Текст книги "Возвращение в таинственный сад"

Глава четвёртая

Они не могли пойти в церковь и потому в воскресное утро обошлись тем, что пели гимны, вполуха слушали, как мисс Ласкоув читает библейские истории, и нетерпеливо поглядывали на часы на каминной полке. В одиннадцать их отправили вниз, в людскую, к горничным и садовникам. Детей усадили на неудобные стулья вокруг полированного деревянного радиоприёмника. Местная кухарка вместе с миссис Эванс приготовила чай, но пить его почти никто не стал. «Наверное, здесь все собрались», – подумала Эмми, пытаясь незаметно подсчитать прислугу. За завтраком мисс Ласкоув объяснила, что премьер-министр должен сделать важное объявление по радио. Всё утро она была как на иголках, и даже приветливая мисс Сауэрби заметно нервничала.

В ту минуту, когда первые слова, «Говорит Лондон», разнеслись по залитой светом комнате, к ним присоединились миссис Крейвен и Джек. Один из младших садовников поспешно уступил хозяйке место. Она улыбнулась и похлопала его по руке. Джек прислонился к маминому плечу и бросил холодный взгляд на сирот. Артур и Джоуи катали по трещине в каменном полу красочный стеклянный шарик, а Томми жаловался мисс Роуз, что хочет есть.

Однако постепенно, слушая льющийся из приёмника голос, полный горечи и отчаяния, затихли даже самые маленькие дети. Мисс Ласкоув держала Руби у себя на коленях, и Эмми заметила, как всего на секунду смотрительница уткнулась лицом ей в волосы, словно в поисках утешения. От потрясения Эмми не сразу поняла смысл слов мистера Чемберлена.

«Иными словами, Англия вступает в войну с Германией».

Но ведь она уже это знала. Именно поэтому их и увезли сюда из Лондона, разве не так? Или в глубине души они надеялись, что всё обойдётся? Эмми незаметно оглядела собравшихся. Липкое чувство страха расползалось по комнате будто живое существо. Эмми вздрогнула, когда печальный голос внезапно стих и зазвенели колокола. Кто-то ахнул. Люди, до этого больше похожие на ледяные скульптуры, зашевелились. Горничные повернулись обнять друг друга. Многие из них плакали.

– Тсс, слушайте, – сказала мисс Сауэрби, кивнув на радио. Теперь по нему передавали о воздушных сиренах и бомбоубежищах. – Мы можем укрыться в подвале, – добавила она, вопросительно взглянув на хозяйку. – Там безопаснее всего.

Миссис Крейвен кивнула и прокашлялась:

– Начнём готовиться сегодня же. Вряд ли они сюда придут, но на всякий случай…

– Мы можем сколотить двухэтажные койки для подвала, мэм, – предложил один из садовников. – И принести туда масляные лампы.

Тут по радио заиграл гимн Великобритании, и все вскочили на ноги, увлекая за собой растерянных детей. Никто не подпевал. Только слушали, склонив голову. «Интересно, – подумала Эмми, – маленькие принцессы и король ещё в Лондоне? Или их тоже вывезли?»

Мисс Ласкоув предложила после обеда спуститься в подвал помочь слугам прибраться и подмести пыль, но Эмми и подумать было страшно, как там темно и жутко, несмотря на фонари, и она тайком выбежала на улицу. Они провели уже две ночи в поместье Мисселтвейт, и даже на верхних этажах ей часто становилось не по себе. Крошечная свеча на прикроватной тумбочке не могла тягаться со всепоглощающим мраком за окнами. Ночи в Йоркшире казались намного чернее лондонских, а звёзды мигали холодно и неприветливо. Правда, когда Руби пожаловалась на темноту, мисс Ласкоув сказала, что в городе сейчас не лучше: там погасили все уличные фонари. Ведь началась война. Вся страна погрузилась во тьму, чтобы вражеские самолёты не могли разобрать дороги и увидеть, куда сбрасывать бомбы. Эмми поёжилась и поспешила к свету и теплу зелёных садов.

Она провела пальцами по кирпичной стене, тянущейся вдоль дорожки, и посмотрела на свою ладонь. На ней осталась красноватая пыль. Эмми потёрла руки и пошла дальше. Она уже знала, что эта дорожка огибает все огороды и фруктовый сад, и ей очень нравилось по ней гулять. Она осмотрела ещё далеко не весь парк, только небольшую его часть, но пока её особенно привлекали огороды – растения под причудливыми стеклянными колпаками, высокие деревянные башенки, обвитые чем-то похожим на горох или фасоль. А сколько там было потайных уголков и местечек, где можно спрятаться или пошпионить за кем-нибудь!

Стена была истёртой и мягкой на ощупь, и между кирпичами проглядывали бархатистые подушки бледного мха. Эмми заметила открытую калитку и подошла в неё заглянуть.

Она не старалась держаться теней и укромных мест – в саду всё равно, скорее всего, никого нет. Садовники слушали сообщение премьер-министра вместе со всеми, даже те, кто был женат и обычно проводил выходной у себя дома. Если бы началась воздушная атака, они бы тоже скрылись в подвале особняка со своими семьями, поэтому все сейчас помогали укреплять балки и сколачивать мебель. Угольный бункер мог послужить запасным выходом – на случай, если дом обрушится. Когда дворецкий это сказал, все в ужасе уставились на него. Бедняга покраснел и виновато посмотрел на детей, но в следующую секунду как ни в чём не бывало пожал плечами. Он знал, что такое война. Сражался на Сомме, видел, какие кратеры в земле оставляют после себя взорвавшиеся бомбы. А сейчас их наверняка делают ещё более мощными… Разумеется, рядом с Мисселтвейтом нет аэродрома и он стоит довольно далеко от городов – но не слишком далеко от побережья. Тогда все собравшиеся тоже закивали и нервно сглотнули, стараясь не думать о тяжести каменных этажей у себя над головой.

Никто не запрещал детям заходить в огороды, но до этого на грядках всегда трудились садовники, когда бы Эмми ни заглядывала в калитку, а ей совсем не хотелось с ними общаться. Один из них спросил, как она прижилась в поместье, и тепло улыбнулся, но в ответ Эмми только посмотрела на него исподлобья. Она старалась всех избегать, в отличие от Артура и Джоуи, которые быстро обнаружили, что во фруктовом саду растут яблоки и сливы и, если помогать садовникам выдирать сорняки и подбирать камни, те не станут обращать внимания, что мальчишки лазают по деревьям.

Сейчас на огородах было пусто, тепло и тихо. Эмми могла спокойно обойти все тропинки, поглазеть на овощи, не все из которых узнавала, потому что видела их только чищеными и варёными. Может, ей удастся снова встретить того реполова? Она с надеждой огляделась по сторонам. Птицам ведь нравятся овощи, правильно? А в последний раз он как раз сидел на увитой плющом стене совсем недалеко отсюда.

Осторожно ступая, Эмми обошла грядки с бобами, свисающими с опор, и чуть не споткнулась о садовника, который подвязывал стебли. Она ахнула и отпрыгнула назад, а потом отступила ещё на шаг, когда он поднял голову:

– А ты кто будешь?

Эмми ответила не сразу. Не то чтобы она не поняла его из-за йоркширского акцента – слова садовника звучали неразборчиво из-за шрамов, которые покрывали половину его лица. Эмми нервно сглотнула:

– Мне сюда можно.

– Да я разве говорил, что нельзя?

– А почему вы не с остальными? Не готовите койки и… и всё такое?

– Койки? – переспросил садовник.

– Да, чтобы в подвале было на чём спать. Нам сказали, что из него сделают бомбоубежище. Потому что война началась.

Она впервые сказала об этом вслух, напрямую. Ей думалось, что это прозвучит более драматично, но нет.

– Неужто? – пробормотал он. – Так вот ты кто, значит. Ты из тех лондонских ребятишек, о которых миссис Крейвен давеча упоминала.

– Да. Вы сегодня не ходили в людскую, когда включали радио? Я думала, там были все. Тогда и объявили про войну.

– Может, не всем охота о том слушать, – отрезал садовник.

Эмми робко шагнула к нему. Ей очень хотелось спросить его про шрамы, но она не знала, как подобрать слова, чтобы не обидеть. Скорее всего, он пострадал на войне. Рабочий, который приходил каждые несколько недель в приют точить ножи, тоже воевал в Первую мировую и до сих пор сильно хромал. Пока Эмми думала, как бы вежливо задать вопрос, мимо неё пронеслось серо-красное пятнышко. Птичка приземлилась между девочкой и садовником и с любопытством на них посмотрела.

– Ой, тот реполов! – воскликнула Эмми и наклонилась, чтобы лучше его рассмотреть.

– Ты что, его знаешь? – спросил садовник, задумчиво наморщив лоб.

– Вчера видела. Он сидел на стене, которая вся в таких больших зелёных листьях…

– То бишь в плюще, – уточнил садовник.

Эмми не ответила. Она попыталась спеть для реполова, но тот только смотрел на неё с озадаченным видом, склонив головку набок.

– Похоже, звуки у меня получаются совсем не те…

– Да, мне тоже так кажется.

– Ну, грубить не обязательно, – обиженно произнесла Эмми, взглянув на него исподлобья. Реполов вспорхнул в воздух и приземлился на плечо садовнику, впившись коготками в вельветовый жилет.

– Его пугают резкие голоса, вот что, – объяснил садовник. У него у самого голос звучал плавно, мягко и словно размыто.

– Извините… – прошептала Эмми. – А почему он на вас сел? Вы ему нравитесь?

– Так я его с пелёнок знаю, можно сказать. Он из яйца вылупился прямо на этом огороде. Ну, или на одном из соседних. И ему, видать, нравится, что двигаюсь я медленно. – Он помрачнел, и его шрамы искривились. Эмми постаралась не выдать возникшего у неё отвращения, но всё же невольно моргнула и на секунду поджала губы. – А теперь и того медленнее, – проворчал садовник себе под нос и внезапно поднялся на ноги.

Реполов спрыгнул с его плеча и расправил крылья, похожие на серые веера. Эмми заметила, что её собеседник наклонился за деревянным костылём, который она сначала приняла за садовый инструмент. Только теперь, когда садовник пошёл по дорожке, опираясь на костыль, она увидела, что одна его нога наполовину металлическая. Реполов порхал у головы своего друга, бодро щебеча, а когда тот исчез за калиткой на другом краю сада, перелетел через ограду и тоже скрылся из виду.

Эмми проводила их взглядом, жалея, что поморщилась. Она же не хотела. Садовник ей очень понравился, хоть и был такой же ворчливый, как сама Эмми. А из-за неё он рассердился – или расстроился. Вот бы реполов сел и ей на плечо! Тогда бы всё получилось иначе!

Она ещё немного походила у овощных грядок, надеясь хоть одним глазком взглянуть на реполова, но его и след простыл. Два чёрных дрозда с надеждой клевали сетку, которой были накрыты ягоды, но и они сразу улетели, как только заметили девочку.

– Наверное, пора возвращаться, – прошептала Эмми, стараясь по совету садовника не повышать голос. Если её хватятся, мисс Ласкоув может рассердиться и оставить её завтра в доме на весь день. Эмми надеялась, что пока все заняты делом и переживают из-за войны, о ней никто не вспоминал. Она побежала по дорожке в сторону низких кустарников. Ветер взметнул ей волосы, и она тихонько засмеялась.

А потом резко остановилась, вжалась спиной в колючую тисовую изгородь и придала лицу самое серьёзное выражение, уместное для военного времени. К ней шла миссис Крейвен.

Эмми чинно опустила голову, молясь про себя, чтобы хозяйка молча прошла мимо. Однако та остановилась и наклонилась к девочке:

– Тебе весело тут бегать?

– Я не хотела, извините, – поспешно ответила Эмми.

– Ох, милая, я ведь не сказала, что сержусь! По-моему, чудесно, что ты здесь резвишься. Надеюсь, ничего не изменится, – сказала мисс Крейвен и тревожно вздохнула.

Эмми робко подняла глаза. Точно ли эти слова предназначались ей? Или миссис Крейвен просто размышляла вслух и говорила скорее сама с собой?

– Ты гуляла по парку?

– Да. Смотрела на овощи. Встретила садовника. Ему на плечо сел реполов, представляете?

– А, это, должно быть, мистер Сауэрби. Он умеет очаровывать пташек, только не всегда этим пользуется. – Тут миссис Крейвен с удивлением посмотрела на Эмми. – Неужели он с тобой заговорил?

– Да, сказал, что у меня слишком резкий голос, – ответила Эмми, нахмурившись. – И что реполова он знает с рождения. Мистер Сауэрби… это как мисс Сауэрби у вас дома?

– Это её брат, – объяснила миссис Крейвен и положила руку Эмми на плечо. – С возрастом он стал замкнутым и необщительным. Не обращай внимания, если он вдруг на тебя огрызнётся.

– Его ранили на войне, да?

– В самом конце войны, – со вздохом ответила миссис Крейвен. – Нога до сих пор его мучает. Страшно болит. И воспоминания о тех днях преследуют. – Она улыбнулась девочке, но было видно, что эта улыбка далась ей с трудом. – Знаю, времени много прошло. Ты тогда ещё не родилась. И мой Джек, и даже Дэвид. Но иногда кажется, что это было совсем недавно.

Эмми кивнула. Мисс Ласкоув наверняка запретила бы ей разговаривать с миссис Крейвен, но сама хозяйка вела себя очень дружелюбно – да и когда ещё Эмми выпал бы такой шанс выведать то, о чём не знали Артур с Джоуи?

– Дэвид тоже ваш сын? – вежливо спросила она. – Я думала, у вас только Джек.

Миссис Крейвен опустила глаза и быстро заморгала, словно на минуту забыв, что перед ней стоит какая-то девочка.

– Да, это мой сын. Старший. Разумеется, ты его не встречала. Он уехал… поступил на службу в Королевские военно-воздушные силы. – Она прикрыла рот рукой и едва слышно пожелала Эмми хорошего дня. А потом убежала по тропинке за изгородь, но Эмми догадалась, что миссис Крейвен не пошла дальше, а спряталась там, за углом – потому что она сама так делала, когда не хотела никому показывать своих слёз.

Стараясь ступать как можно тише, Эмми, потрясённая разговором с миссис Крейвен, поспешила к дому. «Возможно, есть вещи и похуже, чем страх темноты», – подумала она.

Эмми пнула мишку Руби, который валялся на полу рядом с кроваткой. Через окно было слышно, как Руби вместе с остальными бегает по лужайке перед домом, смеётся и визжит от восторга.

Разумеется, мисс Ласкоув всё-таки заметила, что Эмми не помогала остальным в подвале. Оказывается, мисс Роуз даже ходила её искать! А потом Эмми «появилась как ни в чём не бывало, хотя мы места себе не находили от волнения». Про себя девочка подумала, что смотрительницы выглядели скорее ужасно сердитыми, чем взволнованными, но вслух ничего не сказала.

После завтрака мисс Ласкоув заперла её в комнате, вручила тряпки для пыли и восковую полироль и приказала начистить всё до блеска. Эмми втёрла немного воска в тёмный деревянный стол у своей кровати, чтобы воздух наполнился приятным ароматом лаванды и никто не посмел сказать, что она бездельничала. А после этого сразу подбежала к окну.

Теперь, когда её закрыли в доме на весь день, даже вересковая пустошь казалась заманчивой и манящей. И оттого что другие дети веселились под окном, ей становилось только обиднее. Мисс Ласкоув обещала выпустить Эмми на уроки, но сидеть в классной комнате ничем не лучше, чем в спальне. Разве что можно будет корчить рожи Джеку. Эмми не могла спокойно смотреть на его противное заносчивое лицо.

Она вздохнула и плюхнулась на кроватку Руби. Та жалобно скрипнула и просела. Эмми подняла мишку с пола и, погладив в знак извинения, посадила его у подушки.

Чем же заняться? Конечно, кажется, что скучные уроки мисс Роуз тянутся целую вечность, но на самом деле на них уходит малая часть всего дня. Поскольку две нянечки, которые заботились о младших детях, не поехали с ними в эвакуацию, эта обязанность легла на мисс Роуз и отнимала почти всё её время. А значит, Эмми придётся торчать у себя в комнате не один час. А она даже почитать не может – все книжки в классной комнате! Неужели здесь совершенно нечем развлечься?

Эмми поднялась и застыла посреди комнаты. В полосах света от окна парили крошечные пылинки. Может, всё-таки вытереть пыль и начистить воском мебель, как ей и приказали? По крайней мере, за делом время пройдёт быстрее. Сердито насупившись, Эмми подошла к прикроватной тумбочке и, взяв с неё банку с полиролью, наклонилась подобрать соскользнувшую на пол салфетку. Тут Эмми впервые заметила, что в тумбочке есть ящик, и с интересом на него посмотрела. Найти там что-нибудь интересное она особо не надеялась – разве что старую колоду карт, чтобы разложить пасьянс.

Эмми дёрнула за ручку. Похоже, ящик давно не выдвигали – он не хотел поддаваться. Она ещё раз потянула его на себя, и он вдруг резко вылетел вперёд – так, что лежащие в нём блокноты стукнулись о внутренний край.

Девочка вздохнула. Выцветшие блокноты её не особо привлекали. Их там было три, и все в тканевых обложках. Мисс Ласкоув записывала в похожих свои неотложные дела.

Эмми взяла один блокнот и пролистала. Он был весь заполнен мелким рукописным текстом, и вовсе не списками дел. В нём словно записали целую историю. Хотя почерк выглядел старомодно и изящно, он был довольно неразборчивым, и ошибок Эмми нашла столько, что ей стало даже смешно. Наверное, в этих блокнотах кто-то вёл дневник – причём кто-то маленький, ещё не научившийся правильно писать. Эмми раньше не встречались дневники, но по датам она догадалась, что это история чьей-то жизни. В ней вдруг проснулся интерес. Она достала из тумбочки все три блокнота и принялась искать первую дату.

Красный блокнот выглядел самым истрёпанным, в некоторых местах выцветшим до розового и с порванным корешком. Эмми посмотрела на дату на первой странице: январь 1910 года. На оборотной стороне обложки было что-то написано бледно-коричневыми чернилами, и Эмми поднесла её к свету.

Мэри Леннокс

Поместье Мисселтвейт

Это не мой блокнот, но он никому не нужен, так что я буду вести в нём дневник. Никто его не хватится.

Мэри Леннокс… Эмми повторила имя вслух. Оно приятно звучало на языке. Значит, дневник вела девочка. Может, примерно её возраста, судя по этим сердитым, небрежно нацарапанным строчкам.

Эмми совершенно забыла об уборке. Спрятав остальные два блокнота обратно в тумбочку, она легла на кровать, прислонив красный дневник к подушке. Одна из страниц держалась на честном слове, и Эмми попыталась приладить её к корешку. В глаза бросились несколько случайных слов:

…мягкие алые пёрышки, и лапки тонкие, хрупкие… как бы мне хотелось, чтобы он со мной подружился… у меня ведь нет друга…

Эмми уставилась на страницу и сглотнула. В горле встал комок. Мэри чувствовала то же, что и она, и тоже видела реполова в парке. Может, это был прапрапрадед того реполова, с которым встретилась Эмми!

Но если Мэри жила в этом роскошном громадном поместье – как так вышло, что у неё не было друзей? Она же, наверное, купалась в деньгах. И могла получить всё, что бы ни пожелала. Эмми нахмурилась и вернулась к началу дневника.

Мне не нравится в Мисселтвейте. Я не хочу здесь оставаться, но мне больше некуда пойти.

Несмотря на выцветшие чернила, эти строки выделялись на странице – по крайней мере в глазах Эмми. Она провела по ним подушечкой пальца. Мэри испытывала те же чувства, что и она!

В коридоре раздались быстрые шаги. Эмми захлопнула блокнот и, сунув его в ящик, схватила тряпку и принялась тереть столбик своей кровати с сердитым, обиженным выражением лица – чтобы никто ничего не заподозрил.

Мисс Роуз открыла дверь и едва слышно вздохнула:

– Идём, Эмми. Пора на уроки.

Эмми поплелась за ней в классную комнату. На самом деле настроение у неё слегка поднялось, просто она не хотела этого показывать. Раз блокноты лежат в её комнате, значит, она имеет полное право их читать, правильно? Кому какое дело? И спрашивать разрешения она не собиралась. Наверняка Мэри, кем бы она ни была, не рассердилась бы на неё.

– Хватит витать в облаках, Эмми! – строго произнесла мисс Роуз, постучав ногтями по столу прямо рядом с книжкой. Эмми вскинула взгляд на учительницу. Она думала о ярких оранжево-красных пёрышках, о том, как реполов смотрел на неё, склонив голову набок, будто бы с интересом. Эмми мало у кого вызывала интерес. Всех она только раздражала – кроме Люси. Может, это и странно, что птица напоминает ей о кошке… Ну что ж! Люси смотрела на неё так же – возможно, с лёгким подозрением, но и с любопытством. Эмми удалось приручить кошку – вдруг получится приручить и реполова?

– Хватит считать ворон, – с ухмылкой прошептал Джоуи. – О чём задумалась?

Эмми закатила глаза. Так она ему и ответит! Вот ещё!

– Небось опять о своей кошке драной, – сказал Артур, ткнув её в руку карандашом. Ему было скучно, и он пытался раздразнить Эмми, чтобы хоть как-то развлечься. – Что, угадал? Смотри, смотри, покраснела!

– Вовсе нет, – прошипела Эмми. Ну почему она всегда так легко заливается краской! Да и что плохого в том, чтобы думать о Люси? – А если да – то что с того?

– Что за кошка? – вдруг спросил Джек, и все к нему повернулись. Обычно он молчал на уроках – если, конечно, мисс Роуз не задавала ему какой-нибудь вопрос. Он заходил в комнату с надменным видом и сбегал сразу, как только заканчивался урок. И никогда не заговаривал с остальными детьми.

Секунду стояла тишина, а потом Артур сказал:

– У неё была кошка. Там, в Лондоне. Тощая и чёрная. Вообще уличная, но к нам приходила. Эмми ей отдавала половину своего ужина. Поэтому она такая худая.

– Мисс Ласкоув не разрешила ей взять кошку с собой, – добавил Джоуи. – Она тогда целую сцену устроила. И ревела.

Артур хмыкнул:

– Сейчас опять разревётся, смотри.

Эмми крепко сжала кулаки, и ногти больно врезались ей в кожу, оставив на ладонях маленькие фиолетовые полумесяцы.

– Неправда, – тихо сказала она и, сглотнув слёзы, уставилась исподлобья – но не на Артура с Джоуи, а на Джека. Это он виноват. Он спросил про кошку. Может, без этого они бы быстро оставили её в покое.

Джек посмотрел на неё в ответ. Глаза у него были холодные и серые, как блестящие камешки.

– Твоя кошка осталась в городе? – спросил он.

Эмми ничего не ответила. Она ему не доверяла.

– Ты же знаешь, что стало с животными в Лондоне?

Артур подался вперёд, опасливо покосившись на мисс Роуз, которая считала деревянные брусочки вместе с ребятами помладше.

– Что? Бомбы туда ещё не сбрасывали. Мы бы об этом услышали.

– Их усыпили. Всех, – сказал Джек, не сводя глаз с Эмми. – Убили. Потому что боялись, что на них не хватит еды. И что собаки и кошки с ума сойдут от страха, когда начнётся бомбёжка. Летом всем отправляли листовки, и там писали, что это самый лучший выход. Знаете, государство рассылает такие – об укрытиях и противогазах и таком подобном. Так что сейчас тысячи кошек и собак отправляются на тот свет. Их относят к ветеринару, и там…

– Ты врёшь! – выпалила Эмми. – Ты так говоришь только потому, что ненавидишь нас.

Джек пожал плечами:

– Да, ненавижу, но всё равно это правда. Моя мама расплакалась, когда прочитала об этом в газете. Какая-то герцогиня предложила отправить всех животных в её загородный дом – но слишком поздно. Сейчас уже ничего не изменишь.

Он победно улыбнулся, и Эмми покачала головой. Ей не хотелось верить в эту жуткую историю – но разве можно было выдумать эту деталь про герцогиню? Из-за неё слова Джека выглядели более правдивыми.

– Люси уличная кошка, – прошептала Эмми. – Её никто не понесёт к ветеринару…

– Наверняка уличных тоже отлавливают, – отрезал Джек.

– Зачем это? – вдруг вмешался Джоуи. – Не хнычь, Эмми. Он специально так говорит, чтобы тебя расстроить.

Сквозь горячую пелену слёз Эмми с удивлением посмотрела на Джоуи. Неужели он в самом деле за неё вступился?

– Да и всё равно никому, кроме тебя, её не поймать. Слишком она увёртливая. Всё с ней будет в порядке. Она и от бомбы любой убежит.

Артур кивнул, а затем хмыкнул:

– И что электричество всё выключат, её никак не тронет. Она как раз впишется во всю эту черноту!

Эмми хлюпнула носом. Это было так странно и непривычно – но мальчишки явно пытались её подбодрить.

– Думайте что хотите. Мне-то что? – Джек взглянул на них, блеснув глазами, и добавил, понизив голос: – Всё равно она знает, что я прав.