Текст книги "Четыре Сына. Рождение легенд"

– Так это ж дико хорошее известие! Мне кто-то говорил, что ты раз в сто Черного сильней будешь. Теперь нам не надо будет так шухериться на вылазках!…

Но радость Шаха быстро померкла. На лицо его набежала туча.

– Куда ты там говоришь собрался?

– Точно не знаю. Надо с Черным посоветоваться. Скорей всего в Нуармутье. Сам понимаешь, Эссор, Ехаир, Фуа, Эсперант да и что дальше них не вариант. У Атонаха там есть свои связи, нас сразу поймают и отдадут Воронам, а если первые доберутся карберы султанов, мы и вовсе пропадем. Уж они-то с нами нянчится точно не станут, прямиком в пустыню Смертника и выкинут. Получается, что Нуармутье единственный вариант.

Пока Дамаск говорил, Шах внимательно слушал, смотря на мага со смесью злости и изумления, но как только он закончил, главарь Скорпусов дал выход праведному гневу:

– Белый! Какое Нуармутье!? Вас карберы нуармутьевского шаха проткнут своими пиками, стоит вам только нос у их мраморных ворот показать! Если вы даже и доберетесь до черного города, хотя вряд ли вы это сделаете…

– Почему?

– Потому что вам надо будет добраться до Эссора, а от него, через пустыню, уже и до Нуармутье…

– Можно ведь и по океану.

– Дурень! Как только вы сбежите, первым делом Атонах пошлет Воронов ко всем выходам из города, в том числе и в порты. Все корабли будут проверяться…

– Значит, мы сядем в Эссорском порту на корабль, – в который раз упрямо перебил Дамаск Шаха, загорелое до лакричного цвета лицо которого стало темно-бордовым от злости. – Там Атонах не имеет такой власти как здесь.

– Зато он имеет связь с главой керибюсской стражи, а уж он наверняка может договориться с эссорскими карберами. Скорей всего вы даже и в город не попадете, вас на самом входе скрутят и к Атонаху притащат. Если же вам все-таки удастся пройти через Эссор, то вряд ли кто-нибудь из капитанов захочет взять на свой корабль троих детей, от которых ни денег, ни пользы.

– Мы маги! От нас может быть много пользы!

– Лет через десять! – все громче звучал голос Шаха, так что прохожие, шедшие по улице Пекарей, стали оборачиваться и заглядывать в проулок, где спорили мальчишки. – В Нуармутье вас все равно никто не пустит! В черный город невозможно попасть без пропуска от шаха или его визиря!

– Откуда ты знаешь?

Предводитель Скорпусов высокомерно расправил плечи, выпятив грудь колесом, и презрительно поджал губы.

– Я до семи лет там жил, пока не отправился с отцом в Аром через океан, – гордо продекламировал он. – Наш корабль попал в шторм и разбился о рифы, вблизи Эссора. Там меня выловил местный рыбак. Его жена выходила меня. Я хотел найти отца, поэтому ушел от них. Но в кораблекрушении, кроме меня никто не выжил. Вернуться в Нуармутье я даже не пытался, каждому родившемуся там ребенку известно, что "выйдя раз ты за врата, не вернешься никогда". Без пропуска родителей, детям не войти в город. Без отца мне было туда не попасть. Чтобы как-то выжить, я начал воровать. Однажды, меня поймали карберы (я пытался стащить деньги из очень богатой ювелирной лавки). Сначала мне хотели отрубить руки, но один из легавых посчитал, что проступок мой заслуживает более жестокого наказания, и предложил закопать меня по шею в пустыне, чтоб Илар поджарил меня до румяной корочки, а стервятники выклевали мои глаза. Они так и сделали. Но меня вовремя вытащили Вороны Атонаха. Им рассказали о том, что я позарился на лавку богатого ювелира, и это пришлось проклятым вербовщикам по душе. Они притащили меня в Керибюс, где я продолжил дело, начатое в Эссоре, но уже под присмотром Гильдии. Атонах разглядел во мне того, кем я являюсь и через год поставил меня во главе Скорпусов.

В Керибюсе я вот уже как пять лет, и за эти пять лет узнал намного больше, чем за семь предыдущих. В Нуармутье жизнь проста и легка, но только если ты живешь не за пределами черных мраморных стен. Так что поверь мне на слово, вам туда не попасть ни живыми, ни мертвыми.

– Но нам нужно именно туда! Только там Атонах не сможет нас достать! – отчаянно воскликнул Дамаск, после пламенной речи Шаха, который видя растерянный вид мага, остался очень довольный собой.

– А чего это вдруг ты вообще решил, что вам нужно удрать от него? Вы ж живете как у Оркуса в кармане. У вас есть все, что только душа пожелает. Откуда такое желание стать нищебродами?

Перед глазами Дамаска тут же возник образ распластавшегося на песке Щербета с кровавым шипом в глазнице. Нет! Теперь в каждом слове человека, которого Белый считал отцом, будет слышаться лишь ложь. Когда Дамаск первый раз спросил Атонаха, где его родители и откуда он взялся, главарь керибюсского дна сказал, что его отец и мать мертвы. Быть может и это вранье?

От этой мысли горло больно засаднило, а в носу неприятно защипало. Маленький маг крепко сжал кулаки и исподлобья посмотрел на черноволосого загорелого мальчишку перед собой.

– Неважно. Мы должны это сделать. Тебе придется поклясться, что ты меня не видел и никому не скажешь, о чем мы с тобой говорили, Шах. Иначе мне придется тебя убить, – жестко произнес Дамаск своим детским голоском, твердо намереваясь осуществить задуманное, чтобы спасти себя, Черного и Ганса.

Шах снисходительно расхохотался. Именно поэтому Белый ему нравился, он был смел, честен и чересчур наивен для жизни, в которой они жили. Но как только предводитель Скорпусов увидел два маленьких закручивающихся смерча, поднимающих пыль за спиной светловолосого мальчишки, смех его сию же секунду смолк. Голубые глаза юного мага, которые и раньше, время от времени, казалось, начинали светиться, сейчас вспыхнули такой яркой синевой, что даже белки глаз начали отливать голубизной. Он понял, что Белый не шутит.

Шах в любом случае не собирался никому ничего говорить, друзей у него не было, а к Атонаху он испытывал лишь презрение. Жизнь в Керибюсе ему не нравилась. Ему отвратительно было делать то, что его заставляли, раздражали люди, которые окружали. Шах не мог дождаться дня, когда вырастет и станет настолько сильным, чтобы уйти из Гильдии. Поехать в Креон или Волд, а может быть даже вернуться в родное Нуармутье…

– Так ты серьезно? – нахмурившись, спросил главарь Скорпусов, ничуть не испугавшись пылевых вихрей, растущих за спиной Белого и уже поднявшихся над ним на четыре фута.

Неважно, маг ты или простой человек, настоящее колдовство ощущается кожей. И то, что сейчас чувствовал Шах, не шло ни в какое сравнение с тем, что он встречал раньше. Магия Белого была иной, она словно стягивала воздух вокруг, разливала Силу и одновременно отбирала ее у всего окружающего.

"Сколько лет ему? Десять? Когда он начал владеть своей Силой? Сегодня? Если сейчас такие результаты, то, что же будет через пять лет?" – эти мысли хороводом носились в голове Шаха, пока он смотрел на танцующие смерчи, возвышающиеся грозными охранниками по бокам от взъерошенного маленького блондина. "Может не нужно ждать, когда я вырасту?..".

– Я никому ничего не скажу, Белый. Даже больше. Я помогу вам сбежать. Помогу забрать Ганса. Но и вы должны помочь мне.

Откровенно враждебный вид Дамаска сменился растерянностью, так что даже утробно завывающие вихри начали стихать и уменьшаться в размерах.

– Чем?

– Возьмите меня с собой, – просто ответил предводитель Скорпусов.

Эта фраза настолько потрясла Белого, что вся его творимая волшба исчезла, оставив после себя лишь оседающую пыль. Пока он не начал ничего говорить Шах поспешил привести ему доводы.

– Я пригожусь вам, Белый. Я знаю не только керабский, геллийский, но и нуармутский языки. В Эссоре многие говорят на эссорском, его я тоже немного знаю. Ловкости мне не занимать. А если нужно применить силу, то и здесь на меня можно положиться. Я знаю, как без труда можно выбраться из Керибюса и добраться до Эссора. Я скажу своим ребятам, чтобы они запутали Воронов, и мы выиграем время. К тому же я могу читать и писать, это не так важно, но вполне может пригодиться. Тем более ни тебе, ни Черному ведь не известно письмо. И еще у меня есть идея, где мы можем на некоторое время спрятаться в Эссоре.

Дамаск был ошарашен. Лишь через минуту он смог выйти из ступора.

– Ты хочешь сбежать? Почему?

В его вопросе было столько искреннего непонимания, что Шах даже посмеялся.

– Поверь, Белый, причин, чтобы сбежать из Гильдии у меня куда больше, чем у тебя. Так вы возьмете меня с собой?

Все происходило очень быстро, жизнь начала резко менять свой ход, и скороспелому магу тяжело было сейчас следить за ее событиями. Казалось, что все идет по определенно заданному маршруту, и от него совершенно ничего не зависит. Шах мог помочь им выбраться из Керибюса. И то, что он может присоединиться к их троице, было так логично, так правильно.

– Да. Возьмем.

Белый сидел в тени огромной круглой колоны на каменных белых ступеньках центрального собора святого Имара и невидящим взглядом смотрел в мелькающую по площади толпу богато одетых горожан. В Верхнем Керибюсе все выглядело иначе. Улицы были чище, здания величественней и живописней, фонтаны, памятники говорили о незаурядных талантах, живущих в этом восточном городе, омываемом океаном. Даже люди здесь казались красивей и здоровей. На бульварах, аллеях и площадях нередко можно было встреть стражников. Они рьяно оберегали покой своих достопочтенных граждан, владевших тугими кошельками. Всех подозрительных оборванцев, стража султана выкидывала взашей, через арку Благочестия, являющейся незримой чертой между миром богатых и бедных.

Сюда было сложно попасть кому-либо со Дна. Но так как именно отсюда шел основной доход для Гильдий, Атонах не скупился на приличную одежду для своих ушлых маленьких карманников. Сидя на паперти, Дамаск несколько раз уже натыкался взглядом на ребят из Шуш и Ангелов. В банду Ангелов входили самые прелестные дети, за невинными личиками которых прятались маленькие дьяволы, способные не только на воровство, но и на жестокие убийства – это была одна из самых опасных шаек Атонаха.

Глянув на белоснежный памятник святого Имара, расположенный прямо перед собором, названным в его честь, Дамаск заметил, как один из стражников выталкивает с площади Дена-бирмидена, старика лет ста, который под личиной страждущего больного, с наклеенными гнойниками из воска на лице и руках, просил милостыню. Это было очень доходное предприятие, и в хорошие дни он выручал по несколько десятков серебряных чагалтов. Возле собора святого, богачи охотней расставались со своими деньгами. И если бы не бдительное око стражников султана, наверняка Дену-бирмидену удавался бы выпросить намного больше.

Дамаск не особо привлекал внимание. Он был одет почти как и эти богатые господа, серая шапка скрывала светлые волосы, а благородный цвет его голубых глаз, с которыми встречались стражники, заподозрившие мальчишку в богомерзких помыслах, мигом отметали предположение, что он принадлежит к касте воров или попрошаек.

Уже час с лишним Белый с нетерпением ждал возвращения Шаха. Он велел ему сидеть на этих выбеленных длинных ступенях, в то время как сам отправился к своей банде, чтобы дать им несколько распоряжений и забежать еще "в одно место". Дамаск уже порядком истомился и начал волноваться, не случилось ли что с главарем Скорпусов. Мысль, что он мог его предать, даже не возникала в голове мага. Единственным развлечением для него было разглядывание людей и маленькие шалости с помощью своей недавно обретенной магии. Дамаск легкими порывами ветра сдувал голубей и быстро бегающих маленьких серых пигалиц с черно-белыми полосками на загривке, которые разгневанно чирикали, когда их подбрасывало в воздух.

С площади влево уходила улица под странным названием – Послушница короля, где располагался огромный фонтан со стыдливо прикрывающейся обнаженной дамой в центре. Он находился довольно далеко от собора. Однако Дамаск, желая испробовать свои способности, решил расплескать воду из-под ног "королевской послушницы". Он сосредоточенно моргнул, надеясь вновь увидеть разноцветные энергетические полотна, как тогда в заброшенной бухте и в переулке Пекарей. Но сразу это у него не вышло. Белый уже начал злиться, когда, наконец, перешел на странное для него зрение. Над фонтаном эфемерно дрожало голубое прозрачное покрывало. Дамаск весь вспотел, пытаясь дотянуться до него своим сознанием. И вот, когда это у него получилось, он усилием воли встряхнул энергетическое полотно, и вода взлетела на добрых пять метров в небо, заливая всех и вся вокруг. Поднялся невообразимый визг залитых с ног до головы людей. Стражники, патрулирующие на площади, рванули в сторону крика.

Дамаск довольно рассмеялся, наблюдая за воцарившимся бардаком. Воспользовавшись всеобщей суматохой, Ангелы бросились в толпу и начали нагло срезать кошельки с поясов добропорядочных граждан.

– Развлекаешься? – раздался за спиной насмешливый голос Шаха.

Белый повернулся и задрал голову кверху.

– Айда. Пора идти, – сказал главарь банды, хлопая Дамаска по плечу, с такой силой, что он чуть кубарем не слетел со ступенек.

"Поговорить что ли с ним на эту тему…" – пронеслось в голове бегом спускающегося Белого, который бережно потирал лопатку.

– В общем, план такой, – нагнав хмурого мага, бодро заговорил Шах. – Скорпусам я сказал, что на все вопросы по поводу золотых деток и меня отвечать, что видели нас в разных концах города. Кто-то будет говорить, что видел нас в Верхнем Керибюсе, кто-то в Нижнем, кто-то в порту, а кто-то в заброшенных шахтах. На самом деле мы два дня будем у бабы Розы торчать…

– У тебя совсем крыша поехала!? – перебил Дамаск, остановившись посреди площади. – Какая баба Роза!? Атонах к ней через день да каждый день ходит! Она же выдаст нас ему с потрохами!

Похоже, Шах останавливаться был не намерен. Он спокойно вернулся обратно к затормозившему магу и, схватив его за рубаху, потащил за собой, обходя встречающихся на пути расфуфыренно одетых мужчин и не менее аляписто напомаженных женщин.

– Не выдаст. Она на него в последнее время зуб точит. Видать, он с ней был не очень-то учтив. И теперь она называет его не иначе как похотливый осел. Как только я упомянул, что нужна помощь, чтобы укрыть золотых деток от Атонаха, ее одобрению не было предела.

Два быстро шагающих мальчика свернули на улицу «Сладких поцелуев». Им нужно было пройти ее до самого конца и выйти в переулок Банщиков, который вел к арке Благочестия.

– Она дала мне Дурману и бармидос, – продолжал Шах в полголоса рассказывать свой план. – С Черным проблемы вряд ли возникнут, а вот с Гансом придется повозиться. Он ведь постоянно со своей нянькой. А на нее столько защитных заклинаний навешено, что и не подойдешь. Ей достаточно активировать их, от нас и горстки праха не останется. Ганс постоянно при ней или при Атонахе, а это уже проблема.

Нам нужно их убрать обоих. Короче, суть в следующем. Я иду к няньке и отправляю ее в объятья сонных демонов с помощью Дурмана. Ты же идешь к Атонаху и проделываешь тоже самое при помощи бармидоса. Если няньку нам нужно обезвредить на время, то Атонаха желательно надолго, чтобы тревогу подняли как можно позднее…

– Нет. Я иду к няньке. Ты к Атонаху, – жестко произнес Дамаск, крепко стиснув кулаки.

Шах вопросительно посмотрел на Белого. Его предложение попахивало откровенной дуростью, а ведь главарь Скорпусов продумал все до мелочей, нельзя было менять роли. Иначе их будет ждать очень плохой конец. И если Золотым ничего не будет, то Шаха порвут на орифламму.

Заметив выражения лица координатора побега, Дамаск тяжело вздохнул.

– Атонах как никто другой умеет читать по лицам. А я плохо умею врать. Он будет задавать вопросы, на которые я не смогу соврать. Весь твой план полетит к Кардашу. Чернокнижники сотрут мне память, и я даже не вспомню, что хотел сбежать.

На лицо Шаха легла печать глубокой задумчивости. Какое-то время они шли молча, среди разносившегося людского гомона и очень настойчивого зазывающего крика торговцев.

– Это сложно. Атонах не принимает у себя такую мелочь как я. Нужна очень веская причина, чтобы меня к нему пустили… Можно, конечно, сказать, что нам надо группу поменять. Мол, с Бурыми дела не идут. Но это как-то… Все равно этого недостаточно для того, чтобы попасть к Атонаху. Этот вопрос и Ветер решит…

– Или можно послать к нему не тебя, а Черного, – предложил Дамаск. – А мы с тобой разберемся с нянькой.

Шах облегченно выдохнул.

– Тоже вариант. Как только заберем Ганса, отправимся в Дикую Розу. Вы будете там сидеть два дня, а я буду в это время заниматься тем, чем обычно занимаюсь. Еще попробую узнать, какие корабли отходят в ближайшее время из Керибюса, куда они идут и есть ли у них пара свободных мест. Если здесь план провалится, придется уйти вглубь страны и попробовать прибиться к какому-нибудь каравану.

Тяжелая черная дверь с коваными головами змей отворилась. Дамаск шагнул в сторону виллы.

– Эй! – послышался за спиной возмущенный вопль Шаха.

Белый обернулся и снизу-вверх посмотрел на Дыру, который толкнул разгневанного главаря Скорпусов в пыль.

– Он со мной, Дыра!

Мужчина перевел на Дамаска свои капельные злые глазки и отрицательно помотал головой.

– Что значит, нет!? Я говорю…

– Да ладно, Белый. Я здесь тебя подожду, – прервал начинающего колдуна Шах.

Дамаск посмотрел на главного Скорпуса, который с самой своей серьезной физиономией напутствующе ему кивнул, призывая к разумным действиям. Белый уже направился по гравиевой дорожке, как вновь услышал голос Шаха.

– Ах, да! Постой-ка.

Юный маг непонимающе обернулся и еле успел поймать фиолетовый мешочек с золотой тесьмой.

– Передай это Черному. Он все-таки выиграл спор чертяга, – зло сплюнул на землю скорпус и незаметно подмигнул Дамаску.

Не намереваясь дольше держать ворота нараспашку, Дыра захлопнул черную железную дверь. Раздался металлический скрежет, и магический механизм запер замок. Белый забежал внутрь виллы главы Гильдий. Прошерстив первый этаж и наткнувшись на дворецкого по имени Дьярмо, высокого сухопарого старика с двумя клочками седых волос на круглом загорелом черепе, Белый выяснил, что Черный находится в зале Таинств.

Дамаск, что есть духу, забежал на третий этаж по винтовым мраморным лестницам и как только добрался до дубовой запертой двери, начал в нее барабанить. Послышались глухие шаркающие шаги, и через несколько секунд тяжелая дверь отворилась.

– Здравствуй, золотой. И ты пришел? – поинтересовался мягкий женский голос.

Дамаск с неудовольствием увидел в открывшемся проеме гладкое милое лицо няни Ганса, которая в свое время воспитала его и Бирма. У нее были добрые чуть раскосые карие глаза и мягкие улыбчивые губы. Она всегда носила огромных размеров накрахмаленный чепец.

– А… Чер… Бирм здесь? – стушевался Дамаск.

– Да, да. Все здесь, – радостно защебетала няня, открывая дверь шире и впуская Белого внутрь.

В общем-то, зал Таинств не очень напоминал зал, это больше походило на комнату с белыми грунтовыми стенами, каменным серым полом, большим добротным камином и прикрученным к полу столом с разноцветными колбами, большим графином воды и горшками с разнообразными растениями. На столе помимо прочего сидел смеющейся Ганс, держащий в руке изогнутую реторту, в которой бурлила жидкость кислотно-зеленого цвета. Перед ним стоял Бирм и как заведенный крутил своим черным длинным пальцем. Именно благодаря ему жидкость бурлила.

Дамаск сначала растерялся, когда увидел няню и Ганса, но быстро понял, что все сложилось как нельзя лучше. Ничего неподозревающая женщина повернулась к только что пришедшему магу спиной и плавной походкой направилась к столу. Белый быстро вытащил из кармана мешочек, который кинул ему Шах, споро развязал золотые тесемки и вытащил оттуда две маленькие бутылочки. В одной из них была фиолетовая жидкость, а во второй желтый блестящий порошок. Подумав, что порошок это и есть Дурман, Дамаск сунул бутылку с жидкостью обратно в мешок, а оставшуюся откупорил.

Он быстро сократил расстояние между собой и няней и негромко воскликнул:

– Кайра!

Услышав свое имя, няня обернулась и, не успев ничего понять, вдохнула желтую пыль, которую Дамаск метнул ей в лицо из бутылочки, предварительно задержав дыхание. Женщина начала чихать, затем ее сильно мотнуло, веки упали на глаза. Она пыталась устоять на ногах, шатаясь из стороны в сторону, но Дурман оказался сильней нее, и милая добрая Кайра опрокинулась на твердый каменный пол. Какое-то время ее тело сотрясали конвульсии, после чего она затихла.

– Белый, ты чего!? – возопил Черный, первый придя в себя. – Ты ее убил!?

Ганс тут же захныкал. Дамаск и сам был в ужасе от увиденного. Но ведь Дурман не убивает! Перепуганный маг подскочил к няне и прижался ухом к ее груди, пытаясь выслушать стук сердца. Прошли томительные секунды, прежде чем он услышал заветные глухие удары.

– Она жива! – вскакивая с пола, чуть громче, чем нужно, взволнованно сообщил Дамаск.

Он подбежал к ревущему Гансу и, вырвав у малыша реторту, подхватил его на руки.

– Ты был прав. Нам нужно убегать отсюда. Атонах устроил мне ловушку. Щербет мертв. Сейчас ты пойдешь…

– Щербет мертв!? – ошалело выкатив глаза из своих черных орбит, громко переспросил Бирм.

– Шшшшшш!!!! – яростно зашипел на него Белый, обернувшись на дверь. – Да, мертв. Сейчас ты должен пойти к Атонаху и сделать так, чтобы он выпил вот эту жидкость…

Держа одной рукой взахлеб ревущего Ганса, второй рукой Дамаск пытался вытащить из мешка бутылочку с бармидосом. Это у него плохо получалось, поэтому Черный вырвал у него мешок и сам достал оттуда снотворное. Казалось, он ничуть не удивился, а только повертел перед носом склянку с сиреневым содержимым, после чего недовольно спросил:

– И как ты это представляешь?.. Ганс, тихо! Няня спит!

Малыш тут же замолк.

– Я не знаю, – честно признался Дамаск.

– Ты не знаешь, и поэтому решил спихнуть это дело на меня?

Белый оскорбился. Все что он мог сделать сам, он никогда не перекладывал на других.

– Нет, просто я не смогу сдерживать себя в присутствии Атонаха. А ты сам знаешь, как его кабинет (да и он сам) нашпигован всякими артефактами. Мы никуда не убежим, если пойду я. Чернокнижники сотрут память и тебе и мне, и мы снова будем жить в неведенье.

– Ладно, ладно. Я все понял. Только надо придумать, как заставить его выпить это зелье.

Повисло молчание. Прошло минут десять, прежде чем Бирм подал голос.

– А зачем нам усыплять Атонаха? Все равно он хватится нас только к вечеру.

– Нас-то может быть, а вот Ганса он проверяет куда чаще. К тому же если он обнаружит пропажу раньше вечера, мы ничего не сможем сделать.

– Тогда надо заставить его как-то выпить эту дрянь…

– Может подлить в его любимый кофе? – спустя пару минут предложил Бирм.

– Ну конечно! Зайди и скажи: "Отец, я тут решил за тобой поухаживать, вот кофе тебе сварил, которое умеют варить только тармийцы из ядовитых зерен, которые убьют тебя, если приготовить неправильно".

– Ну, предложи ты что-нибудь! – разозлился Черный, метнув на Белого яростный взгляд.

У Дамаска тоже идей не было. Но замысел с кофе зацепил его. Думая, о способах влить в Атонаха бармидос, он почему-то снова и снова возвращался к этому горькому неприятному напитку. Пока, наконец, его не озарило.

– Сейчас идешь на кухню, берешь чай, сок, неважно. Вливаешь туда снотворное. Направляешься с этим делом к Атонаху. Говоришь, что научился превращать один напиток в другой. Заставляешь его отпить чай, врешь, что сейчас превратишь его в лучший тармийский кофе, а пока ты врешь, он уже уснет!

Бирм широко улыбнулся, обнажив свои белоснежные блестящие зубы.

– А что дальше?

– Мы с Гансом будем ждать тебя на улице.

– Это я понял. А дальше-то что мы будем делать? Куда направимся? – допытывался Бирм.

– На месте объясню. Время не ждет.

Черный согласился. Выбегая из зала Волшебства, Дамаск резко остановился и замер в проходе, смотря на спящую няню. Он подхватил сползающего с рук Ганса, который становился все тяжелей и тяжелей, и глянул на Бирма. По нервным движениям темнокожего парня было понятно, что волнение растет его с каждой секундой.

– Что? – нетерпеливо спросил он молчащего Белого.

– Закрыть-то мы ее здесь закроем, но вот когда она очнется, то такой шум поднимет, что до самого Заршора будет слышно…

Бирм быстрым движением глянул за спину Белого, в зал Таинств.

– И что ты предлагаешь?

Мысли метались в голове, как рой взбешенных пчел. У Дамаска было ощущение, что он опаздывает, что если сейчас он что-то не придумает, то разверзнутся небеса, и его поразит молния. Маленький Ганс не издавая ни звука крепко вцепился в жилетку старшего брата и испуганно смотрел на Бирма своими огромными зелеными глазами.

– Ты ведь маг! Поставь заглушку на дверь! – почти радостно воскликнул Дамаск, окрыленный этой идеей.

– Ты дурак что ли? Какая заглушка? Я из пятидесяти четырех магических рун знаю только пятнадцать, а воспроизводить худо-бедно могу только три. Но даже с ними никакие заклинания у меня не получаются.

– И это я после этого дурак… – недовольно проворчал Белый, злобно зыркнув на Бирма из-под светлых бровей. – Ладно. Ты иди к Атонаху, а я что-нибудь придумаю.

Долго уговаривать Черного не пришлось. Ничего не говоря, он сунул Белому ключ от двери, после чего ринулся в сторону винтовой лестницы. Дамаск же посадив Ганса около стены в коридоре, начал усиленно думать.

Он долго пялился на колбы и реторты, заполненные непонятными разноцветными жидкостями. Жутковатая идея возникла не сразу. Белый не спеша взял три реторты с розовым содержимым, колбу с жижей и подошел к женщине. Поставив ношу на пол, Дамаск все свое внимание сосредоточил на невидимый простым людям мир энергий. Но как всегда перейти в него оказалось делом не из легких. Он весь покраснел, пока пыжился увидеть разноцветные нити. Спустя несколько минут ему это удалось.

Следуя неведомому наитию, ведущему его за руку через все трудности, Дамаск переплетал обволакивающие вокруг колб ядовитые энергетические волокна, где-то затягивая, а где-то распуская их ход.

В итоге, содержимое начало нехотя подниматься со своих насиженных стеклянных мест, синхронно выскальзывая из круглых горлышек. Сначала розовая и зеленая слизь была чересчур жидкой, поэтому Дамаск придал ей консистенцию липкого, подтаявшего "лизуна", собрав ее в большой шар. Он пытался растянуть его над Кайрой, но ничего не выходило. Чувствуя, что выдыхается, Белый непроизвольным движением развел руки в стороны и с удивлением увидел, как розово-зеленый "мяч" развернулся в большое резиновое полотно.

"Так значит можно пользоваться не только головой!" – пронеслась и забылась мысль.

Белый медленно опустил руки, а вслед им, прямиком на Кайру, опустилось и его творение. Оно полностью укрыло ее, съежившись по фигуре, вырисовывая даже черты ее лица. Дамаск уже собрался было уйти, но заметил, как грудь няни начала судорожно дергаться. Через несколько мгновений она и вовсе начала биться в конвульсиях. До Белого дошло, что она задыхается.

В панике, мальчик кинулся к ней, и не придумал ничего более умного, как ткнуть пальцами ей в ноздри и точным ударом пробил две ровные дырки. Няня со свистом вдохнула воздух, после чего ее дыхание начало выравниваться.

Радости от содеянного Дамаск не испытывал, даже несмотря на то, что очень успешно использовал магию. Подгоняемый тревогой и страхом, он спешно выбежал из зала Таинств и начал запирать дверь.

– Старая мышь! – звонко крикнул Ганс, так что Белый дернулся и больно ударил руку об косяк.

Он быстро обернулся, заметив поднимающегося по лестнице Дьярмо. Старой мышью его обычно звал Атонах. Ганс перенял эту привычку у него.

– Ты чего здесь-то? Черный внизу шастает. Как вы разминулись-то? А Кайра где? Хозяин точно скоро пришибет эту бабу! – проскрипел старик, подслеповато щурясь с другого концы коридора.

От рождения совершенно не умея врать, Дамаск начал придумывать на ходу более или менее правдоподобную ложь, постоянно запинаясь и жутко краснея.

– Так виделись мы с Черным… Он это… С Гансом в зале сидел… Кайра-то, она того… ушла куда-то опять… А Черный он это… Придумал чего-то там со своей магией… Пошел Атонаху показывать… А меня с Гансом попросил посидеть… Вот. Так все и есть.

– Да мне-то какое дело… – проворчал Дьярмо, разворачиваясь в другую сторону и зашаркав прочь, в чердачную комнату, больше напоминавшую кладовую и являющуюся опочивальней "Старой мыши".

У старика даже мысли не возникло, что Белый его обманывает. Как только дверь за Дьярмо захлопнулась, Дамаск, что есть духу, понесся к лестнице. В полукруглом пролете между вторым и первым этажом, он наткнулся на поднимающегося Бирма.

– Получилось? – в один голос спросили мальчишки друг друга, вызвав громкий режущий смех Ганса.

– Тихо Ганс! – шикнул на него Дамаск, после чего вновь озабоченно обратился к Черному: – Атонах выпил бармидос?

– Выпил. Как Кайра?

– Шуметь не будет.

Тиски страха немного ослабили свою хватку, и Дамаск ощутил облегчение на краткий миг. Но расслабляться было рано. Быстро спохватившись, он вновь бегом начал спускаться по лестнице, слыша топот ног Бирма, позади себя. Пробегая по залу первого этажа, Дамаск услышал, как хлопнула входная дверь. Используя набранный разбег, он одним резким движением проскользил по гладкому мраморному полу за толстую колонну, заранее зажимая рот Гансу, чтобы тот не рассмеялся. У Черного с реакцией было похуже. Он почти пробежал мимо, но Дамаск вовремя схватил его за шиворот и дернул на себя.

Бирм аккуратно выглянул из-за каменного рельефного столба и едва слышно прошептал:

– Это Ветер.

У Дамаска сразу же неприятно засосало под ложечкой. Из всех, кто мог сейчас пожаловать в дом, это было самое ужасное создание. Правая рука Атонаха, человек, который первым кинется на поиски золотых детей.

– Он к Атонаху идет! – в ужасе зашипел Бирм Белому, округлив свои и без того немаленькие голубые глаза.

В поле зрения Дамаска показался высокий крепкий бородатый мужчина с широченной грудью, натягивающей расстегнутую на три пуговицы кроваво-красную рубашку, и из-под которой клубилось облако черных волосатых дебрей.

– Ты не запер кабинет? – уже догадываясь об ответе, спросил Дамаск, чувствуя, как легкие сперло от страха.

– Откуда ж я знал, что Ветер припрется!

– Да кто угодно мог припереться! Давай, быстро атакуй его! – зашипел Дамаск, понимая, что пока он сам настроится на свое магическое зрение и сможет что-то сделать, этот Кардаш во плоти уже завалится в кабинет главаря Гильдий.

Шипение за колонной донеслось до Ветра. Мужчина обернулся, и перед ним предстала престранная картина. Возле колонны стоял худой чернокожий парень, поднявший руки кверху, будто держал на пальцах марионеток на ниточках и с лицом полным потугов, пытался совершить какое-то, по всей видимости, крайне сложное действо. Не смотря на очевидную нелепость и комичность его позы, Ветер почувствовал неладное. Ему никогда не нравился ни этот Черный, ни второй этот голубоглазый блондин. Да и этот мелкий Ганс вызывал лишь раздражение и желание пришлепнуть крикливую букашку, которая вечно носилась возле Атонаха.