Текст книги "Мой сон о тебе"

– Они будто высечены искусным скульптором.

– Да. Повезло, что мы их увидели. Они пугливые, могут на расстоянии ста метров учуять человека и отлично умеют прятаться.

Мы притаились за кустами, от которых исходит свежий острый запах, как от сырой овечьей шерсти. Где-то рядом раздаются птичьи голоса.

– Кэлли, кто это кричит?

– Дикие утки. Очень говорливые создания.

Мы еще какое-то время наблюдаем из нашего убежища за оленями, а потом Кэлли подает знак, что пора возвращаться.

Глава 17

Кэлли

За разговором мы выходим на тропинку. Она становится все шире, круто заворачивает и выводит нас к реке.

Рассказываю Джоэлу о своих родителях. Мой папа – онколог, а мама руководит ателье по пошиву одежды. Джоэл интересуется, как долго я изучаю природу. Отвечаю, что всю жизнь. Когда я была совсем маленькой, папа впервые привел меня в Уотерфен, а еще выделил для меня в огороде небольшой участок земли. Мы вместе собирали гербарий. По утрам выходили в сад, чтобы послушать птичьи трели, и папа объяснял мне, какая птица как поет. Папа научил меня отличать лягушек от жаб, сарычей от ястребов-перепелятников. Мы делали домики для жуков и ежей. Я часто притаскивала домой разных насекомых, чем очень нервировала маму, и позже приходилось уговаривать меня их отпустить. Дело редко обходилось без слез.

Говорю Джоэлу о своем экологическом образовании и о том, что в Уотерфене сейчас открыта вакансия помощника смотрителя. Заявление нужно подать до пятницы.

– Так что тебе мешает подать заявление? – удивляется Джоэл.

Пару секунд размышляю над ответом.

– Наверное, боязнь перемен. Мы только начали приходить в себя после смерти Грейс. К тому же помощник в Уотерфене требуется только на год. Не знаю, что буду делать потом, когда контракт кончится.

– Но, может, стоит все-таки рискнуть?

Нахмурившись, вздыхаю:

– Не люблю рисковать. Мои родители всегда поступают очень… рассудительно, понимаешь? Наверное, поэтому я никогда не путешествовала. Оставаться на месте безопаснее. Когда ничего не предпринимаешь, чтобы мечта исполнилась, то не так уж сильно огорчаешься, если она так и остается мечтой.

– Ты ведь уволилась с должности секретаря и стала работать в кафе, – мягко напоминает Джоэл. – Это тоже был риск.

Он прав. Просто в то время я сходила с ума от горя. Мне не было страшно: скорбь по Грейс не оставила в моем сердце места для других чувств. К тому же кафе позволяло мне почтить память Грейс. Ведь сама она всегда меняла работу по прихоти.

Мы бредем дальше по тропинке. Джоэл сегодня очень красив. Ему необыкновенно идут темная шерстяная куртка и шарф. Мне кажется, зима – очень подходящее Джоэлу время года. У него и характер зимний: притягательный, таинственный, многослойный.

Интересуюсь, в честь кого его назвали. Может, в честь Билли Джоэла[2]2
  Билли Джоэл – популярный американский певец.


[Закрыть]? Он качает головой: нет, это было бы странно. Потом задает мне тот же вопрос. Правда, он не знает ни одну знаменитость, которую звали бы Кэлли.

– Вообще-то это папа предложил. Когда мама была беременна, они решали, как меня назвать, и перебирали разные имена. Однажды вечером, когда папа ел шоколадное пирожное, ему пришло в голову назвать меня Кэрри. Он поделился своей идеей с мамой, но произнес имя с набитым ртом.

– И маме послышалось: «Кэлли»?

– Именно. Она пришла в такой восторг, что у него не хватило духу поправить. Так я и стала Кэлли. Папа рассказал об этом в день моего восемнадцатилетия в ресторане, когда произносил тост. Кстати, в тот день мы ели шоколадные пирожные вместо именинного торта.

– По-моему, это самая невероятная история о том, как ребенку давали имя.

– Спасибо. Я тоже так думаю.

Когда я начинаю расспрашивать Джоэла о его семье, выясняется, что его мама умерла от рака, когда ему было всего лишь тринадцать. Они были очень близки. Кажется, Джоэлу больно об этом вспоминать. Сочувствую ему от всей души.

По привычке я останавливаюсь под ивой.

– Мы с Грейс часто вместе сидели здесь, на ветке. Когда ты там…

– …можно наблюдать за всеми, оставаясь незамеченным.

– Ты тоже залезал на иву?

Он кивает. Снова нашлось что-то, связующее нас. У меня становится тепло на душе. Помедлив, Джоэл добавляет:

– Говорят, фейерверками лучше всего любоваться с высоты.

Мы вдвоем карабкаемся на дерево, усаживаемся на могучие плечи ивы. Вдалеке ночное небо озаряется фейерверками, доносится отдаленный грохот петард.

Мы молча любуемся этим зрелищем около двадцати минут. Наконец все стихает. Ничто больше не нарушает безмолвие и темноту точи. Мы уже собираемся спускаться, когда совсем близко от нас проносится сова. Застыв на месте, мы зачарованно следим за ее беззвучным полетом. Птица резко пикирует, скользит почти у самой земли, а после взмывает в небо и скрывается за деревьями.

* * *

На следующий день, вернувшись от Эстер, вижу у себя на коврике перед дверью белую коробочку. В ней лежит шоколадное пирожное из замечательной итальянской кондитерской, которая мне, увы, не по карману. Там же я нахожу записку:

Вспоминаю твою историю и улыбаюсь.

Дж.

P. S. Может, это не мое дело, но… пожалуйста, поступай так, как подсказывает сердце. Отправь в Уотерфен резюме.

Глава _¹⁸

Джоэл

Я зашел в кондитерскую, выбрал самое аппетитное пирожное для Кэлли и наблюдал, как его упаковывают. Сердце так колотилось, что я даже не мог обдумать свой поступок. Теперь-то я понимаю, что зря я принес ей пирожное.

С первого же дня нашего знакомства мне хочется делать Кэлли приятное. Даже не знаю почему. Я немного расстроился, что Кэлли не открыла мне дверь и пришлось оставить записку.

Только потом, вернувшись к себе, я осознал, что натворил. Как порядочный человек я обязан отказаться от всего, что зарождается между нами. Ведь с тех пор как от меня ушла Викки, ничего не изменилось. И не изменится никогда.

Беда в том, что нас разделяют всего лишь потолочные балки. И как раз когда я твердо решаю держаться от Кэлли подальше, она стучит в мою дверь.

Я медлю. Мне очень хочется впустить девушку, но я понимаю: лучше дать ей уйти. Поэтому я остаюсь в гостиной, пока не стихает звук ее шагов.

* * *

Позже, выгуливая соседских собак, я пишу отцу, что не смогу прийти на семейный обед в воскресенье. Сердце болезненно сжимается. Вот и еще один родной человек отдаляется от меня из-за того, что я знаю слишком много. А я ничего не могу изменить, вернуть обратно.

Воспоминания о сне мучают меня. Снова и снова представляю себе лицо папы. «Ты мне не сын! Я тебе даже не отец!» Не потому ли мы с ним такие разные и меня никогда не оставляло ощущение, что я разочаровываю его? Отец всегда был куда более близок с Дагом. Они оба собирали модельки поездов, играли в регби, с удовольствием ели мясо. Даг унаследовал папин интерес к бухгалтерскому учету и после его выхода на пенсию сам стал заниматься делами фирмы.

У нас с отцом отношения складывались напряженно. Возможно, на это есть куда более серьезная причина, чем отсутствие общих интересов. Сказанное папой пугающе похоже на правду. А если так оно и есть, кто тогда мой настоящий отец? И где он сейчас?

Глава 19

Кэлли

Утром я рассказала Дот о шоколадном пирожном, и она буквально засыпала меня идеями по устройству личной жизни, предложила множество стратегий и тактик. Однако я не желаю использовать в отношениях с Джоэлом никаких уловок. Хитрости нужны были, чтобы удержать Пирса. Встречи с ним напоминали аппетитное угощение, которое не оставляет приятного послевкусия – лишь ожоги на языке и тяжесть в желудке.

С Джоэлом все по-другому. С ним легко. Я не ощущаю ни подвохов, ни опасности. Он согревает меня, словно теплое весеннее солнце. А еще он хорош в постели. Я не сомневаюсь в этом с тех пор, как ночью услышала их с Мелиссой.

Вернувшись с работы, стучусь к нему. Джоэл не открывает, и из его квартиры не доносится ни звука. Поэтому я пишу записку и подсовываю под дверь:

Вспоминаю твое пирожное и улыбаюсь (все время). Спасибо!

К.

P. S. Я отослала резюме.

Глава 20

Джоэл

Спустя несколько дней после Ночи фейерверков Стив уже в третий раз пригласил меня выпить с ним какого-то очень полезного сока в его спортивном центре. Обычно меня туда ничем не заманишь. Но, чувствуя себя виноватым перед ним, я принял приглашение, хотя подозревал, что все это обернется для меня настоящей пыткой. И действительно: фитнес-бар сотрясается от диско-музыки, болью отдающейся в висках. Вот из-за чего я никогда не ходил в клубы. Стив предлагает мне стакан чего-то, напоминающего томатный суп.

– Что это? – Сегодня я ощущаю себя уставшим, поэтому вопреки всему надеюсь, что в напитке есть хоть немного кофеина.

– Свекла, капуста, морковь, апельсин. Очищающий коктейль.

Последнюю фразу Стив произносит так, будто это оправдывает покупку бурды из сырых овощей за добрых пять фунтов стерлингов. Ладно, в конце концов я здесь, чтобы искупить вину.

Минут десять мы просто болтаем. Стив рассказывает, что Полли скоро исполнится годик, а Хейли повысили в должности. Дает мне посмотреть на смартфоне фотографии новой квартиры. Сложно не отвлекаться на то, как играют его бицепсы. Такое впечатление, что Стив уже скучает по гантелям.

В своей рубашке с длинными рукавами, джинсах и ботинках чувствую себя здесь чужим.

В конце концов Стив откладывает смартфон в сторону и интересуется:

– Как тебе Кэлли?

– Замечательно. Она очень приятная соседка. И, очевидно, хорошая квартиросъемщица. – В последнее время мне все труднее убеждать себя, что мы с Кэлли просто соседи и не более того. Вспоминаю о ее записке, которая висит теперь на стене в кухне, словно открытка от дорогого мне человека.

– Ладно-ладно, – насмешливо перебивает Стив. – Не благодари.

Я не нахожу, что ответить, поэтому мне приходится пригубить еще разжиженных овощей.

– Ты-то в порядке? Как жизнь, работа, здоровье?

– Все так же.

– Значит, до сих пор без работы? – задумчиво уточняет Стив, словно речь идет о ком-то постороннем. – Наверно, деньги заканчиваются?

Киваю. Это для меня больная тема. Сбережения, которые я когда-то с таким трудом копил и клал на счет, доставшийся мне от двоюродной бабушки, тают на глазах. Хорошо еще, что хозяин квартиры не задирает мне арендную плату. Я стараюсь во всем себя ограничивать. Походы в кафе – единственное излишество, которое я себе позволяю. Но когда-нибудь деньги все-таки кончатся.

Стив не стесняется задавать личные вопросы. Просто он очень уверен в себе – вероятно, из-за своей атлетической внешности. К тому же Стив обладает харизмой и отлично ладит с людьми: сказывается многолетний опыт общения с клиентами и выслушивания их жалоб на жизнь во время тренировок.

Стив отставляет в сторону смузи, рассеянно водит пальцем по столу и внезапно бросает, как гранату:

– Я когда-нибудь упоминал, что у меня диплом по нейропсихологии?

Потеряв дар речи, качаю головой.

– Я к тому, что… если тебе нужно будет с кем-то поговорить… – Стив словно расчищает мне путь, помогая приблизиться к наболевшей теме, но мне страшно идти по нему.

– Почему же ты стал тренером? Ну, раз ты нейропсихолог.

– Почему бы и нет?

Я смотрю на Стива, на то, как тесно майка обтягивает крепкие мышцы. Пытаюсь представить его в белом халате в лаборатории – и не могу.

– И все-таки?

Он пожимает плечами.

– В студенческие годы я занимался в спортклубе, чтобы избавиться от стресса, и втянулся. Постепенно начал тренировать других в свободное от написания диссертации время и понял, что это мое призвание.

Боже мой! А я и не подозревал… Почему меня ничего не насторожило?

– Значит, ты защитил диссертацию?

– Какое там… Бросил это дело года через три. Хотя Хейли иногда в шутку обращается ко мне «доктор».

– Ясно. А зачем ты мне сейчас об этом сообщаешь?

– Вдруг тебе будет легче, если ты узнаешь.

– Предлагаешь мне стать твоим пациентом?

Вспоминаю о своем визите к врачу в студенческие годы, о том, как он смотрел на меня: с неодобрением, раздражением и насмешкой.

Стив качает головой.

– Нет, у меня никогда не было пациентов. Но если вдруг ты захочешь поговорить… я могу понять тебя лучше, чем кажется на первый взгляд. Все же я умею не только… гири тягать.

Никогда не задумывался, на кого учился Стив, но ни за что бы не догадался, что он нейропсихолог.

– Ты когда-нибудь жалел?

– О чем?

– Что не работаешь по специальности.

– Нет. Ведь иначе я не встретил бы Хейли, и у нас не родилась бы Полли. И вообще, – он оглядывает кафе, – тут гораздо приятнее, чем в лаборатории. В любом случае, я помогаю людям – другим способом.

– Почему ты ни разу не приглашал меня с тобой позаниматься? – Мне действительно любопытно.

– Мне казалось, что спорт – не твое.

– Я много хожу пешком! – возражаю я.

– Моя бабушка тоже много ходит. Только не обижайся.

– Я думал, самое главное – мотивация. – Я видел, как Стив гоняет своих клиентов по парку, уверяя их на ходу, что боль в мышцах – это просто слабость, покидающая тело.

– И над ней тебе еще надо поработать.

Смотрю на остатки овощной бурды. Если Стив считает меня пропащим человеком, эту гадость можно не допивать.

– Слушай, дружище… я к чему веду… если вдруг тебе понадобится поддержка…

– Вообще-то я и правда хотел попросить тебя об одном одолжении… – Это касается Кэлли.

Через какое-то время выхожу из бара, чувствуя себя растерянным и беззащитным, словно самая потаенная частичка моей души стала открыта постороннему взгляду.

* * *

По дороге домой думаю о том, как Стив выбрал себе профессию: начал заниматься чем-то одним, а потом переключился на другое, потому что именно на этой работе чувствовал себя счастливым.

А я чувствую себя счастливым, когда вижу Кэлли. Каждый раз. И дома, и в кафе. Мне хочется проводить с ней как можно больше времени. Кэлли воскрешает во мне давно угаснувшие чувства.

Жаль, что мы не можем быть вместе. Но дружба – лучше, чем ничего.

* * *

В университете я напряженно учился, совсем мало спал и был вынужден тесно общаться с другими студентами. В сочетании с моими снами – гремучая смесь! Я приходил на лекции измученный, а потом и вовсе стал прогуливать. Очень быстро я понял, что рискую вылететь из университета. Необходимо было срочно что-то менять. И во втором семестре я обратился к нашему университетскому врачу.

Это решение далось мне нелегко. Раньше я ни разу с ним не встречался. Целых два месяца я раздумывал, правильно ли собираюсь поступить. А вдруг доктор возложит на меня вину за то, что случилось с мамой и с Люком? Или объявит меня сумасшедшим и упечет в психушку? Я боялся даже представить, как на это отреагирует отец, при всей его сдержанности. И все-таки пересилил свой страх.

Из-за плотно закрытых жалюзи в кабинете было темно. Пахло по-больничному: лекарствами и безразличием. Несколько минут я описывал пожилому врачу свою ситуацию. Во мне жила надежда: он обязательно поможет! Излечит меня от ясновидения!

– Значит, у вас бессонница? – коротко заключил доктор, сосредоточенно печатая на компьютере. У меня сложилось впечатление, что ему не терпится выпроводить меня из кабинета.

– Да. Из-за вещих снов.

Его пальцы застыли над клавиатурой. Видимо, эту информацию ему записывать не хотелось. Врач прищурился, и его губы – явно намазанные помадой – тронула улыбка.

– Как вы вписались в студенческий коллектив, мистер Морган?

– Простите?

– У вас много друзей? Или вам сложно находить общий язык с людьми?

Да, сложно. После того, что произошло с Люком, я отдалился от всех школьных приятелей, стал одиночкой. У меня не оставалось сил на общение: их отнимали вещие сны. Поэтому всех университетских друзей я мог бы сосчитать по пальцам одной руки. Но ведь это – симптом, а не причина болезни! Конечно, доктор скоро это поймет.

Я не ответил, и врач снова спросил:

– Наркотические и психотропные вещества?

– Если вы считаете, что они помогут, давайте рискнем.

Врач снисходительно улыбнулся:

– Я имею в виду, принимаете ли вы наркотики.

– А! Нет. Никогда.

Доктор окинул меня скептическим взглядом.

– Вы принимали какие-нибудь лекарства?

– Нет. Послушайте! Мне приснилось, что мама умрет. И она умерла. От рака, – выдохнул я с отчаянием, пытаясь достучаться до него.

– Вам нужно чаще бывать на свежем воздухе, не пить спиртное и заниматься спортом, – как ни в чем не бывало продолжил врач. – Попробуйте вот эти таблетки.

Он черкнул что-то на бумажке и протянул ее мне.

– Я занимаюсь спортом и почти не пью…

– Это от бессонницы. Не забудьте прочитать вкладыш.

Качаю головой.

– Дело не в бессоннице. Это, скорее, побочный эффект.

Доктор откинулся на спинку кресла и прокашлялся.

– Вы нашли, куда присесть, пока дожидались своей очереди, мистер Морган?

– Да, я…

– Вам повезло. Часто пациентам приходится ждать стоя. Студенты постоянно болеют. – Он наклонился вперед и ударил ручкой по блокноту. Похоже, он рассердился, словно я нарушил какое-то правило, известное всем, кроме меня. – Я не могу за одну консультацию решать сразу несколько проблем! – ядовито добавил врач и посмотрел на меня с презрением.

Может, у него было плохое настроение или какие-то неприятности, но только мое присутствие его явно раздражало. Почему-то доктор вдруг напомнил мне отца.

Воцарилось молчание. В тишине отчетливо слышалось тиканье белеющих на столе дешевых пластиковых часов. На них крупными фиолетовыми буквам было написано название фармацевтической компании.

Надо было попытаться еще раз. Я с таким трудом заставил себя пойти к врачу, так долго набирался смелости! Несколько дней репетировал в ванной перед зеркалом, как буду рассказывать о своей болезни.

– Может, у меня что-то неврологическое? Не так протекают мозговые процессы? Мои вещие сны…

Я не успел договорить: доктор засмеялся. Искренне, от всей души. На его лице теперь сияла веселая улыбка.

– Ну бросьте, будущее предсказать невозможно. Вы меня разыгрываете или просто поспорили с кем-то, что заморочите мне голову. В любом случае, не тратьте попусту мое время. Убирайтесь вон.

Глава 21

Кэлли

Спустя неделю после Ночи фейерверков вижу Джоэла в кафе. Я собиралась кое-что ему предложить, тщательно продумала начало разговора. Но сейчас от волнения у меня пересыхает во рту. Я дрожу.

Ставлю перед ним двойной эспрессо, чуть расплескивая кофе.

– Доброе утро.

– Привет! – Джоэл выглядит усталым, но на губах у него теплая улыбка.

Сердце колотится, словно вот-вот выпрыгнет из груди.

– Я… получила сообщение. Меня приглашают в Уотерфен на собеседование.

– Ух ты, отличные новости! Поздравляю! – просияв, восклицает Джоэл.

Нельзя больше тянуть. Надо решаться.

– У реки открылся новый итальянский ресторанчик. О нем отличные отзывы. Говорят, там подают замечательные спагетти аль помодоро. Может, сходим сегодня? Поможешь мне подготовиться к собеседованию.

Кажется, Джоэл растерян. И его можно понять: все-таки сейчас только девять утра, у прилавка толпится очередь, а я стою тут и морочу ему голову какими-то спагетти.

Внезапно женщина за соседним столиком вмешивается в наш разговор:

– Я там вчера была. Очень рекомендую. Все так вкусно – пальчики оближешь!

От радости я готова ее расцеловать, но ограничиваюсь простой улыбкой и жду, что ответит Джоэл. Очень нервничаю.

Наконец Джоэл, слегка поежившись, дает именно тот ответ, который я так надеялась услышать:

– Да, давай. Почему бы и нет?

* * *

Пока мы ждем, когда официант пригласит нас за столик, Джоэл описывает, как гулял сегодня с собаками.

– Динь-Динь – мальтийская болонка – побежала к урнам. Я за ней. Зову ее, зову… – Джоэл делает драматическую паузу. Я хохочу до слез. – Она настоящий волк в собачьей шкуре! Такая удиручая!

– Удиручая?

– Ну да. В переводе с собачьего это значит: «тьфу на тебя, все равно удеру»!

– Я ее понимаю. – Промокаю глаза краешком шарфа. – Вероятно, она боится, что ты накинешься на нее с прививками!

– И правда, – улыбается Джоэл. – Об этом я не подумал.

– Даже не верится, что ты бесплатно выгуливаешь чужих собак. Может, у них очень привлекательные хозяйки?

– Пожалуй. Например, Айрис, ей восемьдесят пять. Или Мэри, ей скоро девяносто. И будь я лет на пятьдесят старше, я бы…

– Все-все, хватит! Зачем я только спросила, – смеюсь я.

К нам подходит официант и провожает к свободному столику.

– Ладно, не буду тебе докучать своим сомнительным юмором.

– Нет, ты что! – протестую я. – Обожаю такой юмор!

* * *

Мы садимся за уютный столик в углу. Я ощущаю радостное волнение, которое охватывает меня всякий раз, когда вижу Джоэла. Моя душа так и рвется ему навстречу. Вот бы узнать, испытывает ли он ко мне что-либо подобное. Джоэл держится со мной неизменно тепло и доброжелательно. Но не исключено, что я для него не больше, чем друг. Временами он смотрит так, что внутри у меня все переворачивается, и тогда я думаю: он ко мне неравнодушен. А потом что-то происходит, и Джоэл будто отгораживается от меня.

Кроме того, я до сих пор не могу разобраться, как он относится к Мелиссе. Джоэл сказал, что они друзья и не только, а это может означать все что угодно. Насколько у них все серьезно? Вряд ли я отважусь спросить, хотя очень хотела бы. Джоэл выглядит уязвимым, я боюсь его обидеть.

Нам приносят графин с красным вином и два массивных бокала.

– Люблю пить из таких, – замечаю я. – Сразу кажется, что я сижу в открытой части кафе у Средиземного моря.

Джоэл улыбается и разливает вино по бокалам.

– Кстати, спасибо, что поговорил со Стивом.

На выходных Джоэл встретился с моим арендодателем и добился, чтобы тот разрешил мне держать собаку. Теперь Мерфи можно не прятать.

– Ты меня уже благодарила.

Да, сразу после того, как он рассказал мне обо всем. Но тогда я ужасно заикалась, стараясь унять нахлынувшие слезы.

– Теперь это мое официальное спасибо.

Джоэл поднимает свой бокал. В глазах у него пляшут веселые искорки.

– Нет, это мои официальные поздравления!

– Поздравлять пока рано, работу я еще не получила. Я вечно заваливаю собеседования.

– Наверняка ты преувеличиваешь.

– Нет, правда. Я теряюсь, начинаю дрожать. Боюсь, стоит им спросить: «Почему вы хотите заниматься природоохранной деятельностью, мисс Купер?», и я разрыдаюсь.

Джоэл внимательно глядит на меня.

– Если так, им еще легче будет понять, как ты любишь заповедник.

От него буквально веет добротой и спокойствием. В ресторане достаточно жарко, и Джоэл снял свитер, оставшись в футболке. Она поразительно ему идет! Я долго раздумывала, во что нарядиться, и выбрала самые красивые джинсы и шелковую блузку со звездочками. За пару недель до аварии Грейс убедила меня ее купить.

Отпиваю глоток вина.

– А что ты ответил на вопрос, почему хочешь быть ветеринаром?

– А меня и не спрашивали. Больше интересовались моим образованием и специализацией. – Джоэл подносит бокал к губам.

– А при поступлении в университет? – Я подталкиваю его под столом коленом. – Вспомни, что ты ответил! Мне это очень нужно!

– Ладно. Но имей в виду: я больше не ветеринар. Можно сказать, мое собеседование не считается.

– Ну, не упрямься!

– В общем… В детстве у меня дома был целый зверинец. Отец не особенно любил животных, но терпел ради мамы, а она их обожала. У нас жили и кролики, и морские свинки, и утки, и цыплята. Еще я помогал в местном приюте для собак: чистил там клетки. Оттуда я и принес Скэмпа. Мы сразу стали друзьями не разлей вода. Все делали вместе: гуляли в парке, играли у реки. Скэмп всегда был рядом. Вот только он любил убегать. Я не удерживал его. Ведь потом он возвращался. Мы никогда не расставались надолго. Однажды вечером, когда мы шли по лесу, Скэмп в очередной раз погнался за кроликом и пропал. Я кричал, звал… – голос Джоэла слегка подрагивает. – Искал его до поздней ночи, потом помчался домой за мамой, и мы продолжили поиски вместе. – Джоэл на секунду замолкает. – В конце концов мы нашли его. Скэмп пытался пролезть под забором с колючей проволокой и сильно поранился. Потерял столько крови, что… не было никаких шансов. Казалось, он из последних сил держался, чтобы еще раз меня увидеть. Еле-еле мог дышать и взглядом словно просил у меня прощения за то, что убежал. Через несколько секунд он умер у меня на руках. – Джоэл секунду молчит. Глаза у меня наполняются слезами. – Я успел сказать, что люблю его, что он ни в чем не виноват. А потом просто обнял Скэмпа и сидел так, пока его тело не остыло. В тот день я осознал, что хочу лечить зверей. Во время собеседования нужно рассказывать о своих знаниях и навыках, об умении ставить диагноз и работать с клиентами, о своих планах на будущее. А я завел душещипательный разговор о своем отношении к животным. А как иначе? Просто я люблю их, вот и все. – Он вздыхает и поднимает на меня взгляд.

Я стараюсь улыбаться, хотя мое сердце разрывается на части.

– По-моему, в душе ты по-прежнему ветеринар.

* * *

Нам приносят спагетти и чесночный хлеб. Джоэл обводит взглядом стены, расписанные под фрески.

– Знаешь, мне кажется, в Италии все иначе, чем здесь.

Я смеюсь. Конечно, тут уютно, и пицца неплохая, но с Италией не сравнить.

– Тебе нужно когда-нибудь посетить Рим, – советует Джоэл, макая кусочек хлеба в масло. – Говорят, он превосходит все города Европы по количеству парков и цветов.

– Вообще-то я там уже была. Рим такой, что… дух захватывает!

– Ты в отпуск ездила? С семьей? – словно ненароком интересуется Джоэл. Видимо, он хочет осторожно выведать, есть ли у меня парень.

– Нет, со своим бывшим, Пирсом.

Джоэл молча отпивает еще вина. Пытаюсь подыскать слова, чтобы описать свою поездку – такую прекрасную и одновременно такую ужасную…

– Я очень много ходила по городу в одиночестве. Осматривала достопримечательности, гуляла в парках и вдоль реки. Нашла потрясающий сад с розами. – Вспоминаю этот яркий солнечный день и пьянящий цветочный аромат. – Пирс почти все время просидел в отеле, у бассейна. У нас с ним нет ничего общего. Пирс очень легкомысленный, прожигатель жизни, увлекающаяся натура. Вообще-то он сам позвал меня в Рим. Это было нашим третьим свиданием.

Джоэл улыбается:

– И правда, увлекающаяся натура.

– У него всегда страсти кипели. То он дрался, то увязал в долгах… Иногда исчезал. Постоянно с кем-то ссорился. То одно, то другое. Раньше я думала, что противоположности притягиваются… – Я на мгновение умолкаю. – Я ошибалась. Нужно искать близкого по духу человека.

Джоэл задумчиво наматывает спагетти на вилку.

– Ты имеешь в виду, что лучше не рисковать?

Размышляю над ответом.

– Да. Или, по крайней мере, избегать осложнений.

Лицо Джоэла омрачается какой-то мыслью, но через секунду он снова улыбается.

Глава 22

Джоэл

Когда мы вернулись домой из ресторана, я уже было собрался пригласить Кэлли на кофе, но в последний момент передумал. Кэлли сказала, что не хочет осложнений. Вот еще одна причина, почему мы должны остаться друзьями. В моей жизни всегда все зависело от вещих снов. Из-за них мое настроение то улучшалось, то резко портилось. Как однажды заявила Викки, в моем характере слишком много нестабильности и неустойчивости.

Слова, готовые сорваться с языка, исчезают, оставляя, словно сорбет, приятное послевкусие. Скороговоркой желаю Кэлли спокойной ночи и, неожиданно для нас обоих, дважды неловко чмокаю ее на прощание. Мы сталкиваемся носами, и я от смущения что-то неразборчиво бормочу о том, что хотел бы тоже съездить в Европу.

Потом ухожу, не поднимая глаз на Кэлли.

* * *

Заезжаю к отцу, чтобы разузнать побольше об увиденном во сне. Папы сейчас нет дома. По пятницам столярничает в арендованной мастерской. Такое у него хобби – копошиться в опилках и стружке, вдыхая запах древесины.

Однажды мне приснилось, что отец случайно отрезал себе кончик пальца. Чтобы это предотвратить, я подарил ему специальные защитные перчатки. Это помогло. Отец в последнее время любит пользоваться перчатками. У него их много: кожаные – чтобы водить машину, латексные – чтобы заправляться, резиновые – чтобы мыть посуду и еще одни, длинные, для чистки туалета.

Отец хранит мамины вещи в бывшей комнате Тэмсин в большом шкафу. Я никогда не мог смотреть на них спокойно: отец разобрал всю мамину жизнь по коробкам, разложил по полочкам. Возможно, ему так было легче. Многие считают, что горе проще пережить, если не сидеть без дела. Вот он и наделал черт-те что. «Одежда». «Обувь». «Книги». «Бумаги». «Прочее».

Я отставляю чашку с кофе и вытаскиваю одну из коробок с надписью «Прочее». Нужно действовать быстро. Папа, как и я, редко изменяет своим привычкам, но всегда чувствует, если что-то происходит за его спиной. Из него вышел бы отменный сыщик.

В коробке лежат перетянутые резинкой фотографии, газетные и журнальные вырезки, разные талоны, украшения и безделушки. Например, стеклянное блюдо ручной работы. Отец подарил его маме на Рождество. А еще пара флаконов парфюма, к которым я не осмеливаюсь даже прикоснуться: боюсь, что знакомый запах воскресит воспоминания о ее ласковых объятиях. Во время химиотерапии мама больше не могла пользоваться духами из-за того, что ее кожа стала слишком чувствительной. Мама часто жаловалась, что ей их не хватает. А после ее смерти дом навсегда лишился этого нежного аромата и начал казаться чужим.

Я просматриваю фотографии: в основном это семейные снимки, видимо, не поместившиеся в альбомах. Ничего, что подсказало бы ответ на мучающий меня вопрос. Достаю коробку с пометкой «Бумаги». Может, в ней мое свидетельство о рождении, или старые письма, или еще что-нибудь в этом роде. Увы, тут только стопка банковских извещений, уведомления из страховой компании и ворох медицинских документов. Больно снова видеть самый первый из них, с результатами маминой биопсии.

Пара фраз на листке – и вся наша жизнь рухнула.

Заглядываю в свой блокнот, перечитываю заметку: «Ты мне не сын! Я тебе даже не отец!» Меня охватывает грусть, и воспоминания, нахлынувшие на меня, ее только усиливают. Внезапно внизу хлопает входная дверь.

– Джоэл!

Голос Тэмсин. Вздыхаю с облегчением.

– Привет! – кричу я.

– Я видела у дома твою машину.

– Подожди, я сейчас!

Быстро запихиваю все вещи обратно в коробки и, оставив их на полу, поспешно спускаюсь к сестре. На ней сегодня пурпурная блузка с закатанными рукавами. Обнимаю Тэмсин. Мысль о том, какой новостью ей предстоит поделиться с нами весной, немного отогревает мне душу, застывшую из-за горьких переживаний.

– Тэмсин, почему ты не на работе?

– У меня обеденный перерыв. Я тут принесла кое-что для папы. – Она приподнимает зажатый в руке пакет.

– Что это?

– То, что можно разогреть на обед.

Я потрясенно смотрю на нее.

– И давно ты возишь папе обеды?

– Да мне нетрудно. – Тэмсин уходит на кухню и, раскрыв холодильник, начинает выкладывать туда судки.

– С тех пор, как ты начала жить отдельно?

Тэмсин пожимает плечами.

– Ну да, наверное. Я уехала и… перестать вдруг для него готовить было как-то… нехорошо.

Да, ведь дети должны заботиться о престарелых родителях. А я-то считал, что отец просто помешался на правильном питании, хотя чувствовал: что-то не так.