Текст книги "Истоки конфликтов на Северном Кавказе"

<…> Свежее, может быть, хорошее, здоровое зерно придет. Они могут сделать то, что, допустим, народ чаял от них. Вот народ ждет». А это реальность: «Ребята бегали в свое время, чтобы просто у нас этот район [был], пускай с этим главой – без разницы. Он пришел – ну вообще никаких действий нет. <…> Понабрали племянников, братов, сватов, <…> команды нет. <…> Ребята охладели все. Полное разочарование… И получается так: сейчас администрация есть района, и там работают люди, которые до этого <…> в жизни не смогли себя как-то показать. <…> Люди [в районе] устали, руки опустились, отторжение такое от власти».

2. Этничность и насилие на Северном Кавказе

Этническое многообразие занимает заметное место в «официальном списке» причин постоянных политических конфликтов и трудностей экономического развития на Северном Кавказе. При обсуждении причин оттока русского населения из Восточного Ставрополья и русских сел и станиц в Дагестане, Карачаево-Черкесии, Ингушетии, Чечни, Моздокского района Северной Осетии – Алании, Прохладненского и Майского районов Кабардино-Балкарии дискурс этнорелигиозного противостояния и в бытовом, и в экспертном сообществе рассматривается как основной. При объяснении напряжения в Кабардино-Балкарии, связанного с межселенными территориями[95]95
  Данный конфликт подробно анализировался, например, в работе: Стародубровская И., Миронова Н.Муниципальная реформа в республиках Южного федерального округа. М.: ИЭПП, 2010. Соколов Д. Без паев, но с обманутыми пайщиками. http://ramcom.net/?p=571.


[Закрыть] или с ограничением доступа к политическим ресурсам для представителей балкарской этнической элиты, этнический фактор противостояния кабардинцев и балкарцев доминирует. Конфликты, возникающие на дагестанской равнине как вокруг земель отгонного животноводства, так и вокруг земель под застройку в рамках махачкалинской агломерации, маркируются как этнические конфликты между кумыками, ногайцами и русскими с одной стороны и даргинцами и аварцами с другой. Трудноразрешимым выглядит конфликт в Пригородном районе Северной Осетии – Алании, откуда, по информации районной администрации, в 1992 г. было выселено около 60 тыс. ингушей, причем кто-то из них до сих пор живет в лагерях беженцев. Обостряется конфликт в Новолакском районе Дагестана из-за протестов кумыкского населения, земли которых были отчуждены. На перекрестные права собственности на землю накладываются высокие цены на земельные участки из-за близости к Махачкале, и истечение срока на передачу земель чеченцам-аккинцам, вернувшимся после депортации. В Карачаево-Черкесии создание Ногайского, Абазинского и двух черкесских районов изменило характер политической конкуренции карачаевских и черкесских лидеров, но напряжение сохраняется. Все эти сюжеты рассматриваются как межэтнические конфликты.

В этих условиях Ставропольский край воспринимается своеобразным форпостом России на Юге. В предыдущие столетия русские, украинцы, казаки и другие народы империи (немцы, например) колонизировали Северный Кавказ, замещая кабардинцев, ингушей, чеченцев, кумыков и ногайцев на равнине. С середины XX в. миграционный вектор изменился. Урбанизация среди русских была интенсивнее, традиционное общество разложилось к середине века в значительной степени, рождаемость упала, молодежь начала покидать сельскую местность, выезжая на учебу и заработки, многие оставались работать в городах. В то же время с 1970-х гг. миграция горцев на равнину стала активнее, достигнув своего пика на территории национальных республик в 1990-е гг. События в Пригородном районе Северной Осетии – Алании, две чеченские войны и промежуток между ними способствовали формированию крупных диаспор ингушей и чеченцев в других регионах РФ и за пределами страны.

В настоящее время миграционный поток постепенно захватывает Ставропольский край (особенно Восточное Ставрополье), Ростовскую область, Астраханскую область, Волгоградскую область[96]96
  Карпов Ю. Ю., Капустина Е. Л. Горцы после гор. Миграционные процессы в Дагестане в XX – начале XXI века: их социальные и этнокультурные последствия и перспективы. СПб.: Петербургское востоковедение, 2011. С. 348–396.


[Закрыть]. Миграция выходцев из северокавказских республик затрагивает и крупные мегаполисы, такие как Москва и Санкт-Петербург, и северные, добывающие газ и нефть, регионы. Почти половина ногайцев, преимущественно молодых, работоспособных выходцев из Дагестана, Ставрополья и Карачаево-Черкесии, живут и работают в Сургуте, Уренгое и других северных городах.

2.1. Этнический фактор и конфликты

Первое, на что обращают внимание большинство экспертов и исследователей, – это то, что этничность проявляется в различных системах координат. Так, этнические конфликты на Северном Кавказе описываются как минимум в трех измерениях:

• конструирование идентичности, включая формирование «истории народа»[97]97
  Шнирельман В. А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в ХХ веке. М.: Новое литературное обозрение, 2006.


[Закрыть],

• борьба за «этническую территорию», составляющая существенную часть дискурса у большинства народов Северного Кавказа,

• политическая конкуренция за распределение ресурсов и статусов.

«Одна линия раскола связана с историческим соперничеством по земельно-территориальным вопросам. Другие проблемы связаны с формированием идентичности и с вопросами современной политики, такими как доступ к должностям, распределение федеральных субсидий и обеспечение благоприятных условий для развития бизнеса… В отличие от остальных регионов Российской Федерации, этничность здесь превратилась во влиятельную политическую категорию, которая определяет социальный статус человека, приемлемый уровень его притязаний и возможность доступа к административным и экономическим ресурсам»[98]98
  Северный Кавказ: взгляд изнутри. Вызовы и проблемы социально-политического развития, SAFERWORLD, ФГБУН Институт востоковедения РАН. М., 2012. С. 14.


[Закрыть]. В процитированном докладе SAFERWORLD, который достаточно полно и точно отражает современное понимание ситуации на Северном Кавказе, название параграфа, посвященного соответствующей теме, звучит, как «межэтнические проблемы»[99]99
  Северный Кавказ: взгляд изнутри. Вызовы и проблемы социально-политического развития, SAFERWORLD, ФГБУН Институт востоковедения РАН. М., 2012. С. 14.


[Закрыть].

Однако далеко не все факты вписываются в предлагаемую трактовку. Следующий пример как минимум усложняет обсуждаемую схему. Селение Орота в Хунзахском районе Республики Дагестан не входит в число тех сельских сообществ (джамаатов), которые формируют районную власть. Это сельское общество численностью примерно 1500 человек, насчитывающее около 400 дворов, находится в систематической оппозиции Хунзаху. Село расположено в долине небольшой реки, впадающей в Аварское Койсу. Орота, в отличие от горных скотоводческих общин, всегда славилось своими садами, раскинувшимися как вокруг селения, так и в урочище Ахедуни, находящемся ниже по течению реки, прямо под скалами, которыми обрывается небольшое плато – место основной застройки. В село не доведена асфальтовая дорога, проехать можно либо через селение Тлох, по дороге, ведущей через Гимры, либо через сам Хунзах. Но в обоих случаях дополнительный час пути придется проделать по грунтовой дороге. В Орота не проведен и газ, в отличие от большинства селений Хунзахского плато. Большинство выходцев из Орота, покинувших сельскую общину, работают на рынке в Кизляре. Практически никто не занимает бюджетные должности на уровне района, тем более – не служит в воинской части, которая, достигая 1000 человек по численности, является «градообразующим предприятием» для нескольких селений района (Хунзах, Арани, Цада и т. д.).

Как и большая часть населения плато, оротинцы не признают своим шейхом Саида Эфенди Черкейского, а считают себя последователями Магомеда Ободинского, знаменитого аварского шейха начала XX в. Около села много святых мест (зияратов), жители религиозны – в мечеть ходят почти все. Последователей салафии в селении нет, все придерживаются «традиционного ислама». И имам, и несколько алимов – очень уважаемые люди, включенные в разрешение конфликтов и регулирование земельных вопросов. Единственный депутат от Орота в районном совете, выходец из села, живет в Махачкале, в прошлом – член Союза правых сил (СПС). Это мало связано с политическими убеждениями: просто СПС был на момент выборов политическим инструментом Саида Амирова, мэра Махачкалы, даргинца по национальности. Попытаемся перечислить те факторы, которые сформировали политическую коалицию джамаата Орота и Саида Амирова:

• противостояние сельского джамаата Орота районной власти, погруженное в дискурс исторической памяти: «Орота с 1640 г. находится в состоянии войны с Хунзахским ханством»; «Мы поддержали Шамиля, многие погибли в битве при Ахульго, а хунзахцы воевали против [третьего имама Дагестана]»;

• противостояние бывшему в то время президентом республики Муху Гимбатовичу Алиеву, выходцу из горного села Тануси, исторически связанного с Хунзахом[100]100
  Часть населенных пунктов в Хунзахском непосредственно входили в Хунзахское ханство, такие как Тануси, а другие джамааты сохранили независимость, например – Орота, Обода.


[Закрыть];

• включенность оротинского политического лидера в строительный и ресторанный бизнес Махачкалы, что автоматически означало связь с мэром города;

• конкуренция политических и религиозных лидеров Орота с районными институтами власти за право разрешать земельные и прочие споры на территории муниципалитета.

Эти мотивы «перевесили» этническую солидарность и привели кандидата в районные депутаты, аварца по национальности, к политическому союзу с одним из самых влиятельных представителей «даргинской элиты». Родственники депутата представляют очень уважаемый в селении Орота тухум – наследников известного в аварских районах шейха, они активно поддержали своего двоюродного брата на выборах.

Нужно отметить, что Хунзахский район – не единственный, в котором патрон-клиентские сети, особенно замыкающиеся на мэра Махачкалы, одновременно председателя общественной организации «Ассоциация муниципальных образований Республики Дагестан», разрушают этническую солидарность. Необходимость опираться на сильных союзников на республиканском уровне при выборах глав районов в Дагестане стимулирует размывание этнической мобилизации даже в моноэтничных районах, таких как Хунзахский, Гергебельский, Табасаранский и т. д. В Дагестане этническая солидарность, часто проявляющаяся в бытовых конфликтах или мобилизуемая для решения конкретных политических задач, значит значительно меньше при формировании устойчивых во времени политических коалиций.

Приведем еще один пример. В ногайском селе Сары-Су, в Щелковском районе Чечни, примерно 15–20 % населения – чеченцы, 80–85 % – ногайцы. На выборах главы села победила женщина, что исключительно редко случается при плебисците в северокавказских локалитетах. В итоге глава села – этническая ногайка, ее муж – чеченец. Предыдущий глава, ногаец, проиграл выборы, потому что все чеченцы проголосовали за его соперницу, жену своего соплеменника. В этой ситуации этнический фактор сработал совершенно по-другому, чем в предыдущем случае.

Ярким примером сопротивления миграционным трендам является станица Галюгаевская Курского района Ставропольского края. «Общий враг» – это чеченцы. Им запрещено не только селиться на территории Галюгаевской, но и даже просто находиться на территории станицы под угрозой избиения людей и порчи автомобилей. Впрочем, побить в Галюгаевской могут не только чеченца, но и любого чужака. Это называется «прописать». Мобилизация при необходимости выступить «стенка на стенку» не требует организационных затрат. Зато «запрещение селиться» – этот принцип не только нарушает российское законодательство, но и требует существования определенного механизма принуждения: например, принуждения не продавать потенциальным мигрантам свои дома и паи, что часто не выгодно экономически. Косвенно это подтверждается тем, что средняя стоимость жилой недвижимости и паев в Галюгаевской ниже, чем в других населенных пунктах Курского района.

Здесь появляется простейший организационный элемент – выделение лидера и группы поддерживающих его союзников. В Галюгаевской – это казачий атаман, он же – глава муниципального образования. Глава администрации – атаман контролирует:

– «казачьи земли»;

– назначение главы сельскохозяйственного предприятия (бывшего колхоза), и через него почти все не выделенные фермерам земли сельскохозяйственного коллективного предприятия (СКП), переданные предприятию пайщиками;

– распределение ресурсов, которые в форме различных видов поддержки направляются из районного и краевого бюджетов;

– земли муниципального образования;

– бюджетные должности.

Это те ресурсы, которые могут быть использованы атаманом – главой администрации для поддержания лояльности членов своей группы сторонников. Конкуренция за возможность распределять эти ресурсы, конечно, существует. Так, на выборах главы администрации с атаманом конкурировала директор школы, вокруг которой сложилась своя коалиция. По сообщениям информантов, директор школы представляла партию уволенного председателя коллективного предприятия, который, по мнению союзников атамана, «окончательно разрушил колхоз». Примечательно, что директору школы приписывается то, что она обвинила атамана в незаконном отказе прописывать мигрантов. При этом глава администрации вынужден сотрудничать с выходцами или из Чечни, или из других национальных республик, продавая им пшеницу и другие зерновые, сдавая в аренду кирпичный завод на окраине села.

Кроме определения главных «чужих» – чеченцев, – существует еще один способ деления сообщества на две части. Это – старожилы и так называемый «наплыв». Старожилы – настоящие казаки, которые поддерживают образ жизни и традиции истинных галюгаевцев. «Наплыв» – преимущественно русские мигранты из Чечни. К ним отношение настороженное, рассказывают про их деловую хватку, граничащую с мошенничеством, про то, что они не поддерживают традиции, захватили все хлебные места и т. д. Действительно, большинство «коммерческих предприятий» принадлежит представителям «наплыва». Это торговые точки, паркетный цех, торговля строительными материалами. Только кирпичный завод в аренде у чеченца из-за Терека. Представители «наплыва», в свою очередь, жалуются на то, что ни бюджетные должности, ни прочие преференции им недоступны, что выживать приезжим в станице очень тяжело.

В качестве примера, в чем-то противоположного станице Галюгаевская, приведем описание межэтнических отношений в селе Кичмалка Зольского района Кабардино-Балкарии. Согласно исторической справке, которая приводится в статье Капустиной и Захаровой[101]101
  Захарова Е. Ю., Капустина Е. Л. Кичмалка: хозяйственные модели современного балкарского селения. 31.01.2012. http://ramcom.net/?p=1245


[Закрыть], «…населенный пункт Кичмалка возник в 1927 г. в результате переселения раскулаченных в период коллективизации жителей степных районов Кабардино-Балкарской автономной области – украинцев, немцев, русских, осетин. Однако еще в 1860-х гг. примерно в этом месте находился аул Магомета Жерештиева, территория современного села была прирезана к Урусбиевскому обществу. Свои земельные участки имели здесь и карачаевцы… В 1935 г. по причине селевого схода в Кичмалку переселяются балкарцы из с. Шыкъы… Со временем русское население выезжает из Кичмалки, а в 1944 г., как и повсеместно по республике, из села было депортировано все балкарское и карачаевское население. В период депортации в Кичмалке проживают кабардинцы, переселявшиеся сюда из окрестных сел. После 1956 г. в село приезжают балкарцы и карачаевцы, причем не только те, кто жил здесь до 1944 г., но и выходцы из других балкарских сел.

Как можно заметить, <…> в отличие от Хабаза (соседнего села), где практически все население – балкарцы, Кичмалка и сегодня многонациональное село. Более 60 % жителей считаются балкарцами, от 10 до 20 % кабардинцы (по разным оценкам), примерно 10 кумыкских семей, остальные жители – карачаевцы… Скорее всего, уменьшение численности кабардинцев связано с невозможностью найти в Кичмалке достойный заработок и поиском более выгодной работы. О желании переехать ближе к Нальчику высказывались многие информанты (если не для себя, то для своих детей – „чтобы дети не увязли тут в навозе“), однако высокие цены на жилье на равнине и отсутствие работы сдерживают отток из села»[102]102
  Захарова Е. Ю., Капустина Е. Л. Кичмалка: хозяйственные модели современного балкарского селения. 31.01.2012. http://ramcom.net/?p=1245


[Закрыть].

Кичмалкинцы признают свою пассивность в отстаивании балкарских интересов, в том числе и в деле обсуждения вопроса о межселенных территориях, так активно затрагиваемого на всех собраниях балкарской общественности.

С: А почему же тогда Кичмалка не столь активно, как Хабаз, участвует в балкарском движении?

И.: Здесь, хотя это и называется балкарским селением, много национальностей здесь проживает. Есть и кабардинцы, есть и карачаевцы, есть и кумыки… Как в басне говорится – лебедь, рак, щука – тот туда тянет, тот туда тянет. А когда одна нация, как в Хабазе, они более сплоченные. А когда балкарец говорит, что давай вот так сделаем, кумык потянет на другую сторону. Он хочет по-своему предложить, понимаешь, свой вариант.

С.: Но ведь если все земли перейдут в муниципальную собственность, в собственность сельской администрации, то от этого выиграют и кумыки, и балкарцы, и кабардинцы, которые живут на территории этого сельского образования. Казалось бы, зачем местным кумыкам или местным кабардинцам препятствовать возвращению земель из районного владения?

И.: Они не препятствуют. Просто их подход к национальному вопросу, к балкарскому вопросу, они косвенно относятся.

С.: То есть не интересуются?

И.: Не интересуются. Пусть об этом позаботятся лично коренные балкарцы.

Вот эти семьи все, и кумыки, и карачаевцы, и балкарцы, у них у всех смешанные браки, понимаете?… Они, хочешь, не хочешь, зависимы друг от друга. Не хочет один раскачивать лодочку, понимаете? Чтобы угодить ему, тот делает поблажку. В итоге единства нет, сплоченности нет»[103]103
  Следует отметить отсутствие сплоченности кичмалкинцев не только в этом, но и в других вопросах. Например, участившиеся в селе в последнее время случаи скотокрадства и конокрадства пресечь так и не удается. Многие информанты подозревают своих односельчан в соучастии в кражах, однако общая разобщенность не дает людям провести действенное расследование случившегося. «Например, если я знаю, кто ограбил соседа, я не скажу. Я за себя, за свой скот побоюсь. Вот так здесь. Каждый за себя, за свой сарай, скот боится». Для сравнения – в соседнем Хабазе с этим успешно борются организованные сельской общественностью вышеупомянутые молодежные патрули.


[Закрыть].

Напрашивается вывод, что сохранение баланса интересов в локальном сообществе оказывается важнее и предпочтительнее участия в политической балкарской мобилизации. В Кичмалке этнический фактор блокируется локальной солидарностью.

Из этих и многих других примеров складывается впечатление, что политические союзы и конфликты не формируются исключительно на основе этнических групп, а конструируются по принципу «здесь и сейчас», без очевидного этнического детерминизма.

На Северном Кавказе этническая солидарность, возможно, ослабляется еще и тем, что деловым и административным языком, общим для всех, безусловно, является русский язык. Использование национальных языков ни в деловом, ни в административном документообороте не принято. Поэтому дальше с большим трудом поддерживаемой национальной литературы и прессы (значимым потребителем газет на национальных языках являются жители сельской местности), групповой мобилизации, семейной и бытовой сферы функция языков и диалектов как коммуникационной основы институциональной системы не простирается. Доступ к образованию, в том числе – к освоению на приемлемом уровне русского языка, является более значимым ресурсом для карьерного роста, чем родной язык.

Описанная в литературе применительно к другим странам ситуация[104]104
  Как, например, сюжет с «ладино» и «индиго» в городе колониального типа Сан-Кристобль-де-Лас-Касас, бывшая столица штата Чьяпас в Мексике, где испанский язык является одним из инструментов ладино (так называется испаноязычная группа населения) в поддержании административного, военного и экономического господства над индейцами из соседних деревень (Зивертс Х. Этническая стабильность и динамика границ в южной Мексике // Этнические группы и социальные границы // Социальная организация культурных различий: сб. ст. / под ред. Ф. Барта. М.: Новое издательство, 2006. С. 122–141).


[Закрыть], когда одна этническая группа доминирует, ограничивая доступ других к административным должностям, военным и полицейским специальностям, торговле и образованию, используя язык как один из основных барьеров, именно на Северном Кавказе не складывается. Национальные языки не могут стать здесь инструментом этнической дискриминации в политическом и экономическом пространстве. Однако в публичной сфере, профессиональных коллективах, иногда даже на уровне советов и «актива» муниципальных образований язык все-таки может выступать в роли дискриминирующего инструмента или в другой символической роли.

Необходимо отметить также, что кроме этнической идентичности на Северном Кавказе существует множество других – локальная, религиозная, родовая и т. д. Интересны попытки адыгов и карачаевцев возродить родовые структуры. Они отмечены в литературе: «Большую роль в современном горском обществе играют клановые структуры, в рамках которых создаются объединения родственников – лъэпкъ Хасэ. В 2006 году в ауле Хакуринохабль РА проводился съезд рода Сиюховых – в этом ауле компактно проживает много Сиюховых. На съезд приехали представители этого рода из Краснодара, Майкопа, Красногвардейского и Кошехабльского районов РА. На этом собрании Сиюховы приняли решение об организации родового фонда. В ауле Мамхег РА в 2006 году проходил футбольный турнир между 9 «фамильными родами» разных аулов района…

…Каждая семья стремится возродить свою тамгу[105]105
  Тамга – родовой, фамильный знак, которым метили скот.


[Закрыть], которая используется в разных сферах жизни семьи: на памятнике обязательно ставится тамга того рода, к которому относился умерший…»[106]106
  Бабич И. Л. Духовные ценности и проблемы формирования новой идеологии у народов Северного Кавказа // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. М.: ИЭА РАН, 2008. Вып.208. С. 22.


[Закрыть].

Похожая с Сиюховыми история описывается информантом в Кабардино-Балкарии, где была организована встреча представителей фамилии Джаппуевых. Интересно, что на встрече, на которой собралось больше 1000 человек, присутствовали и кабардинцы, и балкарцы, и гости из Абхазии.

Под одной тамгой Бешто объединены более 250 семей в Кабардино-Балкарии, в основном – в Баксанском районе, где в ауле Кызбурун 3 есть целая улица Бешто. Консолидация представителей фамилии возможна. Она имела место, по словам информанта, вокруг экономических интересов, во время выборов (особенно – если представитель семьи баллотируется), для силовой защиты членов фамилии при необходимости.

Размывание этнического фактора не снимает с повестки «этнический конфликт» как формулу, которой привычно пользуются и эксперты, и представители населения, непосредственно в этот конфликт вовлеченные. Эта трактовка укрепляется распространенным определением этнической группы, используемым в антропологической литературе, которое идеально приспособлено как раз для этнически детерминированной модели конфликтов – «… термин «этническая группа» обычно используется для обозначения народонаселения, которое:

1) в значительной степени биологически самовоспроизводимо;

2) разделяет фундаментальные культурные ценности, реализованные во внешнем единстве культурных форм;

3) образует поле коммуникации и взаимодействия;

4) характеризуется тем, что принадлежность к группе, идентифицируемой как теми, кто в нее входит, так и теми, кто в нее не входит, конструирует категорию, отличную от других категорий того же порядка[107]107
  Этнические группы и социальные границы // Социальная организация культурных различий: сб. ст. / под ред. Ф. Барта. М.: Новое издательство, 2006. С. 11.


[Закрыть]».

В «Большой советской энциклопедии» академика Ю. В. Бромлея про нацию сообщается примерно то же – общность людей, объединенная языком, культурой, вероисповеданием, территорией.

Однако подобное определение нельзя считать полностью удовлетворительным. Есть примеры этносов и наций, которые не обладают одним из этих признаков (кроме последнего в определении этнической группы – поддержание границы с иными), а есть примеры не наций и не этнических групп, которые, в свою очередь, всеми этими признаками обладают. Ногайцы в Ногайском районе Дагестана отличаются и от сулакских ногайцев, и от ногайцев Карачаево-Черкесии, и от ногайцев селения Канглы Ставропольского края. Это один этнос или несколько? Если один – то где общность территории, биологического воспроизводства и даже языка (некоторые бабаюртовские ногайцы говорят по-кумыкски)? Если несколько – почему и сами ногайцы (безусловно, выделяя внутри себя так называемых «караногайцев» и кубанских ногайцев), и народы, живущие рядом с ними, определяют все эти группы как один этнос? Армяне села Эдиссия Ставропольского края говорят на тюркском языке и ходят в армянскую церковь. Они, безусловно, считают себя армянами, но иногда говорят об особом «эдиссийском народе»[108]108
  Материалы полевых исследований. Соколов Д., Гуляева Е., 2011; Симонян Р. А. Едесия – Эдиссия. Историко-этнографический очерк (к 200-летию создания села). Эдиссия, 1998.


[Закрыть]. Аварцы селения Согратль Гунибского района Дагестана имеют все признаки отдельной этнической группы, но по всеобщему мнению (да и по собственному признанию) – относятся к «этническим аварцам». Попытка «зафиксировать» и с полнотой определить этническую группу приводит к «дурной бесконечности» форм.

Согласно предлагаемой концептуальной рамке следует рассматривать этничность не как имманентное свойство определенной группы людей, связанных общим происхождением, занимаемой территорией, языком, культурой, рефлексирующих и о своей общности, и о своей особости одновременно, а как процесс, который как минимум должен обеспечивать два результата:

• поддерживать границы группы индивидов, относящих себя и относимых внешним миром к одному этносу;

• регулировать «правила перехода» этой границы.

Тем самым этнический фактор определяется как совокупность нескольких функций из ряда определения «свой-чужой», а не как статичный набор связанных друг с другом признаков. Кроме «этнического фактора», есть еще много способов отделения «своих» от «чужих», способов формирования внутреннего социального пространства по отношению к внешнему. «Своих» от «чужих» отличают по родству, по принадлежности к локальному сообществу, по лояльности в рамках патрон-клиентских связей. По правому или левому берегу реки или стороне улицы, по времени заселения («наплыв» и старожилы) в село или город, по вероисповеданию, по участию в группе интересов, по языку, по убеждениям или профессии, по классовой принадлежности, по учебному заведению, в котором вместе учились, и т. д.

Этнический фактор, в отличие от территориального, языкового, родственного и других способов отделения своих от чужих, не имеет безусловной «материальной» основы. Его нужно конструировать, причем конструировать именно как границу с другим, внешним социальным пространством. Это «неестественный», рукотворный, дискурсивный фактор, требующий признания изнутри (считающими себя представителями этноса) и снаружи (признающими существование этноса). В то же время членом сообщества, определяемого как этническое, человек не становится, а практически рождается. При этом, покидая границу «своего», он не становится автоматически членом другого сообщества. Вместе с тем границу между разными этническими группами нельзя считать полностью непроницаемой, она является полупроницаемой, в силу того что:

– в качестве исключения в сообщество могут приниматься представители другой этнической группы, принявшие частично новую идентичность (аварец, «женатый на казачке, свинину ест, водку пьет» в казачьей станице);

– смешанные браки ставят задачу перехода границы на одну или другую сторону;

– дети от смешанных браков либо «определяются» этнически, либо остаются полукровками, что чаще бывает в городах, где один человек в зависимости от обстоятельств может быть признан или, например, евреем, или даргинцем;

– из усыновленных во время Второй мировой войны ленинградских детей в одном из черкесских сел некоторые стали евреями, а некоторые – черкесами.

В свете вышесказанного конфликты теряют свое этническое объяснение и требуют новой типологизации и теоретической модели, не объясняющей насилие через этническое разнообразие, но объясняющей и сами насильственные практики, и участие в их становлении этнического фактора.