Текст книги "На пороге Церкви"

– Как относится Церковь к психически нездоровым людям? Может ли спастись человек, чья воля из-за болезни не всегда ему подвластна? Он, каясь, все грешит (например, предается унынию, гневу), но воспротивиться не выходит. За свои ли только грехи дается этот крест или за грехи рода? Что делать, если близкий человек сходит с ума? Как молиться ему и близким? У кого просить заступления?

– Вопрос «Может ли спастись такой-то?..» надо сразу отвергнуть: нам не только недоступно, но смертельно вредно рассуждать подобным образом. Господь принял смерть за каждого из нас и воскрес для каждого. Отсюда и выводы. Приблизительно то же самое следует ответить и на вопрос «За что?..», сославшись прямо на слова Спасителя о слепорожденном: «Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии». Если мы хотим остаться христианами и не впасть в оккультизм и язычество, надо понимать яснее ясного: Господь ни на ком не вымещает зла, ни с кем не сводит счетов, ни с кем не рассчитывается за «нанесенное оскорбление». Болезни, страдания, горе и сама смерть суть естественные следствия искажения человеческой природы, и через их преодоление на нас являются дела Божией любви. Все прочие вопросы, касающиеся православного взгляда на душевные болезни, решаются исходя из «Основ Социальной концепции РПЦ», раздел XI.5:

«Церковь рассматривает психические заболевания как одно из проявлений общей греховной поврежденности человеческой природы. Выделяя в личностной структуре духовный, душевный и телесный уровни ее организации, святые отцы различали болезни, развившиеся “от естества”, и недуги, вызванные бесовским воздействием либо ставшие следствиями поработивших человека страстей. В соответствии с этим различением представляется одинаково неоправданным как сведение всех психических заболеваний к проявлениям одержимости, что влечет за собой необоснованное совершение чина изгнания злых духов, так и попытка лечения любых духовных расстройств исключительно клиническими методами. В области психотерапии оказывается наиболее плодотворным сочетание пастырской и врачебной помощи душевнобольным при надлежащем разграничении сфер компетенции врача и священника.

Психическое заболевание не умаляет достоинства человека. Церковь свидетельствует, что и душевнобольной является носителем образа Божия, оставаясь нашим собратом, нуждающимся в сострадании и помощи. Нравственно недопустимы психотерапевтические подходы, основанные на подавлении личности больного и унижении его достоинства. Оккультные методики воздействия на психику, иногда маскирующиеся под научную психотерапию, категорически неприемлемы для Православия. В особых случаях лечение душевнобольных по необходимости требует применения как изоляции, так и иных форм принуждения. Однако при выборе форм медицинского вмешательства следует исходить из принципа наименьшего ограничения свободы пациента».

– Недавно я видел, как в магазине мужики своровали бутылку водки. Сделал вид, что не заметил, а теперь совесть неспокойна. Может быть, надо было позвать охрану или самому с ними поговорить?

– С похожими сомнениями сегодня обращаются к священнику многие прихожане. Причем в основном люди от 50 и старше – те, кто помнит советское время. Для наших поколений (мне 54) характерны неприязнь к доносчикам, стукачам. Даже если мы понимаем, что необходимо донести негативную информацию о ком-то до сведения начальства, нам стыдно. По моим наблюдениям, молодые люди более свободны от этого. Вообще-то нам пора вспомнить, что власть (в том числе и правоохранительные органы) и народ – не оппоненты, а сотрудники. Тогда вопросов у нас не будет. Как нет их у американцев. Я много лет прожил в США. Там есть, конечно, разница между федеральной и местной полицией, но местный полицейский – это всегда «свой человек». А у нас… Как часто женщины жалуются на пьяниц-мужей, которые в пьяном угаре держат в страхе семью, избивают их и детей. Спрашиваю, обращались ли к участковому, а в ответ слышу одно и то же: «Ой, да что вы, батюшка, не хочу сор из избы выносить, да и не доверяю я милиции». – «Почему не доверяете?». – «Да, говорят, все равно правды не добьешься». И приходится на исповеди проводить правовой ликбез, вразумлять людей, объяснять им, что ради безопасности семьи и детей не просто можно, но необходимо обращаться и в милицию, и в суд, и к адвокату. Да, это крайняя мера, но, к сожалению, многие мужья довели свои семьи до края.

Понимаю, что негативное отношение к власти и правоохранительным органам связано не только с нашим тоталитарным прошлым, но и с коррупцией в настоящем. Но без нормальных взаимоотношений народа с властью и правоохранительными органами невозможна нормальная социальная жизнь. И надо нам эти отношения устанавливать. А коррупцию, конечно, необходимо искоренять с полной решительностью.

Очевидно, что когда у нас на глазах в магазине воруют бутылку водки, мы должны принять все меры, чтобы помешать воровству. Схватить и скрутить жуликов не каждому по силам, но позвать охрану, милицию может любой. И это наш нормальный человеческий долг. Пусть потом профессионалы с ними разбираются. Меня спросят, а как же быть, если не алкоголики водку воруют, а голодные – буханку хлеба… Верно, бывает такое в жизни, когда любовь оказывается сильнее правил, сильнее справедливости. И в церковь человек не пойдет, если надо помочь больному и одинокому, и пост нарушит, чтобы не оскорбить ближнего. Так же в точности совесть подскажет верующему, когда надо скрыть любовью какое-то нарушение закона, когда промолчать, когда обличить, а когда – выйти на борьбу. Но скажите мне, от чего реально страдает наш народ в сегодняшней России: от невозможности купить буханку хлеба или от пьяного бесчинства, от равнодушия и беззакония? Голодный попросит – и его накормят, и еще с собой дадут, и помогут справиться с жизненными трудностями. Но я не слышал, чтобы сегодня кто-то воровал из магазина хлеб. Водку – да, это типично. И спьяну – тоже типично. Известно нам, к сожалению, и как побираются у церковных ворот: не столько на хлеб, сколько на опохмелку.

Нравственность всегда конкретна. Христос не допускает фантазий, Он требует от нас трезвости и рассуждения.

Объясните, пожалуйста

Психология нищего

– Ты что же теперь каждое воскресенье в церковь ходишь?

– Да, в общем-то… и накануне… и другие праздники есть… и по будням стараюсь…

– Вот это да! Со всей семьей? А вы поститесь? Или поститься теперь не нужно? Исповедуешься священнику? А старшего вы в православную школу отдали? Ты и в ангелов, и в бесов веришь, или только в Бога? А с женой вы ругаетесь? Курить ты что, бросил? А вина тебе можно? Библию читаете? А жития святых?

Друзья недаром обстреливали Сергея вопросами. Собравшись вместе впервые за несколько лет, они не узнали своего старого приятеля. Сергей С., как и многие другие, был крещен в детстве благодаря настойчивости «отсталой» бабушки, но пионерские годы его прошли в полной изоляции от Церкви. Позже, в девятом классе, когда душа, словно птенец, ломает тесную скорлупу детства и выходит в жизнь, что-то переменилось: пушкинская строка «Ум ищет Божества, а сердце не находит» засела у него в памяти. Как рассказывал Сергей, его особенно поразило, что поэт, написавший ее, был почти что его сверстником… В те годы в школах еще невозможно было говорить о Боге, но учительница, скорее молчанием, чем словами, дала ему понять, что он подошел к рубежу глубокой и удивительной тайны.

Сергей обзавелся Евангелием и стал время от времени заходить в храм – прислушивался, приглядывался. Прошло несколько лет; он узнал, как устроен круг богослужений, стал различать сюжеты икон, мелодии стихир и ирмосов, научился к месту (а иногда не к месту) уснащать свою речь цитатами из Священного Писания. Окружающим все это очень нравилось. В стране наступило время перемен, и Сергею было приятно, что он «попадает в струю» – но не более того. Учеба, работа, женитьба, ребенок – дел и забот хватало с избытком.

– Ты ведь давно религией интересовался, еще со школы, помнится. Но всегда был как все, свой парень…

– Я и сейчас не чужой.

– Не обижайся, не в том дело. Мы сколько лет с тобой друзья? Странно смотреть на тебя: с виду ты как и был, а на самом деле что-то с тобой случилось. Событие, что ли, какое-нибудь редкостное? Или, может, чудо?

– Вся наша жизнь – чудо… – протянул Сергей, не замечая усмешки собеседника, – а событие, пожалуй что, и было, только не редкостное, а самое обычное: мы поспорили с Лилей о «психологии нищего». Помните Лилю?

– Еще бы… На первой парте сидела… Где она, кстати, кто-нибудь знает? Что-то ее не видно – не слышно…

– Были мы как-то у них в гостях: сидим, разговариваем о том о сем, все больше о делах. Ее муж как раз стал серьезные деньги зарабатывать: купили, как водится, новую квартиру, мебель, всякую всячину… Да я и сам тогда на новую работу перешел, на жизнь хватало. Но тут я что-то сказал про магазин у нас на углу, где продукты попроще и подешевле, и Лиле это ужасно не понравилось. Она через весь стол на меня посмотрела так, будто я ее обхамил, и говорит: «Это что еще такое? По-моему, ты можешь себе позволить покупать продукты в дорогом магазине». Я удивился и говорю: «А зачем?» Тут ее прямо затрясло: «Стыдно, Сергей. У тебя психология нищего!»

Я, помнится, растерялся тогда. Никогда особо об этом не задумывался, а тут такой напор… Может быть, я неправ? Может, и впрямь есть чего стыдиться? Может, надо смотреть на вещи по-другому? И жить по-другому? Я хотел ей сказать, что нет у меня психологии нищего, что я такой же, как все, и в магазин за продуктами хожу просто так, куда придется, открыл было рот, запнулся и сказал почти бессознательно: «Блаженны нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное».

Как она смеялась! И про Царствие Небесное кое-что добавила, чего я повторять не стану. Но зато обиды не осталось и следа. Расстались мы в тот вечер друзьями, как всегда, и она обещала: «Обязательно с тобой еще поговорим про нищих духом и все такое прочее. Я тебе все-все объясню, вот увидишь!» И мне, признаться, самому не терпелось узнать, что она мне такое скажет.

– Ну и что же она тебе сказала?

– Она ничего не сказала. Она умерла.

– Да ты что?..

– А вы разве не знали? Рак. Всего за четыре месяца. Тогда, в крематории, я в первый раз сознательно осенил себя крестом – не для вида, не вслед за другими, а от страшной ясности ее последнего безмолвного аргумента в нашем споре… Она весело смеялась над Небесным Царством, – и что же предлагала она взамен? То немногое, что от нее осталось, лежало передо мной в открытом гробу. «Что убо чаю и на что надеюсь?» Если в моей психологии было хоть крохотное зернышко евангельского духа, то настало время растить из него дерево новой жизни – простите меня за такие возвышенные слова.

Все молчали под впечатлением печальной новости. Собеседник Сергея счел нужным продолжить дискуссию:

– Конечно, очень грустно… Я понимаю, что ее скоропостижная кончина толкнула тебя в религию. Но ведь это и есть необычайное событие: молодые здоровые женщины не часто умирают.

– Не буду спорить. Обычных смертей, наверное, не бывает: любая смерть уникальна, как и любая жизнь. Но с другой-то стороны, – и Сергей обвел внимательным взглядом всех сидевших с нами за столом, – есть ли у нас в жизни что-нибудь более естественное, неизбежное и непоправимое, чем смерть?

Снова молчание. Слышно было, как дрожат, соприкасаясь, две хрустальные рюмки. Чей-то голос затянул «Во блаженном успении…» и тотчас осекся.

– Почему не помогают записки, подаваемые в храме для поминовения о здравии?

– Записка о здравии – это разновидность общей молитвы, усилие помочь ближнему, проявление и развитие нашей любви. Не надо путать ее с таблеткой аспирина. Состояние больного и молитва о нем не связаны прямой причинно-следственной связью. Такие связи устанавливаются либо врачами, при помощи средств медицины, либо колдунами – при помощи сил, о которых они не любят распространяться.

Искренняя, усердная, чистосердечная молитва помогает всегда – однако состав и время помощи определяется не людьми, а Богом. Одному лишь Ему известно, какая именно помощь полезнее всего на каждом повороте нашей земной жизни.

– В богослужениях и молитвах мы часто обращаемся к самому Кресту Господню, хотя это неодушевленный предмет. Как можно ему молиться?

– Разумеется, к неодушевленному предмету невозможно обращаться в молитве. В молитвах мы, как правило, обращаемся к распятому на Кресте Господу Иисусу, хотя и говорим о Кресте. Эта фигура речи называется метонимией; в той или иной форме она нередко встречается в православной гимнографии, да и вообще в художественной речи.

Иногда, впрочем, нас подводит неточное понимание некоторых слов и выражений. Так, например, когда мы читаем: «Радуйся, Кресте Господень», мы вовсе не предлагаем деревянному кресту испытать чувство радости. Слово «Радуйся!», хорошо знакомое нам по акафистам, – не что иное, как обычное греческое приветствие. Точно так же мы говорим по-русски «Здравствуй, солнце!», хотя не имеем в виду пожеланий доброго здоровья небесному светилу…

– Почему православный крест обязательно восьмиконечный?

– Не обязательно: восьмиконечный крест – лишь одна из форм креста, принятых в

Православии. Присмотритесь: многие священники носят на груди не восьмиконечный, а четырехконечный крест.

Форма креста – вопрос не догматический, а исторический и эстетический. Истолкования и объяснения могут быть довольно разнообразными. Верхняя перекладина креста воспринимается как надпись, сделанная по указанию Пилата над головой Спасителя, нижняя – как опора для Его ног (чему есть археологические подтверждения). Почему она скошена? На некоторых иконах Распятия вы увидите нижнюю опору, выступающую вперед, так что в плоском изображении креста она становится скошенной. Другое объяснение – отзвук древних споров об истинности или видимости страданий Христа: наклон символизирует мучительную агонию, в которой Он находился перед смертью.

– Моя жена в негодовании, я ее во многом понимаю. Почему дискриминация женщины сквозит во всем Священном Писании? «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу»… Но ведь в Боге все равны!

– Негодование – скверный советчик, особенно в серьезных делах. И неудивительно, что плодом негодования становится непонимание.

Если бы вместо негодования вы внимательно прочитали отрывок Послания святого апостола Павла к Ефесянам, где он говорит о взаимоотношениях супругов, вы бы обнаружили, что ваша цитата оборвана. Апостол продолжает: «…Потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела». И далее: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее» (Еф. 5:22–25).

Значит, роль мужчины – это вовсе не «естественное превосходство», как представляется некоторым фантазерам, а сверхъестественная ответственность: уподобиться Христу в самопожертвовании и любви. Именно в ту меру, как муж достигает высоты богоподобия в своих отношениях с женой, жена оказывается способной видеть в нем образ Христа и воздавать ему высокое почитание…

Враги Церкви не прочь пошуметь о «дискриминации»… Дискриминация буквально означает рассуждение, различение. Но разве нет объективных различий между мужчиной и женщиной?

В словах Апостола есть и указание на те усилия, которые требуются для компенсации недостатков мужской и женской природы. Вспомните грехопадение: жена согрешила отсутствием послушания и смирения, а муж – отсутствием твердости и воли. Стало быть, сегодня Господь исцеляет ее послушанием мужу, а его – ответственностью и отеческой заботой о жене.

– Когда я смотрю на небо, меня часто мучает вопрос: зачем существуют другие планеты? Зачем их создал Бог, если все необходимое для людей есть на Земле?

– Вопрос на первый взгляд кажется трудным, но легко разрешается, если мы переведем взгляд с неба на землю (это всегда помогает). Зачем растет дерево в лесу? Зачем трава под деревом? Зачем червь ползет под землей? Мы не способны дать конкретного ответа на тысячи подобных «зачем?», которые не имеют никакого касательства к нашей жизни, к нашей душе. Для нас это знание – постороннее, лишнее, потому мы его и не постигаем. Наш разум несравним с разумом Бога, Которому одному все это известно. (См. об этом Книгу Иова, гл. 38 и далее.)

– Как Спаситель мог понести грехи всего человечества – исторического, смертного, а не райского, безгрешного – и исцелить нас от них на Голгофе, когда Он Сам не знал, что значит грех как таковой?

– Разумеется, знал. Не совершал – другое дело.

Сравните наркомана и врача-нарколога: скажете ли вы, что первый знает наркоманию, а второй – нет? Врач знает зло греха и свободен от него, а больной порабощен грехом, через познание греха он утратил свою природную свободу – поэтому-то дерево, плоды которого привели Адама и Еву к изгнанию из рая, названо деревом познания добра и зла. Но человек сохранил свою личную, ипостасную свободу, свободу выбора между добром и злом. В любой момент он может сделать выбор в пользу добра – сделать шаг к покаянию, исправлению: например, обратиться за медицинской помощью.

– На каком языке говорят ангелы?

– Поиск ответа довольно труден, но зато поучителен. Сосредоточимся на предмете: кто такой ангел? Что мы про него знаем? Довольно мало, но, прежде всего, что он относится к иному, нематериальному миру, который недоступен научному, объективному познанию (а мы знаем, что ему доступен не всякий предмет).

Далее, язык. Сегодня мы далеко ушли от наивных – или прямо ложных – воззрений прошлого и понимаем, насколько сложна и неисчерпаема языковая стихия, как неразрывно связана она с жизненной средой, которую она отражает, с окружающей реальностью. Но что мы знаем об этой реальности нематериального мира? Что мы можем сказать о ней, с тем чтобы сделать какие-либо обоснованные выводы о языке ангелов?

Итак, не имея ясного понятия ни об ангеле как таковом, ни о языке как средстве отражения присущей ему реальной среды, мы вынуждены отвести данный вопрос. Признаем, что ответить на него мы не можем. Однако наш отказ от ответа не лишает нас ничего, необходимого нам для жизни на земле и восхождения к Небу. Даже наоборот: подобные вопросы помогают нам в трезвом самоограничении наших рассудочных и познавательных способностей. Как заметил современный ученый Людвиг фон Виттгенштейн: «Все, что можно выразить, можно выразить ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать».

– Когда Бог дает нам ангела-хранителя – при рождении или при крещении? Они и есть те святые, чьи имена мы носим?

– Ангела-хранителя мы получаем при крещении. Об этом свидетельствует молитва, с которой священник обращается к Богу в чине оглашения: «Сопряги жизни его (ее) Ангела светла, избавляющего его (ее) от всякого навета сопротиволежащего…»

Однако святые покровители, в чью честь мы получаем имена, никакого отношения к ангелам не имеют: это люди, причисленные Церковью клику святых. Причина заблуждения заключается, по-видимому, в просторечном названии праздника в честь нашего святого: день тезоименитства, или именины, называют «днем ангела».

Впрочем, бывает, человека могут назвать в честь архангела Михаила или Гавриила и др.

– Как определить день именин?

– Именины (тезоименитство, «день ангела») – это день памяти святого, в честь которого вы названы. Однако, во-первых, нередко есть несколько святых с тем именем, которое носите вы, во-вторых, у каждого святого бывает по нескольку дней памяти. Списки святых (святцы) и дни их памяти приведены в подробном церковном календаре: обычно его можно найти в церкви, в книжных и свечных ларьках. Выбор – за вами, с учетом даты вашего рождения или крещения, обстоятельств жизненного подвига святых, семейных традиций, ваших личных симпатий.

– В Греции я увидел, что кости умерших монахов по прошествии определенного времени извлекают из могилы и складывают в хранилища, так называемые костницы. Не еретическая ли это практика? Ведь по православному обычаю тело погребают в земле.

– Ваше наблюдение как раз и свидетельствует о том, что внутри православного мира существуют разные обычаи и воспринимать знакомый нам обычай как «истинно православный», а другие как «ложные» «еретические» и т. п. – прямая дорога к суевериям и сектантству. Там, где люди живут столетиями и тысячелетиями на одном месте, а земли свободной нет (как в старинных монастырях Греции), неизбежно приходится ограничивать территорию кладбищ за счет перезахоронения истлевших останков погребенных ранее людей.

– Понимаю и чувствую отчетливую брань за души людей. Зачем враг рода человеческого прикладывает титанические усилия для погибели человеческих душ? И какую он имеет с этого выгоду или пользу в прямом или переносном смысле?

– Категория причины – в данном случае ответ на вопрос «Зачем?» – всегда относительна: она лишь связывает один факт бытия с другим, и в этой цепочке последовательных причин мы бываем вынуждены остановиться перед некоей первопричиной, за которой других причин не существует. Первопричина бытия – Бог. Воля человека тоже может стать первопричиной нашего свободного самостоятельного поведения. Очевидно, то же самое мы можем сказать и о злой воле дьявола. Зло само по себе стало целью его деятельности: за ним уже нет других причин.

– Зачем в праздники служат по две или даже три литургии в день? По правилам в один день и на одном престоле можно совершить только одну литургию. Как объяснить, почему в одном храме служат две литургии подряд (меняются только священники)?

– Две или три литургии служат для того, чтобы как можно больше верующих могли в них участвовать и причаститься Святых Даров. Возможно это лишь в тех храмах, где есть несколько престолов (приделов). В исключительных случаях служат две литургии на одном престоле, но на разных антиминсах – поскольку именно антиминс, покрывало с подписью архиерея и вшитой частицей святых мощей, служит видимым свидетельством права на совершение евхаристии.

– Почему в одной церкви (или соборе) душа радуется, благодать ощущается и светло на сердце, а в некоторые другие церкви заходишь – и она «давит» на тебя, неуютно, беспокойно и хочется выйти поскорее?

– Ответ очень простой: почему бы и не выйти? Вас ведь не удивляет, что одни люди нравятся вам больше других… Но христианский жизненный опыт учит нас ладить с людьми, любить их и уважать, и все меньше остается людей, которые нам неприятны. Так же в точности молитвенный и богослужебный опыт, знакомство с церковной эстетикой, иконописью, архитектурой, музыкой, литургикой учат нас любить и ценить каждый храм, куда бы мы ни пришли.