Текст книги "Глиняная Библия"

3

Снаружи стояла адская жара: термометры в Севилье показывали сорок градусов. Мужчина провел рукой по макушке, на которой уже не осталось ни единого волоса. Его глубоко посаженные голубые глаза со стальным блеском были прикованы к экрану монитора: несмотря на то что этому человеку было уже далеко за восемьдесят, он страстно увлекся Интернетом.

Раздавшийся телефонный звонок заставил его вздрогнуть.

– Слушаю.

– Энрике, мне только что звонил Роберт Браун. Произошло именно то, чего мы опасались: девчонка выступила на конгрессе в Риме.

– И рассказала…

– Да.

– Ты уже говорил с Франком?

– Минуту назад.

– Джордж, что мы будем делать?

– То, что и планировали. Мы ведь Альфреда предупреждали, и не раз.

– Ты уже начал реализацию нашего плана?

– Да.

– А Роберт сумеет сделать все, что от него требуется?

– Роберт? Ты ведь знаешь, что он умен, да и подчиняться способен. Он сделает то, что я ему скажу, и не будет задавать лишних вопросов.

– Ты еще в детстве лучше всех управлялся с ниточками кукол-марионеток, которых нам дарили на Рождество.

– Управляться с ниточками, манипулируя людьми, намного сложнее.

– Только не для тебя. Так или иначе, наступил момент, когда нужно, наконец, расставить точки над «i». A как там Альфред? Он с тобой не связывался?

– Нет, не связывался.

– Надо бы с ним поговорить.

– Поговорим, хотя это бесполезно. Он хочет разыграть свою партию, и мы, конечно же, с этим согласиться не можем. Однако у нас пока нет возможности что-либо предпринять, кроме как установить слежку за его внучкой. Нельзя допустить, чтобы ей в результате досталось то, что должно принадлежать нам.

– Ты прав, хотя мне и не нравится, что нам придется вступить в конфликт с Альфредом. Должен же быть какой-то способ его уговорить.

– По прошествии стольких лет он решил выступить с сольной партией. С его стороны это предательство.

– И все же с ним нужно договориться. По крайней мере, попытаться.

Едва он положил телефонную трубку, как его внимание привлек звук чьих-то поспешных шагов. В комнату, словно ураган ворвался высокий, стройный и симпатичный молодой человек одетый в костюм для верховой езды.

– Привет, дедушка. Ух, я весь вспотел!

– Не сомневаюсь. Мне кажется, что это не очень умная затея – заниматься верховой ездой в такую жару.

– Альваро пригласил меня взглянуть на бычков, которых он купил.

– Надеюсь, вы не стали с ним заниматься конной корридой и колоть этих бычков деревянными копьями?

– Нет, дедушка, я ведь тебе обещал, что не буду этого делать.

– Как будто ты выполняешь свои обещания… А где сейчас твой отец?

– В кабинете.

– Ты дашь мне возможность поработать?

– Дедушка, ты уже вышел из того возраста, когда надо работать! Оставь свои дела, и пойдем пообедаем в клубе.

– Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу тех, кто вечно торчит в этом клубе.

– Да ты и всю Севилью ненавидишь. Не ходишь ни на какие приемы. Бабушка права: ты – очень скучный человек.

– Бабушка всегда права. Да, я скучный человек, однако и мне наскучили все эти люди.

– Это все оттого, что у тебя английское воспитание.

– Пусть даже и так, только оставь меня в покое, мне нужно кое о чем подумать. А где твоя сестра?

– Она уехала в Марбелью. Ее пригласил кто-то из семейства Коль.

– Уехала и со мной даже не попрощалась… Ваши манеры ухудшаются день ото дня.

– Да ладно, дедушка, не будь таким дремучим! Кроме того, Елене не нравится жить за городом. Только тебе, папе и мне нравится здесь, в загородной усадьбе, а бабушке, маме и Елене – нет. Они тут задыхаются среди огромного количества быков и лошадей. Так ты идешь в клуб или нет?

– Я остаюсь здесь. У меня нет никакого желания выходить из доме в такую жару.

Когда старик остался один, он вздохнул и улыбнулся. Его внук был неплохим парнем. Во всяком случае, не таким непоследовательным, как внучка. Что ему не нравилось в них обоих, – так это чрезмерное увлечение светской жизнью. Он в течение всей своей жизни предпочитал поменьше общаться с посторонними людьми. Его жена, Росио, стала для него настоящим подарком судьбы. Они познакомились совершенно случайно, влюбились друг в друга, и Росио настояла на том, чтобы они поженились. Ее отец поначалу противился, а затем понял, что этого не избежать, к тому же у его будущего зятя была неплохая репутация. В общем, Энрике женился на дочери представителя режима Франко в этой провинции, разбогатевшего в послевоенные годы благодаря всевозможным спекуляциям. Тесть взял его в свой бизнес, а чуть позже Энрике занялся импортно-экспортными операциями и со временем стал очень богатым человеком. Однако Энрике Гомес Томсон всегда предпочитал действовать очень осмотрительно и привлекать к себе не больше внимания, чем действительно было необходимо. Он был главой респектабельной севильской семьи, которая имела хорошие связи, пользовалась авторитетом, а члены этой семьи никогда не давали повода для сплетен.

Энрике всегда испытывал благодарность к своей жене. И в самом деле, без нее он не смог бы добиться такого успеха.

Он подумал о Франке и Джордже. Им тоже повезло в жизни, хотя, в общем-то, судьба явно не баловала их, не преподносила нежданных подарков. Просто они были умнее других людей и многого добились.

Роберт Браун с размаху ударил кулаком по столу и тут же почувствовал острую боль в руке. Он уже больше часа сидел у телефона. Сначала ему позвонил Ральф и рассказал о выступлении Клары Танненберг на конгрессе, после чего у Роберта даже разболелся живот. Затем Роберту пришлось поставить в известность о произошедшем своего «покровителя» – Джорджа Вагнера – и выслушать от него упреки в том, что он не сумел помешать выступлению этой девчонки на конгрессе.

Клара была очень своенравной особой, причем с самого рождения. Как вообще могло получиться, что у Альфреда родилась такая внучка? Его сын, Гельмут, был совершенно другим человеком и никогда не доставлял Альфреду никаких неприятностей. Жаль, что он умер так рано.

Сын Альфреда, будучи человеком очень умным, никогда не допускал оплошностей. Отец научил его, как оставаться невидимым, и он хорошо усвоил этот урок. А вот Клара… Клара вела себя как избалованный ребенок. Альфред прощал ей то, чего не простил бы Гельмуту. Он буквально нянчился со своей внучкой, родившейся от смешанного брака, даже когда она уже стала взрослой.

Гельмут женился на иракской девушке с черными как смоль волосами и кожей цвета слоновой кости. Альфред одобрил этот брак, который показался ему выгодным, ибо его сын породнился со старинной иракской семьей, влиятельной и богатой, даже очень богатой, к тому же имевшей могущественных друзей в Багдаде, Каире и Аммане, а потому уважаемой везде и всеми. Кроме того, Ибрагим – отец Hyp, жены Гельмута, – был человеком образованным и высококультурным.

Роберт стал думать о Hyp. Она никогда ничем не выделялась, разве что своей красотой, а Гельмут, похоже, был от нее без ума. Впрочем, она, возможно, была намного умнее, чем казалось Этих мусульманок разве поймешь?

Сын и невестка Альфреда погибли, когда Клара была еще совсем ребенком, и Альфред стал чрезмерно баловать свою внучку. Роберту Клара никогда не нравилась. При каждой их встрече он раздражался из-за того, что она называла его «дядя Роберт», его злила ее чрезмерная самоуверенность, порой перерастающая в дерзость, и выводила из себя пустая болтовня этой девчонки.

Когда Альфред отправил ее в США и попросил Роберта позаботиться о ней, Роберту было страшно даже представить, скольких ему это будет стоить хлопот, однако он не мог отказать Альфреду, ведь тот был его компаньоном и близким другом «покровителя» Роберта Джорджа Вагнера. В общем, Роберт постарался отправить Клару как можно дальше от Вашингтона и с этой целью помог ей поступить в Калифорнийский университет. К счастью, она влюбилась в Ахмеда, человека довольно разумного, с которым можно было иметь дело. Выдать ее замуж за Ахмеда Хусейни казалось настоящей удачей, ибо совместно с семьей Хусейни можно было проворачивать серьезные дела. И Альфред, и Роберт быстро нашли с Ахмедом общий язык. Однако Клара так и осталась для Роберта большой проблемой.

Разговор с Ральфом Бэрри испортил Роберту настроение на весь оставшийся день. У него разболелась голова – и это в тот момент, когда ему предстояло отобедать вместе с вице-президентом и с группой друзей-бизнесменов, горящих желанием узнать дату начала бомбардировок Ирака. Но это были цветочки: последовавший затем разговор с «покровителем» привел Роберта в совсем уж угнетенное состояние. Вагнер требовал, чтобы Роберт восстановил контроль над ситуацией, а если у него это не получится, грозился вмешаться лично. Теперь, когда громогласно, на весь мир было объявлено о существовании «Глиняной Библии», нельзя было допустить, чтобы эта самая «Глиняная Библия» попала к Альфреду и его внучке. Приказ Вагнера был однозначным: завладеть «Глиняной Библией», чего бы это ни стоило.

– Смит, соедини меня еще раз с Ральфом Бэрри.

– Хорошо, мистер Браун. Кстати, только что звонила секретарь сенатора Миллера, чтобы уточнить, будете ли вы участвовать в пикнике, который организует супруга сенатора в конце этой недели.

«Еще одна дура, – подумал Браун. – Каждый год – один и тот же нелепый спектакль: пикник на природе в ее поместье в Вермонте, где она потчует гостей лимонадом и бутербродами заставляя всех сидеть на расстеленных на земле кашемировых одеялах».

Однако Браун понимал, что ему придется туда поехать, потому что Фрэнк Миллер – не просто сенатор: он техасец, связанный с нефтяным бизнесом. В пресловутом пикнике будут участвовать министр обороны, министр юстиции, госсекретарь, советник по национальной безопасности, директор ЦРУ… А еще – «покровитель» Роберта. Это была прекрасная возможность поговорить о делах, не привлекая ничьего внимания, – именно потому, что они будут это делать на глазах у сотен людей. Жаль только, что придется сидеть на земле, есть бутерброды и делать вид, что тебе это нравится. Каждый сентябрь этот чертов пикник превращался для Роберта в настоящий кошмар.

Зазвонил телефон, и раздавшийся в трубке голос Ральфа Бэрри вывел Роберта из задумчивости.

– Я слушаю, Роберт…

– Ральф, как ты думаешь, случайно никому не пришло в голову, что госпожа Танненберг как-то связана с нами?

– Нет, это исключено. Я тебе уже сказал, что ты не должен беспокоиться по этому поводу. Даже учитывая протесты некоторых профессоров, было очень трудно помешать ей и Ахмеду участвовать в конгрессе. Ахмед Хусейни уже несколько лет тесно общается со многими археологами, поскольку провести раскопки в Ираке без его одобрения практически невозможно.

– Хорошо, пусть даже и так, однако тебе все же следовало воспрепятствовать их участию в конгрессе.

– Роберт, это было невозможно. Никто не мог запретить им участвовать в заседании по Месопотамии – тем более если человек намеревается выступить с докладом. Мне не удалось ее отговорить. Она меня уверяла, что ее выступление на конгрессе одобряет дедушка и что для тебя этого достаточно.

– Альфред совсем из ума выжил.

– Может быть. Так или иначе, его внучка буквально бредит какой-то там «Глиняной Библией»… Как ты думаешь, она и в самом деле существует?

– Да. Однако не надо было во всеуслышание заявлять о ее существовании – по крайней мере, до поры до времени. Рано или поздно мы ее найдем, и она будет наша.

– Но каким образом?

– Единственное, что мы можем сделать, так это помочь Кларе и Ахмеду ее найти, и как только это произойдет… Учитывая сложившуюся ситуацию, нам придется изменить наши планы. Сумеют ли они сформировать группу археологов, чтобы начать раскопки? Нам нужно найти какой-нибудь способ, чтобы незаметно посодействовать им в получении финансирования. Надо что-нибудь придумать.

– Роберт, ситуация в Ираке отнюдь не благоприятствует организации раскопок. Все европейские правительства, не говоря уже о нашем, настоятельно советуют своим гражданам не посещать тот регион. Отправиться туда сейчас равносильно самоубийству. Нам придется подождать.

– Ну что ты говоришь, Ральф! Пойми, сейчас, наоборот, самый лучший момент для того, чтобы поехать в Ирак. Однако когда мы окажемся там, надо будет все делать именно так, как я задумал. Ирак сейчас превратился в страну больших возможностей, и только дураки не понимают этого.

– Профессор Ив Пико – единственный, кого, похоже, заинтересовал рассказ Клары. Он сказал мне, что ему хотелось бы переговорить с Ахмедом. Так что мне делать?

– Пусть поговорят. Ахмед – не проблема. Он знает, как ему следует поступить. Однако сначала попроси его, чтобы он отправил свою супругу обратно в Багдад – или к чертям собачьим. Так или иначе, она должна уехать, пока еще не подставила всех нас.

Ральф про себя засмеялся. Женоненавистничество Роберта Брауна казалось просто какой-то патологией. Он питал к женщинам отвращение и всегда чувствовал себя в их обществе неловко. Роберт был закоренелым холостяком, и за ним никогда не замечалось каких-либо амурных отношений. Даже с женами Своих друзей ему лишь с трудом удавалось быть любезным. В отличие от других руководителей, у него не было даже секретарши, и ее функции выполнял Смит – шестидесятилетний, всегда щегольски одетый полиглот, который чуть ли не всю свою жизнь проработал вместе с Робертом Брауном.

Хорошо, Роберт, я подумаю, как сделать так, чтобы Клара вернулась в Багдад. Поговорю с Ахмедом. Однако с этой женщиной не так-то просто справиться: это упрямая и спесивая особа.

«Такая же, как ее отец и ее дедушка, – подумал Браун. – Только не такая умная, как они».

* * *

Вице-президент предпочитал испанскую кухню, поэтому он предложил пообедать в испанском ресторане неподалеку от Капитолия.

Роберт Браун приехал первым. Он всегда был исключительно пунктуальным. Ему не нравилось ждать, а особенно не нравилось когда его заставляли ждать. Сейчас ему оставалось только надеяться, что вице-президент не задержится из-за какого-нибудь появившегося в самый последний момент срочного дела.

Один за другим подходили и все остальные: Дик Гарби, Джон Нелли и Эдвард Фокс. Человек из Белого Дома приехал последе ним и пребывал в прескверном настроении.

Он тут же объяснил, что возникли осложнения в переговорах с европейцами по поводу одобрения Советом Безопасности ООН военной акции против Ирака.

– Вокруг полно всяких придурков. Французы, как обычно, затевают собственную игру. Они по-прежнему уверены, что от них что-то зависит, хотя на самом деле ничего не решают. Немцы занимаются двурушничеством: Германия имеет моральные обязательства перед нами и должна поддерживать нас, однако их красно-зеленое правительство очень озабочено тем, чтобы о нем хорошо отзывалась либеральная пресса: дескать, необходимо выполнять обещания, данные избирателям.

– Мы всегда можем положиться на Великобританию, – произнес Дик Гарби.

– Да, но этого недостаточно, – мрачно заметил представитель Буша. – Приходится также договариваться с итальянцами, испанцами, португальцами, поляками и еще черт знает с кем, хотя они и не имеют большого веса. Пытаются, конечно, важничать, но на самом деле знают свое место. Мексиканцы тоже слегка взбунтовались, а русские и китайцы радостно потирают руки, видя, что дела у нас идут не ахти как.

– Когда мы нападем на Ирак? – напрямик спросил Роберт Браун.

– Приготовления идут полным ходом. Как только ребята из Пентагона нам скажут, что они готовы, мы начнем массовые бомбардировки Ирака. Думаю, месяцев через пять-шесть, не больше. Сейчас сентябрь, стало быть – весной. Я вас заранее предупрежу.

– Надо бы начать создавать Комиссию по восстановлению Ирака, – сказал Эдвард Фокс.

– Да, мы об этом уже думаем, – согласился вице-президент. – Дня через три-четыре вам позвонят. Пирог хоть и очень большой, но надо подбежать к нему первыми, чтобы ухватить самые лучшие куски. Скажите мне, на что конкретно вы претендуете, и мы подумаем, насколько это реально.

Лакомясь треской, приготовленной по северо-испанскому рецепту, четверо мужчин обговаривали основные проблемы того бизнеса, которым они рассчитывали заняться в Ираке. Все они интересовались проектами, связанными со строительством, добычей нефти, поставкой различного оборудования. В Ираке многое будет разрушено, и затем, соответственно, все это придется восстанавливать…

По мнению всех четверых, обед удался на славу. В конце недели им снова предстояло увидеться – на пикнике в усадьбе четы Мюллер. Там они собирались продолжить этот разговор – если, конечно, их жены дадут им это сделать.

Роберт Браун возвратился в офис своего фонда, расположенный в здании, построенном из стекла и бетона, неподалеку от Белого Дома. Вид из окон был просто замечательный. Впрочем, Роберту никогда не нравился Вашингтон: он предпочитал Нью-Йорк, где его фонду принадлежало небольшое здание. Это был старинный дом конца восемнадцатого века, построенный эмигрантом из Германии, разбогатевшим на торговле тканями, которые он импортировал из Европы. Именно это здание в свое время стало первой резиденцией фонда, и хотя сейчас без него уже вполне можно было обойтись, Роберт упорно не хотел его продавать. Когда он приезжал в Нью-Йорк, то проводил наиболее важные встречи в своем кабинете в этом здании – красивом двухэтажном особняке, фасад которого выходил на Центральный парк. Помещения первого этажа были переоборудованы под рабочие кабинеты, а на втором этаже находились гостиная и спальня.

Ральфу Бэрри тоже нравился этот старинный дом. Когда он приезжал в Нью-Йорк, всегда работал именно в нем. Это для Роберта Брауна было еще одним аргументом в пользу того, что не следовало продавать этот дом, ведь, в конце концов, Бэрри был его заместителем и главной движущей силой фонда.

– Смит, я хочу поговорить с Полом Дукаисом. Прямо сейчас.

Не прошло и минуты, как Роберт услышал в телефонной трубке хриплый голос Дукаиса.

– Пол, дружище, хочу предложить тебе поужинать вместе.

– Хорошо, Роберт. А когда?

– Сегодня вечером.

– О, это невозможно! Жена тащит меня в оперу. Давай перенесем на завтра.

– Осталось очень мало времени, Пол. Мы вот-вот начнем войну, так что лучше забудь про оперу и тому подобное.

– Война войной, а сегодня я иду в оперу. Прежде чем отправиться на войну, нужно обеспечить прочный мир на семейном фронте. Дорис и так ворчит на меня за то, что я не хожу с ней на светские мероприятия, посещать которые якобы необходимо для поддержания положительного имиджа нашей семьи. Роберт, я уже дал обещание ей и дочери, а потому, даже если мы развяжем третью мировую войну, я все равно сегодня вечером пойду в оперу. Давай поужинаем вместе завтра.

– Ладно, черт с ним, с ужином, давай тогда лучше встретимся завтра утром, причем пораньше. Я тебя приглашаю на завтрак к себе домой. Это лучше, чем разговаривать в моем кабинете или в твоем. Как насчет семи утра?

– Роберт, не вдавайся в крайности. Я приду к тебе домой в восемь.

Браун закрылся в своем кабинете. В половине восьмого Смит негромко постучал в дверь.

– Мистер Браун, я вам еще нужен?

– Нет, Смит, иди домой. Увидимся завтра.

Затем Браун еще некоторое время работал в одиночестве: он составлял подробный план того, что предстояло сделать в ближайшие месяцы. До начала военных действий оставалось уж не так много времени, и ему хотелось предусмотреть буквально каждую мелочь.

* * *

Ральф Бэрри столкнулся в дверях Дворца конгрессов с худощавым молодым человеком с каштановыми волосами, который взволнованно спорил с охранником, требуя, чтобы его пропустили внутрь.

Бэрри невольно обратил внимание на этого настойчивого юношу. Он явно не был ни археологом, ни журналистом, ни историком. Более того, он отказывался сообщить, кто он такой, но при этом требовал, чтобы его впустили. В этот момент подъехало заказанное Ральфом такси, поэтому ему так и не довелось узнать, чем закончилось препирательство между этим незнакомцем и охранником.

Солнце ярко освещало монумент на пьяцца дель Пополо – площади Народа. Ральф Бэрри и Ахмед Хусейни обедали вместе в ресторане «Ла Болоньеза». Как обычно, здесь было много приезжих. Впрочем, они оба тоже были приезжими.

– Объясните мне, где именно находятся развалины здания. Мистер Браун настаивает на том, чтобы вы сообщили мне точные координаты этого места. А еще мне хотелось бы знать, что вам необходимо для того, чтобы провести раскопки самостоятельно. У нас нет возможности открыто в этом участвовать. Если станет известно, что зарегистрированный в Соединенных Штатах фонд потратил хотя бы доллар на раскопки в Ираке, разразится настоящий скандал. Еще одна проблема: ваша супруга Клара. Вы можете ее хоть как-то контролировать? Она… Простите меня за такие слова, но она ведет себя уж слишком опрометчиво.

Когда разговор зашел о Кларе, Ахмед почувствовал себя неловко. Он все-таки был иракцем, а в этой стране не принято в разговоре с чужими людьми обсуждать женщин, а тем более своих жен.

– Клара очень гордится своим дедушкой.

– Весьма похвально, однако самое лучшее, что она могла бы сделать для своего дедушки, – так это не афишировать его участие в этом деле. Альфред Танненберг добился успеха в своем бизнесе, все время оставаясь в тени. Вы прекрасно знаете, каким щепетильным в этом отношении он всегда был. Поэтому мы не понимаем, какой смысл в том, чтобы сейчас громогласно заявлять о существовании «Глиняной Библии». Как только Соединенные Штаты расправятся с режимом Хусейна, мы сможем организовать длительную археологическую экспедицию для проведения раскопок. Может, вы попросите Альфреда, чтобы он поговорил с Кларой и объяснил ей, что к чему…

– Альфред болен. Я не стану утомлять вас перечислением всех его недугов. Ему уже восемьдесят пять лет, и у него обнаружили раковую опухоль в печени. Мы не знаем, сколько ему осталось жить. К счастью, голова у него еще прекрасно работает. Он по-прежнему чертовски умен и по-прежнему руководит всем своим бизнесом, не желая передавать бразды правления никому. Что касается Клары, то она – его любимая внучка, и он не станет осуждать ее за то, что она говорит или делает. Это он решил, что настал момент извлечь на божий свет «Глиняную Библию». Я знаю, что Джордж Вагнер и Роберт Браун впервые в жизни разошлись с ним во мнениях, но вы же прекрасно понимаете, насколько трудно противиться его воле. Кстати, Ральф, вы зря надеетесь на то, что вторжение в Ирак станет для американской армии легкой прогулкой. Ничего хорошего от этой операции ждать не следует.

– Не будьте таким пессимистом. Вы увидите, как все изменится. Саддам стал проблемой для всех. А с вами ничего плохого не произойдет. Мистер Браун позаботится о том, чтобы вы смогли вернуться в Соединенные Штаты. Поговорите с Альфредом.

– С ним бесполезно разговаривать. Почему бы с ним не поговорить мистеру Вагнеру или мистеру Брауну? Танненберг прислушается скорее к ним, чем ко мне.

– Мистер Браун не может разговаривать с Ираком. Вы же знаете, что телефонные линии прослушиваются и любой звонок в Ирак записывается. Что касается Джорджа Вагнера… Он своего рода бог, и я не вхожу в состав его небесной свиты. Я – всего лишь сотрудник нашего фонда.

– Тогда не переживайте насчет Клары: находясь в Ираке, она не представляет для вас никакой проблемы. Я расскажу вам, что нужно для самостоятельного проведения раскопок. Правда, у меня возникают сомнения, что мы сможем организовать раскопки в обстановке, когда моя страна находится в блокаде. Саддам сейчас меньше всего думает о том, как найти глиняные таблички с клинописью. Может получиться так, что мы не соберем достаточного количества людей для проведения раскопок, а тем, кто все-таки согласится участвовать в экспедиции, придется выдавать плату за работу буквально каждый день.

– Скажите мне, какая требуется сумма. Я постараюсь ее раздобыть.

– Вы прекрасно понимаете, что наша главная проблема не в деньгах. Нам нужны археологи. Оборудование и материалы может закупить и сам Альфред, а вот высококлассных специалистов в Ираке нет – они все обосновались в Европе и Соединенных Штатах. Моя страна экономически истощена, и мы едва в состоянии сохранять хотя бы то, что находится в наших музеях.

– Альфред не должен финансировать эту экспедицию – по крайней мере, напрямую. Это привлекло бы слишком много внимания. В Ираке тысячи недоброжелательных глаз, а потому было бы правильнее обеспечить финансирование извне, через какой-нибудь европейский университет. Профессор Ив Пико хотел бы с вами поговорить. Он эльзасец, человек незаурядный. Преподавал в Оксфорде и…

– Я знаю, кто такой Пико. Надо заметить, у меня к нему двойственное отношение. Уж слишком он нестандартно мыслит, и злые языки поговаривают, что его вежливо попросили из Оксфорда за амурные связи с одной из студенток. В Оксфорде это строго-настрого запрещено. Пико – человек, не считающийся ни с какими условностями, он не придерживается каких-либо правил или норм морали.

– Только не говорите мне, что в сложившейся ситуации вас все еще волнуют какие-то там условности и нормы. Пико может поднять на ноги целый отряд своих бывших студентов, которые его обожают. К тому же он богат. Его отец владеет банком на одном из Британских островов. Точнее говоря, этот банк изначально принадлежал родителям матери Пико, там и сейчас работает вся их семья, кроме Ива. Ив Пико – несносный, нудный и деспотический человек. Я бы сказал, что он удачливый археолог, правда, главная его удача – то, что за его спиной стоит очень даже денежное семейство. Я понимаю, что он для вас отнюдь не лучший вариант, однако он единственный, кто заинтересовался двумя глиняными табличками, которые нашел Альфред. В общем, сами решайте, станете вы с ним разговаривать или нет. Пико – единственный, кто, не взирая ни на что, может отправиться сейчас на раскопки в Ирак.

– Я поговорю с ним, хотя мне и не очень нравится данный вариант.

– Ахмед, извините за откровенность, но других вариантов у вас нет. Кстати, Роберт хочет, чтобы вы отвезли его письмо Альфреду. Он пришлет его завтра. Из Вашингтона сюда приедет некий человек, который передаст это письмо мне, а я передам его вам. Вы ведь наверняка знаете, что они оба всегда предпочитают общаться при помощи личных курьеров. Ответ Альфреда на этот раз мы будем ожидать в Аммане, а не в Каире.

– Знаете, меня тоже мучает вопрос: почему именно сейчас Альфред решил объявить о существовании этих табличек и почему мистер Браун, несмотря на свое недовольство сообщением Клары, решил нам помогать.

– Я этого не знаю, Ахмед, но они всегда все предусматривают.