Текст книги "Черный меч"

– Благодарю вас, дан архати. – Она вежливо наклонила голову, старательно пропуская мимо ушей шутливое обращение оран-ххэ – «утопленница».

– Не стоит, прекрасная оран-ххэ. Прошу, называйте меня по имени. Я – Кедаркиан Храссэн’кхэ по прозвищу Шквал, архати «Буревестника». «Буревестник» – это шхуна, на борту которой вы столь необычайным образом оказались. – Архати изящно поклонился. Его движения были полны смертельно опасной грации хищника.

– Мое имя – Марийа, архати Храссэн’кхэ, – преобразовала ведьма для удобства произношения – в языке эльфов не было звука «я», как и вообще дифтонгов.

– Марийа… – восхищенно повторил Кедаркиан, окидывая девушку долгим оценивающим взглядом.

Сообразив, что именно он оценивает, новоиспеченная Марийа густо покраснела, что не укрылось от внимания архати.

– Я прошу вас, называйте меня просто по имени.

– Конечно, Кедаркиан.

– Прошу вас, Марийа, присаживайтесь. Вина?

– Благодарю, с удовольствием.

Вино оказалось необычным, сладковатым и свежим, но очень приятным. Угощение же, по меркам морского перехода, просто роскошным – ветчина, сыр, салат из какой-то неизвестной Марийе зелени и свежие яблоки и груши.

– Простите, Кедаркиан, а из чего сделано это вино? – рискнула поинтересоваться девушка.

– Зеленая слива, растущая только на самом северном из островов Даркваала. Приятный букет, не находите?

– Полностью с вами согласна.

Несколько минут было проведено за обсуждением вина, которое, надо сказать, и вправду было отменным. Потом архати наконец перешел к делу.

– Марийа, вы не могли бы рассказать мне, как очутились в таком виде посреди океана в десяти морских лигах от ближайшей земли? – спросил он.

– Честно сказать, не представляю. Я… я просто не помню, как здесь оказалась. Последнее, что вспоминается, это… впрочем, неважно, – оборвала она себя, вспомнив совет Меча.

– Простите, если лезу не в свое дело, но откуда вы родом?

– Издалека. Кедаркиан, если вы не против, я бы не хотела говорить об этом более подробно, – пожалуй, слишком резко ответила ведьма.

– Как скажите, – широко улыбнулся Храссэн’кхэ. Однако в его вишневых глазах не мелькнуло и тени улыбки. – Кстати, чтобы в дальнейшем не было каких-либо… непониманий, я хочу, чтобы вы знали: «Буревестник» – пиратская шхуна, а я – архати пиратской команды.

– И что? – взмахнула Марийа ресницами, чем заслужила несколько более искреннюю улыбку архати.

Дальше разговор пошел в более безопасном русле. В общем-то говорил в основном Кедаркиан, а девушка лишь вставляла малозначительные реплики. Храссэн’кхэ рассказал немало интересного о местных морях и их населении, о постоянных стычках с орками – ведьма не слишком хорошо поняла, кто это такие, но виду не подала, – о совместных с теми же орками налетах на торговые суда Шакримана и, вообще, о веселых пиратских буднях.

– К сожалению, у меня есть еще дела в этих водах и чуть восточнее, так что мы прибудем в порт лишь через месяц. Это время вам придется провести на борту «Буревестника».

– Не имею ничего против длительной морской прогулки.

– Прошу простить, но у меня, увы, множество дел. Буду крайне признателен, если вы согласитесь разделить со мной ужин, – Кедаркиан встал и изящно поклонился. Марийа последовала его примеру.

– Почту за честь.

– Вы можете свободно перемещаться по кораблю, где вам вздумается, но я не советовал бы вам спускаться в трюмы. Там нет ничего интересного, а вы, ввиду вашей неискушенности в перемещении по подобным местам, вполне можете случайно упасть там, – сказал архати на прощание. Почему-то девушке почудилась в словах о «случайном падении» некая скрытая угроза. Про себя она решила, что наведается в трюм при первой же представившейся возможности.

На том и распрощались. Храссэн’кхэ отправился по своим капитанским делам, а Марийа полностью отдалась единственному в сложившейся ситуации полезному развлечению – она начала обследовать «Буревестник».

Прошло полторы декады – пятнадцать дней по земному летосчислению. Марийа прекрасно уже освоилась на корабле, отличала мачты и паруса по названиям и лазила по вантам не хуже профессионального юнги.

Пять дней назад «Буревестник» напал на проходивший мимо корвет Империи Христесар. Бой был коротким и кровавым – корабельный маг без труда справился с двумя слабосильными клириками, корвет взяли на абордаж, и кривые сабли и мечи темных эльфов оборвали жизни святош. Потери пиратской команды составили трех легко раненых матросов и погибшего юнгу. В тот же день Марийа попросила Кедаркиана о том, чтобы на освободившуюся должность взяли ее. Архати усмехнулся – и согласился.

Теперь девушка в скоростном темпе постигала непростую мореходную науку. Один из матросов, которые на пиратской шхуне играли также роль солдат, взялся обучать ее основам фехтования, благо базовые теоретические познания у Марийи имелись от Меча, но одной теории, даже в совмещении с мышечной памятью, было явно недостаточно, чтобы считаться полноценным членом команды «Буревестника», где каждый, включая кока, являлся боевой единицей.

В общем, о том, что такое свободное время, ведьма забыла напрочь. Служебные обязанности, фехтование, мореходное дело, почти ежевечерние ужины с Храссэн’кхэ… На сон и так оставалось не более четырех часов в сутки.

Единственное обстоятельство, тревожившее несостоявшуюся жертву Инквизиции – Черный Меч так больше и не объявился. Пропал, словно бы его и не было. Впрочем, Марийа не особенно задумывалась на эту тему. Она училась. Девушка впитывала знания, как губка – воду, от матросов она узнала многое о жизни темноэльфийских пиратов, от корабельного мага, высокого беловолосого эльфа – о местной магии, из разговоров с архати – о мире, в который попала.

Доминирующей на Аенгросте расой были, естественно, люди. Короткоживущая, неполноценная, по сути, раса, обладающая двумя необходимыми для быстрой экспансии качествами – потрясающей способностью к размножению и совершенно фантастической приспособляемостью. Люди контролировали все крупные материки и некоторую часть островов, развели немалое количество государств и явно разинули пасть на океанские просторы… но великая стихия была им не по зубам. Правда, в воздухе висело зловещее, но непроизносимое до поры «пока»…

Орки, бесстрашные воители, мастера боевых искусств,[7]7
  Боевые искусства орков отличаются от боевых искусств в нашем понимании.


[Закрыть] жили на скоплении островов, именуемом архипелаг Тор-Заран. Они единственные, кроме темных эльфов и двух человеческих государств – Империи Христесар и Алеарта, – освоили мореплавание, и их драккары нередко входили в составы темноэльфийских пиратских триад. Могучие бойцы, обладающие взрывным, неуправляемым темпераментом, они вызывали у остроухих собратьев по пиратскому ремеслу смешанные чувства – их уважали, но и опасались. Впрочем, сами зеленокожие относились к темным эльфам примерно так же. Справедливости ради следует упомянуть, что какое-то подобие союза между орками и эльфами установилось лишь полторы сотни лет назад, когда в океан вышли первые суда Империи Христесар и королевства магов Алеарта. До того орочьи драккары и легкие корабли темных за неимением кого-либо еще нападали друг на друга и лишь с появлением общего союзника заключили шаткое перемирие, регулярно нарушаемое обеими сторонами.

Эльфы… О своих соплеменниках Кедаркиан, да и остальные говорили неохотно. Марийе удалось узнать лишь, что темные обладали архипелагом, в состав которого входило шесть островов, где и расположился Даркваал – ни на что не похожее государство пиратов, со странной формой правления и совершенно непонятным Марийе делением на семь кланов без какого-либо централизованного управления. Даркваал даже торговал с двумя человеческими странами – королевством Шакриман и Империей Людей. Ни одни, ни другие не имели собственных кораблей, но с темными эльфами торговали охотно – те по пристойным ценам продавали Шакриману и Империи товары из Алеарта и Христесара, на которые маги и святоши давали совершенно дикие наценки.

Кроме темных, на Аенгросте существовали высокие или светлые эльфы. Заносчивые и высокомерные, они жили где-то на островах в полной изоляции, так как считали ниже своего достоинства общаться с «примитивными» орками и людьми, а также с сородичами, коих и вовсе презрительно именовали полукровками – абсолютно незаслуженно, надо сказать. Также в лесах близ человеческого государства, имеющего вместо названия аббревиатуру ВОНСР, жили эльфы типичные, то есть – лесные. О них на Даркваале не знали и вовсе ничего, кроме того, что они есть, и активно грызутся с людьми-соседями.

Сейчас Марийа стояла у борта шхуны и, глядя на плещущиеся кругом волны, напряженно обдумывала вчерашнее происшествие. Она прекрасно помнила слова архати насчет трюма и все искала случая все же туда заглянуть. Вчера днем такой случай наконец представился, и девушка не упустила возможности удовлетворить терзавшее ее любопытство. Однако была разочарована – ничего, кроме тюков и сундуков с добычей, и всяких корабельных снастей она не обнаружила. Вечером же, на ставшем чем-то повседневным ужине в каюте Кедаркиана, архати, загадочно усмехаясь, поинтересовался – понравилось ли ей в трюме. Марийа поняла, что оброненные в первый же вечер слова о трюме были проверкой, но никак не могла определить – прошла она эту проверку или нет.

Как ни странно, ведьма легко втянулась в жизнь в новом мире, и уже чувствовала себя среди представителей иной расы, как дома. Впрочем, нет – дома было гораздо хуже. Марийа сама не замечала, что начинает мыслить, как темная эльфийка, двигаться, разговаривать… Она становилась иной, переставала быть человеком – и не видела этого. Она не отдавала себе отчета в том, что начинает думать о людях – «они», а о темных эльфах – «мы».

Кроме того, юную ведьму волновал капитан «Буревестника». Архати Кедаркиан Храссэн’кхэ. Отважный красавец-эльф, для которого не существовало непреодолимых вод, непобедимых противников и отказавших женщин. Он привык добиваться своего, и не имело значения, чего ему будет стоить достижение цели. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что, говоря: «Я готов на все, лишь бы получить это», Кедаркиан имел в виду лишь себя. Когда он отправился за легендарными сокровищами Черной Твари, его многие отговаривали – но он принял решение, и никто не смог ему помешать. Большинство из его команды тогда отказались отправляться в самоубийственное плавание, но Храссэн’кхэ никого не заставлял. «Буревестник» расправил паруса, имея на борту капитана, штурмана, мага и двух матросов – экипаж, вчетверо меньший обычного – и спустя десять декад вернулся домой, неся на борту редчайшие сокровища. Все те, кто не побоялся отправиться с капитаном, до сих пор входили в его команду, хотя на заработанные деньги могли жить безбедно еще двести—триста лет.

В общем, архати «Буревестника» пользовался успехом как в море, так и в бою. Первое помогло ему разбогатеть, второе одарило опасной репутацией, что вместе обеспечивало победы на любовном фронте. Кедаркиану не отказывали – не находилось таких дур.

Обо всем этом Марийа, разумеется, не знала. Но когда она чувствовала на себе насмешливо-уверенный взгляд Храссэн’кхэ, что-то шевелилось в груди.

Новая, непривычная жизнь настолько увлекла девушку, что она уже всерьез задумывалась над тем, чтобы просить архати оставить ее на корабле. Для начала – в качестве юнги, а дальше – видно будет… Конечно, остатки здравого смысла, которых с каждым днем на пиратской шхуне оставалось все меньше, подсказывали – это опасно, но разве Марийа думала об этом? Конечно же нет…

А задуматься между тем стоило бы. С чего к ней так хорошо отнеслись на пиратской шхуне? Почему архати, несмотря на всю свою занятость, почти каждый вечер тратил на нее пару часов драгоценного времени, при этом совершенно не пытаясь оправдать свою репутацию прожженного донжуана? В конце концов почему Кедаркиан, наделенный поистине детским любопытством, более не приставал к ней с расспросами насчет того, откуда одинокая девушка в обгорелой одежде взялась посреди океана, в десятках миль от ближайшего берега?

Марийа была очарована «Буревестником», его капитаном и вольной жизнью даркваалских пиратов. И не подозревала, что ее судьба уже предопределена Кедаркианом.

Зато Эстаи Нархгал, Черный Меч, об этом не то что подозревал – знал. И внутренне посмеивался, представляя себе выражение лица темного эльфа, когда он узнает, чем обернется задуманная им афера. Впрочем, пока что Извращающего Сущности судьба ведьмы не слишком волновала. Он сделал все, чтобы она попала туда, куда нужно, а у него и без девушки проблем хватало. Вот ведь угораздило носителей Духа Предела оказаться в таких «милых» местах, как Даркваал, Некрополь и Христесар! Причем, если Марийа, по крайней мере, смогла найти хоть временных, но союзников, а Сергаал почти подружился с охотницей на вампиров, то французский граф внушал Мечу все больше и больше опасений…

Именно за ним Эстаи и следил сейчас по мере сил. Увы, хоть Черный и был сильнейшим из Девяти Мечей, после последнего визита на Аенгрост он еще не вернул себе и десятой толики своей силы… Воспитывать же сразу трех Носителей оказалось крайне сложно.

Наверно, именно то, что Нархгал располагал в этот раз силой, гораздо меньшей, чем привык, то, что на сей раз вместо одного Носителя Духа Предела ему пришлось присматривать за тремя, и то, что все трое с самого начала умудрились влипнуть в неприятности – все по отдельности, или что-то одно – и послужило виной тому, что произошло немного позже.

Марийа стояла у борта, любуясь, как алеющий солнечный диск медленно опускается в раскрашенный невероятными узорами океан. Лучи пронзали волны, преломляясь в искрах брызг, расцвечивали водную гладь, создавая фантастические иллюзии, на мгновения рисуя самые невозможные картины и в следующую секунду руша их, чтобы тут же вызвать из небытия новое волшебство. Зрелище завораживало, затрагивая струнки, о существовании которых девушка и не подозревала, и потому шестнадцатый вечер на «Буревестнике», как и предыдущие пятнадцать, она встречала у борта, наблюдая за феерией цвета и света.

Заходящее солнце бросило последние лучи на поверхность океана, пронзило и расцветило волны и исчезло за горизонтом. Марийа тяжело вздохнула и, как обычно, бросила взгляд вслед ушедшему на ночь в океан светилу.

Ей было хорошо на шхуне, безусловно, и она ни за что не вернулась бы к прежней жизни, даже если бы была такая возможность. Но тем не менее ведьма тосковала по суше, ей не хватало ощущения твердой почвы под ногами, мягкой ласки полевых трав, запаха влажной земли после дождя… И в редкие свободные минуты девушка, бывало, до рези в глазах вглядывалась в смутный горизонт, надеясь хоть увидеть вожделенную сушу.

Этот вечер не стал исключением. И именно благодаря своей привычке искать взглядом берег, Марийа и увидела темный силуэт вражеского корабля на горизонте даже раньше, чем матрос в «вороньем гнезде».

Глава 4

Аенгрост, Святая Империя Христесар, южная провинция Клетер. Этьен де Каррадо, граф Нисселет, Носитель Духа Предела. 6-я декада весны, 2904 год Восьмой эпохи

– Смотри, он, кажется, жив!

– Это поправимо, – в спокойном голосе звучала даже не угроза – приговор. Этьен различил это сквозь волны забытья, то накатывающие, то отступающие. Он попытался открыть глаза, но даже это простое действие было ему сейчас не по силам.

– Анж, как ты можешь так говорить!

– Сестренка, разве ты не видишь – он из благородных. Сволочь! – Тихо зашуршал извлекаемый из ножен не то кинжал, не то нож – какой-то короткий клинок.

– Не надо! Не убивай его, ведь он совсем беспомощный!

– Наша мать была такой же беспомощной! – В голосе юноши, уже не таком спокойном, звучала ничем не прикрытая ненависть.

– Не будь таким, как они, Анж! Я тебя прошу. – Кажется, девушка заплакала.

Последовала долгая пауза. Наконец Анж вздохнул и убрал клинок.

– Идем, Кет. У нас еще много дел.

– Но мы же не можем бросить его здесь!

– И что ты предлагаешь?

– Ты же сильный, ты можешь донести его до нашего дома. А я понесу корзины.

– Кет, это уже слишком! Я готов ради тебя сохранить ему жизнь, но тащить его к себе? Это чересчур!

– Анж… пожалуйста… У него доброе лицо, мне кажется, он не такой, как все они!

Юноша пробормотал что-то не совсем приличное себе под нос, но, похоже, любовь к сестре была сильнее, чем ненависть к «благородным». Сильные руки, не особо церемонясь, подняли Этьена в воздух.

– Осторожнее, он, кажется, ранен!

– Я и так осторожен!

Граф вновь потерял сознание.

Его разбудило ласковое прикосновение чего-то прохладного и мокрого к пылающему лбу. Этьен прислушался к своим ощущениям. Странно, но граф совершенно не чувствовал боли от раны в животе, хотя сам факт, что он остался жив после дуэли, наталкивал на мысли о чем-то необычном. Промедлив несколько секунд, де Каррадо открыл глаза.

Он лежал на простой, узкой постели в небольшой и очень бедно обставленной комнате. Рядом на стуле сидела светловолосая девушка, почти девочка, с грустными и добрыми серыми глазами. Она меняла холодный компресс на лбу больного. Увидев, что тот открыл глаза, Кет – а это была именно она – тепло улыбнулась.

– Доброе утро, ваша светлость, – почтительно проговорила девушка. – Как вы себя чувствуете?

– Благодарю, милая, хорошо. Где я? – Этьен чуть приподнялся на локте, оглядывая скромное обиталище, в коем оказался.

Это была небольшая комната, примерно десять футов в ширину и пятнадцать – в длину. Ее скудную обстановку составляли кровать, занимаемая графом, небольшой комод, украшенный вазой с полевыми цветами, шкаф, стол и два стула, на одном из которых сидела спасительница последнего представителя славного рода де Каррадо.

– Вы в Атане, это провинция Клетер, ваша светлость, – вежливо ответила Кет.

Этьен недоуменно воззрился на девушку. Клетер? Атан?

– Господи, где это? Во Франции?

– В Святой Империи Христесар, ваша светлость.

Он рухнул обратно на тощую, жесткую подушку. Империя Христесар? Граф считал себя неплохим знатоком географии и был уверен, что никогда не слышал о такой стране…

– Как я здесь оказался?

– Мы с братом собирали грибы и ягоды в ближайшем лесу, ваша светлость, и случайно нашли вас, – охотно начала говорить Кет. – Вы лежали очень бледный, и я сперва испугалась, что вас убили, но потом заметила, что вы дышите. Увидев кровь на вашей одежде, я решила, что вы тяжко ранены, ваша светлость, но, слава Пресветлому Христу, я ошиблась. Мы с братом перенесли вас сюда, это было несколько часов назад, и вот теперь вы очнулись.

– Ясно, – граф тяжело вздохнул. Он ничего не мог понять. – Тебя ведь зовут Кет?

– Да, ваша светлость, брат называет меня так, а полное имя – Кетара. Ой! – она вскрикнула, прижав ладони к вспыхнувшим щекам. – Откуда вы знаете?

– Когда вы с братом нашли меня в лесу, я на полминуты пришел в себя и слышал, как он называл тебя Кет, – охотно пояснил Этьен. Он и представить себе не мог, к чему приведут его слова.

Пунцовый румянец на щеках девушки сменился смертельной бледностью, губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Кет рухнула на колени перед кроватью и с мольбой протянула к де Каррадо руки.

– Ваша светлость, умоляю вас, простите его! Он не хотел на самом деле причинить вам вреда, я клянусь вам! Пощадите его! – Она разрыдалась, не сводя с графа полного мольбы взгляда.

Этьен растерялся.

– Кет, о чем ты? За что я должен его прощать?

– Но… вы же слышали… в лесу… он хотел… ну…

Тут он вспомнил жесткий голос Анжа. Похоже, парень всерьез собирался его прикончить!

В первый момент граф немного разозлился. А потом в памяти всплыла фраза юноши: «Наша мать была такой же беспомощной…»

– Что случилось с вашей матерью? – спросил он у Кетары, пытаясь хоть немного отвлечь ее от мыслей о судьбе брата.

– Ее Святая Инквизиция… это… казнила… За грех… – Девушка начала понемногу успокаиваться.

– За какой грех? – У рода де Каррадо были свои счеты с испанской Инквизицией. В тринадцатом веке святые отцы сожгли почти всех представителей семьи, спасся лишь один юноша, сбежавший во Францию и позже, когда волна исступленной, фанатичной охоты на «ведьм и колдунов» схлынула, вернувший себе и титул, и фамилию. С тех пор графы Каррадо жили в Нисселете и до последнего ненавидели Инквизицию. Правда, ненавидели тихо.

Но эта история имела место быть в середине—конце тринадцатого века, и сейчас, в начале семнадцатого столетия, мысль о святошах, жгущих людей на кострах за «грех», казалась просвещенному графу дикой и абсурдной.

А Кетара тем временем рассказывала. Слезы понемногу иссякли, девушка успокоилась, но губы ее еще подрагивали, а глаза покраснели.

– За прелюбодеяние. Она родила в четвертую декаду зимы…

– И что? – не понял Этьен.

– Если она родила в четвертую декаду зимы, значит, понесла в четвертую декаду весны.

– И что с того?

Кетара посмотрела на него, как на безумца.

– Четвертая декада весны, ваша светлость – это Великий Пост. Даже если бы она была замужем, все равно, в Великий Пост этим заниматься нельзя, это грех.

– То есть ни в чем не повинную женщину казнили только за то, что она… э-э-э… занялась этим не в тот месяц? – Сказать, что де Каррадо был поражен – не сказать ничего. Он был просто в ужасе. И это просвещенный, цивилизованный мир?! Это семнадцатый век?!

– Если бы все так просто, – горько усмехнулась Кетара. – Она же не по своей воле грех совершила… Она… ну, с благородными… она понравилась одному из них, а им же закон не писан… Ой! Простите! – Кажется, она вновь вознамерилась упасть на колени.

– Все в порядке, Кет, продолжай, пожалуйста, – поспешно попросил Этьен. Девушка сглотнула слезы.

– В общем, она понравилась одному из них, и он приказал ей… ну, сделать это… А она отказалась, сказала, что это грех… а они только посмеялись… И… она через девять месяцев родила.

– То есть они ее взяли силой?!

Кетара кивнула, еле сдерживая рыдания.

– А когда мама родила, наш сосед – он очень набожный человек – рассказал об этом святым отцам. И маму… ну, за ней пришли Инквизиторы. И забрали… А потом…

– Что «потом»? – леденея от гнева и ужаса, спросил граф.

– Потом ей вырвали все женские органы раскаленными щипцами и залили внутрь расплавленный свинец, после чего сожгли вместе с ребенком. Она умирала очень долго и очень мучительно, потому что несколько этих сволочей своей проклятой магией не позволяли ей потерять сознание или умереть от шока, – жестко произнес Анж, входя в комнату. – Меня и Кет заставили на это смотреть, чтобы мы своими слезами замолили ее грех перед Господом. Кет была в шоке, она не могла плакать, и на нее надели специальный сапог с шипами внутри – чтобы плакала. Ей тогда было десять лет. С тех пор моя сестра хромает.

– Что же сделали с ублюдками, посмевшими взять женщину силой? – не веря своим ушам, спросил Этьен. То, что он услышал, казалось невозможным, невероятным, но он понимал – Анж не лжет. Юноша, похоже, был той же породы, что и сам граф – упрям, честен и лучше умрет самой мучительной из всех возможных смертей, чем пойдет против собственной совести и чести.

– С «благородными господами»? – издевательски рассмеялся парень. – Ничего, разумеется. Они до сих пор живы, здоровы, богаты и издеваются над теми, у кого нет друзей или родственников в элите Империи. Они же благородные апостолиты, а вам ничто не страшно, таким, как вы, закон не писан, только и знаете, что калечить и убивать простых людей себе на потеху! – Последние слова Анж буквально выплюнул в лицо Этьену. Его глаза пылали ненавистью. – Теперь вы можете и меня замучить и убить, и Кет тоже, так же, как всех, кого до сих пор пытали и унижали. Хотите? А не выйдет! Не позволю ни вам, светлость ваша проклятая, ни другим таким же тварям тронуть мою сестру или меня!

Граф потрясенно взирал на этого юношу с горящими глазами и пылающим сердцем. Или дурак, или смельчак, каких поискать. На идиота Анж не походил, значит, второе – недюжинная храбрость нужна, чтобы бросить благородному человеку в лицо такие слова, особенно, если здесь дела обстоят действительно так плохо.

– Анж, сколько тебе лет? – быстро и тихо спросил Этьен.

– Семнадцать, – ошарашенно ответил парень, но тут же взял себя в руки. – Какое вам дело до того, сколько мне лет?

– Семнадцать, – грустно повторил де Каррадо, вспоминая себя в том же возрасте. Вопрос Анжа он проигнорировал. – Семнадцать лет, а все еще думаешь, что все люди – одинаковые. Под одну гребенку всех стрижешь. Скольких ты уже убил лишь за то, что они имели несчастье родиться у родителей с титулованной кровью?

– Троих, – с вызовом бросил юноша.

В следующую секунду Кетара, побледневшая, как смерть, не выдержала и, обреченно вскрикнув, рухнула в обморок. Бедной девочке показалось, что уж после такого признания спасенный ими аристократ точно убьет ее брата.

Этьен подхватил Кет на руки, Анж мгновенно оказался рядом.

– Что с ней? – Парень тут же забыл о том, что разговаривает со своим заклятым врагом, дворянином.

– Похоже, твои откровения напугали бедняжку до потери чувств, – как мог, спокойно, ответил граф. – Ничего страшного, полежит и придет в себя. – Насчет нюхательной соли или нашатыря он даже спрашивать не стал – не держат подобные вещи в бедных домах.

Встав с кровати, де Каррадо положил на свое место Кетару. Потом посмотрел на Анжа, взгляд потомственного аристократа стал жестким.

– Запомни, мальчик, люди бывают разные. Есть люди хорошие и плохие, подлые и честные, добрые и злые. Мне на моем веку приходилось встречать и подлецов-аристократов, и простолюдинов с благородными сердцами. Далеко не все титулованные дворяне так плохи, как ты о них думаешь.

Юноша опустил голову. Ему внезапно вспомнились слова матери, которые она сказала ему, когда Анжу удалось упросить Инквизиторов позволить ему увидеться с ней за час до казни несчастной женщины. Он тогда поклялся отомстить всем аристократам, а мать, горько улыбнувшись, сказала: «Не считай всех людей одинаковыми. Придет день, когда твой друг, такой же простой человек, как ты, предаст тебя, а апостолит спасет тебе жизнь». У нее тогда был странный взгляд, словно бы женщина смотрела сквозь сына, сквозь стены темницы, куда-то далеко, и выдела нечто, скрытое от глаз самого Анжа.

– Я не предлагаю тебе вот так сразу отказаться от принципов, которыми ты живешь. Я лишь прошу – подумай над моими словами. Ты должен сам это понять, иначе превратишься в кровавого убийцу, станешь ничуть не лучше тех, кто столь жестоко и подло обошелся с твоей матерью, ничуть не лучше и даже хуже.

– Я… подумаю, – тихо проговорил парень, не поднимая глаз. Ему на минуту стало стыдно… но в следующий миг из памяти всплыл дикий крик матери, когда в огонь бросили новорожденного малыша, помертвевшее личико десятилетней Кет, тихие слова старого священника: «Плачь, мальчик, плачь, иначе с тобой сделают то же, что и с твоей сестрой, а тебе теперь ее кормить…»

Он тогда стоял, поддерживая Кетару, которая едва могла стоять из-за дикой боли в пронзенной шипами ноге, и заставлял себя плакать – неумело, тихо, но плакать. И вдруг заметил в полусотне футов трех молодых мужчин в богатой одежде. Они весело смеялись, указывая на корчащуюся в огне женщину, и Анж услышал, как один из них говорил другу: «Смотри-ка, а под тобой она так не дергалась! Интересно, чей там ублюдок прожаривается?» Он не задумался, как смог расслышать слова на таком расстоянии, но догадался – это были те самые дворяне, которые изнасиловали его мать. И лишь мысль о том, что если он погибнет, Кет останется совсем одна, удержали Анжа, когда он был уже готов прыгнуть на говорившего и разорвать ему горло голыми руками. Вместо этого тринадцатилетний мальчик с мертвыми глазами, из которых скупо стекали выдавленные слезы, внимательно разглядывал убийц матери. Он запомнил их лица до малейшей черточки.

Анж нашел их всех. По очереди. Нашел, подкараулил и убил.

Первого он застиг врасплох, когда тот отошел в кусты по малой нужде. Подкрался со спины и всадил кухонный нож в спину, напротив сердца. Почему-то апостолит не погиб мгновенно, он еще несколько секунд хрипел, захлебываясь собственной кровью, и Анж получил возможность прошипеть в лицо умирающему: «Это тебе за мою мать и мою сестру!» И с невероятным наслаждением увидел по исказившей аристократические черты гримасе ужаса, что тот понял, за какое преступление наказан.

Следующего мальчик убил так же. С третьим случилась заминка – Анжей уже разъяснил умирающему приговор, когда вдруг в переулке, где совершилась казнь – так сам Анж называл свою месть – появился запыхавшийся юноша, немногим старше Анжа, как две капли воды похожий на только что убитого. Он огляделся, заметил лежащее на земле тело – мститель успел отступить в тень – и с криком: «Брат!» бросился к нему и упал на колени.

Такая удобная возможность представилась впервые. Перед Анжем, спиной к нему, стоял еще один проклятый дворянин, и мальчик не преминул ею воспользоваться. Нож вошел глубоко, по самую рукоятку, юноша глухо вскрикнул и начал заваливаться на спину. Его взгляд встретился с взглядом его убийцы.

«За что?» – успел он прохрипеть, глядя на Анжа огромными, полными непонимания глазами.

И тот не нашелся, что ответить.

Ублюдки, виновные в смерти его матери, были наказаны. Но когда Анжу спустя год вновь представилась возможность отправить на тот свет «благородного», он не сдержался. Той же ночью ему приснилось лицо того юноши. Парень проснулся в холодном поту. Но даже воспоминание об этом сне не остановило его, когда очередной аристократ, встреченный в темном переулке, повернулся к нему спиной.

Иногда ему было стыдно за тех троих, которых он убил, как выразился Этьен, «лишь за титулованную кровь». Иногда. Но в такие моменты Анж вспоминал мать, и стыд отступал, оставалась лишь уверенность в своей правоте.

Так случилось и сейчас. На минуту Анжу стало стыдно, но лишь на минуту. Потом он вспомнил казнь матери и слезы Кет. Из глубины души рванулись гнев и ярость. Он резко вскинул голову – и столкнулся взглядом с глазами спасенного его сестрой дворянина. Спокойными, проницательными и немного усталыми черными глазами. И в глазах этих юноша прочел понимание и легкий укор.

– Меня зовут Этьен де Каррадо, граф Нисселет, – сказал аристократ и… протянул простому городскому парню руку.

– Анжей, – назвал свое полное имя юноша и после секундного колебания пожал руку дворянина.

Этьен на мгновение учтиво наклонил голову, пряди волос упали на лицо и… смертельно побледнев, граф коротко вскрикнул и, отшатнувшись назад, почти упал на стул, неверяще глядя на прядь иссиня-черных волос.

– Анжей, у вас в доме есть зеркало? – хрипло спросил он. Юноша, изумленный поведением гостя, тут же бросился в прихожую, где на стене висел до зеркального блеска начищенный поднос.