Текст книги "Железные франки"

Терять ей было нечего. В этой стране каждый получал только то, что он мог вырвать у других. Если на все говорить: «Аминь», – придется молиться исключительно за чужое здравие.

Дама Алиса хоть и приоделась в парадную пурпурную далматику с широкими рукавами и подолом, расшитыми золотой вязью, но, даже выряженная и на княжеском престоле, она больше смахивала на лису, чем на благородную правительницу, такое у нее узкое личико, торчащие скулы и глубоко сидящие беспокойные глаза. И все-таки ее боялись все, кроме Грануш. Констанция тоже боялась – мать злая и взрослая, силой с трона не стянешь, – только она скорее умерла бы, чем показала свой страх.

Алисе на ухо что-то тихо, но с жаром толковал толстый патриарх Радульф де Домфорт. Констанция никогда не поверила бы противному, чванному иерарху, а мать, постоянно сердитая, всегда недовольная придворными и жестокая к слугам, на сей раз умиротворенно улыбалась и согласно кивала. Нахмурилась, лишь когда заметила дочь:

– Что она здесь делает?! Где эта дурища Беатрис?

– Ваша милость, даме Беатрис занедужилось. Я привела представить вашу дочь гостю, – Грануш подтолкнула упирающуюся Констанцию вперед.

Ком в животе противно пух, сердце колотилось.

– Много себе позволяешь, Грануш, – с угрозой начала Алиса, но патриарх вмешался:

– Оставьте, дочь моя. Оно и к лучшему. Пусть Раймонд де Пуатье сам убедится, что девочка мала и слаба разумением.

Слышать такое было обидно. Констанция хотела возразить, что умеет читать, писать, красиво вышивает и очень хорошо разумеет, когда ее оскорбляют, но не посмела. Впрочем, патриарх и сам все это знал, но почему-то обратился к Констанции громко и отчетливо, как к глухой:

– Дитя мое, у нас радостные новости! После тяжкого, полного опасностей пути в замок только что прибыл шевалье де Пуатье, сын герцога Гильома Аквитанского. – Значит действительно, красивый всадник никакой не купец, а переодетый рыцарь! – Он прибыл к нам по приглашению короля Фулька, чтобы сочетаться браком с ее светлостью, – патриарх указал на Алису, – и помочь нам укреплять и отстаивать Антиохию.

Констанция стиснула руки за спиной. Отстаивать и от нее, от Констанции. Мать отобрала княжество, и если король Фульк, до сих пор не признававший правления Алисы, вдруг вызвал ей на подмогу жениха из Европы, то надеяться больше не на что. Навсегда потеряна Антиохия для истинной хозяйки!

– Мы позаботились и о вас, дорогая дочь, – подхватила Алиса, и в ее резком голосе послышалось торжество, – наше посольство отбыло в Византию с предложением выдать вас замуж за сына греческого императора – за Мануила Комнина.

Византия?! Лучше, конечно, чем оказаться навеки замурованной в мусульманском гареме, но все же ужасно – Византия так далека, и пусть греки считают себя наследниками Римской империи, на самом-то деле они просто никуда не годные схизматики. К тому же византийский император всегда был неприятелем князей Антиохийских, он уверял, что крестоносцы еще сорок лет назад обещали вернуть ему город, как только отвоюют его у сельджуков, и не уставал угрожать княжеству. Констанция упорно изучала плитки пола. Пусть будет Мануил. У его отца, василевса Иоанна, большая и сильная армия, и, если Констанция попросит, император, конечно же, отберет княжество у Алисы.

– Ваш гость в саду, дочь моя, – умильно напомнил даме Алисе патриарх.

– Констанция, придется представить вас шевалье. Да не стойте вы так! Выпрямитесь! Полюбуйтесь на это убожество, ваше высокопреосвященство!

Вид дочери всегда раздражал мать, за это каждый раз влетало и девочке, и ее воспитательницам. Но сейчас даме Алисе было некогда злиться вдоволь, она поспешила навстречу гостю. Констанции полагалось тащиться вослед, и она нарочно начала загребать ногами, поднимая на садовой дорожке облака пыли. Долго стараться не пришлось: Алиса обернулась и изо всей силы хлопнула дочь по щеке:

– Ну что за наказание! Иди как человек, дрянь!

Она брезгливо отряхнула бархатную далматику, а Констанция невольно схватилась за щеку, которую словно огнем ожгло, такая хлесткая рука у матери. Грануш сзади только охнула, но хуже всего, что за секунду до оплеухи из-за кустов жасмина вышел тот самый незнакомец, который подмигнул Констанции со двора. Он, конечно, успел заметить постигшее девочку наказание, даже сурово нахмурил брови, видно, он тоже был ею недоволен, но тотчас же лицо рыцаря приняло любезное выражение, и гость галантно склонился перед драчливой дамой Алисой. Констанции стало стыдно и обидно. Можно делать вид, что ничего не произошло, но щека продолжала гореть, и на ней наверняка пылало позорное красное пятно. Констанция уставилась вверх и заморгала, чтобы остановить слезы. Каждый может увидеть, как ее ударили, но она никому не позволит заметить, как ей страшно, больно и обидно.

Жених оказался высоченным, стройным и довольно пригожим. Все равно Констанции он был противен. Впрочем, ее мнением никто не интересовался.

– Ваше сиятельство Раймонд де Пуатье! – радостно воскликнула Алиса, забыв о дочери. – Приветствуем вас в Антиохии! Какое счастье, что вам удалось прибыть к нам, избежав всех опасностей!

Голос у Алисы тек медом, как будто это не она только что ударила дочь. Но Констанцию никто не смог бы заставить улыбнуться. Пока дама Алиса пребывала в Латтакии, все обращались с ее светлостью княгиней Констанцией очень почтительно, а едва мать вернулась, и маленькая и беззащитная Констанция немедленно всем разонравилась.

Манерно изогнувшись, дама Алиса присела на каменную балюстраду старого фонтана, любезным жестом пригласила рыцаря приблизиться. Констанция не смела уйти, поэтому встала поодаль, чтобы оставаться незамеченной, но Раймонд де Пуатье обернулся и почтительно поклонился ей:

– Мадам, я догадываюсь, что эта прекрасная молодая особа – ваша дочь, княгиня Констанция?

Алиса страдальчески возвела глаза к небу:

– Не столько прекрасная молодая особа, сколько вредная дурочка, способная вывести из себя святого!

Стало стыдно, что мать так представила ее своему жениху. Констанция была уверена, что она не вредная и не дурочка. Возможно, рыцарь догадался об этом, потому что, несмотря на слова Алисы, снова обратился к девочке учтиво и серьезно:

– Дорогая принцесса, я прибыл в Левант из далекой северной страны Англии. – Констанция сухо кивнула, она знала такую страну, каноник Мартин и мать настоятельница Анна обучали ее многим наукам, и она была прилежной ученицей. – По пути сюда мы с моим спутником, отважным госпитальером Агерраном Гербарре, преодолели бесчисленные препятствия и преграды ради того, чтобы послужить святому делу христиан в земле Воплощения. Возьмете ли вы меня в свои рыцари и защитники?

Алиса непривычно жеманно захихикала:

– К сожалению, мессир, она не в состоянии понять вашу учтивую речь.

Если бы рыцарь в самом деле собирался стать защитником Констанции, ему стоило бы начать с того, чтобы запретить матери драться и говорить обидные, лживые слова, но сказать это вслух принцесса не посмела. Поэтому она молчала и только глядела на гостя глазами цвета голубиного оперения. Зато не затихал неестественно высокий, пронзительный голос Алисы:

– Ах, мессир, слава о вашей отваге и верности дошла из Европы до наших диких краев. Ваше прибытие – истинное чудо и счастье для нас!

Алиса небрежно отодвинула дочь в сторону и пересела поближе к гостю, который упорно продолжал стоять. Констанция отошла в тень. Было бы легче, если бы все совершенно забыли о ней и красивый шевалье обращал бы внимание только на лебезящую перед ним невесту.

– Я потрясен защитными укреплениями Антиохии, – пробормотал гость и, явно смущенный, отступил на шаг от Алисы. Констанции стало противно, что властная и гордая мать заискивает перед этим мужчиной, но та не замечала сдержанности Пуатье.

– Увы, мессир, мы в них постоянно нуждаемся! Вы скоро убедитесь, что у слабого в Леванте нет друзей ни среди армян, ни среди греков, ни среди латинян. От Иоанна Комнина и до Имадеддина Занги – кругом одни недруги и сплошное предательство!

Рыцарь почему-то смешался и уставился себе под ноги. За спиной Алисы, в кустах, уже давно маячила Грануш, она упорно подавала Констанции странные знаки, точно призывая девочку принять участие в беседе. Понукаемая настойчивыми жестами мамушки, Констанция выдавила из себя:

– Поэтому хорошо, если к нам прибывают люди благородные…

– Помалкивайте, дочь моя, вы-то что в этом понимаете?! – быстро перебила ее Алиса, как будто Констанция сморозила ужасную глупость.

А приезжий покраснел и пылко воскликнул:

– Теперь все будет иначе. Я клянусь действовать по чести, восстановить рыцарские добродетели и защищать справедливость! Я жизнь отдам, чтобы оградить Антиохию от любых поползновений!

Голос Раймонда де Пуатье звучал искренне, но хоть рыцарь и был прекрасен, как герои баллад, он врал. Разве жених не знал, что настоящая правительница княжества – Констанция? Почему же, вместо того чтобы напрямик заявить это Алисе, он принялся рассказывать, как буря отнесла его корабль к самым берегам враждебной Сицилии, и ему с Агерраном пришлось прикинуться паломниками? Констанция вовсе не интересовалась его приключениями, а вот гость ею почему-то очень интересовался, она постоянно ловила на себе его взгляд. Алиса нахмурила насурьмленные бровки, любезность съехала с ее личика, как незавязанный чулок, и она вновь выглядела, как всегда, – так, как будто у нее только что украли кошель:

– На Антиохию много желающих, Рожер Сицилийский – один из них, но никто из них не способен заботиться о княжестве и управлять им так разумно, как я. Меня поддерживают все бароны севера и все жители княжества! Мое правление служит всеобщему благу!

Констанция думала иначе, но ничего не сказала, только бросила осторожный взгляд на гостя. Понял ли он, что и ему мать никогда не позволит сесть на красивый трон на помосте? Гость стиснул зубы, но тоже промолчал. Оказывается, даже такой огромный и сильный рыцарь опасается дамы Алисы.

Солнце заглядывало сквозь виноградные лозы, шелестели ветвями кусты рододендронов, шпалеры бугенвиллий обрамляли аллеи, цвели и благоухали пышные розы, летали пчелы, порхали бабочки и колибри, щебетали птицы, распускал пышный хвост вредный павлин, сверкали в фонтане расплавленным золотом юркие рыбки. Одна Констанция никого не радовала.

Алиса положила хлесткую ладонь на рукав гостя, доверительно приблизилась к нему еще ближе и прошептала, брызгая слюной:

– Ах, мессир, до сих пор король Фульк противился моему регентству. Патриарх потряс меня, сообщив, что Фульк лично призвал вас в Утремер и предложил нам соединить наши судьбы! Наконец-то отрадный жест со стороны Иерусалима! Видит Бог, эти годы были нелегкими для меня.

Прерывисто вздохнула, прикрыла глаза ладонью и качнулась в сторону рыцаря, словно ожидая, что тот поймает или обнимет ее, но Пуатье только насупился и снова зачем-то оглянулся на Констанцию. Девочка пожала плечами и отвернулась. Да, рыцарь казался учтивым, у него был смелый взгляд и гордая манера держаться, а все-таки он явился сюда для плохого дела – забрать Антиохию у законной владелицы. Нет, она не станет смотреть на него!

– О, Раймонд, – мать уже называла гостя по имени, – если бы вы знали, как тяжко приходится женщине в Заморье! Поверьте, было множество желающих сочетаться со мной браком, но я поклялась, что не отдам княжество и собственную судьбу в недостойные руки!

Алиса обожала рассказывать, как к ней безуспешно сватались разные замечательные рыцари. Констанция подозревала, что некоторые из них даже не ведали об этом своем деянии и о полученном ими отказе. Зато она знала, что мать сначала точно так же была очень любезна с шевалье де Грассе, а потом внезапно возненавидела его, отослала злосчастного кавалера служить в гарнизоне отдаленной Апамеи и запретила упоминать его имя. Однако Констанция не станет предупреждать Пуатье о неверности и коварстве матери. Спроси ее рыцарь с самого начала, она бы отсоветовала ему жениться на вечно сердитой Алисе, а теперь пусть разбирается с ней, как знает.

Видимо, он уже и сам был не рад, потому что только хмуро пробормотал:

– Мой долг – следовать советам короля Иерусалима.

Не такой уж он отважный и могучий, каким кажется. Но Алисе слова шевалье явно пришлись по душе, она вскинула ласковый взгляд на суженого и нежно улыбнулась ему. Было заметно, что она старалась не слишком широко раскрывать рот. В двадцать шесть лет – мать зачем-то сбавляла себе три года, как будто три года могли спасти от такой старости! – у нее уже не хватало нескольких зубов. До чего же оба были противны ей – и жених, и невеста!

Когда гость опять взглянул на нее, Констанция не выдержала: вскинула голову, презрительно отвернулась от него и сразу спохватилась, что Алиса заметит ее нелюбезность к важному гостю. Однако матери было не до нее, она не сводила умильного взора с жениха и ласково грозила ему пальчиком:

– Советам короля следовать приятнее, если они совпадают с велениями сердца…

Чем суровей вел себя с Алисой Раймонд, тем настойчивей та заглядывала в его глаза, тем чаще дотрагивалась до его руки, тем просительней звучал ее голосок. А Констанцию учили, что женщина должна быть скромной и недоступной! Наверное, молодой рыцарь тоже ожидал большей сдержанности от своей невесты, потому что явно смешался, но быстро нашелся:

– Теперь, когда я вижу вас воочию, приказания короля Фулька полностью совпадают с моими пожеланиями, ваша светлость.

Дама Алиса снова льстиво, противно растянула губы, а гость подмигнул Констанции:

– Милая Констанция, позвольте мне начать мою службу Антиохии с того, чтобы поймать вам рыбку!

Констанция только пожала плечами, она твердо решила не поддаваться на почтительность шевалье. Раймонд засучил рукава и принялся с воодушевлением ловить в бирюзовой воде фонтана золотые мелькающие тельца. Рыбки были проворнее, но он не сдавался, хотя замочил до плеч рукава шемизы и забрызгал нарядный малиновый котт. Дама Алиса следила за его попытками и неестественно, тоненько хихикала, и даже Констанция невольно улыбнулась. Шевалье тут же решительно перемахнул через каменную ограду прямо в фонтан и принялся гоняться по водоему за прыснувшими врассыпную карпами, поднимая столько брызг, что в воздухе повисла радуга. Констанция не собиралась помогать ему, но одна рыбка подплыла прямо к ней, она невольно попыталась схватить ее и замочила рукава. Испуганно оглянулась на мать. Против обыкновения, Алиса не сердилась, а тоже смеялась, стряхивая капли и жеманно закидывая голову. Наконец Раймонд торжествующе ухватил добычу и победно замахал ею, но золотое тельце выскользнуло и плюхнулось обратно в воду. Констанция не удержалась и расхохоталась. Алиса обняла дочь и поцеловала в щеку. Мать сделала это, только чтобы понравиться жениху, поэтому Констанции был неприятен ее поцелуй. Девочка отошла в сторону и незаметно вытерла щеку о плечо.

Во время ужина Раймонд поднимал кубок за кубком во здравие княгини Антиохийской, но при этом упорно смотрел на Алису. Констанция твердо решила не обращать внимания на недостойного рыцаря, выпила чашу теплого, душистого вина с гвоздикой и корицей и задремала, подложив под голову руки. Уже сквозь сон донесся привычно раздраженный голос матери:

– Ну что за безобразие! Зачем было сажать ребенка с нами! Анри, отнесите ее в кровать! Грануш, уложи ее! Я с тобой завтра разберусь. На этот раз ты себе слишком много позволила…

Сильные руки воина подхватили Констанцию, продолжая дремать, она положила голову на плечо своего телохранителя, как всегда пахнущее кожей и конюшней. Сейчас ее положат в кровать, и можно будет уплыть в сладкий сон, если, конечно, татик пожалеет и не заставит молиться. Но вместо мерного подъема по ступеням она ощутила порыв свежего ветра и терпкий запах полыни. Констанция вздрогнула, подняла голову: дрожащий свет факелов метался по камням внутреннего двора, Анри отвязывал коня, а через двор, колыхаясь грудью, животом и боками, к ним спешила Грануш.

– Анри, куда ты тащишь меня?

Мамушка усердно моргала и отчаянно прикладывала палец ко рту. Констанции стало страшно. Куда ее уносят из замка? Она закричала, уперлась в грудь Анри и попыталась освободиться, но Анри, родной Анри, который всегда позволял ей кормить своего пегого Корунда и рубить крапиву своим гигантским мечом, зажал ей рот большой ладонью, пахнущей железом и навозом:

– Тихо, тихо, ваша милость, ни слова, я везу вас к патриарху!

Татик согласно замахала головой, щеками и руками. Неужели ее Грануш заодно с патриархом?! Но Радульф де Домфорт ведь поддерживает даму Алису! Тысячу раз сама няня твердила: «Пупуш, будь осторожна! Анушикс, не отходи от стражи! Никогда не выходи из замка!» Что делать?! Констанция забилась, стала отдирать вонючую лапу Анри, но конюший быстро замотал ее в колючий плащ. Ее охватил настоящий ужас, она закричала, но вопли тонули в толстой шерсти. Анри вскочил на коня, перекинул сопротивляющуюся Констанцию через луку седла и, удерживая пленницу железной рукой, пустил Корунда в галоп. Раздался скрип распахиваемых ворот, стук копыт по дереву опущенного моста. Корунд куда-то мчался бешеным аллюром. Под непроницаемым плащом было душно, и как ни билась Констанция, соскользнуть с коня ей не удавалось. Вдруг ее убьют? Или продадут в плен? Нет, нельзя падать духом! Она будет как святые Урсула и Катерина! Боже, Иисус Христос, Пречистая Дева, помогите и спасите княгиню Антиохийскую! Не дайте погибнуть и пропасть безвинной княжеской душе!

Анри хрипло прокричал:

– Ваша светлость, доверьтесь мне! Мы спасем вас!

Спасут? От кого? Перехватило дыхание, сердце отчаянно колотилось. Когда она уже почти задохнулась от ужаса и от набившегося в рот затхлого сукна, Господь услышал моления своей овечки: скакун наконец остановился, Анри соскочил с седла, поставил Констанцию на землю и скинул тяжелую ткань. Она оказалась перед порталом собора Святого Петра.

– Ваша светлость, – Анри учтиво склонился, заглядывая девочке в глаза, – не бойтесь, ради бога, все будет хорошо. Я не предатель, мы привезли вас сюда по приказанию патриарха!

Констанция изо всех сил старалась не выдать свой страх. Анри схватил ее за руку и потащил к входу в храм. Дрожа от прохлады и волнения, девочка вынужденно побежала за ним. Туфли потерялись, босые ноги ощутили холод каменных плит, по колоннам и стенам вокруг метались зловещие тени. Из глубины нефа навстречу им спешил толстый Радульф в сверкающей золотом митре, на ризе драгоценными камнями переливался паллиум. Патриарх тоже повел себя странно – протянул к Констанции жирные руки, унизанные перстнями, и непривычно ласково забормотал:

– Дорогая княгиня! Какое счастье, что вам удалось вырваться из замка! Я освободил вас, дабы исполнить волю Иерусалимского короля!

Позади с грохотом настежь распахнулись двери храма, и в собор ввалился отряд вооруженных ратников во главе с огромным рыцарем. Тяжелая поступь воинов гулко отдавалась по всему пространству базилики, черные тени дьявольски плясали по приделам, свечи и факелы мигали от порывов ветра, словно в святилище ворвалась нечистая сила. Констанция так испугалась, что не выдержала и бросилась за необъятную спину патриарха:

– Не смейте, не смейте, не трогайте меня!

Радульф, пыхтя, пытался изогнуться и поймать ее, но девочка с бешенством отчаяния выдиралась из потных рук прелата, царапалась, даже укусила его за отвратительный палец. Патриарх взвыл от боли, но все же удержал Констанцию, бьющуюся как конь, на которого ставят клеймо, и крикнул приближавшемуся великану:

– Раймонд де Пуатье! Убедитесь, я сдержал свои обещания! Помните и вы свою вассальную клятву! Вот она, Констанция Антиохийская, – ваша невеста!

Невеста? Констанция – невеста?! В огромной фигуре главаря страшной банды она признала аквитанского рыцаря. Но ведь его невеста – дама Алиса!

Пока патриарх душил Констанцию левой рукой, правую он протянул тыльной стороной Раймонду. Рыцарь опустился на одно колено и приложился к перстню архиепископа. Все еще коленопреклоненный Пуатье поднял голову, ласково улыбнулся маленькой пленнице и подал ей свою ручищу. Патриарх ослабил цепкий захват. Констанция дрожала, но не стала молить о пощаде. Что бы с ней ни сделали, она – истинная княгиня Антиохийская, дочь героя, и не проявит недостойного страха и слабости. Она будет вести себя доблестно и мужественно, как святая Урсула! Констанция отважно уставилась на рыцаря: сквозь слезы он виделся в радужном сиянии. Учтиво склонив голову, шевалье смотрел на нее так, как будто это она большая и сильная, а он собирается просить ее о чем-то. Констанция знала, конечно, что не одна физическая мощь решает, кто из людей главнее: слабая дама Алиса повелевала всеми антиохийскими ополчениями, – но перед ней, Констанцией, до сих пор еще никто никогда не стоял на коленях, никто не глядел на нее умоляюще. Разве что Грануш, когда уговаривала доесть отвратительную тыквенную кашу. Голос рыцаря тоже звучал ласково:

– Констанция, девочка моя, простите, что мы напугали вас, но ваша мать никогда не вернула бы престол добровольно! С первого вашего слова я убедился, что вы умная, добрая и хорошая принцесса! Мне и вашим верным слугам пришлось освободить вас тайно.

Он выглядел совсем как святой Георгий, в свете факелов сверкали под густыми бровями глаза, длинные светлые волосы спускались на широченные плечи, но только этим утром шевалье был женихом матери и обещал защищать Алису! Констанция молчала, она уже запуталась, кто ей друг, а кто – враг.

– Король Фульк прислал меня в Антиохию с наказом жениться на вас, милая княгиня, а вовсе не на вашей матери, но мы были вынуждены действовать хитростью, иначе дама Алиса помешала бы нам. Я ваш жених с согласия короля и патриарха, поверьте мне.

Значит, дама Алиса пыталась забрать у нее жениха так же, как раньше забрала и все остальное? И все же рыцарь обманывал мать, это нехорошо. Что же ей делать? Констанция оглянулась на Радульфа, тот еще задыхался, но уже снова принял важный вид и, кивая растрепанной в схватке бородищей, подтвердил:

– Да, дочь моя, именно таков был мой и королевский план. Благодаря нам все замыслы вашей матери расстроились, и впредь всё пойдет в соответствии с божественной и человеческой справедливостью.

Сердце Констанции по-прежнему колотилось, но больше не от страха. Раймонд протянул ей теплую, сухую и приятно шершавую огромную ладонь. И этот чудесный, взрослый воин предпочел ее красиво одетой, взрослой Алисе! Наверное, еще днем, увидев, что мать дерется, он понял, что Алиса – негодная женщина! От смущения Констанция по-прежнему не знала, что сказать. Молчание так часто спасало от материнского гнева и наказаний, что и сейчас она только слушала, как стоящий перед ней на одном колене рыцарь уговаривал ее:

– Дорогая моя Констанция, готовы ли вы взять меня в мужья и защитники? Ради вас я оставил Европу и пересек полмира. От вашего решения зависит моя судьба.

Впервые за всю долгую девятилетнюю жизнь Констанции взрослый, сильный рыцарь умолял ее выйти за него замуж. Еще вчера ей указывали, что делать и когда идти спать, ее притащили сюда босую силком и обманом, а теперь ей приходилось решать судьбу всего княжества и этого могучего пуатевинца? Ах, страшно представить, что сделает с ней дама Алиса, когда проведает о случившемся! А все же отрадно было узнать, что красивый шевалье, оказывается, приплыл в Антиохию ради нее. Дама Алиса по справедливости наказана за свою драчливость и за то, что отобрала трон!

Патриарх попытался вмешаться, он привык приказывать неразумной отроковице, но Раймонд предостерегающе поднял руку и сказал сердечно и уже совсем серьезно, как взрослой:

– Это не шутка, Констанция, это между нами на всю жизнь. Вы никогда в этом не раскаетесь, прекрасная принцесса. Я буду терпеливо ждать, пока вы повзрослеете, я буду верным и любящим мужем, справедливым сувереном для Антиохии, стойким защитником княжества и достойным слугой милостивого нашего Господа Иисуса Христа.

Он осенил себя широким крестом. Все столпились вокруг и молча смотрели на нее. Как замечательно и удивительно, что Раймонд де Пуатье сразу понял, что настоящая княгиня совсем не Алиса, а она, Констанция, и что она вовсе не дурочка. Обмануть такую коварную и злую женщину, как Алиса, – не грех. Если такой доблестный и благородный рыцарь был вынужден сговориваться с патриархом, значит, только так он мог восстановить справедливость, только хитрость могла помочь восторжествовать ему, как Иакову над Лаваном. Виновата оказалась сама Алиса. А послушной и доброй Констанции Пуатье будет верным защитником. Ей не придется выходить замуж за греческого императора и уплывать в чужой, далекий Константинополь. Она станет замужней дамой, наконец-то станет взрослой. Мать больше никогда не сможет наказывать ее.

И Констанция решилась. Пусть Алиса гневается, княгиня отдаст свою руку аквитанцу, чтобы навсегда избавиться от страха и обид. Медленно, с достоинством, она кивнула, но рыцарь разрушил всю торжественность обручения: захохотал, хлопнул себя кулаком правой руки в ладонь левой, подхватил свою маленькую невесту, поднял и закружил прямо посреди церкви.

– Какая ты хорошая и славная девочка, Констанция!

Ей было неловко в его объятиях, но Пуатье смеялся так заразительно, что ей самой стало легко и весело. Теперь сердце билось от одной радости, и задыхалась она лишь потому, что Раймонд слишком раскружил ее. Наконец кто-то, и не просто кто-то, а самый дивный рыцарь на свете, увидел, какая она на самом деле! И она ему так понравилась, что он решил жениться на ней. Теперь всё всегда будет хорошо. Отныне она навеки в безопасности!

Патриарх прервал дурачества:

– Ваше сиятельство, поторопим венчание!

Жених заметил, что Констанция босая, подхватил ее на руки и понес к алтарю. Когда рыцарь бережно опустил юную княгиню на каменный пол, ее нога оказалась на его гигантском сапоге. Какой крохотной и узкой выглядела ее ступня на его ботфорте! Констанция не решалась отпустить его ладонь, и он не забирал ее. Приятно было осознавать, что теперь эта огромная рука будет поддерживать ее везде и всегда. Раймонд Пуатье стал ей близким и дорогим.

Храм заполнили ополченцы из гарнизона Антиохии, перешедшие на сторону легитимной власти. Среди толпы она заметила верного Анри и узнала Агеррана – рыцаря, приехавшего в Антиохию вместе с Раймондом. Тот уже был не в потертом шерстяном сюрко торговца, а в длинной черной мантии госпитальера с нашитым на нее белым крестом. Не хватало только мамушки. Неужто старую няньку забыли в замке, и она не сможет присутствовать на венчании своей звездочки, своей голубки?! Нет, конечно. Скорее солнце не взойдет, чем задыхающаяся Грануш не проберется к аналою и не будет все время церемонии растроганно вздыхать, вытирать глаза, сморкаться и делать настойчивые знаки пупушу поправить волосы и одернуть платье. Вот теперь Констанция была полностью уверена, что поступила правильно. Если татик одобрила, можно не сомневаться, что все происходящее свершилось с Божьего соизволения и на благо анушикс.

Брак Констанции Антиохийской и Раймонда де Пуатье был заключен патриархом в главном храме Антиохии, основанном святым Петром, в котором проповедовали Петр и Павел, где было написано Евангелие от Матфея.

Когда новобрачные вышли из собора, торжественно били колокола, над башнями цитадели занималась заря, собравшиеся на площади ратники антиохийского гарнизона восторженно приветствовали своих законных повелителей. А самое главное – Констанции не пришлось столкнуться с разгневанной матерью. Этой же ночью по приказу короля Фулька верные патриарху солдаты выпроводили Алису из города. У той не осталось ни власти, ни сторонников, ни завидных владений, и, как полагается дочери короля и вдове героя, ей было определено достойно, тихо и незаметно жить в удаленной от Антиохии Латтакии. Болтали, что, покидая город, обманутая мать прокляла Констанцию, посулив ей свою судьбу, но даже если такие противные Господу слова и были сказаны, татик Грануш наверняка снимет наговор.

После венчания последние сторонники мятежной Алисы сложили оружие.

Северо-восточный сосед – Жослен II де Куртене, граф Эдесский, до сих пор поддерживал Алису. Их роднило армянское происхождение: мать Жослена принадлежала к семье киликийских царей Рубенидов, а матерью Алисы была Морфия из рода Мелитенов. А к тому же Алиса умела быть уступчивой и щедрой к тем, кто был готов поддерживать ее шаткие права. Но выступать против несомненного властителя, вполне способного защитить свой трон, было бы бессмысленно и вредно, а граф Эдесский придерживался железного правила – никогда не действовать самому себе во вред.

Сосед Антиохии с юга – Понс, граф Триполийский, сын легендарного предводителя Великого крестового похода, наоборот, являлся великим умельцем рубить под собой любой сук. Понс успел переругаться с Иерусалимским королевством и не пришел на помощь графству Эдесскому при нападении сельджуков. Рознь дошла до того, что войску Утремера пришлось выйти против него – франкского барона! – на бой, и граф Триполийский был разбит. С тех пор сирийские правители защищались каждый сам по себе и единодушны остались лишь в противостоянии верховной власти Иерусалимского королевства. Но даже вздорный Понс признал новоиспеченного владельца княжества.

А вассалы самой Антиохии наперегонки спешили в замок из своих фьефов, споря за честь первыми принести оммаж неоспоримому правлению сына герцога Аквитанского, от которого ожидали великих свершений. Бароны и рыцари наперебой превозносили нового сюзерена, придворные нахваливали друг другу обходительность и любезность знатного европейца, валеты и пажи пересказывали истории о его легендарной отваге, чести и могучей силе. Новый князь оказался отменным рыцарем, живым воплощением героев шансон де жест – песен о подвигах паладинов, которые так складно сочинял его отец, герцог-трувер.

– Наконец-то станет весело, – расправил плечи и выставил брюхо вояка Готье Аршамбо.

– Ммм… – задумчиво щипал тонкий ус Роже де Мон. – Очень скоро наш повелитель убедится, что ему достался хлопотный домен.

Тот, кто владел Антиохией, тот владел северными вратами в Святую землю, удобными гаванями на Средиземном море, проходом от Иерусалима в Византию и сухопутным путем в Европу. Княжество перекрывало дорогу в латинское Заморье с запада – из Малой Азии, и с востока – из Междуречья. После Иерусалима этот город, в котором апостол Петр основал первую в христианском мире церковь, был самым ценным для латинян.