Текст книги "Афганский караван. Земля, где едят и воюют"

Эшелонирование имеет то преимущество, что позволяет успешно справляться с неожиданными вылазками, а они могут происходить.

Опасайтесь их со стороны бойцов, притаившихся на небольшом расстоянии от основной позиции.

Это будут люди, которые сознательно идут на верную гибель, стремясь благодаря внезапности своего отчаянного броска, открывающего им дорогу в Рай, дорого продать свои жизни.

Однажды это произошло на моих глазах: шестеро жителей долины Бунер в возрасте от шестнадцати до шестидесяти неожиданно выскочили из укрытия, когда наша передняя линия примыкала штыки, готовясь к последней атаке на неприятельские позиции.

Они прятались в расщелине скалы и смогли прорваться через три наши линии. Четвертая заколола их штыками.

Эти храбрецы были вооружены только ножами и топорами.

Точность их стрельбы подчас удивительна. Близ Макина я видел, как один снайпер свалил четверых с расстояния в полторы тысячи ярдов. Незадолго до этого, когда мы вставали лагерем в Мароби, один стрелок, прежде чем его взяли в плен, пятью выстрелами уложил двух солдат и двух мулов не менее чем с пятисот ярдов.

Следите за тем, чтобы люди имели при себе провиант. В какой бы кампании ни участвовал английский солдат, он скорее выбросит свой запас еды, чем будет его носить, поскольку считает, что всегда сможет раздобыть пищу, хотя, как правило, раздобыть ее негде.

При отступлении перед командиром стоят две главные задачи. Первая – не медлить с решением об отступлении. Именно промедление стало причиной прискорбных событий при Саран Саре, и воспоминание о них заставило меня отступить, когда вход в Анаи Танги был практически у меня в руках.

Вторая – определить главные направления отхода и не допускать, чтобы части сами искали путь.

Почаще оглядывайтесь, чтобы посмотреть, не ранен ли кто-нибудь из товарищей, и убедиться, что вас не преследует неприятель с холодным оружием. Я видел, как два наших солдата неуклюже спускались по крутому склону ущелья, а их настигали, ловко прыгая с камня на камень, два масуда, вооруженные одними кинжалами.

Никогда ничего не поджигайте на своем пути без приказа. От кучи фуража мигом поднимается густой дым, лишая вас всякой возможности подавать зрительные сигналы. Вам часто придется сталкиваться с тем, что кто-то из наших людей норовит что-то поджечь из чистого зловредства.

Собирая фураж, делайте это как можно быстрее и выставляйте охрану. Под Нахакки во время кампании 1908 года против момандов трое стариков, созревших для Рая, бросились из укрытия на нескольких солдат из передовой команды и пятерых прихватили с собой в качестве пропуска.

Постоянно торопите своих людей. Забирать чужое имущество – дело настолько новое и увлекательное, что они могут долго им заниматься. Пресекайте грабежи. Коран в доме – священная книга, семейная Библия, пользы грабителю от нее никакой, и взять ее – подлый поступок.

Собрав на каком-либо участке то, что вам необходимо, переходите на следующий. Собранное складывайте в удобном месте ближе к середине участка.

Разрушать строения – совсем не то же самое, что пополнять запасы в сравнительно спокойной местности. Занимаясь разрушением, вы даете острастку упрямому врагу, караете его за зловредство, длившееся годами. Многие громко протестуют против таких карательных мер, и не без причины. Мне они решительно не нравятся, но без них, сломив стойкость неприятеля и подорвав его готовность нести потери, вы не заставите его вести себя сдержанно впредь. Если и существует другой способ, мы за восемьдесят лет его не нашли.

Если враг не раздавлен полностью, он бросится защищать свое имущество или мстить за его утрату, и ярость его будет не меньше, чем ярость ос из разоренного гнезда. Во время разрушения Макина в 1920 году это проявилось очень отчетливо.

Пятьдесят одна башня и более четырехсот пятидесяти жилых строений в различных деревнях сельскохозяйственной зоны были уничтожены. Замечу к слову, что гораздо лучше не браться за разрушение вовсе, если его нельзя довести до назидательного конца.

Порой пехота предпочитает подрывать углы зданий и поджигать обломки. Зерно, если его не забирать с собой, следует бросать в воду или складывать на открытом месте, щедро спрыскивая горючим, чтобы запалить под конец.

Более опасная и столь же необходимая работа на открытой местности состоит в том, чтобы вынимать опорные камни, на которых держатся стены, ограничивающие террасированные поля. Прием осваивается быстро: вытащили один камень – и с грохотом обрушивается несколько футов стены. Земля валится следом, годичный урожай пропал, и грешник платит за свои грехи.

Подготовив постройки к уничтожению огнем, не упускайте из виду проблему дыма. По сигналу, подаваемому ракетой, все дома поджигаются систематически. Ни один дом, ни одна куча зерна не должны уцелеть. Берегитесь пчел. Однажды батальону шотландских горцев пришлось закрывать лица юбками, когда пчелы Майзара рассвирепели из-за уничтожения их ульев.

Жаркая, пыльная, опасная работа, но ею часто приходится заниматься, поэтому вы должны готовиться к ней, основательно изучая принципы наступления и отхода, постоянно думая о самых быстрых способах организации дела.

Какие уроки извлекли афганцы из британского вторжения

Афганский кавалерийский полковник Гази Хатим подготовил эти записки для сипах-салара (военачальника) более столетия назад, после второй англо-афганской войны.

Пленные офицеры захватнических войск подтвердили, что одой из главных причин нашей победы при Майванде были великолепные действия артиллерии сардара Айюб-хана.

Позднейшие события во время и после похода сэра Фредерика Робертса на Кандагар показывают, что устранимые обстоятельства склоняют чашу весов в сторону победы или поражения.

Робертс, войдя в Кандагар, пожаловался на низкий боевой дух войск. Причина – недостаток привычных удобств и такие события, как гибель бригадного генерала Брука и многих других во время безуспешной вылазки из осажденного города.

Кроме того, из вражеских сил не менее двенадцати тысяч составляли индийцы, а британцев было всего четыре тысячи. Британцы меньше боялись нашей кавалерии и были, как и мы, готовы сражаться холодным оружием. Нашим саблям они противопоставляли штыки, которые использовали даже против всадников.

Отмечу превосходство нашей кавалерии перед вражеской в отношении выучки и снаряжения, а также превосходство нашей артиллерии и канониров. Это стало для неприятеля большой неожиданностью и предопределило успех. С другой стороны, менее чем у четверти наших людей имелись ружья, и меткость их стрельбы, и без того очень низкая, ограничивалась низким качеством старых ружей и острой нехваткой патронов. Британцы же неизменно с избытком снабжают себя всем необходимым. Это добавляет им трудностей на марше, но дает им огромные возможности как для обороны, так и для атаки. Что касается нас, нам часто приходится пополнять запасы за счет врага посредством самоубийственных вылазок.

Наши военачальники выделяются платьем и лошадьми. Это делает их уязвимыми. Английских солдат учат распознавать их, массированно атаковать и убивать, лишая тем самым наших бойцов их командиров. Это трудная проблема, ведь долг командира – быть заметным на поле сражения и всегда находиться впереди.

Во время войны Шах-Шуджи (сорок лет назад) торговые и жилые районы Кабула были ограблены по приказу военного начальства. Так что у английских солдат был отличный стимул для атаки и победы: наградой им стало отнятое у жителей имущество. В Кандагаре даже рядовые солдаты сделались богачами.

С другой стороны, то, что наши бойцы после победы при Майванде накинулись на вещи британцев, помешало главному делу – уничтожению врага. Я знаю, что наши гази [герои] оправдывались необходимостью пополнить запасы оружия; но были, видимо, и другие причины.

Недостатки по части искусства пушкарей, кавалеристов и стрелков англичане возмещают очень хорошей выучкой пехоты. Как правило, они стоят и сражаются в великолепном порядке. Нам следовало бы этому научиться. Повторюсь: изобилие запасов, на котором англичане прямо-таки помешаны, великое подспорье для них – им редко приходится бояться, что они окажутся лишены необходимого.

Они храбры, но плохо подготовлены для войны в горах. Жара и бездействие не улучшают их способность сражаться. Солдаты хороши; таковы же и офицеры, когда они душой преданы делу.

То, что афганцы, чьи вооруженные отряды рассеяны между владениями множества вождей, способны собраться на поле сражения и действовать там согласованно, подлинное чудо света.

Конечно же их вера в Аллаха и понимание того, что они защищают Богоданное Государство, имеют решающее значение в борьбе с врагами, которые, если их спросить, не могут внятно объяснить, зачем они вторглись в нашу страну.

Афганец на приеме у английского короля

«Я поехал в Англию встретиться с королем. Но вначале должен был бросить взгляд на страну».

Первые впечатления афганца от Англии, ее жителей и ее монарха.

«Покажите нам ваши сердца!» – сказал американский путешественник своему английскому гиду, когда я сидел в вестибюле отеля.

Я мысленно присоединился к его просьбе. Ибо посетитель Лондона хочет видеть не только музеи и картинные галереи, но и что-то более важное. Ему нужен живой, полнокровный образ английского народа, доступный иностранцу и способный помочь ему составить едва ли не утопическую в глазах уроженца Востока картину здешней жизни.

Откровенно говоря, я напрасно пытался обогатить свои представления об этой стране, бродя по лондонским улицам. Высота зданий приводила меня в трепет (порой мне казалось, что я иду меж каменных гор), но жизнь людей как таковая таилась от меня.

Наконец один добрый друг посоветовал мне отправиться за город, где я увижу людей в естественной обстановке, а затем вернуться в сердце Лондона.

Я поехал в деревню. И мне повезло: местные жители веселились на ярмарке. Ничего общего с торопливым, суетливым, каменноликим Лондоном. Очарованный, я принял участие в общем веселье. «Отменная еда, отменная еда!» – выкрикивал торговец, предлагая отведать на пенс заливного угря. Мастеровой, стоя у будочки, советовал туда заглянуть прохожим женщинам. Двое пареньков, лихо прокатившись на карусели, осушили ради праздника по два стакана лимонада. В Англии, я заметил, лимонный сок и лимонный напиток «сквош» могут быть действительно приготовлены из лимона, а вот «лимонад» – всего-навсего газированная вода с сахаром…

Однако в стаканах юнцов плавали кусочки лимона. Один из них даже решил, что эта добавка удостоверяет подлинность напитка, но пожилая женщина за прилавком только посмеялась в ответ и посоветовала им не отнимать у нее время, а идти смотреть попугайчиков и цыган.

За углом парусиновой палатки, на лужайке посреди деревни, мужчина в летнем костюме и цилиндре продавал три большие коробки шоколадных конфет за шиллинг; одни широкие красные ленты на коробках, казалось, стоили больше. Мужчина уверял меня, что именно на этом месте триста тридцать лет назад обедала королева Елизавета. Он добавил, что по случаю праздника отдает товар практически даром.

Снова и снова внимание детей и их встревоженных родителей привлекал рев львицы, сидящей в клетке.

Заворачивая туда и сюда, петляя между кибитками и тележками цыган, люди тянулись к аттракционам – американским горкам и сталкивающимся автомобильчикам, – где все сияло разноцветными огоньками. По пути к таким соблазнам, как тир и сшибание кокосовых орехов, многие не могли устоять перед азартом лотереи и метания колец. Поставив пенс на номер или попытавшись накинуть кольцо на отломанный носик чайника, можно было выиграть красивую серебряную чашу. Казалось, это легче легкого.

Потом у меня на глазах палатки и шатры, флаги и вымпелы начали снимать и скатывать, готовясь к отъезду. Дюжие участники ярмарки складывали на свои тележки, запряженные осликами, кокосовые орехи и клоунские костюмы; огромные колеса и шесты надо было везти с помощью тягачей. Горластые мужчины покрыли все брезентом, цыгане играли на губных гармониках, наконец все расселись по своим транспортным средствам – и процессия тронулась в путь.

С грустью возвращался я в Лондон, желая проникнуть в тайну тамошнего бытия, понять, как в этом городе живут люди, что они чувствуют. Сойдя по ступенькам в некий подвальчик, я увидел микрокосм одного из миров. Шла распродажа, и это была настоящая война.

Вокруг кучи остатков шелковых тканей шуровали худая и дородная дама. Первая пыталась протиснуться к отрезу, на котором была указана смехотворно низкая цена; вторая препятствовала продвижению соперницы. Ее тактику военные теоретики могли бы назвать позиционным сдерживанием, и осуществлялась она блестяще.

Шляпки, платья, все разновидности одежды и ткани имели тут своих адептов, ибо сцена напоминала не только военные действия, но и религиозное действо. С удобной точки на лестнице (пока меня не смыла новая волна энтузиасток и энтузиастов) я мог, кроме того, различать элементы регбийной схватки, базарного воровства и революционной анархии.

Люди прибывали и прибывали. С каждой новой толпой тех, кого газеты называют охотниками за дешевизной, в подвальчике делалось все жарче. Да, это действительно были охотники и охотницы, помимо всего прочего. Они приходили хорошо экипированные, с охотничьим снаряжением в виде больших, иногда окованных металлом чемоданов, имевших двоякое назначение: ими расталкивали противников и в них складывали добычу.

В целом англичане, кажется, люди спокойные, но только не здесь. Тихо вели себя лишь те, кто упал в обморок от духоты и, возможно, от негодования, которого тут было вдоволь.

Да! Некоторые особенности англичан поистине изумляют.

Изумление конечно же порождает еще более острый интерес. Познакомившись с английской замкнутостью, английским весельем и образчиком особого поведения толпы, я вот-вот должен был получить возможность вглядеться в самое сердце того, что называют Англией.

Будучи представленным ко двору его величества, я быстро усвоил две вещи. Первое: что красочность и пышность – достояние не одной Азии. Второе: что король Георг широтой познаний не уступает самым образованным людям из всех, кого я встречал. Разваливается ли империя, как утверждают иные? Судя по всему этому великолепию, нет. Пока еще нет.

Передо мной лежало королевское приглашение ко двору. Если не считать того, что оно было изысканнейшим образом напечатано, оно не отличалось от пригласительных карточек с позолоченной каймой, какие посылают многие. Но для нас, уроженцев Востока, важна не только внешняя сторона. За этими холодными буквами лежала могучая воля монарха; в них пульсировал, отдаваясь гулким эхом, голос величайшей империи на свете.

Во времена наших великих империй, таких, как империя Моголов, за получением подобного документа шли недели народных празднеств: «Нашему набобу доведется узреть, – распевали певцы в деревнях, которыми правил тот или иной наместник, – светящийся лик Тени Аллаха на Земле».

А мне было не по себе. Таковы мужчины с афганских гор: они скорее готовы стоять под градом пуль или рубить пришельцев длинным и острым, как бритва, шамширом. Вот когда они спокойны и беспечны. Так они воспитаны, и таков их инстинкт, таков их путь чести – путь сарацинского рыцаря.

Дело не в том, что у них не хватает изысканности манер для двора с его церемониальным блеском, – у многих из нас есть собственные дворы с древними обычаями, уходящими вспять дальше всякой писаной истории. Однако я, исследуя свои переживания, понял, что соотношу предстоящую аудиенцию с тем, что испытал во время нескольких повергающих в священный трепет приемов на Востоке. Застынь как мертвец, не смей пошевельнуться ни на волос, чтобы взгляд властителя не пригвоздил тебя! Ибо любая голова может мигом слететь с плеч.

Лимузин подъехал сначала к воротам, потом к дверям, и мы вошли в Букингемский дворец.

Зал, где нам пришлось ждать, был полон гобеленов, знамен, гербов и оружия. Рядом со мной сидел старый сельский джентльмен. К счастью, он молчал. За него разговаривала дочь. Как она ни пыталась, она не смогла прочесть мое имя на карточке: я держу ее вверх ногами, пожаловалась она театральным шепотом.

Судя по моей одежде, громко предположила она, я, наверно, эскимосский принц, а может быть, всего-навсего польский генерал.

Мимо пронесся высокий светловолосый придворный. Их величества скоро прибудут в тронный зал. Молодая дама спрыснула водой букет, поправила шляпку. Кто-то позади меня сказал соседу: «Выньте лучше из глаза монокль, он там не удержится!»

Раздалась звучная мелодия гимна «Боже, храни короля». Она доносилась по длинным коридорам из дальнего зала. Все встали.

Мы двинулись к монарху. Мои новые ботинки скрипели: «Кр-р-р… кр-р-р… кр-р-р…» В узком коридоре звук был слышен так явственно, что мне захотелось разуться. Мы миновали прихожую.

У меня взяли карточку, и полдюжины придворных передавали ее из рук в руки, пока она не попала к тому, кто стоял перед самым королем.

Я ждал, что мое имя, как обычно, будет исковеркано, потом услышал, как его произнесли с безупречной дикцией и с абсолютно верной интонацией:

– Саид Сирдар Икбал Али-шах.

Я подошел. Крепкое рукопожатие короля; моей нервозности как не бывало. Лицо императора озаряла благосклонная улыбка. Его военно-морская форма и свежее лицо оживляли атмосферу.

Позднее, на одном из «приемов в саду», я смог провести с их величествами больше времени. Король и королева гуляли среди гостей и успели поговорить со всеми. Они прохаживались очень непринужденно, и люди собирались вокруг них небольшими группами.

Стоя с чашкой чаю в руке и куря сигарету, король заговорил и со мной. Афганистан? Он знал, что река Гильменд три раза меняла русло. Его интересовали древние, огромные, высеченные в скале статуи Будды в Бамиане. Ему было известно и о буддийских ступах – афганских «пирамидах» – в районе Хайбера.

Голос у него был мягкий, приятный, может быть, чуть хрипловатый. Главным, что меня пленило в монархе, была простота, неофициальность. Не то, чего ждешь от короля, и вместе с тем так по-королевски!

Беседуя с ним на просторной лужайке его чудесного, освещенного солнцем сада, я думал о величии. Оно не облекается в покров тайны – зачем ему это? Поистине король Георг, владычествующий над сердцами своих подданных, монарх в полном смысле слова.

«Покажите нам ваши сердца!» – сказал в тот день американец в вестибюле отеля. Я вспомнил об этом, когда мы ехали с приема, и подумал, что побывал близ сердца сердец этого народа…

Сирдар Икбал Али-шах

Афганский властитель принимает английского посланника

В начале XIX века достопочтенный Маунтстюарт Элфинстон, английский посланник, во главе делегации прибыл в зимний дворец Шах-Шуджи, правителя Дурранийской империи. Чауш-баши (главный церемониймейстер) очень старался освоить английские имена. А затем…

Он предупредил нас, что придворные церемонии требуют чрезвычайной учтивости, и очень просил в нужные моменты сообщать ему наши имена шепотом. Затем он провел нас по наклонному проходу и через ворота, после которых, зайдя за своего рода экран, мы вдруг оказались в обширном дворе. В верхнем конце его на возвышении стояла беседка, а в ней восседал монарх.

Двор был продолговатый, с высокими стенами, расписанными изображениями кипарисов, с прудом и фонтаном посередине. Властитель сидел в высокой беседке с колоннами и мавританскими арками на очень большом золотом или позолоченном троне.

Вначале нам показалось, что монарх одет в некую броню из драгоценных камней, но, приблизившись к нему, мы увидели свою ошибку: на нем был зеленый балахон с крупными цветами из золота и драгоценных камней, поверх которого висел большой бриллиантовый нагрудник в виде двух ирисов. Руки правителя выше локтя украшали два больших изумрудных браслета, и в разных местах на нем было много других драгоценных камней.

В один из браслетов был вделан Кохинур, один из самых больших алмазов на свете. Высота короны составляла примерно девять дюймов, и в целом она была настолько сложна и ослепительна, что понять ее строение было трудно, а описать ее невозможно.

Вдоль стен двора с каждой стороны в три ряда выстроились гвардейцы, и в разных его местах, согласно рангу, стояли придворные.

Пол был устлан роскошными коврами, а по краям лежали шелковые, расшитые золотом полосы, на которых полагалось стоять ханам.

Вид из двора открывался превосходный. Прямо под ним располагался обширный сад с кипарисами и прочими деревьями, а дальше расстилалась равнина с богатейшей растительностью. Там и сям виднелись водоемы и блистающие ручейки, и всю картину обрамляли горы – одни темные, другие со снеговыми шапками.

Представ перед монархом, мы все сняли шляпы и отвесили ему глубокие поклоны. Затем мы воздели руки к небу, словно бы молясь за короля, после чего подошли к фонтану, где чауш-баши произнес наши имена без всяких титулов и почетных добавлений. Закончил он так: «Они прибыли из Европы как послы к вашему величеству, да обратятся на меня невзгоды ваши!»

Властитель ответил громким, звучным голосом: «Милости прошу», после чего мы снова вознесли за него молитвы и повторили церемонию еще раз.