Текст книги "Афганский караван. Земля, где едят и воюют"

Сальмазар – селение в сорок дворов. ‹…› Вокруг Сальмазара много садов. Повсюду великое изобилие воды. В Сальмазаре есть могила какого-то святого. В трех верстах от Сальмазара к северу лежит город Шибирхан.

Мы прибыли в Сальмазар, когда уже солнце садилось. В отведенном мне помещении в саду к приходу моему была разбита огромная двойная палатка и приготовлены чай, обед и мягкая постель. Всем этим я обязан начальнику Шибирхана, джернелю (генералу) Кадыр-хану, командовавшему войсками, взявшими четыре года тому назад Меймене.

Из Сальмазара конвоировавшие меня солдаты полка Абасси должны были возвратиться в Мазар-и-Шериф, а дальнейшее сопровождение меня до Меймене возложено было на людей полка Гуссейни, квартирующего в Шибирхане. Новый конвой, под начальством меджира (майора) Гулам-Магомета, ожидал меня уже в Сальмазаре и, по прибытии нашем сюда, тотчас же сменил старый конвой. ‹…›

При сотне находился аджютан Гамид-хан, сеид по происхождению. Физиономия этого человека резко отличалась от физиономий афганцев, манеры его необыкновенно изящны, платье сидело на нем чрезвычайно ловко. Я невольно сказал Гамид-хану, что он не афганец. Он мне с гордостью ответил: «Я араб». Как потомку Магомета, ему оказывают особенное почтение и даже офицеры целуют у него руки. ‹…›

При смене конвоя солдаты первым делом интересовались знать, где я служу, в пехоте или кавалерии (пальтан или риссала), и затем, сколько у меня состоит под командой людей. Мустафа, для придания большего значения мне, а следовательно и себе, с каждым днем увеличивал число войск, находящихся у меня под командой, и в Герате число их довел, кажется, до десяти тысяч.

Английский юноша: затерянный среди волшебников

В 1840-е годы британская армия, пытавшаяся удержать на кабульском троне правителя-марионетку Шах-Шуджу, была уничтожена вспыхнувшим в результате восстанием. Среди трупов нашли живого двухлетнего мальчика с няней-мусульманкой, которая сказала, что он сын британского офицера. Афганцы нарекли его Фаранги Бача (ребенок-европеец), и его усыновил один знатный житель Кунара из семьи, родственной нашей.

Мальчик жил обычной жизнью афганца из хорошей семьи, выучился грамоте, овладел искусством войны и навыками выживания в почти средневековых условиях. И вот, будучи еще подростком, он на свой страх и риск отправился искать соплеменников-англичан.

Фаранги Бача попытался добраться до Индии, но путь преграждали сикхи. В компании работорговцев он путешествовал по высокогорному Памиру, жил в Кафиристане (Стране неверных), отправился на север, в Туркестан, побывал в фаворитах у властителей и полковником в войске правителя Герата.

Наконец он попал в Персию. Там с ним обошлись неласково, но ему удалось снестись с майором Тейлором из свиты британского посла, ехавшего в Герат. Стоял уже 1857 год; юношу отправили в Индию, где лорд Элфинстон дал ему новое имя – Джон Кембл. Оттуда знаменитый капитан Рейверти вывез его в Англию, после чего он был отдан на попечение некоему мистеру Фраю в Брайтоне, научившему его английскому. Хьюберт Освальд Фрай написал историю приключений английского подростка. Ниже приводится отрывок о его встрече с колдунами по пути к соотечественникам. Он только что вышел из леса в Центральной Азии…

Вечером, к своему великому удивлению, я внезапно набрел на странную маленькую хижину. Около нее я увидел голых людей, которые сидели на земле на корточках, обхватив руками колени и спрятав в них лица.

Что-то жуткое и потусторонее было в их наружности, и я, почувствовав безотчетный страх, положил руку на рукоятку сабли.

Существа подняли головы и спросили:

– Чего ты хочешь, юноша?

– Кто вы такие? – поинтересовался я в ответ. – И что вы здесь делаете?

Пропустив мой вопрос мимо ушей, они сказали:

– Слезь с коня и отдохни.

Я спешился и подошел к этим странным созданиям, не понимая, кто они: ногти их напоминали большие когти, тела были покрыты длинными волосами. Они снова спрятали лица и сидели неподвижно, обвив колени руками.

Я усомнился в том, что они люди, и опять взялся за саблю, просто желая проверить, знают ли они, что такое боль; но, хотя они не смотрели на меня и не могли видеть моего движения, они мгновенно подняли головы и спросили:

– Что ты намерен делать, юноша?

– Что вы за люди? – спросил я. – Сидите тут на корточках и молчите.

– Сядь и отдохни, – ответили они на это и вновь приняли свое необычное положение.

Я сел и стал наблюдать за ними. Я был очень голоден и надеялся, что они предложат мне еды. Когда совсем стемнело, они встали, и я последовал за ними в хижину, где они опять расселись так же, как раньше.

Вдруг вошел мужчина со свечой. Он имел вид обычного человека, с какими я не встречался уже довольно долго, и на нем была одежда. Вдруг он упал перед одним из голых людей наземь, стал громко плакать и целовать ему ступни. Потом встал, вытер глаза, взял свечу и жестом пригласил меня следовать за ним.

Я пошел, и он привел меня в комнату с ковром на полу и различной утварью. Оставив меня там, слуга вышел в маленький огород около дома и собрал какие-то овощи или травы. Посреди комнаты был устроен очаг из четырех больших камней. Слуга поставил на этот очаг круглую плоскую железную сковороду. Как только она нагрелась, он положил на нее нарезанные травы и изжарил их в масле, посолив и поперчив; затем он принес муки и воды, замесил лепешку и испек на сковороде с этими травами.

Когда все было сделано, он поставил сковороду передо мной. Я предложил ему поесть вместе, но он отказался. Я был слишком голоден, чтобы спрашивать, из чего приготовлена еда, так что я начал есть, и никогда за всю свою жизнь я не пробовал ничего вкуснее. Кончив, я спросил, где мне можно оставить коня, и слуга сказал, что позаботится о нем. Я заявил, что тоже пойду, и мы вышли вместе. Я почувствовал уверенность, что животное никто не тронет, и, оставив его привязанным около дома, вошел внутрь отдохнуть. Я улегся спать и вскоре остался в комнате один; слуга вышел со свечой, не сказав ни слова. Я встал и попытался открыть дверь, но она, к моему изумлению, была заперта; так что я снова лег и уснул. Мне приснилось, будто рядом со мной красивая девушка. Я смотрел на ее лицо, она была очень милая, и я поцеловал ее; но, едва я дотронулся до ее губ, внезапная боль пронзила мне зубы, и я проснулся. Я почувствовал себя очень несчастным и заплакал; девушка исчезла, но нестерпимая зубная боль не проходила. Дверь была теперь открыта, в комнате был свет, и, обернувшись, я увидел около себя слугу Он протянул мне чашку с каким-то питьем.

Я сказал:

– Благодарю тебя, но я не хочу пить.

– Если ты не станешь пить, зубная боль у тебя не пройдет, – сказал он.

Поэтому я взял чашку и проглотил содержимое, которое на вкус показалось мне похожим на вино.

Через некоторое время все мои члены сильно отяжелели; волосы казались мне деревьями, руки и ноги горами, и я буйно смеялся без всякой причины. Потом слуга принес коровий помет и сжег в очаге; пока он тлел, он положил на уголья три яйца. Мало-помалу огонь гас, и, когда он потух совсем, в комнате воцарился кромешный мрак. Тьма казалась мне плотной, почти осязаемой.

Вдруг я увидел какое-то движение среди угольев, и три яйца налились красным цветом, сделавшись похожими на рубины. Одно из них поднялось в воздух, постепенно стало расширяться и превратилось в большой пылающий шар, в котором я увидел многие страны, и царства, и народы.

Некоторое время я пристально вглядывался в эту чудную картину, а затем она мало-помалу начала гаснуть. Пылающее яйцо несколько мгновений еще оставалось висеть в воздухе, стремительно вращаясь, но потом упало на уголья. Снова комнату наполнила густая вязкая тьма, но вскоре над очагом поднялось второе яйцо и загорелось тем же алым светом, что и первое. Оно расширилось, я услыхал устрашающий шум, подобный мощному грому, и в светящемся шаре я опять увидел многие страны и народы, но на этот раз все люди были мертвы. Вдруг они встали и пустились в пляс; одни высовывали языки, другие выглядели очень сердитыми, третьи плакали. Все это время я не мог удержаться от хохота.

Потом я увидел сцены войны: все обитатели этих таинственных мест начали драться с великой яростью, стрелять друг в друга, рубить, колоть. Постепенно эта картина погасла, и яйцо, повертевшись в воздухе некоторое время, упало и оставило меня в ужасающей темноте.

Снова среди углей возник алый свет, и третье яйцо, как первые два, поднялось и стало расширяться. Возникла еще одна сцена. Я увидел красивейшие лесные заросли и сады – места, похожие на те, что я миновал, – и вдруг пейзаж оживили стайки красивых девушек, они танцевали, пели и пили вино, и среди них я приметил ту, которая приснилась мне раньше.

Она сделала движение, словно бы желая заговорить со мной, и подруги спросили ее, кто я такой.

– Он несчастный юный бродяга, – ответила она с жалостью в голосе.

Я двинулся было вперед, чтобы обнять ее, но слуга схватил меня за руки и не пускал. Я сражался изо всех сил, чтобы высвободиться, но он крикнул:

– Берегись! Приблизишься к ней – будешь безумен до самого Судного дня и никогда не покинешь этих зарослей.

– Кто эти существа? – спросил я.

Он ответил, что это духи, которых наколдовали голые люди. Кто до них дотронется, будет безумен до конца времен.

– Самое лучшее, – сказал он, – отвернуться от них, иначе ты полюбишь эти обворожительные создания и потеряешь рассудок.

К тому времени картина начала блекнуть; прекрасная девушка стала медленно удаляться, прощаясь со мной. От расставания мне сделалось грустно. Шар затем начал вращаться и наконец упал, оставив меня в кромешном мраке.

Вскоре дверь отворилась, вошел слуга со свечой и спросил меня, как мои зубы.

Я ответил, что с ними все хорошо, и спросил, который час.

– Девять часов, – сказал он.

Я был изумлен: какая длинная ночь! Я снова почувствовал голод. Вдруг в стене позади меня возникла дверь с занавеской и железной решеткой. Слуга выскочил за дверь и оставил ее открытой, и я увидел за ней яркий солнечный свет. Дверь закрылась, и, как я ни старался, я не смог ее найти.

Потом слуга снова вошел через эту таинственную дверь и начал, как и раньше, готовить мне еду.

Я предложил ему поесть со мной, но он отказался:

– Нет, я не могу.

– Ты должен поесть, – настаивал я. – Как можно жить без еды? Я не начну, пока ты ко мне не присоединишься.

Я огляделся в поисках своих пистолетов и, поскольку все они были около меня, взял один и взвел курок, намереваясь выстрелить в потолок. Но слуга вскричал:

– Нет! Не делай этого, а то мы погибнем на месте!

Я сказал:

– Я хочу выйти и позаботиться о своей лошади.

Слуга подошел, сел рядом со мной и горько заплакал. Мне стало его жаль. Он сказал мне:

– Эти четверо очень искусны в колдовстве. Если сюда приходит странник, они делают так, что он остается у них навсегда. Я, как ты, заблудился и оказался у них в руках.

– Но почему ты не убежишь? – спросил я.

– Ах! – отозвался он. – Если бы я мог! Я пробовал убежать, но кости стало жечь жутким огнем, и пришлось вернуться. Они продержат тебя взаперти десять дней. После этого ты станешь как я и многие другие, находящиеся здесь.

– Как долго ты будешь тут оставаться?

– До сегодняшнего дня.

– Если я убегу прямо сейчас, буду ли я чувствовать эту жгучую боль?

– Нет, – сказал он. – Ты тут не настолько долго.

– Знаешь ли ты какое-нибудь волшебство, – спросил я, – которое могло бы разрушить их заклятие?

– Знаю, – ответил он. – Секрет заключен в этих яйцах. Существа, которых ты видел среди сказочной местности, находятся в доме целый день, но невидимо; если бы ты выстрелил прямо сейчас, мы все погибли бы мгновенно, сгорели бы. Если ты такой хороший стрелок, что сможешь попасть в три яйца, чары будут разрушены и мы все станем свободны; но если попадешь только в одно или два, волшебство останется и ты будешь нести страшное наказание до Судного дня. Если у тебя получится, мы убьем четверых старых колдунов и все освободимся. Но многие пытались напрасно.

– Но почему, – спросил я, – никто из многих, что, по твоим словам, живут в этом доме, не может этого сделать?

– Видишь ли, – был ответ, – не у всех, как у тебя, есть конь и оружие.

Я поинтересовался, откуда в яйцах такое волшебство, и он попытался мне это объяснить, но я ничего не понял. Он говорил о сжигании жира какого-то животного и о других колдовских вещах. Не веря ему, я сказал:

– Объясни мне на примере, чтобы я уразумел твои слова получше.

– Откуда берется шелк? – спросил он.

– Из червя, – ответил я.

– Как? – спросил он. – Все черви на свете не могут сотворить его.

И он перестал говорить на эту тему, ибо я ровным счетом ничего не мог понять. Он сказал мне, что, если я хочу выстрелить в яйца, мне следует дождаться ночи; потом он принялся рассказывать истории о жутких ведьмах, которые здесь живут. Глаза у них выпирают из головы, а груди такие длинные, что они закидывают их за плечи.

– Этим злодейкам только и радости, что убивать людей и вырывать у них кишки.

Я спросил, как ведьмы попали в подчинение к этим старым колдунам, и он объяснил, что колдуны знают заклинание, заставляющее ведьм их слушаться, и им надо только позвонить в колокольчик, чтобы призвать к себе эти ужасные существа. Слуга сказал мне еще, что его господа знают такую еду, от которой у вкусившего ее вырастают крылья. Он говорил и о многом другом, что умеют эти четверо голых мужчин.

Наконец он встал со словами:

– Мне пора идти. Решай сам, попробуешь ли ты выстрелить в эти яйца.

И он вышел через потайную дверь.

Мне было страшно, и я чувствовал себя очень несчастным, потому что в комнате было совершенно темно.

Я пробыл там взаперти, кажется, три дня и две ночи. Потом вдруг услышал громкий звон колокольчика и многие голоса за дверью – детские, женские, стариковские. К ним примешивались барабанная дробь, звон музыкальных тарелок и крики множества животных. Затем раздалось красивейшее пение. Тут я почувствовал очень сильную боль во всех костях и решил стрелять в яйца при первой возможности; если промахнусь, думал я, то выстрелю в себя и смерть освободит меня из этой проклятой тюрьмы.

В тот день мне довелось услышать много странных звуков.

Ночью опять пришел человек со свечой. Мне много раз приходило на ум, что он, может быть, такой же негодяй, как его господа. Так или иначе, в одном я по-прежнему намеревался последовать его совету: выстрелить в яйца.

Я сел и стал думать: «Я не знаю, что со мной происходит, жив я или мертв, сплю или одурманен». Я пытался собраться с мыслями и понять свое состояние, но тщетно.

Слуга снова стал готовить мне такую же пищу, как раньше, и, хоть я считал, что мне надо воздержаться от еды, голод был так силен, что я наелся. Вскоре я уснул. Пробудился я в одиночестве, в комнате было совсем темно. Вдруг я вздрогнул от громкого звука, похожего на пушечный залп. Он повторился трижды, а потом все вокруг задрожало, как при землетрясении, и я почувствовал, что поднимаюсь и опускаюсь, как судно на волнах. Вошел слуга со свечой, и меня стало рвать. Он принес чашку с таким же питьем, как и раньше. Я отказывался пить, но он сказал:

– Если хочешь прямо сейчас провалиться сквозь землю, что ж, не пей.

Я проглотил напиток, и землетрясение кончилось. Казалось, дом становится все больше и больше, и у меня возникло приятное ощущение глубокого уюта, мне хотелось оставаться, где я есть, и забыть всю свою прежнюю жизнь. Я увидел, что ни ружья моего, ни пистолетов рядом нет. Я громко засмеялся непонятно из-за чего – из-за всего? из-за ничего?

Вошел слуга и сказал:

– Кто-то зовет тебя.

– Никто не может меня звать, – возразил я. – Меня никто тут не знает.

Но он повторил:

– О да, кто-то позвал тебя.

Я попытался следовать за ним, но три раза упал. Тогда он взял меня за руку, но все равно я не мог идти, и он взвалил меня себе на плечи. И все время я хохотал что было мочи. Пока он нес меня, мое лицо было наклонено к земле, и я не мог видеть, куда мы идем. Когда слуга опустил меня, я увидел, что нахожусь уже не в комнате, а в поле, и стоит светлый день. Впереди возвышалась красивая башня – точь-в-точь такая же, как та, где я ребенком жил в Кунаре.

Я был изумлен и подумал: «Отправлюсь домой и скажу: я уходил посмотреть новые места, а теперь вернулся». И я пошел и очутился в комнате, где были все мои прежние друзья, но ни один не захотел говорить со мной. Они выглядели очень сердитыми, и я испугался, что они убьют меня. Там была одна девушка-служанка, с которой мы в прошлом часто разговаривали, потому что оба чувствовали, что нас держат в Кунаре против нашей воли; я подошел к ней и заговорил, но она только рассмеялась.

Я сказал:

– Мы же с тобой друзья, ответь мне. Я хочу уйти от этих людей, которые намерены убить меня.

Тогда она дала мне книгу, показала на нее и сделала мне знак, чтобы я поскорей уходил. И я понял, что эту книгу мне надлежит читать, если я почувствую боль или окажусь в беде. Я взял у нее томик, ушел с ним и добрался до деревни. Я начал читать вслух, и многие подошли из любопытства, и слова книги заставили их смеяться.

Потом приблизился человек, который выглядел как чужестранец, и сказал:

– Пойдем со мной, я тебя отведу в мою страну, чтобы мои сородичи смогли послушать эту книгу.

– Да, я пойду с тобой, – ответил я, встал и последовал за ним, но все люди деревни были сердиты и смотрели на чужестранца с ненавистью.

Как бы то ни было, он крепко держал меня за запястье.

Потом я увидел воинов на белых конях; они были одеты в красное, и вид их был ужасен. При их приближении все жители побежали в дома.

В этот миг слуга голых мужчин подошел ко мне сзади и, тронув мое плечо, спросил:

– Как ты поживаешь? Как себя чувствуешь?

– Очень хорошо, – ответил я, – и я очень счастлив.

Он тогда протянул мне круглый белый предмет, похожий на стеклянный шарик, и велел съесть его. Я не хотел, но он сказал мне, что, если я не возьму его и не съем, воины застрелят меня.

– Нет, – возразил я, – они этого не сделают.

Но не успел я договорить, как они взвели курки и грозно на меня посмотрели.

– О! – воскликнул я. – Хорошо, я съем шарик.

Слуга дал мне его и, когда я съел, вручил мне другой такой же, который я тоже съел, затем он дал мне что-то понюхать. После этого снова началось землетрясение, меня стало рвать, и я упал.

Слуга опять подал мне чашку и с вкрадчивой улыбкой, как раньше, сказал: «Пей». Я отказывался, но он вновь заявил, что иначе я провалюсь сквозь землю. Я выпил и сделался счастлив, как прежде. Слуга затем принес другую чашку, куда налил что-то похожее на уксус. После этого он достал цепочку, похожую на цепочку для часов, на каждом конце которой был золотой треугольник. Окунув треугольники в уксус, он приложил их к моим ушам. Мгновенно все мое тело стало гореть, и я закричал:

– Нет! Не делай этого, а то я умру!

– Не бойся, – сказал слуга.

Он отнял золотые треугольники от моих ушей и внезапно исчез.

Некоторое время я стоял в задумчивости; затем, оглянувшись, увидел около себя того чужестранца. Снова взяв меня за запястье, он сказал мне:

– Почитай из твоих книг.

Я так и сделал, и мы с ним очень много смеялись.

Потом чужестранец сказал:

– Пошли, я отведу тебя в мою страну.

Я пытался идти за ним, но три раза упал, поэтому он взвалил меня на плечи и понес через пустыню. Мы подошли к насыпи, и я увидел многих из тех воинов, которые раньше казались мне такими ужасными; теперь они все построились в линию, и вид у них был очень приятным.

Они спросили у несшего меня человека:

– Доставил его?

– Да, вот он, – ответил тот с понимающим видом.

Я сел в седло и последовал за воинами, которые двинулись строем.

Мне было довольно страшно, и я спросил своего провожатого, куда мы направляемся. Он сказал:

– Туда, где ты увидишь многих слуг государства, а с ними правителя, которому эта страна платит дань. Мы сейчас недалеко от лагеря.

Вскоре мы приблизились к другой насыпи, и мой провожатый сказал:

– Погляди, вот наша стоянка.

Я увидел множество белоснежных шатров, украшенных золотыми полосами и расположенных правильными рядами. Я обрадовался, потому что обессилел от зноя и верховой езды.

– Мне очень жарко, и я хочу пить, – сказал я, и провожатый ответил:

– Ничего, скоро ты будешь там, где прохладно, и сможешь вдоволь напиться воды, но смотри, ты должен вести себя очень учтиво.

Когда мы подъехали к самому лагерю, я увидел других воинов, выстроившихся шеренгой. Ростом они были в три раза выше, чем обычные люди, очень сильные на вид, красивые молодцы. У каждого было золотое украшение на лбу, золотые нагрудники и наколенники. Все держали ружья дулами вверх, и ружья эти были начищены до яркого блеска.

Приблизившись, я услышал музыку и пение, высокие воины повернулись кругом и пошли строем, мы последовали за ними. Я начал смеяться, потому что не мог понять, где нахожусь, сплю я или бодрствую. У шатра моего провожатого я спешился и увидел начальника воинов, выкликающего их имена по списку. Я сел, и они потребовали, чтобы я почитал из своей книги. Я сказал:

– Объясните мне, где я нахожусь и что со мной случилось.

Они ответили:

– Завтра рано утром мы отправимся в нашу родную страну; когда прибудем туда, ты окажешься там, куда хочешь попасть.

Вскоре наступила ночь, и я очень проголодался. Вдруг явился слуга со свечой и, коснувшись меня, спросил:

– Как ты поживаешь?

– Очень хорошо, спасибо, – ответил я.

Он принес мне большое блюдо палау – риса с мясом.

Мне показалось, что кто-то уже ел из этого блюда, и я спросил:

– Кто взял себе часть отсюда?

Потому что мне не нравилось есть после другого человека.

Он сказал:

– Я слуга правителя, и здешний обычай требует, чтобы вначале давали есть его высочеству, а что останется – всем прочим.

И вот, когда остальные начали есть, я присоединился к ним и наелся досыта. Кончив, я увидел, что нахожусь в доме; в комнате был свет, и со мною там находилось несколько человек. Я почитал им из книги, и они были этим очень довольны. Они попросили того, кто опекал меня, не забирать меня в его страну, а оставить с ними. Но он сказал:

– Я боюсь, Аллах разгневается на меня, если я его не возьму; он должен отправиться со мной.

Утром я услыхал, как трубит множество горнов и звучит красивая военная музыка, и провожатый сказал мне, что войско выступает в поход. Я увидел, как снимали все шатры, скатывали их и грузили на верблюдов, но затем люди сделались молчаливы и печальны. Животные стояли навьюченные, готовые пуститься в путь, и воины были в походном порядке, но в лагере царила зловещая тишина. Я спросил провожатого, в чем дело, но он знаком приказал мне молчать. Я сильно рассердился и ударил его в бок. Он перенес удар очень спокойно, но мои пальцы тотчас же страшно заболели, и я закричал от этой муки.

Тогда слуга голых мужчин пришел с чашкой и подал мне ее с такой же ласковой улыбкой, как раньше. И опять я не желал пить, но он сказал:

– Как знаешь, тогда твои пальцы и дальше будут болеть.

Я выпил, и боль прошла.

Я горько заплакал, и кто-то спросил меня, из-за чего я лью слезы. Я объяснил:

– У всех этих людей такой несчастный вид. Почему?

– Потому что мы собираемся в поход, – ответили мне, – но должны ждать двух слуг, которых нет. Их ищут. Мы слышали, как протрубил горн. Пора отправляться, но их нет. По звуку горна все должны быть готовы, но этих людей не нашли. Мы ждем.

Пропавшие были фурраши (слуги верховного владыки). Но вот снова протрубил горн, оповещая всех, что их отыскали. Их привели к правителю, который сидел под открытым небом на красивом троне. Воины и прочие люди стояли вокруг, скрестив руки на груди, и я был среди них. Правитель был очень хорош собой – рослый, сильный молодой человек с длинными усами. Там все были из одной страны, и на всех была сходная одежда.

Правитель спросил слуг, где они пропадали.

Они ответили:

– Мы ходили в деревню покупать яйца и другую пищу для похода.

Правитель промолвил:

– Два дня назад я приказал, чтобы сегодня утром по звуку горна все были готовы выступать, а вы заставили нас дожидаться.

И он приказал выдрать им бороды. Они умоляли его пощадить их и не бесчестить перед всем народом. Но правитель велел убрать их с его глаз. Воины утащили их, по-прежнему молящих о пощаде, и приговор был исполнен; правитель, кроме того, приказал, чтобы они шли на родину пешком, а не ехали верхом.

Тут я услыхал грохот, с которым не смог бы сравниться и самый оглушительный гром, и от страха сердце мое ушло в пятки. Я увидел необъятную вереницу пушек на конной тяге. За ними двинулась пехота, за ней всадники, последними шли верблюды с кладью. И вновь я услышал пальбу множества пушек, вслед за которой заиграла прекраснейшая музыка, но внезапно все это грандиозное шествие исчезло, и я остался в дикой местности один. Я был сильно напуган и начал бродить, пытаясь найти воинов, но кругом было полное безлюдье и безмолвие, и вскоре мои пустые усилия меня утомили.

Я стоял под деревом и думал, что же мне делать. Тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел, что это тот самый слуга колдунов, а я не стою, а лежу в той самой комнатке, что была моей тюрьмой. Было темно; слуга вышел со свечой. Вначале я чувствовал великую печаль. Мне казалось, что я мог уйти с войском и избавиться от моих мучителей, и некоторое время я лежал и дивился их внезапному исчезновению; потом у меня заболел живот, как болит при поносе.

Когда я вернулся в комнатку, где меня так долго держали взаперти, я очень горько заплакал.

– Чем я провинился? – вопрошал я. – Я никому не желал зла, так за что же меня тут заперли?

– Ты сам виноват, – отозвался слуга. – Почему не стреляешь в яйца?

Я ответил:

– Если я промахнусь, мне будет еще хуже, чем сейчас; и я не верю тебе, я боюсь, что и ты обманываешь меня.

Слуга вышел и вскоре вернулся с другим человеком, который стал размеренно ходить взад-вперед по комнате, не говоря ни слова. Я спросил слугу, почему этот человек так молчалив, и тот ответил:

– О! Он разговаривает и смеется с теми, кто с ним знаком. Делай в точности то, что я тебе скажу, и он будет и беседовать, и шутить с тобой, потому что он очень забавный малый.

После этого слуга вышел и вернулся с тазиком горячей воды. Дав его мне, он велел вылить воду молчуну на голову.

– Нет, – возразил я. – Так я ошпарю его, и он рассердится.

– Делай как я говорю, – сказал слуга, – и поймешь, обманщик я или нет.

Я вылил воду человеку на голову, и он развалился на части. Я увидел, что это был всего-навсего хитроумный механизм, оклеенный бумагой. Под ней он весь был из дерева, а суставы – из чего-то похожего на каучук. Рассыпавшись так неожиданно, молчун сильно позабавил меня, и слуга спросил:

– Ну что, теперь ты мне доверяешь? Теперь выстрелишь в эти яйца?

Я пообещал поступить так при первой возможности и спросил, кто эти четыре старых колдуна.

Он ответил:

– Они называются «муннаджум» или «сахар». Они постоянно живут в диких местах и знают толк в астрологии и разнообразных чудесных тайных искусствах.

В ту ночь я увидел около постели и свое ружье, и пистолеты, и саблю. Я аккуратно зарядил ружье и стал с нетерпением ждать появления яиц.

– Ну, неси их теперь, – сказал я. – Я готов. Или останусь жить, или умру.

– Не спеши, – промолвил слуга. – И не будь так уверен, что освободишься.

Меня грызло нетерпение. Наконец он принес коровий помет и поджег, и я приготовился к меткому выстрелу. Я сидел, взведя курок ружья и положив его себе на колено. Вскоре я увидел среди угольев алое сияние. Я твердо прицелился и выстрелил. Комната мгновенно наполнилась дымом, и я почувствовал скверный запах. Поднялось второе яйцо. Я был к этому готов и снова выстрелил – с тем же результатом. Возникло еще одно яйцо, и я нажал на курок в третий раз.

После этого выстрела я оглядел комнату. Около меня лежал каравай хлеба, дверь была отворена. Я вышел наружу, но там никого не было. Колдунов и след простыл. Я увидел своего коня: привязанный, он стоял там, где я его оставил. Бедняга очень исхудал, он рыл землю копытом в поисках кореньев. Он выщипал всю траву, сколько позволяла привязь.

Я вернулся в хижину, но никого там не нашел, что показалось мне очень странным. Там была только одна маленькая каморка.

Я постепенно приходил в себя. Я понял, что мы – я и мой конь – остались в этой глуши одни. Какое облегчение, какое освобождение! Мне не верилось, что я наконец свободен; я вскочил на Занги, просто чтобы поездить туда-сюда и убедиться, что меня больше не держат никакие ужасные чары. Я проделал несколько кругов, и с каждой минутой во мне росла уверенность в подлинном избавлении. Затем я вернулся к хижине, где перенес все эти страдания, но спустя малое время снова сел на коня, чтобы как можно быстрее покинуть это злосчастное место. Я приложил руку к груди, и тут обнаружилось мое главное несчастье: и кольца, и все деньги пропали! Я не мог просто так смириться с потерей сокровища, приобретение которого стоило мне стольких усилий. Пятьсот фунтов – не пустяк. Я завел коня прямо в хижину и проспал в ней ночь.

Утром я попытался найти другие комнаты, которые появлялись в моих грезах… или как могут назвать эти видения люди более сведущие, чем я?

Я быстро убедился, что других помещений, кроме этой каморки, здесь нет и что деньги мои исчезли бесследно.

– Что ж, – сказал я наконец, – что пропало, то пропало.

И, взяв каравай, который мерзавцы, смилостивившись, оставили мне, сел в седло и двинулся в пустыню.

Приведенный здесь рассказ Фаранги Бача может показаться читателю дичайшей нелепицей; не исключено, что так оно и есть. Два обстоятельства делают его интересным. Во-первых, предшествующая ему история о том, как мальчик рос в Афганистане, звучит правдоподобно и соответствует истине во всех деталях, поддающихся проверке, включая многие привходящие частности. Во-вторых, сходные с этим рассказы о встречах с афганскими колдунами звучали неоднократно. Хотя афганцы и жители других стран редко им верят, необъяснима близость этих рассказов между собой – близость большая, но все же не настолько большая, как если бы одни послужили источником для других. Костяк истории, как правило, составляет то, чего можно было бы ожидать, если бы события и правда произошли, при этом зачастую на него нанизываются поразительно подробные, мельчайшим образом детализированные описания «колдовских» деяний…