могла дождаться. Джорджи, солнышко, ты задушишь тетю ТорТор.

Джорджия с неохотой отстранилась. Я разогнулась и поцеловала Лиззи в щеку.

– Привет, – сказала я и приложила ладонь к выпуклому животу. С последней нашей встречи он увеличился в размерах. – Как поживает личинка?

– Тор, ну в самом деле! – Лиззи со смехом проводила меня в дом.

Джорджия крутилась у нас под ногами, требуя, чтобы я то почитала ей книжку, то посмотрела ее новые наклейки, то поиграла с ней в мяч. Лиззи приготовила нам чай, но Джорджия мешала нам пить. Стоило мне поднести чашку к губам, как она совала мне в руки «Это не мой барсук» или задирала платье, показывая свой животик и требуя, чтобы мы показали свои.

– Мамочкин живот больше всех, – объявила она, после того как мы подчинились. Я не сводила глаз с живота сестры. Без свободной одежды он казался странным и нелепым – синие вены глазурью покрывали кожу, пупок набух, будто попкорн.

– У мамы внутри растет ребеночек, – сказала я, – Ты будешь старшей сестричкой, и это здорово.

Джорджия улыбнулась, но, судя по отсутствующему выражению лица, она не очень-то поняла мои слова.

– Можно я посмотрю «Свинку Пепу»?

– Ну наконец-то. – Лиззи наклонилась и расцеловала дочь. Джорджия восторженно захихикала. Какое-то время мы провели в поисках пульта и нужного канала. «Джейк вечно ковыряется в настройках для своих игр». Но в конце концов с экрана донесся визг «Свинки Пепы». Джорджия мгновенно преобразилась. Она разве что не уткнулась в телевизор с открытым ртом. Изобразив раскаяние, Лиззи снова поставила чайник.

– Мне стыдно, – сказала она. – Детям вредно столько смотреть телевизор, это как-то влияет на их развитие.

Она нажала на кнопку, потихоньку забулькала вода.

– Но иначе я даже помыться не могу. Ты даже представить себе не можешь, Тор. Честное слово. На днях я пыталась принять душ, а Джорджия вопила и барабанила по двери. Пришлось ее впустить.

Когда чай был готов, мы взяли его с собой в гостиную и расположились на кожаном диване. Повсюду были развешаны фотографии в рамках – Лиззи и ее жизнь как с картинки. Там был профессиональный снимок Джорджии, когда ей было всего две недели от роду – она сидела в цветочном горшке, как одна из детей на снимках Анны Геддес[4]4
  Анна Геддес – австралийский фотограф, чьи снимки детей часто печатали на открытках.


[Закрыть]. Коллаж, сделанный Лиззи из фотографий разных периодов их с Джейком совместной жизни – разные прически, разные праздники, разная одежда. Они были вместе со школьной скамьи. С тех пор прошло уже больше двадцати лет, и я сомневалась, что кто-либо из них хоть раз пожалел об этом.

– Как дела? – спросила я, указывая на живот и делая глоток чая. – Все хорошо?

Лиззи задумчиво погладила рукой живот и улыбнулась.

– Да, все хорошо. Но уже не верится, что я принимала первую беременность как должное. Все гораздо сложнее, когда у тебя уже есть ребенок.

– Джорджия, кажется, рада. – Кружка казалась жирной, как будто ее плохо помыли, но я все равно пила.

– Хах, посмотрим. Некоторые дети в садике после рождения младшего ребенка внезапно превратились в чудовищ, ищущих внимания.

Мы пили чай, наслаждаясь относительным спокойствием. Из соседней комнаты доносился зачаровывавший Джорджию визг Пеппы.

– А как у тебя дела? – спросила Лиззи, положив на столик ноги в розовых домашних тапочках. – Куда ты завтра летишь? Это ведь какое-то важное событие?

Я кивнула, чувствуя панику от одного только упоминания об этом.

– В Берлин, на конференцию TED. Я боюсь до усрачки, если честно.

Сестра мягко улыбнулась.

– Но у тебя это отлично получается, Тор. Ты привыкла выступать перед огромными залами. Все пройдет отлично.

– Боже, надеюсь. – Я сделала еще один глоток. – Мама с папой не понимают, что такое TED.

Мы захихикали с виноватым видом.

– Кстати, – сказала я радостно, раскачиваясь на стуле, – ты не поверишь, кто будет выступать вместе со мной, а значит, мы познакомимся: сама Тейлор Фейтфул!

– Господи, Тор! Ты же ее фанатка. Вот это совпадение.

Я ликующе отхлебнула из кружки.

– Надеюсь, она классная и я ей понравлюсь. Если я ей не понравлюсь, это будет полный провал.

– Она будет в восторге от тебя. Только, пожалуйста, не накидывайся на нее с воплями, что обожаешь ее книгу. До сих пор помню, как ты читала ее впервые и все время присылала мне цитаты. Это так мило. А как у вас с Томом?

Встряхнув головой, я уставилась на пар, поднимавшийся над кружкой.

– У Тома все отлично. Он сейчас в Лас-Вегасе по работе.

– Бедняга.

Я покачала головой.

– Да, но… Мы слегка повздорили перед его отъездом…

Я замолчала. Это была не просто размолвка – это была самая настоящая ссора на пустом месте. Я сказала в шутку: «никаких стриптизерш» – мне казалось, это само собой разумеется, поэтому я и позволила себе пошутить. Но Том обвинил меня в том, что я нарушаю его границы, пытаясь «контролировать его поведение».

– А если все мои коллеги пойдут? – заорал он. – Что ты предлагаешь мне сделать? Заявить, что они гребаные сексисты, и ждать их у выхода в гордом одиночестве?

– Мм, почему бы и нет? Это же и в самом деле так.

– Нельзя так контролировать людей, Тор. Да что с тобой такое? Ты раньше относилась ко всему гораздо проще. Куда делась та беззаботная девчонка, с которой я познакомился в Америке?

– ЕЙ БЫЛО, БЛИН, ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ!

Лиззи молчала, но я могла прочесть все по ее лицу.

– Боже ты мой. – Она отпила чай.

– Но мы помирились!

Ну вот, сначала я пожаловалась на него, затем бросилась на его защиту. Нельзя, чтобы Лиззи плохо относилась к Тому. Однажды мы преодолеем черную полосу и, возможно, поженимся – когда он наконец позволит завести об этом разговор. Моя сестра не должна ненавидеть моего мужа.

– Вот, смотри. – Я вытащила телефон и показала Лиззи сообщение от него.

Том: Я не хотел ссориться. Я люблю тебя. Созвонимся по скайпу после прилета. Целую.

Следом он прислал фото моей книги – тридцать пятое место в рейтинге книжного магазина.

Том: PS. Смотри-ка, что я нашел в зале вылета Хитроу. Горжусь тобой. Целую.

– Видишь! – Я настойчиво протягивала телефон Лиззи.

Она взяла его, улыбнулась и вернула.

– Ну, значит, все уладилось. Так что, ты просто летишь в Берлин?

– У меня запланировано кое-что в Париже на обратном пути.

Два выступления в двух столицах – все билеты раскуплены. Я собираюсь объяснять людям, как им жить, когда сама c некоторых пор понятия об этом не имею.

– Ты такая везучая! – вздохнула Лиззи и села поудобнее, подтянув ноги под живот. – Твоя жизнь настолько интереснее моей. Заводить детей – это так обыденно. Моим главным развлечением на этой неделе было заглядывать Джорджии в попу с фонариком, чтобы проверить, нет ли у нее глистов.

Я скривилась.

– Даже не слышала о таком. С другой стороны, все эти усилия оправдаются, когда ты одряхлеешь и она будет навещать тебя в доме престарелых, а мое лицо сожрут кошки. Ты знала, что если умираешь в одиночестве, а в доме есть кошка, то она, недолго думая, начинает с лица?

– Тор, ничего отвратительнее я в жизни не слышала.

Я указала на свое лицо.

– Любуйся, пока не поздно, – сказала я. – В конце концов оно окажется в кошачьих кишках, и тогда моя поездка в Берлин перестанет казаться тебе таким завидным событием.

От смеха у Лиззи живот заходил ходуном.

– Ой, блин, ты его разбудила. – Она задрала кофту, снова обнажив вены, и успокаивающим тоном заворковала: – Ну-ну, малыш, тетя Тор огорчила тебя? Все хорошо. Тише, тише.

Я смотрела, как она успокаивает еще не рожденного младенца, как живот подчиняется ее заботливому голосу. Когда трепыхание под кожей улеглось, Лиззи посмотрела мне в глаза.

– Ты не умрешь в одиночестве, Тор. Однажды вы с Томом заведете детей.

Я открыла было рот, но не знала, что ответить. Меня спасла музыка финальных титров «Свинки Пеппы» и топот крохотных ножек.

Джорджия возникла на пороге, улыбаясь во весь рот.

– БЕБИЧИНО! – закричала она, – ХОЧУ БЕБИЧИНО!

Я в недоумении посмотрела на Лиззи.

– То есть она не может правильно произнести мое имя, зато легко просит бебичино?

– Что тут сказать, тетя ТорТор? Она умеет расставлять приоритеты.

* * *

Вместе с Лиззи и Джорджи мы отправились на прогулку в парк и заглянули в кафе. Мама с папой будут дома только вечером, а компания малышки для меня предпочтительнее одиночества. Когда я остаюсь одна, я ни с того ни с сего могу начать плакать, а иногда расцарапываю до крови кожу на бедрах. Мы щедро намазали Джорджию густым белым солнцезащитным кремом, погрузили в коляску и двинулись через мой родной город в местный парк, куда когда-то ходила и я.

С тех пор там почти ничего не изменилось. Детская площадка новая – зато все деревья сохранены, все скамейки на прежних местах. Я раскачивала Джорджию на качелях, подбадривала, пока она спускалась с горки, внимательно следила за тем, как она пыталась удержать равновесие на бревнах, и не пускала на тарзанку, объясняя, что ей нужно еще подрасти.

Лиззи сидела на скамейке с закрытыми глазами, подставив лицо солнцу. Она поглаживала живот и бессовестно использовала меня в качестве няни.

У меня хорошо получается, подумала я.

Я присматриваю за маленьким ребенком, и у меня получается.

Я могла бы стать хорошей матерью. Прекрасной матерью. У меня хорошее воображение, и я очень заботливая. Я в меру строга, и Джорджия обожает меня. Как же тогда меня будет любить мой собственный ребенок? Часть меня эгоистично жаждет этого – безусловной любви, на которую способны дети. Я очень хочу детей. Очень-очень. Хочу, чтобы в моем животе рос ребенок, хочу увидеть, на что способно мое тело, хочу почувствовать любовь, которая затмевает все остальное. Джорджия каталась на карусели, а я вспоминала, как впервые увидела ее. Я принесла цветы, чувствуя себя не в своей тарелке: моя сестра вдруг стала матерью. Лиззи встретила меня на пороге, мы обнялись, я спросила, тяжело ли прошли роды, а она просто покачала головой. «Где она?» – спросила я, и Лиззи указала на крохотную люльку в углу. Я подошла, заглянула… и увидела Джорджию. В это мгновение я ощутила незамутненную и безусловную любовь. Это случилось со мной впервые. Раньше это чувство расцветало со временем – так было и с Томом. Но при одном взгляде на Джорджию в моем сердце тут же образовался уголок для нее. Раз – и все. И если так случилось с племянницей, то насколько же сильнее это будет с собственным ребенком?

Джорджия слезла с карусели, вскарабкалась на горку и оттолкнулась. «Юху», – проворковала я, кинувшись ловить ее внизу. Я и в самом деле хочу детей. Нужно поговорить с Томом. Нам пора поднять этот вопрос – когда и как мы будем это планировать. Из нас получатся отличные родители. Нам не обязательно жениться, если это так его пугает. Я хочу, хочу, хочу ребенка…

Джорджии пришлось ждать своей очереди, чтобы скатиться еще раз, – но ждать она не собиралась. Она толкнула мальчика, преграждавшего ей путь, тот пролетел по металлическому желобу и, приземлившись на красное покрытие площадки, ударился головой. Ребенок заревел, подбежала его мать и гневно уставилась на меня. Джорджия с невозмутимым видом скатилась с горки, но я ее сдернула, когда она доехала почти до земли. Громко отчитала: «Нельзя толкаться, НЕЛЬЗЯ, ЭТО ПЛОХО».

Теперь уже разревелась Джорджия. И это был не просто плач, а самая настоящая истерика. Бросившись наземь, она молотила ногами и руками, ее визг привлекал всеобщее внимание. К нам подбежала Лиззи, пытаясь остановить поток с помощью кролика Бесси, коробочки с изюмом и обещанием бебичино. Но ничто не помогало. Джорджия продолжала вопить, окружающие не сводили с нас взгляда, Лиззи выглядела напряженной, измученной и смущенной, она без конца извинялась перед другими родителями. В животе у меня забурлило… уф…

Нет, я не хочу детей. Пока не хочу.

Может, как-нибудь попозже.

* * *

Долгожданный ужин с родителями проходил прекрасно. По традиции я всегда остаюсь у них на ночь перед тем, как куда-нибудь лететь. Папа зажигает свечи, включает Нору Джонс, и мы проводим спокойный вечер, обсуждая важные события в жизни Джорджии. Я наблюдала за тем, как родители вместе моют посуду. В том, как они передавали друг другу мыльные тарелки, чувствовалась настоящая близость. Папа загрузил посудомоечную машину – он лучше умеет расставлять вещи. Мне отчаянно хотелось того же. Их любовь – такая спокойная. Они воспринимают все как данность: они, вместе, навсегда. Они не ищут кого-то более подходящего, или, по крайней мере, так кажется. Это наверняка высвобождает кучу внутренней энергии. Представляю, сколько места появляется в голове, когда не приходится искать ответы на все эти вопросы: О чем ты думаешь? Что значили твои слова? И это все? Это лучшее, на что я могу надеяться? Моя жизнь теперь будет такой каждый день? Ты тот самый Единственный? Я раздражаю тебя так же сильно, как ты меня? Зачем мы мучаем друг друга?

Когда стол был убран и заворчала посудомоечная машина, родители налили еще по бокалу красного, и мы расположились поудобнее в свете свечей. Мне поведали последние новости в округе. У Роуз-из-соседнего-дома вовремя выявили меланому. Соседи-через-дорогу уже в третий раз за год отправляются в путешествие: могут себе позволить с такой-то пенсией. Помню ли я Натали, с которой мы вместе играли в детстве? Они с мужем переехали в Австралию. После двух бокалов мерло я разомлела и чувствовала себя в безопасности, поэтому первая начала разговор.

– Мам? Пап? – начала я, перекатывая в руках бокал.

– Что такое, милая? – спросил папа.

Я помолчала, продолжая вертеть багровую жидкость.

– Как вы поняли, что предназначены друг для друга?

Они синхронно рассмеялись. Мама потянулась ко мне и положила морщинистую руку поверх моей.

– В чем дело? Что тут смешного? – спросила я.

– Я просто никогда об этом не задумывалась, – ответила мама и повернулась к отцу. – А ты?

– Я просто знал, что с тобой мне легче ладить, чем с кем-то еще.

– Мне тоже. Мы просто поладили. – Она повернулась ко мне. – Ваше поколение придает этому слишком большое значение. Думаю, если бы я посмотрела на твоего отца с вопросом «точно ли ты мой единственный? Правда ли я могу провести с тобой всю свою жизнь?», я бы перепугалась и вскочила на поезд до Тимбукту.

– Эй, – запротестовал отец с пьяной от вина улыбкой.

Мама рассмеялась, но крепче сжала мою руку.

– Вы с Томом опять поссорились? – осторожно спросила она, потирая мой большой палец.

Я допила вино. Зря я подняла эту тему. Надо следить за тем, как часто я жалуюсь на Тома.

– Ну, слегка… он сейчас в Вегасе по работе. Я не хотела, чтобы он ходил на стриптиз.

Родители поморщились.

– Он же не пойдет, я надеюсь?

Папу, казалось, смертельно обидела одна только мысль об этом, значит, это не пустяк. Ведь папа – тоже мужчина, но в такие места он не ходит. Мужчинам не обязательно туда ходить. Так поступает только определенный тип мужчин… например, мой давний бойфренд.

Я пожала плечами, внутри все напряглось. Я представила, как Том с ухмылкой сует купюру в трусики другой женщины. Как он весело обсуждает со своими мерзкими дружками с работы, кто из стриптизерш симпатичнее. Как он говорит им, что я была против, но он все равно пришел, и они подбадривают его.

– Не знаю, – честно ответила я. – Он сказал, что его туда не тянет, но все парни с работы собираются идти.

Повисла тишина. Родители уже усвоили, что так будет лучше. Я столько раз звонила им с вопросами, правильно ли поступил Том и почему я чувствую такое разочарование, говорила, что с меня хватит, что я не могу больше это терпеть. Они признавали, что я достойна большего, что уже давно было понятно, что мы не подходим друг другу, что мне нужно уйти от него. Но Том покупал цветы, просил прощения и становился таким, каким мог быть: чутким, добрым, заботливым, родственной душой – таким он был, когда мы впервые встретились. Он обещал, что все изменится, повторял, что я единственная в своем роде. До сих пор не верится, говорил он, что такая красивая, талантливая, успешная, необычная, добрая девушка досталась ему. По его словам, он никогда раньше не испытывал подобных чувств, а значит, мы должны быть вместе. И так раз за разом я верила его обещаниям. Поверить было гораздо проще, чем уйти. И я раз за разом предавала родителей и их поддержку.

– Все обойдется, – сказал отец, отводя взгляд.

Мы разлили остатки вина, родители спросили о перелете. Их радовало мое путешествие и предстоящее выступление. Правда, они попросили еще раз объяснить, что такое конференция TED.

– Подумай о том, чего ты добилась, – попросила мама, пока я желала им спокойной ночи. – Проблемы с Томом не должны влиять на твои достижения.

* * *

Я отправилась в постель слишком рано, сон не шел.

Будильник был заведен на 5 утра, и я досадовала, что выпила три бокала вина – ведь мне придется ночью вставать в туалет. Проворочавшись час, я сдалась: включила ночник и оглядела свою бывшую комнату – теперь она скорее напоминала святилище, нежели детскую. На грязно-розовых стенах кое-где виднелись следы от липучки – раньше там висели разные постеры. Родители коллекционировали все мои достижения. Они развесили вырезки из газет в рамочках, расставили тридцать два зарубежных издания моей книги на специально отведенной полке. Они так явно гордились мной, что я позволила себе насладиться этим моментом. Девчонка, которая каждую ночь перед сном целовала постер со Спайком из «Баффи», и помыслить не могла, во что однажды превратится ее комната.

Интересно, пошел ли Том в стриптиз-клуб…

Нет. Родители правы. Я так сильно беспокоюсь о Томе и наших отношениях – равно как и о том, что Том думает о наших отношениях, – что упускаю остальное. Не стоит зацикливаться на этой ссоре. Я наклонилась и сняла потрепанный экземпляр книги Тейлор Фейтфул. Я хотела перечесть обе ее книги до нашей встречи в Берлине. Это была ее вторая книга под названием «Полюбите меня настоящую».

Ведь даже гуру нуждается в гуру? Тейлор Фейтфул – мой наставник. В двадцать три года я наткнулась на ее первую книгу, «Колючки – не приговор», и она стала моей спасательной шлюпкой. Моим маяком. Тейлор не идет на компромиссы. Она отказалась принимать нужную другим форму. Эта книга была посвящена поискам мужчины, который примет ее такой, какая она есть. И она нашла его! Вышла за него замуж в красном платье, не стала менять фамилию, и они договорились, что не будут заводить детей. Мне хотелось того же. Необязательно все до деталей, но мне хотелось таких отношений. В книге все звучало так просто, так идеально.

Любые отношения лучше моих.

Почему же тогда ты не расстанешься с Томом, Тори?

Это самый сложный вопрос. У меня нет на него ответа, я просто уклоняюсь от него. Сама мысль о том, чтобы бросить Тома, отвратительна – как и мысль о том, чтобы оставаться вместе. Я никогда не думала, что могу быть одной из тех женщин, что боятся разорвать отношения, но, возможно, так оно и есть. А может, у нас просто черная полоса и нам нужно ее преодолеть. Его свободолюбие и нежелание обсуждать наше будущее годами отравляло наши отношения, но он, я уверена, во всем винил меня. Самое неприятное заключалось в том, что я не была уверена, нужны ли мне эти обязательства. Нужна ли мне свадьба и дети, хочу ли я жить вместе, пока смерть не разлучит нас, и смотреть, как он облысеет окончательно. Отчасти я мечтала об этом только потому, что он этого не хотел. Я чувствовала, что смогу понять, нужен ли мне Том, только если я буду нужна ему. Это противоречит любым понятиям о том, какой должна быть современная женщина, – но это правда. В кого, черт возьми, я превратилась?

Я слышала, как мама с папой готовятся ко сну. Они разговаривали приглушенными голосами в полной уверенности, что я уже сплю, ведь меня ждет ранний вылет. Кто-то прополоскал горло, включил и выключил свет в ванной, скрипнула дверь в спальню. Я вернулась к книге, проводя пальцем по важной для меня фразе:

«Даже если ты трудный человек, все равно найдется тот, кому будет легко полюбить тебя».

Я не знала, как относиться к этой фразе. Она отвечала на все мои вопросы. Я пока не была готова ей последовать, но она растворялась во мне, словно мед в горячей воде. Однажды эта фраза все изменит.

Но не сегодня.

* * *

@TheRealTori Подъем ни свет ни заря – меня ждет репетиция выступления на TED в Берлине. НЕУЖЕЛИ Я НЕ СПЛЮ?

@TheRealTori Сколько «Имодиума» требуется, чтобы пережить 18-минутное выступление на TED? Я выпила четыре таблетки.

@TheRealTori Паника-паника-паника. Нужно купить чернослива.

@TheRealTori Так, в берлинском аэропорту нереально купить чернослив. Кто бы мог подумать.

@TheRealTori [ФОТО] Ну как вам мой номер в отеле, неплохо?

* * *

Берлин я не увидела. Многие думают, что постоянные разъезды – это классно, но мне ничего не удается посмотреть – разве что зал вылета в аэропорту и пятизвездочный отель. Но прежде, чем вас обуяет зависть, – я не так-то много времени провожу в отеле. И мне никогда не удается посмотреть город или попробовать самую вкусную еду.

Эта поездка выдалась еще тяжелее. В аэропорту меня встретили дружелюбные распорядители TED. Они прямо-таки излучали энтузиазм. Как прошел полет, спросили они. Рада ли я, спросили они. Все пройдет «замечательно», обещали они. Мы подъехали к ослепительному на фоне голубого неба зданию университета из белого камня, который отражал солнечный свет. Над дверью висели плакаты TED. Повсюду с важным и занятым видом сновали люди с рациями и папками и выкрикивали друг другу распоряжения.

Я начала нервничать.

– Виктория, добро пожаловать.

Я сдала чемодан, и ко мне подошел мужчина. У него был важный вид, несмотря на «конверсы» на ногах.

– Я Брайан, координатор мероприятия. Рад, что вы с нами. Проходите, пожалуйста. Познакомитесь с другими выступающими. В зале есть напитки.

Я беспокойно последовала за Брайаном по коридорам, стараясь не отставать на каблуках.

– А Тейлор Фейтфул приехала? – спросила я ему в спину.

Брайан повернулся. Судя по улыбке, он понял, как мне это важно.

– Боюсь, она прилетит только завтра. Мы немного волнуемся, что она будет выступать без прогона, но она выдающийся профессионал, и все должно быть в порядке. В конце концов, она постоянный гость в шоу Опры.

– Ясно.

Я постаралась скрыть свое разочарование. Мне не хотелось, чтобы наше знакомство состоялось в день выступления, я и без того буду без памяти от ужаса.

Сквозь двойные двери мы вошли на сцену огромного, богато украшенного зала с эмблемами TED. Повсюду стояли стулья, последние ряды казались точками. Похоже, это тот самый зал. О боже. Я не могла позволить себе удариться в панику, ведь другие спикеры были уже здесь – они слонялись по сцене и болтали друг с другом рядом со столом, уставленным фужерами с апельсиновым соком, сэндвичами и крохотными хот-догами.