Текст книги "Всё зеленое"

– Ты, Амелин, оказывается, ценный экземпляр. Никогда бы не подумала, – я разглядывала его, пытаясь представить, что впервые вижу. – Эти курицы на тебя так и накинулись.

– Слушай, а что, если правда устроиться вот так куда-нибудь подработать? – Мои слова он пропустил мимо ушей. – В Москве с этим туго. Сто человек на место, но у Дианы знакомых много, она может поспрашивать.

– Кажется, ты учиться собирался. Или уже передумал?

– Можно днем учиться, а ночью танцевать.

– А спать?

– Спать? Это еще зачем?

Тут, резко поднявшись, Тифон громко крикнул, что пора уходить. Ярослав тоже стал собираться. Лёху пришлось вытаскивать за шкирку. Какие-то мужики, удерживая его за плечо, громко и настойчиво уговаривали «посидеть еще», но Тифон был непреклонен.

После бара на улице было очень тихо и спокойно. Мы остановились у входа. Тифон достал сигареты, Ярослав – вейп. Над нами расползлось грейпфрутово-табачное облако.

Лёха напился довольно прилично, но на ногах стоял и разговаривать не перестал, просто делал это немного замедленно, начиная смеяться над собственной шуткой еще до того, как успел ее рассказать.

– Красная Шапочка выходит с задушенным Волком на руках: «Вот, шла по лесу, а он напал, пришлось разобраться!» – «Но как тебе это удалось, Красная Шапочка?!» «Как красная?! – Лёха схватился за голову, изображая ужас Красной Шапочки. – Укусил все-таки, гад!»

Он закатился и никак не мог успокоиться.

По трассе, шурша колесами, проносились редкие машины. За нашими спинами высился лес. Белые лампочки гирлянд мягко светились.

В моей груди что-то горело, кипело и жгло. Отчаянно рвалось на подвиги и приключения. Хотелось еще танцев, движений и чего-нибудь необычного. Ночная прохлада и внезапная свобода будоражили. Не опасная и грузящая свобода, как когда мы бежали в Капищено зимой, а легкая и немного сумасшедшая. По-хорошему сумасшедшая. С тех пор прошло всего полгода, и теперь та зимняя я казалась себе ужасно глупой и какой-то неосознанной. Туманной и запутавшейся.

Амелин обнял сзади, уткнулся носом мне в волосы и внезапно замер.

– Ярослав, а где наша машина? – тихо спросил он.

– Там, – Ярослав махнул рукой.

Я присмотрелась.

– Ее там нет.

Все обернулись, и дикий вопль Ярослава взорвал мирную ночную тишину.

Глава 11
Вита

Меня разбудили громкие голоса и топот ног по лестнице. Дверь с грохотом распахнулась и, шумно переговариваясь, в комнату ввалились Егор и Зоя. У обоих на поясе были закреплены полотенца, наподобие того, как это делают официанты, а в руках они несли по подносу.

– Доброе утро, госпожа, – Егор поклонился вместе с подносом, на котором я разглядела тарелку с нарезанными фруктами, стакан сока и блюдце с творогом.

– Ваш завтрак подан, – рассмеялась Зоя, озираясь. – Куда поставить?

От ее подноса пахло овсяной кашей и какао.

– Не нужно, ребят, спасибо, – им удалось меня смутить. – Мне уже гораздо лучше. Я спущусь завтракать со всеми.

– Все поели три часа назад, – Егор передал мне апельсиновый сок, а остальное не очень устойчиво пристроил на большом загадочном сундуке.

Чуть поодаль, у противоположной стены, стояли еще два таких же, только поменьше.

Зоя опустила поднос на подоконник:

– Артём не разрешил тебе вставать.

– Почему это?

– Во-первых, здесь единственное место во всем доме, где не воняет краской, – сказал Егор. – А во-вторых, у нас зимой тут Амелин жил. Тоже болел, кстати. Вон даже его книжки остались. Он считает, что это очень живительное место. Исцеляющее.

Возле сундука, на темном, обгорелом куске пола, подпирая друг друга, стояли две стопки книг.

Я отпила немного сока.

– А где Артём?

Зоя недоуменно пожала плечами:

– Сказал, что ночью купить торт не получилось, и уехал. У кого-то день рождения?

– Нет. Просто Артём ими питается, – пояснила я.

– В этом доме никогда не было такого количества еды, – сказал Егор. – Мы теперь можем тут хоть на осень, хоть на зиму оставаться.

– Разве дом не продают? – спросила Зоя.

– Герасимов говорит, сначала нужно ремонт закончить. Но, вообще, вряд ли с этим что-то получится, – в солнечном свете на задорном лице Егора обнаружились симпатичные родинки. – Он же дорогущий. Где таких покупателей найдешь?

В мансарду заглянул Влад:

– Блин, Петров, ты сорок минут назад ушел и с концами. Я что, один все должен красить?

– Мы с Зоей завтрак для Виты готовили, – тут же нашелся Егор.

– Ты что-то готовил? – Скривившись, Влад посмотрел на меня. – Надеюсь, ты не успела это съесть? Ничто, к чему прикасается рука Петрова, съедобным быть не может.

– Не волнуйся, – успокоила Зоя. – К этой еде прикасались только мои руки.

Но Егору все же пришлось уйти, а она, задумчиво глядя в окно, задержалась.

– Такая здесь странная атмосфера. Тихая.

– Ты жалеешь, что поехала?

– Ни капли. Мне не важно было, куда ехать, главное, чтобы подальше от них. Я, как дура, вся такая на позитиве, потащилась в этот лагерь. Думаю, приеду, Тиф удивится. Обрадуется. А его, оказывается, там не было – и всю ночь не было. И где был, неизвестно. Но утром появился. Горелов все из себя дурачка строил, заставил меня поверить, что Тифон до Москвы не доехал. А тот увидел меня – только рукой издалека помахал. Я, конечно, понимаю, что это из-за Артёма, но у Тифа постоянно так. Всегда какие-то траблы и все, что касается пацанов, на первом месте, – Зоя встряхнула волосами, будто отгоняя мысли, и повернулась ко мне: – Артём правда такой богатый, что может купить этот дом?

– Точно не знаю. Но, кажется, да.

– Сколько ему?

– Двадцать.

– Офигеть, – Зоя тяжело вздохнула. – Как так?

– У него родители были известными и богатыми людьми. Но они рано умерли.

– Круто, когда есть деньги и не нужно вечно думать, где их брать. Повезло тебе. Моя сестра спит и видит такого жениха найти. Локти кусает, что с Ярославом рассталась. Его папа, наверное, тоже мог бы такой дом купить. Страшно подумать, сколько это миллионов. Хотя… Кому нужна такая громадина посреди леса? Ни людей, ни магазинов, даже врача нужно привозить. А вдруг залезет кто? Грабители или маньяки? Сто раз тебя убить успеют, пока полиция доедет. А как убираться в нем? Мы в своей однушке с сестрой постоянно ругаемся, кому полы мыть. А здесь только и драить все с утра до вечера.

– Артёму нужно место, где бы его никто не отвлекал. Чтобы он музыку смог написать. У него контракт. До этого мы в Диснейленд собирались.

– Вы такие интересные, – Зоя по-доброму улыбнулась. – Ты сказки пишешь, Артём музыку, Егор кино снимает. А мои друзья только кулаками махать умеют и влипать в неприятности.

– Ты на них еще обижаешься?

– Дело не в этом. Просто у меня такое чувство, что я как-то меняюсь. Взрослею, может быть. А с ними ничего не происходит. Они как были в шестом классе, так и остались. Раньше мне это очень нравилось, что мы – одна команда, что они всегда понятные и родные, а сейчас – бесит. Я всегда знаю наперед, что они скажут, что сделают, куда позовут. Они хорошие, и Тифа я люблю всем сердцем. Но иногда кажется, будто жизнь закончилась, и в ней больше ничего интересного не произойдет. А я не собираюсь, как моя мама, нарожать детей и засесть с ними, только и думая, на какие шиши всех кормить. Нет, я хочу большую семью, много детей и чтобы дружно и весело, но потом, когда-нибудь попозже. А Трифонов… Он знаешь какой? Когда я сказала ему, что человек не может всегда отдавать и подстраиваться, он ответил: «А чего тебе не хватает? Объясни – я дам». Ну вот и как тут объяснишь? Раньше мы друг друга с полуслова понимали, а сейчас не понимаем. Он осенью в армию пойдет. Спит и видит в свое эмчеэс попасть. А я что? Вдруг я совсем устану? Вдруг совсем не смогу его ждать? А что, если я тоже захочу в Диснейленд? Это не точно, ну а вдруг? – Она вопросительно посмотрела на меня.

Все, о чем Зоя говорила, представлялось мне очень сложным, непонятным и, пожалуй, чересчур взрослым.

Про себя я знала, что мне еще учиться и учиться до того, как я начну думать о чем-то вроде детей или семьи… Надо закончить школу, поступить в универ, найти работу. У нас с мамой на этот счет давно было все распланировано.

– Ой, прости. Загрузила я тебя, а должна веселить, – внезапно спохватилась она. – Пойду помогу ребятам красить. А то как-то неудобно бездельничать. Влад переживает сильно, что до сентября не успеет закончить.

Зоя ушла, а я встала и первым делом полезла смотреть, что в сундуках. Не знаю, какие сокровища я ожидала увидеть, но то, что оказалось там на самом деле, определенно означало, что эта комната поджидала именно меня.

В большом сундуке хранилась веселая компания мягких игрушек, а маленькие были забиты книгами.

Я рассадила игрушки вдоль узкой книжной полки на противоположной стене, а остальные заставила книжками. Получилось очень уютно. Почти как дома.

На подоконнике остывало какао. Я скинула ворох барахла из магазина в сундук, оставив на спинке стула только спортивный костюм.

Настежь распахнула створки окна, и воздух наполнился нежным, сладковатым запахом цветов.

Все было идеально. Или почти идеально. Не хватало только бодрящего душа и контрольного звонка маме. О телефонной связи, конечно, оставалось только мечтать, а вот помыться я могла в любой момент. В доме были две ванные комнаты. На первом этаже и на втором. Влад нам их сразу показывал, но тогда я мало что запомнила. Только коридоры, двери и огромные спальни.

Еще немного повалявшись под приятно обдувающим ветерком, доев фрукты и окончательно определившись с тем, что чувствую себя превосходно, я надела костюм и отправилась искать ванную.

Краской на третьем этаже пахло очень сильно. Стены в коридоре были выкрашены в цвет ядреной майской зелени только до половины и в нескольких местах все еще блестели свежим невысохшим слоем. Расстеленные на полу газеты шелестели на сквозняке. Прямо посреди коридора стояла стремянка, возле нее радостно зеленели когда-то белые пластиковые ведра. Рядом с заляпанной металлической бочкой лежали кисти, валики и тряпки. Но самих работников в упор не наблюдалось.

На втором этаже было чуть прохладнее и значительно мрачнее из-за закрытых дверей в комнаты. Распахнутыми оставались лишь двери гостиной с дутыми кожаными диванами, камином и выходом на балкон.

С первого этажа послышались голоса Макса и Зои. Громкий оклик Егора, звуки пианино и веселый смех Артёма. Совершенно позабыв про душ, я со всех ног бросилась вниз. Пока бежала, по дому разлетелась знакомая песня: «Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету».

Артём, чуть наклонившись вперед, стоял за пианино в столовой и, не глядя на клавиши, наигрывал мелодию, Влад, следя за его руками, пристроился за плечом, а Зоя с Егором весело прыгали посередине зала. Макс, развалившись на стуле, снимал их на камеру. На столе возвышались две связки тортов.

Заметив меня, играть Артём не перестал:

– Тебе кто разрешил встать?

Все обернулись. Егор остановился, а Зоя продолжила прыгать, широко размахивая руками: «Е-е-е».

– Я не знала, что ты еще и на фортепьяно играешь, – сказала я.

– На нем даже Котик играет. Фигово, но играет. У нас все играли. Хочешь, и тебя научу?

– Хочу, – я подошла к нему, Влад посторонился.

Музыка оборвалась. Артём потрогал мне лоб.

– Ну… – проныла Зоя. – Давай еще.

Артём поставил меня перед собой и, широко растопырив пальцы, занес кисти над клавишами.

– Клади сверху, соберись, и не отставай.

Старательно пристраиваясь к каждому пальцу, я накрыла ладонями его руки и на полном серьезе приготовилась следить за каждым движением, но, как только он коснулся клавиш, выяснилось, что это очередное баловство. На деле же ничего не изменилось, Артём играл точно так же, как и прежде, только немного быстрее, и мои руки поверх его летали безвольно и бестолково, как тряпичные конечности марионетки.

Выглядело это комично.

– Во Витя дает, – комментировал нашу совместную игру Артём. – Котик, смотри и учись. Прирожденный виртуоз. Гений. Новоиспеченный Рахманинов.

– Е-е, е-е, – подпевала Зоя.

Передав камеру Егору, к ней подключился Макс и, пританцовывая, начал изображать повозку с Бременскими музыкантами, как это уже однажды было в караоке, когда они с Артёмом устроили целое представление.

– А давайте снимем клип?! – закричал Егор, пытаясь переорать наше дружное «е-е». – Настоящий. С костюмами и танцами. Нас тут как раз нужное количество.

– Котик и Трубадур у нас уже есть, – прокричала я ему в ответ.

– Герасимов будет ослом, – продолжил придумывать Егор.

– А ты петухом, – огрызнулся Влад.

– Судя по всему, я – пес, – засмеялась Зоя. – Гав-гав.

– Я могу быть петухом, – согласился Егор. – Но кто тогда снимать будет? Вита? Будешь снимать?

– Нет, Вита будет принцессой, которая стоит на балконе дворца, – Артём моментально сменил мелодию и приятным голосом Трубадура затянул: – «Встанет солнце над лесом, // только не для меня. // Ведь теперь без принцессы // не прожить мне и дня…»

А когда дуэтное соло Трубадура закончилось, и все в ожидании партии принцессы уставились на меня, оказалось, что я не знаю слов.

На помощь пришел Макс, подхвативший тонюсеньким голоском:

– «Что же это такое, // что случилось со мной? // В королевских покоях // потеряла покой. Падабада – падабада».

Влад ржал раскатистым басом, Егор высоким заикающимся блеяньем, Зоя всхлипывала, я уже больше не могла изображать марионетку Рахманинова и тоже смеялась.

Но внезапно Артём остановился и взрослым, рассудительным голосом сказал:

– Ладно, глупая затея.

– Это чудесная затея, – запротестовал Егор.

– Глупая, – подхватил Влад. – Нам красить нужно, а мы ерундой страдаем.

– Ну давайте еще немного попоем, – попросила Зоя.

– Между прочим, мне врач прописал веселиться, – сказала я.

Артём недоверчиво приподнял бровь:

– Эта детсадовская постановка тебя веселит?

– Да. Очень.

– Меня тоже, – поддержала Зоя.

– Хорошо, – Артём достал телефон и взглянул на время. – Тогда всем найти костюмы и выучить текст. В восемь часов премьера.

– Как премьера? – ахнул Егор. – А репетиция?

– Будем импровизировать. Если что, Котик поможет. Он во всех ролях справляется.

– Казалось, представление окончено, – подражая рассказчику, проговорил Макс. – Но в конце произошло самое невероятное: пес взобрался на спину ослу, кот вскочил на голову псу, а юноша подпрыгнул и оказался стоящим на голове кота, да еще кверху ногами. Пирамида получилась такая высокая, что лицо юноши пришлось прямо напротив лица принцессы, стоящей на балконе…

Макс замолчал, но Артём, не переставая наигрывать, продолжил:

– Глаза их встретились. И они, конечно же, сразу полюбили друг друга. Принцесса ахнула, юноша покачнулся. Пирамида дрогнула, осел не удержался на ногах… и друзья-артисты ввалились в высокое дворцовое окно прямо под королевским балконом.[15]15
  Цитата из советской аудиосказки Ю. Энтина и В. Ливанова «Бременские музыканты».


[Закрыть]

Артём грохнул крышкой фортепьяно и схватил меня за руку:

– А теперь мы будем есть торты и пить шампанское!

– Я не понимаю, – удивилась Зоя. – Что за праздник?

– Просто праздник! – ответил Артём. – Просто будем отмечать, что мы живы и что все хорошо. Во всяком случае, сегодня. Может же быть иногда просто все хорошо?

– Угу, – промычал Влад. – У кого-то, может, и хорошо, а кому-то еще пол-этажа красить. Но шампанское я выпью. И торт съем.

Однако до съемок в тот день не дошло. Торты ели на улице в бревенчатой тенистой беседке. Большими ложками прямо из коробок. Клубничный со сливками, чизкейк с черникой, трюфельный с черным шоколадом и коньяком, классический тирамису, наполеон и песочный с орехами. Шесть тортов. И нас тоже шестеро.

Зато шампанское пили из высоких хрустальных бокалов. Оно было сладким и прохладным, с колючими, бьющими в нос пузырьками. Освежающим и очень вкусным. И куда бы я ни кинула взгляд, все кругом сияло и искрилось. И листва на деревьях, и цветы, и бокалы, и улыбки, и Зоины роскошные волосы, и довольный Макс, и объектив камеры Егора, и влажная от жары кожа на плечах Влада.

Но ярче всех светился Артём. В его смеющихся глазах переливались капельки шампанского и неприкрытая детская радость.

Доски деревянного пола и лавки скрипели под нами от веселой, бестолковой суеты. Просто оттого, что на месте никак не сиделось. Мы громко разговаривали, хохотали, звенели бокалами и яростно отгоняли надоедливых ос и мух.

Зоя сбросила босоножки и с ногами забралась на широкие перила беседки.

– Осторожно, – сказал Егор. – Там за тобой чуть подальше колодец. Мы его завалили досками, но если прыгать на них, можно провалиться.

– Настоящий колодец? – заинтересовался Макс. – С водой?

– Это просто ход в подземелье, – ответил Влад. – Там во время войны партизаны прятались.

– Серьезно? – Артём воткнул ложку в торт. – Это же круто!

И все тут же кинулись смотреть колодец. Разгребли доски за считаные минуты, и нашему взору предстала широкая черная дыра, из которой тянуло могильным холодом. Стоя на четвереньках в траве, все с затаенным любопытством вглядывались в непроглядную темень.

– Интересно, что там? – прошептала Зоя. – Наверное, скелеты повсюду.

– Нет там никаких скелетов, – сказал Влад. – Но легко могли бы быть. Мы в этом подвале три дня просидели. С Амелиным и Тоней. Чуть не сдохли. Реально.

– Это в этом колодце Костик поломался? – спросил Артём.

Влад кивнул.

Макс свесился и потрогал что-то внутри:

– Скобы прочные.

Они с Артёмом переглянулись.

– Давай не сейчас, – Артём задвинул проем доской. – Страховку нужно найти.

– Страховку? – недоверчиво переспросил Макс. – Я не ослышался? Это сказал ты?

– Слушай, я решил, что пока не хочу умирать. Во всем должен быть смысл. А так просто сигануть в колодец и сдохнуть – тупо.

– Раньше ты так не думал, – бросил ему в спину Макс.

Артём на ходу отмахнулся:

– Раньше я вообще не думал.

– Вы, кстати, знаете, что каждый новый день мы становимся другими? – сказал Егор, когда все вернулись в беседку. – Я вот меняюсь каждое утро. Просто просыпаюсь и думаю о том, каким я сегодня хочу быть. Потому что, какой я, таким и будет все вокруг. Ведь жизнь отражает то, что мы сами даем ей. Будешь радоваться и получишь радость, будешь красивым и в ответ получишь красоту, станешь добрым, и жизнь сделает тебе подарок, креативишь что-то, и жизнь одаривает тебя чудесами. Я сегодня проснулся и нашел в постели жука – не божью коровку, нет, просто черного кривоногого жука, но я все равно выпустил его в окно и сказал, чтобы он летел на небо и принес мне хлеба. И вот, пожалуйста, – Егор обвел рукой стол. – Он принес мне торты.

– Кончай свои буддистские штучки, – одернул его Влад.

– Тебе, Герасимов, нужно освоить технику позитивного мышления. Тебе семнадцать, а бухтишь с утра до вечера, как старый дед.

Герасимов зачерпнул ложкой торт и, не думая, отправил его прямо в лицо Егору. Тот ошарашенно вскочил. Размазал крем ладонью, проморгался и немного натужно рассмеялся.

– Ах-ха-ха! Метание тортов – классика кинематографического юмора, – и он потянулся за ответным куском.

Но Артём шлепнул его по руке.

– Моими тортами не кидаются. Даже если тебе их принес жук.

– Понял. Принял, – Егор спрятал руки за спину. – Жизнь сама отомстит ему за меня. Я же говорю – все отражается.

– А что нужно сделать, чтобы в ней отражался Петров, красящий стены? – спросил Влад.

– Посылать Вселенной правильный запрос, – мигом откликнулся Егор. – Позитивный.

И тут Зоя, весело пританцовывая, предложила:

– А пойдемте прямо сейчас и все докрасим?! Все вместе! И больше ни о чем не нужно будет думать и переживать!

Ее задорный призыв прозвучал настолько воодушевленно, что я сразу же почувствовала острую необходимость ее поддержать.

– Я готова, – зачем-то подняла руку, как в школе.

Дурацкая ботаническая привычка меня рассмешила.

Артём опустил мою руку:

– Тебе нельзя. Ты болеешь.

– Уже нет. Мне так хорошо, ты не представляешь!

– Только чур ты на стремянке, – Макс подмигнул Зое.

– Я могу и на стремянке, и без. Главное, чтобы валик нормальный был.

– Вот это я понимаю расклад, – обрадовался Макс. – Будет тебе валик. Самый лучший.

– Я хорошо крашу, правда, – заверила Зоя.

Влад покосился на ее пританцовывающие босые ноги и одобрительно сказал:

– Ногти ровно накрашены.

Прихватив бутылку шампанского и преисполненные решимости, мы немедленно отправились на третий этаж.

Но вышло не совсем так, как мне это представлялось. Градус радостного энтузиазма оказался настолько высок, что минут через десять после того, как мы закончили распределять кисточки и валики, сняли с себя все, что можно было снять, и закатали все, что можно было закатать, а затем, обливаясь потом и шампанским, приступили к работе, перепалка между Владом и Егором из-за съемок привела к возне, в результате которой Зоя чуть не свалилась со стремянки. Благо Макс успел вовремя ее подхватить, но так спешил, что нечаянно оттолкнул меня, я оступилась и сбила ногой ведро с краской, которая вся выплеснулась на ноги Артёму. Тот попытался отскочить, но сбил второе ведро, так что краска растеклась по всему полу, мгновенно впитавшись в газеты.

Влад со злости вырвал камеру из рук Егора, Егор мазанул кисточкой по голому животу Влада. Тот в свою очередь мазанул своей кисточкой его по лицу.

Зоя, которую Макс продолжал крепко сжимать в объятиях перед собой, громко засмеялась. Эхо прокатилось по этажам.

Тогда я обмакнула палец в краску и нарисовала Артёму на животе зеленое сердечко. Он недоуменно на это посмотрел, после чего тоже обмакнул палец и что-то нарисовал мне на щеке.

– Аватар, – восхитилась Зоя и подставила Артёму свое лицо. – Сделай мне то же.

Около часа мы все изображали аватаров и фотографировались в зеленом ландшафте планеты Пандория, а следующие три – оттирали полы, одежду и себя.

Так что к восьми никаких сил на костюмированную постановку и съемку клипа ни у кого уже не осталось.

Тщательно вымытые, но усталые, мы снова сползлись в беседку, разожгли там мангал и жарили на нем индейку и черный хлеб, пили чай с настоящей мелиссой, которую Зоя отыскала в саду, до ночи разговаривали о всякой всячине. От Тик-Тока и фотоискусства до осознанных сновидений и телепатии.

Артём притащил откуда-то плетеное кресло-качалку, оно потрещало, поскрипело, но уместило нас обоих. Пахло костром, лилиями, дымящейся спиралью от комаров, туалетной водой Артёма и немного краской, а за пределами нашей беседки повсюду стояла чувственная вечерняя тишина: душная, глубокая и таинственная.

К вечеру, после всей суматошной кутерьмы, смеха и баловства, Артём сделался необычайно спокойным и задумчивым.

Откинувшись назад, он размеренно раскачивал нас в кресле и, по большей части, молчал, погрузившись в себя.

Потом вдруг внезапно отмер и едва слышно прошептал на ухо:

– Ты простишь меня?

– Так мы же уже помирились.

– Я хочу, чтобы ты меня простила.

– Если честно, у меня вообще не получается обижаться на тебя.

– Получается. Ты просто сама не понимаешь. Ты падаешь в обморок, у тебя температура, ты заболеваешь.

– Ну ты чего? Это же не обида, а от волнения.

– Все равно из-за меня. Очень страшно, Вита, понимать, что чья-то жизнь так сильно зависит от тебя. Для такого безответственного раздолбая, как я, очень страшно. Я не приспособлен к такому. Обо мне никто никогда не волновался. Родители всегда переживали только за свою репутацию. Они были бы даже рады, если бы я сдох где-нибудь, главное, чтобы не очень позорно. Господи! А теперь за меня кто-то волнуется и болеет от этого. В голове не укладывается. Когда Макс позвал залезть в этот колодец… Я же подумал не о том, что боюсь умереть, а о тебе подумал. Каково тебе будет, пока мы туда спускаемся, и что случится с тобой, если вдруг что. А если бы это был не я, а кто-то другой, ты бы тоже падала в обмороки и болела?

Я погладила его по плечу:

– Нет, конечно.

– Видишь, – сказал он без самодовольства. – Я же предупреждал, что не нужно связываться со мной. Я делаю тебе плохо. Не хочу, но делаю.

Он крепко обнял и вместе со мной откинулся назад.

– Я больше не буду, – пообещала я. – Не буду падать в обморок. Честно. И температуры больше не будет. Поверь. Я могу справиться с собой. Я хотела разлюбить тебя, и у меня почти получилось. Нет. Не получилось. Но с температурой я точно справлюсь. Если хочешь, можешь завтра слазить в этот колодец. Я ни слова не скажу. Даже не посмотрю и не подумаю ничего плохого.

– Вообще-то я не об этом говорил. Я просил, чтобы ты простила меня за то, что я такой… Злой и эгоистичный и что постоянно мучаю тебя.

– Какой же ты эгоистичный, если из-за меня не полез в колодец? А в том, что злой, ты не виноват. Я же понимаю это.

– Все-то ты понимаешь… – Он улыбнулся. – Жизнь очень несправедливая штука. Ты должна была достаться какому-нибудь очень хорошему человеку. Доброму, правильному и ответственному, а не мне.

– Я смотрела один фильм, там одна женщина говорила своей подруге, что слова «ты заслуживаешь кого-то получше» – это дежурная фраза для расставания.

– Да? – Артём озадаченно замер. – Я такое впервые сказал. И то не совсем по-честному. Как думаешь, тебя уже можно целовать?