Текст книги "Памятная фантазия. Сборник рассказов"

Под землёй

Тишина – это самый громкий звук, который можно услышать.

Михаил Булгаков

Глаза открылись. Вокруг лишь темнота. Дыхание размеренное, ничуть ещё не успевшее хоть как-то измениться в своём темпе. Пару раз глаза успели моргнуть, лишь вызывая лёгкие блики, как это бывает после долгого пробуждения. Тишина окружает вокруг и ничего пока не доноситься до ушей, разве что еле ощутимое, далёкое странное шипение или даже звуки передвижения. Руки осторожно совершают первые движения, не смотря на своё состояние.

Сознание только начинает как-то действовать, зрачки начинают двигаться, но мозг, которые возможно действует, а возможно нет, только-только начинает воспринимать сигналы от рецепторов. Ничего больше не покрывает тело, как это было когда-то. Взгляд устремлён наверх, и он лишь иногда может совершить какое-нибудь движение, разве что спокойное, размеренное монотонное дыхание. Уши всё ещё слышат этот монотонных шум, пока плечи, грудь, ноги, живот ощущают на себе нечто очень лёгкое, словно материал белого цвета. Но ещё отчётливее это ощущает лоб и кончик носа, ибо видимо этот материал приподнят ближе ко рту.

Эта ткань окружает всё тело, словно лежащего запеленали в нём, но под ним отчётливо ощущается мягкая поверхность песка. Осторожно, руки на которых уже однозначно проявились синий пятка, со свойственным хрустом, словно ломались пальцы начинают двигаться. Сантиметр за сантиметром проводятся руки, пока наконец не доходят до странной округлой стены. Такое ощущение, будто она глиняная, как некоторые старые стены восточного стиля.

Голова совершила свои первые движения, осторожно продолжая движение правой рукой, приподнимая по этой стенке, которая на ощупь продолжала оставаться такой же, но, чтобы лучше ощутить поверхность, лежащий стягивает с руки материал и продолжает поднимать руку, всё отчётливее понимая форму этого помещения. Ноги ещё не касаются конца, а под головой «кулёк» из этого материала, подложенный словно подушка. А всё это помещение всё больше и больше напоминает нечто эллипсоидное или даже яйцевидное, о чём говорят первые ощущения ног.

Затем движение начинает левая рука, натыкаясь на кирпичную кладку, что довольно неожиданно, что проявляет лежащий, слегка припустив брови, но затем вновь их подняв, вместе с этим поворачивая голову. Глубокий вздох, выражающий только покой и вновь акты моргания, после чего лежащий всё лучше и лучше касается краёв места, где он находиться, всё лучше и лучше понимая, что он явно находиться под землёй, на глубине порядка двух метров.

В голову ещё не лезет страх или тревога, а почему-то и душа, и мысли полны странным покоем, даже прекрасно осознавая, что на самом деле он заживо погребён и ныне находиться под толщей земли. Как-либо стараться выбраться не имеет смысла, подавать голос также нелогично, что приведёт лишь к ещё большей трудности его гибели. Он прекрасно понимает ограниченность времени. Совсем скоро кислород закончиться в этом скрытом пространстве, наполниться это место ядовитым углекислым газом, коим невозможно дышать.

Постепенно он начнёт задыхаться, будет хаотично искать любой уголок, где можно надышаться воздухом, глаза его будут слезиться, начнётся рвотный рефлекс, от коего его бросит в конвульсию. Лицо будет искажаться в предсмертной агонии, вызывая частые приступы. Каждая мышца его тела начнёт хаотично сжиматься и разжиматься, сердце будет готово вырваться, от напряжения вены на его голове будут всё сильнее надуваться и некоторые даже успеют лопнуть, окропляя его голову и волосы. Затем он в предсмертном сумасшествии будет искать способ быстрее покалечить себя, дабы как можно скорее завершить эти мучения, пока наконец не испустит дух, упав без сил в самом ужасном и уродливом положении.

Ему не нужна такая смерть и поэтому он потихоньку, оставаясь на месте начинает осматривать поверхность ещё раз или даже стараясь как-то выбить какой-нибудь камушек или более-менее острый кусок кирпича. Тем временем, он продолжает лежать и размышляет о прошлом, о своей жизни, которую он успел прожить. Внезапно, мысли начинают прерывать странные звуки или даже крик. Не понимая, что происходит он осторожно подходит поближе в сторону стенки, откуда исходит этот истошный ор. Чем больше он приближается, тем отчётливее становится слышно адское страшное шипение, от одного представления коего пробегают мурашки по коже и каждый раз, когда эти звуки доходят до пика, часто прерываемые мужским плачем и стоном, наступает этот крик, разносящийся вокруг.

Гробовая тишина во всей своей красе и мелодичности присутствовала вокруг

Зрачки невольно расширяются от притока крови и сердце начинает сильнее биться от страха, ибо очевидно, что мучители и пожиратели подземного царства настигли своей цели в лице одного из грешников. Не успел этот гул утихнуть, как внезапно, слышаться удары из стороны в сторону – это некая девица, что можно узнать по голосу бьётся по краям своей страшной и холодной темницы. Она пребывает в ужасной агонии, словно каждый сантиметр её тела сковывает невероятный ужас. Ей холодно и одновременно жарко, её ударяет в конвульсия, она не знает не только как ей выбраться, но и как попросту прекратить эти адские мучения.

Одной только мысли об этом кошмаре становилось достаточно, чтобы всё тело протряслось от ужаса, которую рисовала фантазия и более того, казалось, что реальность в разы более кошмарнее нежели воображение. Резкий звук что что-то сломалось заставило вздрогнуть от ужаса, ибо совсем недалеко, в противоположной стороне были слышны иные истошные крики. Этот голос, страшнее самого ужасающего голоса, который только можно услышать и этот жалкий противный плач, отвечающий ему, раздавался по всей земной толще, слышимый только этими одинокими обитателями и мучениками, находящиеся здесь. Голос что-то спрашивал и спрашивал, повторял и повторял, на что следовали вопли, слёзы, крик, ор, вместе с невнятными словами, от того, что человек захлёбывался в собственных слезах, стараясь быстрее убежать, но не мог сделать и малейшего движения, после чего стены начинали сближаться.

Эта земляная толща один за другим приближалась и приближалась, вызывая треск со всех сторон. Этот страх в глазах, метание головы из стороны в сторону и эта тряска с криком, который нельзя было попросту передать, пока тело не начало сжиматься, всё больше и больше сначала налегала земля на кожу, прижимая различные участки тела, вызывая наросты. Голова прижималась к туловищу, отчего нельзя было даже дышать, а только жалобно вдыхать оставшийся воздух, задыхаясь после чего наступал хруст с выплеснувшей кровью и молчание…

Всё это отчётливо слышал лежащий, прекрасно понимая, что происходило вокруг, осознавая ту страшную силу справедливости, которая настигала многих, кто здесь пребывал. Тут, где абсолютно никто не услышит, и никто не поможет, уже ни одно живое существо не в силах было как-либо помочь в этот момент, ни одна мысль, ни одна философия и даже религия не были здесь, здесь царила лишь истина… Тяжёлый глубокий выдох с не опущенным взглядом.

Он пробудился здесь, наверняка после летаргического сна. Этого самого глубокого сна, который, наверное, является следствием сильного переутомления, учитывая весь тот объём работы, который он выполнял каждый день. Его случай явно не единственный и сколько интересно таких же старцев или старушек, который пробуждались уже погребёнными, но в силу своей старости, немощности прекрасно понимая, что какие-либо действия бессмысленны, принимали свою участь. А сколько младенцев, которые также пробуждались, уснувшие или закопанные насильно заживо, кричащие, орущие во всю глотку, до посинения, не понимая за что они были обречены в такие мучения. Их крик никто не услышит, поток их слёз никто не вытрет, их боли в их маленьком невинном теле никто не ощутит, и никто их не обнимет…

Никто не застрахован от сего, будь то в прошлом, настоящем или будущем, ибо никто до селей не знает, что есть смерть и что есть сон? Когда эта мысль закончилась вновь вокруг начал ощущаться этот коричневый шум. Это лёгкое колыхание, как будто– там наверху был то ли ветер, то ли дождь. Но если кто-нибудь будет думать о том, что ему холодно, пусть не беспокоиться, Земля согреет тех, кого взяла в свой кров, особенно если она полюбила того. Руки сами мягко проводятся по песчаной поверхности, словно гладя Землю, от коей действительно исходило странное тепло. Где-то в ней передвигались черви, направляющиеся к своей добыче, дабы доесть оставшиеся старые куски мяса, допить глазное яблоко или пролезть в черепную коробку через глазницы, нос, проходя по пазухам вверх, проедая жирный мозг. Дабы чуток пройтись по тем обглоданным от кожи, вен головы кусочков, поесть переваренную пищу из желудка, насладивший потемневшей, покрывшей плесенью слизистой оболочкой. Наконец, чтобы в конце оставить кости, кажущиеся только твёрдыми, но на самом деле мягкие, которые всё больше твердеют, становясь всё более хрупкими, дабы они превратились в прах, в пыль, вместе со всеми зубами, черепом, пальцами и суставами…

Осторожно, человек вновь занял положение лёжа, ощущая вновь свою мягкую песчаную постель, закрыв глаза, но после открыв и посмотрев наверх. Никакой особой разницы не было, ибо вокруг всё ещё продолжала находиться кромешная темнота, где как бы ни старался человеческий взор нельзя было отличить что-либо. Иногда только прокладывалась мысль или скорее шалость фантазии о том, что прямо перед лежащий находиться некое большое зелёное чудовище с огромными глазами, сопливым ртом, мягкими волосяными зубами, расстроенным языком и большим тёмно-синим рогом над головой, переходящий в дальние шипы, перетекая в его различные конечности. Но теперь, когда лежащий был полностью один и прекрасно осознавал своё положение, такое чудо ему даже было чем-то мило.

Затем забыв о своих фантазиях он погрузился в свои думы, стараясь не отвлекаться на окружающие ужасы или спокойствие и звуки словно по мановению волшебной палочки утихли. Он прекрасно вспомнил, как родился, как пережил свою жизнь, то сколько времени он был со своими дорогими родителями, близкими ему людьми, как они потихоньку уходили и вот теперь наступило и его время. Кроме того, на память приходили интересные случаи, когда ему приходилось быть под землёй. На удивление, даже учёным часто приходиться пребывать в этой пучине.

Так ему даже приходилось работать несколько недель подряд на ускорителе заряженных частиц, который к тому же находиться в разы глубже того уровня, на котором он был. Интересно, что тогда он с иронией думал о том, что было бы интересно, если произошло бы землетрясение и их завалило бы там. Без каких-либо трат, вместе с необходимой техникой, он был бы погребён под землёй, да и погиб бы как учёный. Кроме этого, думая о смерти он вспомнил, что ему всегда было интересно умереть во сне – без всяких мучений, тихой прекрасной смертью, отлучился бы в иной мир, даже особо не понимая этого.

Было даже время, когда он так много работал, что после этого засыпал на 12, 15 и даже один раз на 18 часов сразу. Тогда он думал даже о том, что ему не хотелось возвращаться в реальность, а заснуть навечно, ведь во сне столько всего разнообразного, к тому же часто он любил во сне бывать в своём мирке, который так любил и ценил. И вот теперь, он лежал здесь, жаль, что ему не удастся также легко заснуть. А интересно, помнят ли о нём там, наверху?

А впрочем, всё ведь это в прошлом и главное, что теперь ему предстоит отправиться дальше – в иной мир. Интересно, а что, если иного мира нет? В детстве, когда ему впервые рассказывали о Рае и Аде, он представлял, что Рай – это хорошо, а Ад – это такое место, прохожее на поле из огня и если туда бросить человека, то он попросту уходит в небытие, он просто видит огонь в последний момент на уровне земли и всё… дальше больше ничего, абсолютно ничего нет.

Это тогда его пугало, и он признавался, что это является одной из его фобий, среди коих было ещё при жизни не мало странных. Но в любом случае, если вдруг ничего нет, то хорошо и с той стороны, что он не будет мучиться, находясь не в силах обнять свою дорогую маму, старшую тётю, ведь он попросту тогда уже ничего не будет ощущать и останется только лишь в памяти. А всё же, если называть всё это – вселенную, в коей он жил, загробный мир, который есть или нет, все остальные «вселенные» или «области» миром, то всё же это очень интересное и хорошее место, побывав в коем он ничуть ни на секунду не жалеет ни о чём.

С этими мыслями он начал замечать, как потихоньку слипались его глаза, как осторожно уменьшалось его дыхание. Его состояние напоминало те моменты, когда после долгого и изнурительного труда организм расслаблялся настолько, что даже дыхание было в тягость, что хотелось попросту даже перестать дышать, чтобы грудь перестала вздыматься, принося эти в те моменты ощущаемые неудобства. Кажется такой момент настал и теперь, он, удобно расположив голову, закрыв глаза осторожно прекращал своё дыхание. Не пришлось находить никакого камушка, не пришлось как-либо трудиться в этом пусть даже тёмном, но очень даже тёплом и уютном месте, где он находился. Пусть многие его считают злодеем, пусть проклинают сколь угодно, но он уходил со спокойной и лёгкой душой, тёплыми надеждами…

Так испускал дух этот пробудившийся посреди летаргического сна и так безмятежно ушедший человек. Так безмятежно он уходил туда, куда точно может и сам не знал, а его тело начинало остывать, всё меньше подавая признаки жизни. Синие пятна начинали увеличиваться, тело начинало холодеть и застывать так, что любое движение суставов могло привести к поломке. Желудок и грудь впадали, всё больше выпячивая грудную клетку и тонкий слой кожи, вместе с щеками. Смерть уже успела наступить и приступала к своей монотонной операции.

Здесь находилось всё что, что при жизни было гениальным учёным, писателем, а совсем скоро и это превратиться в прах, в пыль, которое останется именно здесь, в полной тишине и безмятежности – под землёй…

Кошачья королева

В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.

Фёдор Михайлович Достоевский

Бесконтрольный галдёж обуял весь огромный зал, который наполняло огромное количество различных существ, постоянно о чём-то перешёптывающиеся между собой или старающиеся докричаться. Было достаточно темно и основное освещение было направлено в сторону центральной сцены, невероятно красиво украшенной, с самыми различными деталями, в том числе огромными декорациями в виде кошачьих лапок, люстры и иллюстрации маски.

Сейчас сцена начинала пустеть, ибо предыдущий исполнитель успел её покинуть под недовольные крики публики и только последняя яркая вспышка света позволила увидеть силуэты больших голов с торчащими кошачьими ушами. В этот миг можно было понять – всю аудиторию составляли огромные коты, уверенно стоящие на задних лапах и в различных костюмах. Их огромные кошачьи глаза с гневом провожали как можно скорее удаляющегося со сцены артиста, спешивший закрыться, дабы в очередной раз не получить туфлёй по своей глупой голове.

Затем в секунду всё вокруг погрузилось в мрак и это заставило в это же мгновенье всех умолкнуть и устремиться свой взгляд в сторону сцены, хотя многие наверняка забыли даже где она находилась. В этой темноте можно было только увидеть сотни огней – это дикие зрачки устремлялись в сторону сцены, жаждущие увидеть ту, которую они так хотели лицезреть – свою королеву. Все присутствующие были мужского пола, от мальчишек, юношей и мужчин до престарелых котов, которые ещё в юности без какого-либо опоздания приходили в этом место, чтобы лицезреть пред собой эту восхитительную и единственную кошачью королеву!

Постепенно свет начал отражаться в лампах на потолке, из-за чего появилась иллюзия звёздного неба, в тусклом свете коего появлялся желтоватый дым. Он таинственно покрывал сцену, по которой среди всей этой тишины начали ступать высокие тёмно-синие и невероятно красивые туфли. Внезапно начала играть музыка и вся эта огромная толпа, окружающая сцену, прекратила дыхание, когда на сцене появилась она – ослепительно красивое существо. Это была кошка с большой и высокой короной на голове с различными перьями и украшениями, которые украшали её голову и к которой прижимались большие уши с золотыми серьгами.

Длинные ресницы колосились на этом потоке, когда она устремляла свой сужающийся взгляд больших голубых глаз в сторону толпы, где уже успели потерять сознания некоторые слабонервные коты, но никто не обращал на неё внимания. Её усики были длинными и словно светились от бликов прожекторов, осторожно освещающие её, словно даже эти источники света её остерегались. Её шерсть была невероятно нежной и блистала на этом свету, переходя к более серой мордочке с интереснейшим оттенком, чёрному носу, отдельные лучики от коего говорили о том, что этот носик был влажным, слегка припудренным.

Тонкая элегантная шея переходила к прямым и нежным плечам, кои ничто не прикрывало и от коих отходили эти длинные тонкие, нежные руки серого оттенка, практически кричащие о своей грации при каждом движении. Ниже плеч проходила линия из золотого украшения, отходившая к синеватому, близкому к цвету индиго платью, переходя более толстой полосой к правому плечу. Ключицы этой ослепительно красивой кошки, достойная красотой своего телосложения красоты древнегреческой богини или египетской самой элегантной дамы были обнажены, после коих начиналось золотое не большое, но и не малое, а в целом платонически прекрасное декольте, с явно выраженными геометрически прекрасными неровностями.

Эта форма и эта геометрия была бесподобна и заставила бы любого скульптора отдать душу дьяволу за одну лишь возможность запечатлеть эти формы, но сколь бы ни был он старателен и даже если бы он потратил на это дело всю жизнь он не смог бы запечатлеть эту прекрасную линию талии и этой поверхности живота, лучше назвать коей не находилось слов. Так прекрасно и ослепительна была эта королева, платье которой далее продолжалось, с сотнями стразами, изумрудами, сапфирами и рубинами, выложенные невероятно красиво, ибо их выкладывал лучший ювелир, коему только посчастливилось когда-либо родиться.

Кринолин, олицетворяющие аристократические формы, достойные для запечатления на сотнях холстах художником, покрывались прекраснейшими узорами и разделялась на сотни лоскутов, и имея и не имея под собой конструкции одновременно, что само по себе было технологическим чудом. Эта прекрасная деталь одежды была так пышна и выделяла могущество своей хозяйки, вместе с этим, ни на секунду не унимая её красоты, благодаря открытости спереди, где платье принимало более треугольную форму с выступающими стразами, так по-восточному и красиво прикрывающая королеву, но что было готово свести с ума всю публику.

Кошачья королева

Ровные и элегантные ноги, полные грации, где каждый изгиб был прекрасен, каждая мышца совершала только прекрасные движения, словно не имеющие изъяна во всей этой идиллии, переходили к высоким туфлям. Звуки от коей наконец перестали раздаваться, всё больше заглушаемые приятнейшей музыкой, доносящаяся сзади королевы, где всё лучше начали виднеться её императорские декорации. Она буквально кричала о том, что она не королева, а императрица, повелительница сердец и сложно было в этом спорить, когда только одно слабое движение её рук, её пальцев с огромными перстнями с драгоценными камнями по переднему контуру её платья, которое на пару миллиметров больше обнажало её ноги, вызывало сумасшедший крик публики.

Она двигалась осторожно и потихоньку, поднимая правую руку и совершая движение левой, начиная путь. Её голос был тонким и прекрасным, ослепительным, невероятно красивым, прекрасным, о коем можно было мечтать, который можно было прокручивать в голове вечность и за одну лишь возможность услышать его, подойти хоть чуток на пару сантиметров поближе, коты были готовы растерзать друг друга в клочья, втаптывая в успевший немного испачкаться пол.

Начало её композиции было тихим, приятным, она осторожно двигала руками и телом, бросая этой взгляд, могущий сравниться со взглядом Медузы Горгоны. Из-за её движений её платье с разрезом и воздушными полупрозрачными тканями начинало колоситься, вместе с этой привлекательной для сходящей с ума публики частями страз из-за чего некоторые старцы со слабым сердец падали замертво, но молодые тут же вставали на них, забыв о трагедии и видя в этом возможность посмотреть на это зрелище поближе, даже если погибший был родственником, отцом или дедом. Мальчишки пользовались своей ловкостью и старались залезть как можно выше, ли ж бы также удовлетворить своё животное дикое желание лицезреть это.

Тем временем королева игралась со своим голосом и поддаными-зрителями или даже скорее рабами, повышая и понижая свой голос, обладая восхитительными вокальными способностями. Природа предприняла все возможности, дабы породить это чудо, даря абсолютно все возможности. Сзади неё появлялись коты в костюмах с инструментами, окружающие её. Внезапно музыка приняла свою силу, и королева запела быстрее, громче и мощнее, а стоило ей сделать эти резкие движения талией, как весь зал взорвался. Её это невероятно забавляло, она поднимала руку к голове и совершала эти плавные движения головой, руками, плечами и ногами.

Сделав пару шагов, она элегантно развернулась, из-за чего те, кто припали своими головами к сцене, с расширенными зрачками от восторга потеряли сознания, после чего их настигала страшная участь быть затоптанными живьём. Королева, не обращая на это внимание подходила осторожно к тем, кто вышел. Эти музыканты играли на скрипках и саксофонах. К тому же уже успели вынести самый настоящий рояль, куда подойдя и размахивая подолом своего платья, продолжая исполнять свою восхитительную песню она чуток приподняла ногу.

Музыкант задохнулся от восторга и его удержало от потери сознания движение королевы – она посмотрела на него в упор, после чего тот словно неживой поднялся и подчиняясь её приказаниям начал приближаться к публике, пока сзади к ней приблизились ещё два саксофониста. Она совершала шаги один за другим, смотря вокруг, вызывая дикий восторг у публики и стоило ей ещё раз ближе к краю сцены совершить те же ловкие движения талией под звук саксофонов, как уже четыре ряда стоявших у сцены упали без сознания, когда на их место становились остальные, превращая их в кровавые ковры из кошачьей шерсти и костей.

Королева тем временем продолжала петь, являясь главной героиней сего грандиозного представления. Свет игрался, погружая окружение в мрак, когда королева отходила в сторону и стоило ей совершить движение головой, как все софиты устремлялись к ней, после чего она, делая шаги протяжно и красиво мяукала, в самых разных тональностях, применяя свои вокальные таланты. Она создавала образ властной взрослой, но вместе с тем молодой и красивой правительницы, императрицы. С каждым разом она всё больше и больше поднимала свой голос, переходя на верхние ноты и совершая эти судорожные, но не менее грациозные движения кистями руки, придерживая второй микрофон, что поражало публику.

Остальные коты окружали её со всех сторон, словно стражники, пока она повторяла и повторяла свою главную фразу, грандиозно завершая свою восхитительную песню и в конце посмотрев на свою публику и дико мяукнув. Затем она на секунду фыркнула, показав свои белоснежные зубки, после чего внимательно оглядев это месиво, что осталось от зрителей таинственно провела кончиком языка по верхней губе. Она продолжала смотреть на всё это, пока сцена не погружалась во мрак…

Ступая по тёмному коридору, думая о прекрасно проведённом сеансе, она была довольна своим уловом и сделав пару жестом своему слуге, который верно ходил за ней, она прошла в сторону своей гримёрной. Слуга удалился, пока правительница размышляла о аппетитной новой порции алой жидкости, такой питательной и приятной, хоть слегка с металлическим вкусом, который она получит совсем скоро. Она находилась в роскошной комнате, снимая с шеи колье и бросая взгляд на себя в зеркало, довольно улыбаясь, но не произнося ни слова.

Внезапно, она услышала шаги, но не размеренные, а довольно быстрые в коридоре, куда она быстро повернула взгляд. Дверь резко открылась и на пороге стоял некто иной в тёмном одеянии.

– Здравствуйте, миледи, – произнёс монотонно вошедший. – Извините, что я без приглашения.

– Вам следовало выучить манеры и не беспокоить даму после сложного вечера, – смотря на вошедшего ответила королева, сделав резкое движение рукой.

– Простите, но таков мой долг.

– Долг кого, простите?

– Я инспектор, миледи и вынужден арестовать вас.

– За что же?

– Вы обвиняетесь в…

Не успел инспектор договорить, как услышал шаги сзади, он тут же развернулся.

– Кто вы? Что вы тут делаете? Уходите вон!

Это был слуга, вместе с остальными котами, пока инспектор стоял неподвижно и даже не собирался реагировать.

– Успокойтесь, милейший, – ответил он. – Я инспектор.

– Это не меняет дело, – говорил слуга, – кто вам позволил нарушать покой госпожи, мы будем жаловаться!

– Сколь будет угодно, милейший, но ваша госпожа арестована.

– Боюсь, что произошло недоразумение, дорогой инспектор, – осторожно шагая и говоря мягко продолжала королева.

– Боюсь, что я уверен в обратном, – настаивал инспектор, в ответ подходя ближе и отойдя от входа, что позволило остальным котам войти и встать смирно.

– Вы уверены?.. – она совершила элегантное движение рукой, проведя пальцами от уровня плеч инспектора донизу, из-за чего ком припал к его горлу.

– Я…, – он не смог заговорить, когда она резко поднесла свой палец к его рту из-за чего он замолчал.

– О, не утруждайтесь, инспектор, – произнесла она.

Инспектор замер, пока она, осторожно положив свою руку инспектору на грудь опустилась чуть ниже и ощутив последнее ребро она с нечеловеческой быстротой пробравшись между пуговицами его рубашки впилась в его тело разорвав кожу из-за чего у инспектора прихватило дыхание и он смог только открыть рот пока она в миг провела рукой между лёгкими, расталкивая их, схватив сердце и со всей силы выдернув его. Алая жидкость струилась отовсюду, но ничуть не задевала наряда королевы – так профессионально и грациозно она это сделала, пока инспектор с ужасом наблюдал за тем, как она поднесла красное сердце ко рту и раскрыв пасть аппетитно откусила кусочек, высасывая всю кровь.

Когда жертва рухнула оземь, она лишь посмотрела в сторону остальных котов и приоткрыла глаза, после чего они как неживые кинулись на инспектора, пока та отходила, начав разрывать его на части, обгладывая бездыханный кровоточащий труп, ломая кости, высасывая глаза, сдирая кожу. Правительница же, взяв руку своего прислуги, аристократично подошла к своему стулу и присела, закинув ногу на ногу, наслаждаясь представлением, после коего будет аппетитный, сытный ужин, который сейчас поглощал её сегодняшнюю первую жертву.

Пока продолжался этот процесс она уже успела доесть своё лакомство – сердце, запивая алой жидкостью, в свете огня, который мирно горел в камине неподалёку. Это зловещее олицетворение ада освещало это невероятно красивое, но также невероятное опасное существо – кошачью королеву…