Текст книги "Пусть это буду я"

Глава 10

– Ты читал мои книги?

Вопрос Олега Васильевича поставил Колю в тупик.

Он попытался вспомнить, что говорила об этом сестра, но она почти ничего не рассказывала. Только Корги как-то завел разговор и бегло обмолвился о нескольких из них. В книге «Игрок» рассказывалось о жестоком парне, манипулировавшем женщинами и без сожаления рушившем их жизни; еще в одной, название которой Коля не запомнил, речь шла о «маленьком человеке», пережившем Гражданскую войну, революцию и репрессии, но погибшем от рук собственной жены. В «Неуде» одинокая учительница похитила ученика из неблагополучной семьи, чтобы воспитать по-своему. Коля тогда еще предположил, что учительница педофилка, но Корги сказал, что это советская книга и в те времена про такое не писали.

– Немного, – уклончиво ответил Коля в надежде, что вникать писатель не станет, однако тот стал:

– И что же ты читал?

– Кажется, «Игрока» и «Неуд».

– Да-а-а? – Глаза Гончара под очками округлились от удивления. – И как тебе «Неуд»?

– Очень захватывающе.

– Что же тебя там захватило?

Широко расставив локти на столе, писатель словно занял собой все его пространство.

– Образ учительницы. Очень яркий и сильный персонаж, – ученическим тоном проговорил Коля.

– Сильный-то сильный, но неужели это все, что ты о ней можешь сказать?

Под его требовательным взглядом Коле сделалось неуютно. Он замялся, и Гончар сразу все понял.

– Ты ведь не читал, да?

– Простите, школьная привычка, – с легкостью сдался Коля. – Я не собирался обманывать.

– Кто же тебе рассказал об этих книгах?

– Я и не помню. Слышал краем уха.

– «Неуд» – страшная книга и жестокая. Она о том, что бывает, когда теряется чувство меры; как быстро хорошее может превратиться в ужасное; о том, что никто не вправе судить и о необратимости последствий. Добро неочевидно, как и благие цели.

Коля прилежно кивал.

– Учительнице действительно удалось перевоспитать хулигана, оболтуса и двоечника. Но стал ли он от этого лучше? Как он теперь проявит себя среди людей, после того, что с ним произошло? Общество избавилось от потенциального дебошира и пьяницы, однако та новая личность, в которую он превратился, гораздо хуже и страшнее.

– Я понял.

– За эту книгу я получил три премии, и многие считают, что это мое лучшее произведение. Но я его не люблю и сожалею, что оно состоялось. Не потому, что мои мысли и идеи изменились, а потому, что мы всегда в ответе, за то, что приводим в этот мир. Иногда при попытках разоблачить зло получаем обратный эффект. Это зло подхватывают, обхаживают, упаковывают в красивую обертку. Взять хотя бы Чикатило. Ты же знаешь Чикатило? Маньяка, педофила, изверга? Про него даже кино сняли, и не одно. Люди любят ужасное не меньше, чем прекрасное, они тайно восхищаются им и тиражируют. Вот так и моя учительница. Она монстр, но ею восхищаются. Понимаешь?

– Да, конечно.

– Ладно. – Олег Васильевич откинулся на спинку кресла. – Я не собирался говорить об этом, просто надеюсь, эту книгу ты никогда не прочтешь.

Коля усмехнулся.

– Если честно, я не люблю читать, но после ваших слов мне стало любопытно.

– Ты ее не найдешь. Мои книги не переиздают, а старые тиражи канули в Лету. Если кто и помнит книгу «Неуд», то уже немолодые люди, которые вряд ли подсунут ее своим детям и внукам.

– Но у вас же наверняка есть свои экземпляры? Моя сестра нашла около двадцати ваших книг у нас в квартире.

– Да, но «Неуда» там точно нет, как нет и «Игрока». – Олег Васильевич выдвинул ящик стола и достал оттуда толстую стопку испещренных печатным текстом листов. – Это моя последняя и неизданная рукопись. Но я уже к этому не стремлюсь. Просто не писать не могу, потому что только это наполняет мою жизнь смыслом.

Коля пристыженно потупился, и писатель поторопился пояснить:

– Я спросил, читал ли ты мои книги, только для того, чтобы выяснить, насколько мы с тобой понимаем друг друга. Я задаю тебе вопросы и уже кое-что знаю о тебе, а ты ничего обо мне не знаешь. Обо мне как о человеке. Какой я? Добрый ли? Честный? Умный? Да-да, а что такого? Глупых писателей пруд пруди, быть может, и я из их числа?

Прочитать книгу – лучший способ узнать автора. Безусловно, автор не равен своему произведению. Он не оно, однако в нем его мысли, взгляды, вопросы, которые его беспокоят, его надежды, фобии, поиски жизненно важных ответов. Я не учительница из «Неуда», но мое сознание породило ее и позволило сделать достаточно реалистичной настолько, что в существование этой женщины люди готовы и даже хотели бы верить. Я получал немало писем от тех, кто якобы где-то ее встречал.

Гончар задумчиво склонил седую голову.

– Я не мню себя великим и не планирую остаться в веках. Раньше хотел, не скрою, но это было в далекой-далекой молодости, в существование которой я уже верю намного меньше, чем в сюжеты и людей из собственных книг. Но ты тоже наверняка желаешь покорить мир. И это правильно, в восемнадцать лет все этого хотят. Кажется, что нет ничего важнее, чем заявить о себе, показать всем, чего ты стоишь. И только потом, с возрастом, отношение к этому миру меняется, быть его завоевателем больше неинтересно, потому что он намного примитивнее, чем пытается казаться. Случившееся с моей сестрой враз избавило меня от иллюзий.

– А что случилось с вашей сестрой?

– Люся тебе не рассказывала?

– Мы с ней, как и обещали, не обсуждаем содержание наших с вами разговоров.

– Хорошо, – Гончар одобрительно кивнул. – Это был несчастный случай.

Выйдя от Гончара, Коля направился прямиком к сестре. Когда он уходил, та еще спала. Ночью сквозь сон ему чудилось, будто она ходит по квартире, однако каждый раз, собираясь встать и узнать, почему ей не спится, он снова проваливался в сон.

В его спальне было жарко и душно, однако сестра лежала, закутавшись в одеяло с головой, а окна наглухо закрыты. Коля распахнул оба и потряс ее за плечо.

– Вставай, полуночница! Обед проспишь.

Но Люся лишь сдавленно застонала и едва пошевелилась.

– Ты чего? – Коля потянул за край одеяла, медленно приоткрывая копну спутанных влажных волос, красную щеку.

– Перестань! – Сестра, чуть приоткрыв глаза, поймала ускользающее одеяло и снова натянула его на голову. – Холодно же.

– Холодно?! Тридцать пять сегодня обещали и грозу к вечеру, поэтому так душно, а ты еще окна закупорила.

– Мне холодно, – неразборчиво промычала Люся.

Коля с беспокойством приложил руку ей ко лбу и сразу же отдернул.

– У тебя температура. Жар!

Отыскав в вещах сумочку с лекарствами, он достал аспирин, однако заставить ее выпить таблетку не получилось. Люся только морщилась и отворачивалась, а когда он попытался ее приподнять, безвольно повисла у него на руках.

Вконец разволновавшись, Коля бросился на второй этаж. Влетел на кухню к Козетте и, чуть не выбив у нее из рук блюдо с овощами, выпалил:

– Моя сестра заболела! Ей нужен врач! Вызовите, пожалуйста, врача.

До прихода врача им вдвоем с Шуйским удалось уговорить Люсю выпить аспирин и немного охладить воздух в комнате, позаимствовав в пустой квартире Корги вентилятор.

Переполошились все. Обед отложили на неопределенный срок. Врач приехал довольно быстро, осмотрел Люсю и сказал, что это похоже на вирус, прописал лекарства, а если температура не снизится, вызвать его снова. Но когда Коля спросил, не опасно ли это для ее жизни, сказал странное:

– Не знаю, организм борется.

– С чем борется?

– А вот это мы скоро узнаем.

К вечеру разразилась гроза, пришлось закрыть окна. Дождь неистово бился в стекла, молнии сверкали, оглушительные удары грома сотрясали весь дом. На пятом этаже что-то каталось по полу, а Люся металась и стонала во сне.

Коля перенес ее в свою кровать и устроился с ноутбуком в кресле рядом, но ничего читать или смотреть не мог. Он был уверен, что сестра подцепила заразу в том душном кафе и что, скорее всего, он тоже заболеет. Самой болезни Коля не боялся, но переживал, что Гончар будет недоволен вынужденным перерывом в их общении.

Страшный удар грома с оглушительным треском разорвался прямо над крышей. Электрический свет мигнул и пропал.

Все вокруг погрузилось в кромешную тьму, освещаемую лишь голубоватым экраном монитора, тогда как в доме напротив свет продолжал гореть. Человек в окне последнего этажа смотрел в точности так же, как и тогда, когда Коля увидел его в первый раз.

Отложив ноутбук, он поднялся, чтобы измерить Люсе температуру, и в этот момент услышал щелчок дверной ручки. В тишине просторных залов квартиры звук прозвучал настолько отчетливо, что не было сомнений: кто-то открыл дверь.

Выскочив из комнаты, Коля окунулся во мрак коридора с зияющими проемами раскрытых дверей и всполохами молний на полу. Медленно двинувшись в направлении черного выхода, он едва повернул за угол, как чуть не сбил с ног человека с портативной лампой в руках. Шарахнувшись, человек отступил назад. Огонь свечи затрепыхался, грозя вот-вот потухнуть.

– Это я, я! – торопливо проговорил Шуйский. – Прости. Не хотел напугать.

– Меня сложно напугать, – с облегчением сказал Коля, попутно отругав себя за то, что забыл рассказать писателю о шагах на пятом этаже. – Зачем вы крадетесь?

– Неизвестно, когда электричество дадут. Вот, лампы принес. Испугался, что вам придет в голову воспользоваться свечами.

– У нас нет свечей.

– Тебе могла дать их Козетта, а лампы безопасные – на батарейках.

Шуйский протянул Коле связку пластиковых фонарей с ручкой.

– Как сестра?

– Спит. Но ей, кажется, лучше.

– Я хотел попросить у вас ключ от нашей квартиры, – сказал Коля. – Мы вчера слышали, как на пятом этаже кто-то ходит.

– Этого я сделать не могу. – Шуйский попятился. – Правило для всех в доме общее.

– Тогда я сам куплю замок и врежу его в дверь, – пригрозил Коля.

– Олег Васильевич не позволит тебе этого. – В голосе Шуйского послышалась тревога.

– Или, может, вы знаете, кто это был? Может, вы нарочно там кого-то прячете?

– Наверху никого нет! Вам показалось.

– Нам с сестрой обоим показалось?

– Это очень старый дом, и в нем много разных посторонних звуков.

– Мне придется рассказать об этом Олегу Васильевичу.

Шуйский покачал головой и, тяжело вздохнув, понизил голос:

– Не пойми меня неправильно, но лучше бы вам уехать отсюда. Просто так складывается, все вместе. Вот теперь еще и девочка заболела.

– А Люся тут при чем?

– Если ты не заметил, у нас здесь довольно своеобразная обстановка.

– Что за обстановка?

– Ну как тебе сказать? – Шуйский снова отступил назад. – Мы живем здесь очень давно, и у нас сложился особый микроклимат, вмешательство в который некоторые из нас воспринимают весьма негативно.

– Никакого негатива я не замечал.

– Конечно, нет. Олег Васильевич строго-настрого велел всем быть с вами любезными и гостеприимными.

– Как вам сейчас?

Шуйский ухмыльнулся:

– Если бы он услышал, что я тебе это говорю, то мне не поздоровилось бы. А говорю я только потому, что вы мне нравитесь и очень не хотелось бы, чтобы случилось нечто нехорошее. Вот и лампы потому принес.

Из Люсиной спальни донесся протяжный стон, и Коля встрепенулся.

– Хорошо, но могли бы вы говорить как-нибудь попроще, а не загадками? Что вы пытаетесь сказать?

– Чем дольше вы пробудете здесь, тем сильнее увязнете.

– Это из-за ключа, да?

– Здесь нет никакой связи. Я всего лишь предупредил! – Шуйский направился к выходу. – Доброй ночи!

Коле послышалось, будто сестра его зовет.

– Я зайду к вам позже.

– Нет-нет, не нужно. Я только принес лампы.

Люся действительно пришла в себя и попросила пить.

Коля налил стакан воды и помог ей приподняться.

– Как ты? – Пока сестра пила, он придерживал ее за спину.

– Не знаю. Мне приснилось, что я лежу в поле, в траве, и смотрю на небо, а потом вдруг слышу какой-то жуткий шум. Поднимаю голову и вижу, что это комбайны едут по всему полю, косят траву и рыхлят землю. Их много, и они надвигаются на меня – такие огромные, красно-оранжевые. Пытаюсь вскочить, чтобы убежать, но не могу даже пошевелиться. Лежу, прикованная к земле, и смотрю, как они прут на меня. Надеюсь, что они остановятся, но они едут и едут. Все ближе и ближе, а потом взяли и проехали прямо по мне. Представляешь? Подмяли, порезали на куски и смешали с землей.

– Ужас. – Коля вытер полотенцем ее взмокшее лицо. – Когда температура, всегда кошмары снятся.

– Еще так страшно все грохочет. – Она отдала ему стакан. – Почитай мне, пожалуйста, книжку, чтобы я не прислушивалась к себе.

– Книжку не могу. Света нет. Но могу что-нибудь найти в интернете.

Он забил в браузер поисковый запрос: «Олег Гончар “Неуд” читать онлайн».

Секунда в ожидании отклика притормаживающего интернета – и раскрылась страница с результатами. Электронной версии книги «Неуд» среди них не нашлось, однако Колино внимание привлекла статья под названием «Десять российских знаменитостей со скелетами в шкафу». Коля раскрыл ее, пролистал до фотографии молодого Олега Васильевича с сестрой и прочел вслух:

«Таинственная драма в семье известного писателя.

Немногие знают, что у популярного когда-то писателя Олега Гончара была сестра-близнец, погибшая якобы в результате несчастного случая, выпав из окна. Однако в свое время поговаривали, будто писатель лично расправился со строптивой сестрой, собиравшейся эмигрировать из страны со знаменитым британским актером Рупертом Растом. Доказательств причастности Гончара к смерти сестры так и не нашлось, но после этого происшествия писатель на несколько лет полностью исчез с литературных горизонтов. Наиболее известные книги писателя: “Неуд”, “Бумажный сверток”, “Пятьдесят с половиной копеек” и другие».

– Не фига себе! – произнес Коля с чувством. – Вот это новости!

Но Люся не ответила. От яркости монитора темнота в комнате казалась непроглядной, но, присмотревшись, он разглядел, что сестра спит.

Неожиданная информация взбудоражила его не на шутку. Снова открыв поисковик, Коля в этот раз намеренно вбил запрос о смерти Ольги Гончар.

Найденных ссылок по этой теме отыскалось не так уж и много, и он потратил не более пятнадцати минут, чтобы изучить их все. История случилась в конце семидесятых и уже почти никого не интересовала.

И все же ему удалось выяснить, что в те времена действительно существовала версия о том, что писатель сам вытолкнул сестру из окна и что даже имелись свидетели. Но Олег Васильевич был тогда модным и идеологически правильным советским автором, чье участие в подобном инциденте казалось поистине кощунственным. Все распускаемые слухи о его вине признали происками британской разведки, содействующей Руперту Расту в вербовке Ольги Гончар. Словом, дело квалифицировали как политическое, а Гончар просто перестал издаваться и возник с новыми книгами только в начале девяностых.

Гроза понемногу уходила, небо прояснялось, наступила ночь, но Коля еще долго сидел, глядя на дрожащие на стене тени и пытаясь собрать свои обрывочные неясные мысли-домыслы в нечто хоть сколько-нибудь понятное.

Глава 11

От высокой температуры, непрекращающейся ломоты и ужасных снов Люся так измучилась, что все события, произошедшие с ней накануне, смешались, переплелись, утонули в густом тумане нереальности.

Нежные поцелуи Корги, его последующее исчезновение, букет пионов и портрет, нарисованный вслепую; поход в клуб, духота, коктейль из шампуня; черные лабиринты комнат пятого этажа, таинственные шаги, незапертые замки; появление незнакомого человека – врача… Было ли это на самом деле или это часть болезненных кошмаров?

Веселые детские голоса, шуршание колес машин, стук каблуков по асфальту, щебет птиц – все звуки, доносившиеся до ее слуха с улицы, больше не казались приятными: вероломно врываясь в сознание, они раздражали и мучили навязчивостью.

Люся просила брата держать окна закрытыми, а шторы задернутыми, но потом все равно просыпалась от истошных звуков улицы и пронизывающих сквозняков. Коля твердил, что ей нужен воздух, в комнате невозможно находиться, но она желала только одного – уснуть и не просыпаться.

Брат приносил еду, однако запах еды тоже вызывал отвращение, несколько раз заходила Козетта, предлагая сменить постель, но Люся не дала.

Отчего-то ей все время хотелось плакать, только слез не было, лишь не отпускающее ни на миг внутреннее напряжение, терпеть которое было не менее мучительно, чем боль.

Как-то в детстве они с Колей поссорились из-за сосисок. Дело было, в общем-то, не в самих сосисках, а в принципе. Коля свою порцию уже съел, и оставшаяся по праву принадлежала Люсе. Но ей есть пока не хотелось, и она отложила их на потом, а Коля есть хотел, и даже очень, поэтому считал, что сосиски должны достаться тому, кому они нужнее. Сначала брат с сестрой просто спорили, потом кричали, а когда доводы и слова закончились, одновременно сорвались и кинулись к холодильнику, где и сцепились. Опрокинули табуретку, сбили со стола хлебницу, рассыпали солонку и в довершение всего разбили трехлитровую банку с чайным грибом.

Бледно-коричневая жидкость забрызгала им ноги, стекло проткнуло медузообразное тело гриба, оно лежало, засыпанное мелкими осколками.

– Мы убили гриб, – честно сообщил Коля бабушке вечером.

– И похоронили под грушей, – добавила Люся.

– Как похоронили? – бабушка всплеснула руками. – Прямо в землю, что ли?

– В тряпочку завернули.

– Совсем сбрендили? Быстро тащите его назад!

Бабушка как следует промыла несчастный и уже заметно подсохший гриб, запихнула его в новую банку и залила водой.

– Постоит чуток, сам очистится, а когда отрастит новый слой, мы старый отрежем и выкинем, а новый будет жить.

Теперь Люся сама чувствовала себя желеобразным чайным грибом с колотой раной. И ей тоже нужно отрастить новый слой, чтобы очиститься.

Магда явилась, возникнув словно из ниоткуда. Люся открыла глаза и увидела сидящую в Колином кресле женщину – так в кино изображают появление дьявола.

Ее пальцы с кольцами были скрещены, фиолетовая шевелюра блестела в свете пробивающихся сквозь шторы лучей, однако лицо оставалось в тени, будто его и вовсе не было.

– Рада, что ты проснулась сама, – глухо произнесла она. – Не хотелось будить. Брат сказал, тебя мучают беспокойные и болезненные сны.

– Я просто очень устала, – пожаловалась Люся. – Но вы зря пришли, ведь если у меня вирус, то он может быть заразен. А в вашем возрасте…

– Он незаразен, – резко перебила ее Магда, – уж поверь мне. Я повидала на своем веку всевозможные болезни. И этим ты меня точно не заразишь.

– Вы знаете, что со мной?

– Знаю, но мое знание тебе не поможет. А поможет вот это, – костлявая рука с кольцами протянула бархатный мешочек. – Целебный чай с травами. Заснешь спокойно и безмятежно.

– Спасибо, – Люся взяла мешочек и положила на тумбочку. – Но мне все же хотелось бы знать, что со мной.

– Ох, детка, – пальцы Магды зашевелились, как если бы она перебирала четки, – люди постоянно хотят все знать. Но это редко идет им на пользу.

Настаивать Люся не стала. У нее просто не было на это сил.

– А где Коля? – спросила она.

– У Олега Васильевича, – отозвалась Магда. – Я нарочно зашла, пока его нет. Пришлось по лестнице подняться, а в моем возрасте это, знаешь ли, непросто. Твой брат шарахается от меня как от огня.

– Не обижайтесь на него. Он всех пожилых женщин боится. Детский страх.

– Страх – это хорошо. Страх – наш союзник. Благодаря ему мы все еще живы. Убивают нас только лживые речи и гнилые души.

Немного помедлив, она вдруг встала, подошла к Люсиной постели и, низко наклонившись, прошептала:

– Просто уезжай.

– Что? – Люся не была уверена, что правильно расслышала ее слова.

– Еще совсем недавно я была молодой и красивой. Вот такой же, как ты, а потом, когда со мной это все случилось, сгорела в один миг. И с тобой, если не послушаешь меня, произойдет то же самое. Он отнимет у тебя все! И молодость, и радость, и жизнь! Ему все мало. Им всем мало! И брат твой, брат. Он ведь тоже из этих. Глазом не успеешь моргнуть, как он окажется с ними заодно.

– Простите, мне сейчас сложно вникнуть в ваши слова, – пролепетала Люся. – У меня хороший брат. Остальное я не понимаю.

– Хороший! – Магда хохотнула. – Их сущность сама по себе предполагает обман, искажение и фальшь. Они питаются тобой: твоим телом, эмоциями и разумом. Твои страдания – их хлеб.

Люся прикрыла глаза, и Магда исчезла.

– Обязательно выпей чай! – прозвучало напоследок, словно из недр подсознания.

Они с Колей очумело гонят на великах от бензозаправки по проселочной дороге через дикое поле, а сзади с остервенелым лаем несется Блохастый. Ему два или три года – молодой, здоровый и злобный. Шерсть вздыблена, в ощеренной пасти пена. Стоит замешкаться, и он сначала откусит ногу, а потом и сожрет целиком.

Брат едет впереди, то и дело подгоняя ее: «Давай-давай!» Но Люся тоже не слабачка, просто Блохастый очень быстрый и ненавидит людей на велосипедах.

Пока они ходили за соленым арахисом в кафе на заправке, он лежал возле мусорки и внимательно следил за ними, а стоило сесть на велосипеды и тронуться, рванул следом. Арахис на заправке самый вкусный именно потому, что его нужно добывать, рискуя жизнью. Они несутся по лужам и разжиженной слякоти, джинсы забрызганы до колен, ветер треплет волосы и слепит, сердце бешено стучит. Рыже-желтая шерсть Блохастого почернела и топорщится во все стороны. Люсе чудится, что за ними гонится демон. Это немного игра, но риск настоящий и страх тоже. Один раз Блохастый цапанул ее за штанину. Пришлось зашивать, однако показывала она эти дыры ребятам с гордостью, ведь не каждый из них отваживался ездить на заправку.

Над полем в сером осеннем небе шумно пролетает стайка птиц, Коля невольно задирает голову, и переднее колесо его велосипеда тут же ныряет в заполненную водой колею. Брат падает в грязь, а Люся, по инерции продолжая крутить педали, проскакивает мимо. Оборачивается – Блохастый уже навис над братом и хрипит ему в лицо. Люсе ничего не остается, как притормозить. Еще на ходу она соскакивает с велосипеда и бежит к ним.

– Фу, фу! – кричит Блохастому Коля, закрываясь руками.

Но это бесполезно, потому что уличные собаки не обучены командам.

Люся хватает из лужи мягкий кусок глины и швыряет в пса, но до него долетают только грязевые комочки.

– Уйди, сволочь! – срываясь на визг, вопит она.

Блохастый глухо рычит и, низко наклонив голову, смотрит на нее. И вот уже непонятно, кого из них он собирается загрызть первым. Коля сжимает кулак и замахивается. Пес его еще не тронул, но если получит в нос, точно вцепится.

– Стой! – Под пристальным взглядом Блохастого Люся лезет в карман и достает шуршащий пакетик арахиса. Опускается на корточки и, не сводя с него ответного взгляда, вскрывает пакетик. Руки дрожат, и несколько орешков летят в стороны. Продолжая возвышаться над Колей, Блохастый внимательно следит. Один за другим Люся достает соленые орешки и отправляет себе в рот, словно сейчас самое время передохнуть и перекусить. Пес принюхивается, ему любопытно, что она ест.

– Хочешь? – Она кладет на ладонь несколько штучек арахиса и протягивает.

– Осторожнее, – зачем-то предупреждает ее брат. – Я ему сейчас двину, а ты беги.

– Не нужно. Он уже успокаивается. Видишь, шерсть опустил.

И действительно, загривок Блохастого больше не взъерошен. Да и Коля уже ему не так интересен. Черный нос тянется в сторону Люсиной протянутой руки.

– Иди сюда, – зовет она, потом берет один орешек, демонстративно зажимает между зубами и как следует жует, чтобы пес видел, что это съедобно и вкусно.

Оставив Колю, Блохастый медленно приближается к девочке. От него пахнет псиной и болотом. Его тело сильно напряжено, он готов отскочить в любую секунду. В одном шаге от нее он недоверчиво останавливается. Агрессии больше нет, в янтарных глазах читаются интерес и осторожность. Люся присматривает сухую кочку на дороге и ссыпает орехи с ладони на нее.

– Иди попробуй, – говорит она псу, – ты, наверное, злой, потому что голодный?

Пес слизывает с кочки несколько орешков и с хрустом разгрызает.

– Хороший пес, – подбадривает его Люся. – Хочешь еще?

Коля, весь перепачканный, красный и еще трясущийся, поднимает велик.

– Очень хороший, – ворчит он, – тварь кусачая.

Однако Люся уже совершенно уверена, что кусать их никто не собирается.

Она высыпает весь пакетик перед собакой, и, аккуратно катя велосипеды рядом, они просто идут по дороге, а Блохастый остается доедать трофей.

С тех пор они подружились. Пес весело встречал их на заправке, а потом неизменно провожал до половины пути и клянчил арахис, время от времени все равно норовя укусить велосипед, но не ребят.

– Это что еще такое? – грозный голос выдернул ее из успокаивающих детских воспоминаний.

Голос мог быть реальностью, а мог быть и сном. Этого Люся точно не знала, но он явно принадлежал Козетте. С трудом разлепив глаза, она едва успела различить ее внушительную фигуру со скрещенными на груди руками, как тут же снова зажмурилась от слепящего света и зарылась лицом в подушку.

– Здесь была эта ведьма?

Запах еды, распространившийся по комнате с появлением Козетты, вызвал тошноту.

– Что она тебе наговорила? Для чего это дала?

Люся, щурясь, приоткрыла один глаз. В руках Козетта держала мешочек Магды.

– Сказала, что это чай и он поможет спокойно спать, – пробормотала Люся.

– Все ясно! Я с этим разберусь. Не вздумай у нее что-то брать, а уж тем более пить. Олег Васильевич ей и устроит! Одни крысы и змеи кругом. Ничего святого. Запомни, люди не понимают добра! И никогда его не ценят. Любой добрый поступок они приравнивают к слабости и потом используют тебя.

– Я не хочу есть. – Люся разглядела на тумбочке поднос с тарелками. – Заберите его, пожалуйста, а то меня стошнит.

– Магда ненавидит мужчин! – проигнорировав просьбу, объявила Козетта так, словно ее об этом спросили. – Она сумасшедшая. И будет настраивать тебя против всех в этом доме. И от чаев ее тебе станет только хуже. Она из тех старых дев, чьи грязные помыслы оборачиваются против них же самих.

Люся чувствовала, что слова Козетты не умещаются у нее в голове. Она вроде и слышала все и понимала, и это в какой-то степени было любопытно, однако, долетая до ушей, смысл фраз рассеивался как дым.

Она подумала, что, раз Козетта пришла, значит, разбитое зеркало Коля не повесил, и вспомнила про пятый этаж.

– У вас наверху кто-то ходит, – сказала она.

– Да, бывает, – спокойно ответила Козетта.

– Здесь живет кто-то еще?

– Тени и призраки, но они безвредны.

– Вы шутите? – Люся зажмурилась. Еще призраков ее воспаленному сознанию не хватало.

– Олег Васильевич хочет проведать тебя и зайдет перед ужином. Постарайся не спать.

Запах еды пропал, а вместе с ним и голос Козетты.

Как-то в одной статье Люся прочла, что в средневековой Европе было принято отсылать своих детей из дома, когда им исполнялось двенадцать, а вместо них принимать чужих. Это было выгодно не только с точки зрения расходов: чужих детей необязательно было хорошо кормить и одевать. Еще чужие дети нагружались работой и приносили прибыль. В результате чего вырастали люди, толком не знавшие своих родителей и не испытывающие к ним теплых чувств. Автор статьи писал о данном явлении с негодованием, возмущаясь дикими нравами и бездушностью отношений. И Люся долго потом думала о том, что хотя их с Колей никто из дома не отправлял, родительской теплоты в нем все равно никогда толком не ощущалось.

Наверное, другим детям на их месте было бы от этого грустно и одиноко, но они с братом всегда являлись друг для друга и отцом, и матерью. Воспитывали, утешали, заботились.

А бабушка напоминала ту самую приемную семью, которая вечно экономит на еде и одежде, то и дело приговаривая: «Я вас не рожала».

Нет, раньше в ее сердце находилось место только для брата. Но теперь оно раскалывалось пополам, и между обеими частями образовалась глубокая трещина, полое пространство которой заполнялось всякой чернотой вроде разговоров Магды или Козетты, страшных снов и неопределенности.

Возвратившись, Коля нашел сестру на полу возле кровати. Люся сидела, закутавшись в одеяло, и дрожала. Она собиралась дойти до туалета, но сделать это самостоятельно сил у нее не было.