Текст книги "Коллаж Осколков (сборник)"

– Это все англо-бурские войны. Именно они пропитали в нас, во вчерашних мальчишках, чувство германского национализма. Бисмарк навсегда останется моим кумиром! Наверное, потому что мой отец был сторонником Габсбургов. Альберт, тебе не кажется, что все наши детские игры в индейцев и ковбоев теперь переросли в нечто большее?

– Произведения Фенимора Купера и Карла Вея очень напоминают евангелие для миллионов австрийских и немецких мальчишек. А знаете, мой друг, что писатель Карл Вей никогда не жил в Америке? Все его приключенческие книги – это, так называемая, имитация принятого стиля.

– Наверное, я всегда знал это, но в душе не мог принять. Так бы разрушилась очередная детская мечта.

– Почему-то вспомнил твою собаку. Фуксль всегда был очень приветливым псом, правда, он с большим трудом стал понимать немецкий язык, но отметьте те фокусы, что он вытворял! Помнишь, как смешно он карабкался по лестнице?

– Эта гражданская свинья украла у меня мою собаку. Не верь после этого железнодорожникам. Особенно толстым.

– Я помню, какой картофельный рулет приготовил повар, когда ты вернулся после отпуска по ранению. Что там еще было? Или пироги, или хлеб с вареньем. После того, как мы ели крыс больше месяца, картофельный рулет стал поистине сказкой.

– Пес был вне себя от радости. А при первой встрече, так и норовил сбежать из окопа.

– Помнится, ты еще рисовал раньше. Как все это было давно.

– Швайн! У меня украли тюбики красок, и еще мой альбом. Представляешь, кто-то из новобранцев съел мои краски.

– Краски нельзя съесть. В их состав входит свинец, это заведомая отрава. Их очевидно продали.

– Козлы, настоящий солдат никогда ничего не украдет у своего соседа. Если кто-то умирает, то его вещи всегда отправят домой, или раздадут остальным, если у батальонного писаря адреса не окажется.

– Есть еще пару галет, но они завернуты в листовки.

– Черт с ними, с этими листовками. Давай галеты сюда, я голоден, как в первые дни войны.

– Я знал, что ты не откажешься, не зря тебя всегда называли «обжорой».

– Это прозвище прилипло, потому что ко мне, как австрийцу, никто не мог прислать посылку, и все мои наличные деньги уходили на еду.

– Знаешь, как австриец, ты неплохо держишься. Самый лучший посыльный – связной штаба второго батальона. Если бы тебе дали звание сержанта, то штаб лишился бы самого лучшего связного.

– Грехт, вы свинья, зачем вы напоминаете мне об этом?

– Закончится война, и мы обязательно посидим в самом лучшем ресторане Мюнхена. Надеюсь, что нашего пособия для таких целей будет достаточно? Вы, как и прежде, посылаете продовольственный аттестат своей сестре?

– Мы с ней должны были получать пособие, как сироты. Но потом я отказался от своей доли, потому что до этого забрал себе все наследство нашей тети. Я не мог допустить, чтобы моя родная сестра подала на меня в суд. Не мог допустить тяжбы между родственниками. Я всегда мечтал о доме. Грехт, у вас есть свой дом?

– Нет, мой отец не смог оставить для меня родовое имение, оно ушло с молотка на торгах, когда потребовалось покрыть все его карточные долги.

– Так всегда. Когда нужны деньги, то проще всего взять их из семьи.

– Пошли спать, а то воспоминания захлестнули нас, а лейтенант Видеман уже третий раз недовольный проходит мимо. Это может обернуться хорошей трепкой.

Рядовой фон Грехт уже давно заметил, что из приятного молодого австрийца получился прилежный храбрый солдат. Но были и другие изменения, о которых он не мог не думать. После очередного ранения Ади провел некоторое время в госпитале в тылу. Это оставило в нем неизгладимый след. Больше того, парня словно подменили, он стал агрессивен по отношению к еврейской нации. Порой его буквально душила необъяснимая ненависть. Альберт знал, что тыловая жизнь оказала на парня не самое лучшее впечатление. Он даже сбежал оттуда раньше времени. Странно, но до возвращения он был более терпимый к остальным народам.

В то утро погода стояла дождливая, очень холодная, промозглая. Потом появился ветер. Ожидалась атака французов на близлежащий выступ. Сопка не имела особого стратегического значения, но если французам удастся ею овладеть, и укрепить там свой наблюдательный пункт, то германцам точно тогда не поздоровится. Это стало известно благодаря данным разведки. Так что атакующим частям в то утро не удалось достичь внезапности. С германской стороны так же началась атака, но с применением отравляющих веществ. Надо отметить, что планы этих воинских операций полностью провалилась. Ветер резко переменился, и отравляющий газ тяжелым облаком накрыл также германские передовые позиции. Несмотря на то, что всем выдали новые кожаные противогазные маски, к этому никто реально готов не был. К тому же несколько снарядов взорвались непосредственно в немецких окопах. Отделение второй роты первого резервного батальона, где служил наш знакомый ефрейтор, пострадало тоже. По роду своих обязанностей Ади был связным посыльным штаба полка, и тоже находился по заданию на передовой. В его обязанности входило передавать устные приказы, когда возникали нарушения телефонной связи. От взрыва раскидало основной окоп, и часть командного пункта. Оглушенные солдаты еще долго лежали распластанные, но вот соседнее отделение немного оклемалось и пришло на помощь. Трупы оставили тут же в воронке, накрыв собственными их шинелями, а раненых и контуженных перенесли вглубь позиций. Ефрейтор еще подавал признаки жизни, поэтому ему повезло, что подоспели санитары. Рядовой фон Грехт успел помочь унести своего приятеля на сборный пункт. Ади пришлось держать за руку, начинался бред. Так что его тоже доставили санитары на носилках с передовой в баварский полевой лазарет. То, что эти солдаты были без оружия и носили белые халаты с красными крестами, прежде всего, обозначало, что в них никто стрелять не будет. И это было почти так, санитаров редко кто намеренно убивал. Естественно, они погибали под обстрелами во время бомбежек, но в остальное время их берегли. Порой они спасали раненых солдат и с противоположной стороны, но приоритет оставался за бойцами германской армии.

Немцам удалось воспользоваться паникой, вызванной газовой атакой, прорвать фронт и выйти к очередному рубежу, но форсировать его германские войска уже не смогли. Французы опомнились, подтянули свое подкрепление и сразу блокировали прорыв. Можно отметить, что это были последние кровопролитные бои на этом участке. От хлора пострадали тысячи европейцев, сотни из которых потом погибли.

Местечко Уденарде

Это был тяжелый день. Несколько сот раненых человек, конечно, не вмещались в две небольшие палатки полевого лазарета в Уденарде. Уже далеко стихли выстрелы и взрывы, а санитары продолжали подтаскивать очередную порцию. Многих успели перевязать, некоторых просто относили в сторону, потом их перетащат в соседний лесок. Там ими будет заниматься похоронная команда. Полевой хирург осмотрел ефрейтора, у того, как у многих, были повреждены глаза. Тот лежал на столе и беспокойно мотал головой. На бланк писарь уже успел нанести его фамилию, воинское звание и имеющиеся награды.

– Герой! Крест с мечами за боевые заслуги III степени! Черный шеврон. Знак отличия раненых! Звание ефрейтора присвоено ещё первого ноября 1914. Связной. А ведь это, следует понимать, конец военной карьере, инвалидность. Везунчик. И чего это он так орет?

Он кивнул санитару, чтобы тот сделал пациенту успокоительный укол морфия. Потом сам сменил ему повязку и приказал отправить его в прусский лазарет в Пазевальк. Ещё нужно сделать обход, а потом будет время перекурить или даже перекусить. Ну, это как получится.

Что такое лазарет в Пазевальке? Это спокойное место тогда находилось глубоко в тылу. Скоро туда отбудет санитарный обоз. Тем самым, хирургу следовало резко снизить число своих пациентов. Многим нужно было оказать и другие, более кардинальные услуги, например, отпилить раздробленную ногу или поврежденную руку. Ампутацию оторванной конечности следовало сделать сразу, чтобы не появились признаки гангрены. День ещё не закончился, а ночь уже обещает быть бесконечной. Полевой баварский врач ещё раз огляделся. Он вышел из палатки. И тут же его внимание привлек высокий санитар. Кажется, что таких санитаров у них точно не было. Хирург вяло подал ему издалека знак рукой. Он вытер со лба пот, присел на плоский элемент пня, чтобы закурить сигарету. Долго и нервно искал свой серебряный портсигар с монограммой. С некоторых пор у него дрожат руки, он конкретно подсел на морфий, и, кажется, что конца бойни никогда не будет.

Высокая фигура в форме санитара. Человек медленно обходил раненых на носилках. Этот мужчина держал в руках флягу с жидкостью. Возможно, что его задача состояла в том, чтобы обойти всех лежащих бойцов и напоить их теплой водой. Это значительно снижало уровень смертности, ведь обезвоживание организма в промозглую погоду не сулило ничего хорошего. Казалось, что никто не обращал внимания на этого человека, а если бы присмотрелся, то, вполне очевидно, такое поведение насторожило бы любого. Санитар не просто обходил бойцов, он кого-то упорно искал. Каждого ефрейтора он незаметно протыкал солдатским штыком в грудь или в спину, когда якобы пытался помочь напиться воды. Все это он проделывал четко, чисто механически. Оружие тут же незаметно вытирал о бельё убитого, как бы бережно поправляя на нем край шинели. Если знаков различия на очередном военнослужащем, по какой-то причине не было, он также применял холодное оружие. В его задачу входило уничтожить одного человека, но в этом беспорядочном месиве, он просто не смог его сразу обнаружить. Он точно знал, слышал, что этого человека успели отправить в лазарет. Слов хирурга он не услышал, потому что находился уже далеко от того места, а своего человека не смог увидеть, потому что нужного ефрейтора укрыли простой солдатской шинелью. Сделав круг, неизвестный выпрямился, и поспешил удалиться с территории лазарета. По пути он снял белую накидку, которую еще ранее просто одолжил у настоящего санитара, также заколотого им. Ему следовало уходить. Его элементарно могли запомнить, а когда обнаружат несколько заколотых человек, то возникнут ненужные вопросы, а так как он не собирается быть повешенным, то лучше вернуться в расположение своего отделения. Ему повезло, что он смог оказаться так близко от своей цели. Вот уже несколько месяцев он стремился, но не мог обнаружить нужного человека. Удалось ли ему убить свою жертву? Этого он знать не мог. В следующий раз тот обязательно попадет в его сети. И тогда, видит бог, его рука не дрогнет, и он не промахнется.

Ещё молодой Ади лежал с перемотанной бинтами головой перед входом в лазарет на носилках. Под дождем его тело дрожало, поэтому санитару пришлось укрыть носилки чужой серой шинелью. Рядом лежали каска и его походный ранец. Очень скоро подойдет обоз, и ефрейтора перетащат на телегу. Вот-вот станет действовать наркотик, и тогда он наверняка забудет то, что ему показалось. Вы спросите, что он там такого особого увидел? Серое утро началось с обстрела. Все уже знали, что скоро начнется атака, и тогда следовало ворваться на позицию противника, чтобы воспользоваться своим преимуществом. Но сначала следовало дождаться, пока обстрел даст нужные результаты. И тут артиллерия противника открыла ответный огонь, накрыла нейтральную полосу, сравняв несколько заградительных линий с землей. Они также готовы к атаке, но вряд ли готовы к появлению газа. Эту новинку уже применяли в нескольких местах и даже успешно. Где – то равномерно работал чужой миномет, обкладывая минами участок за участком. Если им повезет, то они точно накроют германских артиллеристов. Тех нынче вывели очень близко вперед, чтобы они могли оттуда вести более прицельный огонь. Из – за стрельбы этого миномета, наверное, все и случилось. Теперь никто уже ничего точно не скажет. Последний залп артиллеристов был самым неточным, и накрыло ряд своих, германских позиций. Тяжелые пары обрушились сначала глубоко в линии защиты противника, а потом своим крылом захватили и передовой край.

Что тут началось! Взрывом сначала разнесло наблюдательный пункт. Потом минами накрыло пулеметную точку. Туда как раз поползли несколько солдат с ефрейтором – связным. Застигнутые в пути, они лишь на мгновение стали свидетелями начала атаки. Ефрейтор успел вскинуть высоко голову. Противогазы мешали движению, и их было решено одеть потом. Но это «потом» наступило неожиданно, окатив всех ледяным дождем, который был уже отравлен. Поднялся страшный свист. Помимо разрывов снарядов и мин, этот громкий звук буквально заполнил все пространство. Словно чудовищная громовая песня прокатилась над позициями. Под аккомпанемент невидимого небесного органа, усиленная ветром и звуковой волной, она накрыла вокруг все, изменив даже атмосферное давление. Казалось, что сейчас у всех смертных полопаются ушные перепонки.

Но пронесло! Вдруг перед Ади разверзлось темное небо, и он увидел много гигантских прозрачных крылатых существ, которые камнями падали с этого неба вниз, хватали что – то сильными голыми руками, взмах, и они быстро вздымались обратно, красочно перевертываясь, поднимались высоко в воздух. Крепкие широкие крылья монотонно работали усиленными лопастями, разбивая плотные потоки воздуха и опасные осколки мин. Такие завихрения ещё долго красочно светились в небе, отмечая уже никому не видимый след их быстрого полета.

Кто это был? Может быть, просто видения? Он не сомневался, что это были валькирии! Легендарные женщины-воины на своих крылатых сказочных лошадях. Они пришли за своим урожаем душ. Это легендарный древний бог Вотан собирал с поля сражения души умерших воинов, чтобы забрать их к себе, в Ваальхаву, а валькирии помогали ему в этом праведном деле. Никому нет дела до бесчисленных погибших в этот день. Армейский капеллан устроит похоронную службу, но потом, когда всех погибших приготовят к погребению. Чудовища-валькирии успеют собрать нужное количество душ, вырвав их из тел этих праведников и мучеников. Как их зовут? Сейчас точно и не скажешь. Но каждый немец с детства знает их имена, как и имена всех остальных языческих богов. Итак, это Брунгильда, Герхильда, Ортлинда, Вальтраута, Швертлейта, Хельмвига, Зигруна, Гримгерда, Росвейса и остальные. В тот день потребовалась сила и мощь их всех. И не беда, что они практически занимались мародерством. Это был только их промысел! Ади поднялся чуть выше, чтобы убедиться, что это все не сон, все именно так и происходит. Крылатые лошадиные создания и полуголые женщины-воины, как прозрачное целое, носятся по темному небу, ломая все представления о физических, земных законах. Вот одна такая лошадь устремилась и в их сторону. Дева повернуло своё лицо, гримаса ужаса озарилась на миг, блеск острых длинных зубов мелькнул страшным оскалом. Что – то опалило роговицу глаз ефрейтора, он вскликнул, закрыл ладонями лицо, но было уже поздно. Призрачное существо впилось руками в тело рядового, который находился рядом со связным. Она вытряхнула его душу и пропустила сквозь острый ряд прозрачных зубов, вытягивая каплю за каплей его жизнь. Потом рывок, невероятный кульбит, и крылатый конь унес свою хозяйку высоко, к остальным сборщицам.

Пазевальк

Прусский тыловой лазарет в Пазевальке. Это тихое, спокойное место, куда раскаты грома с передовой линии доносят только напоминание о страшной ежедневной канонаде. Ефрейтору несколько часов назад сняли повязку. Врач ещё раз осмотрел воспаленные роговицы, аккуратно отодвигая в сторону его веки. Цвет кожи лица слишком отличался от остальных частей тела. Но была заметна положительная тенденция восстановления.

– Что ж, не все так плохо, как кажется, солдат! Если ты выжил, значит, это кому-то нужно. И прекратите впадать в ступор. Если не будете есть, то очень скоро загнетесь, депрессия – это удел малодушных нытиков. Что? Все время слезятся глаза? Попробуйте носить темные очки. Я думаю, что у вас еще все впереди. И следует заниматься гимнастикой! Массируйте руку, чаще ходите пешком. Поезжайте к морю. Знаете, как морской воздух полезен для здоровья?

Он сделал запись в толстом журнале, и отпустил пациента. Ефрейтор в стеганом больничном халате вышел из комнаты, чуть пошатываясь. Зрение ещё полностью не вернулось к нему, а ведь ранение, можно сказать, было очень серьезным. Кругом суета, ажиотаж. Все были поражены последней новостью. Объявлена капитуляция Германии. Власть великого кайзера, которому все присягали на верность, свергнута. Наступила новая эра, время новой республики.

Теперь никому нет дело до ефрейтора, и мало кто вспомнит, о чем кричал он в тяжелом бреду. Вообще никто ничего не вспомнит. Медсестра в тот момент только крестилась, уже больно жалко ей было этого молоденького господина ефрейтора. Пока Ади лежал в палате, у него было много времени, чтобы вспомнить свое детство, год, когда ему было шесть лет, и он переболел ветрянкой. Так, по крайней мере, ему потом сообщили. Он вспомнил, как долго лежал дома с большой температурой, как маленький темноглазый врач делал ему уколы, тихо шептал, что «все пройдет, дарлинг». Но не это было самое главное в его детских воспоминаниях. А основным были те события, которые предшествовали болезни! Он внезапно всё вспомнил! И тут он понял, откуда у него была эта тяга ко всему историческому, прекрасному! К искусству, к музыке. И к опере! Точнее, к изображениям древнегерманских богов! Он вспомнил тот далекий городской праздник. Когда мэр города господин Штраус готовил приветственную речь – обращение к горожанам. Было настоящее праздничное шествие, потом устроили танцы в национальной одежде. Тут же состоялись состязания местных пивоваров и городских реставраторов. И самым интересным было появление в черте города отряда «ряженых» тяжелых рыцарей на защищенных в латы конях. Числом их было всего четверо. Четыре «ряженых» всадника с небольшим пешим эскортом. Тогда они прошли торжественным строем по центральной улице города, неся на древках своих копий штандарты древних городов, отсалютовали господину бургомистру и горожанам и выехали за черту города. С каким восторгом отнеслись все к их появлению, очень редко в городе бывают такие зрелищные представления. Пронёсся слух, что группа спешит на ежегодное представление в Пассау. Между тем праздник в городке продолжался, а ватага мальчишек устремилась за удаляющимся отрядом. Ади бежал среди них и прекрасно помнит, как они срезали дорогу лесной просекой. Он помнит, как на опушке леса эта группа чужаков устроила бивак. Быстро, со знанием дела были расседланы кони. Потом сами они все сняли свое снаряжение и сложили в кучу. И все это тогда оказалось настоящим. Кожаные рубашки у слуг, покрытые солью от пота. Тяжелые, красочные, просто идеальные кольчуги у господ. Латы блестели на солнце, полированные наконечники копий хищно горели своим огнем. Он мог поклясться, что там не было ничего бутафорского, даже тяжелые щиты имели некие объемные геральдические символы, в которых угадывались обозначения местных и дальних земель. Мечи и другое оружие было сложено в одном месте, чтобы оттуда удобно было его выхватить.

Пока принесли воды из ручья. Пока повесили котел. Развели одновременно два костра. А это в австрийских лесах строго запрещалось! Более того, на поляну принесли тушу молодого оленя. Его несли легко, словно перышко. Один из спешенных рыцарей, огромный бородатый атлет, единственным метким выстрелом поразил зверя из самого простого лука. Он сам громко оповестил всех об этом. По сути, этот акт браконьерства карался штрафом или даже тюремным заключением, но кто мог наказать таких людей? Но как это можно прогнать этих людей, если они в клубах дыма выглядят просто настоящими великанами? Они и говорили как – то иначе, и шутки у них были громкие и непонятные. Дети, которые пришли на поляну, словно очутились в далеком прошлом, когда охота и рыбная ловля были основным источником питания. Возле костра засуетились, потом повеяло горелым мясом, сладковатым дымом. Очень скоро по рукам пошли готовые куски филе, отрезанные с боков оленя. Они были продеты на очищенные ветки и быстро подрумянились на тлеющем огне. Досталось по маленькому куску и детям, которых отсюда никто не гнал. Люди достали небольшой бочонок. Пиво было приобретено в городе, его быстро разливали в дорожные кубки и диковинные полые рога. Мужчины пили и кричали тосты, но ничего этого разобрать было невозможно, они словно говорили на другом, непонятном остальным языке. Скоро настроение этих людей изменилось. Подул резкий ветер, потянуло гнилью и сыростью, солнце скрылось за тучами. Лес словно встал плотной темной стеной. Тут главный отряда поднялся во весь рост, огляделся и отдал короткий приказ! Все люди поспешили вооружиться, выстроились строем в полукруг. Что – то тревожное висело в воздухе, криками они приказали детям убираться отсюда!

Потом он долго бежал домой. Ветки деревьев хлестали его по лицу. Дождь лил, как из ведра. Так лесной пир обернулся чудовищной трагедией. Всё это и вспомнил ефрейтор, двадцатилетний Ади. События, которые произошли с ним давно, но услужливая память спрятала их глубоко в подсознании. Родные тогда объяснили всё это болезненным бредом, что изредка возвращался очередным ночным кошмаром, когда он просыпался весь в мокром поту, желая убежать от сильного и беспощадного господина, смотрящего на него в упор! Неужели все это было лишь детским бредом? А как же сейчас, когда отряд валькирий обрушился на позиции, чтобы собрать свои трофеи? Может быть, это опять его воспаленный ум показал ему границы настоящего, за чертой которого живут легендарные и мифические существа, о которых сегодня все забыли? Нет, конечно, это не сумасшествие. Он отлично все видел.

– Они существуют, и только нужно поверить во всё это. Поверить, и сделать свой выбор, ничего ещё не потеряно. Я поведу за собой свой народ, нам есть, кому помочь. Наши боги с нами! А предателей мы сурово накажем.

Через несколько дней дежурный врач, спрашивавший о том, кто там все время так орет, услышит в ответ:

– Это наш герой, очевидно, что опять валькирии идут на посадку!

– О, Майн Гот! Сделайте же ему укол, пусть побыстрей заткнется!

Его выписали намного раньше, чем это было положено. Просто основное лечение закончилось, его признали годным к строевой службе, и отправили в часть, которая уже передислоцировалась в Мюнхен. Как только на железнодорожную станцию были отправлены несколько рядовых и офицеров, врач приказал укладывать на освобожденные койки новых пациентов. Небольшая неразбериха случилась позже. Одного вновь прибывшего ефрейтора нашли с проколотым сердцем. На него не сразу обратили внимание, он слишком долго лежал накрытый одеялом, пока не стали вызывать на ужин. Тогда молодая сестра коснулась одеяла на кровати, оно сползло. Это заставило ее громко пронзительно закричать. Она обнаружила уже окоченевший труп.

Кровать еще имела старую учетную карточку, где значилась фамилия другого ефрейтора, которого утром выписали. Какое отношение он имеет к умершему солдату? Никто это толком не расследовал. Труп выглядел остывшим. Когда его осмотрели, то решили вызвать военную жандармерию. Почерк убийства был столь очевиден, что на это нельзя было не обратить внимание. Таким же сильным и точным ударом были убиты однажды несколько тяжелораненых офицеров возле лазарета после газовой атаки под Ла Монтелем.

Допросили медицинский персонал, оказалось, что в лазарете побывал высокий темноволосый санитар, который интересовался ранеными младшими офицерами. Был составлен точный словесный портрет. Очень скоро все близлежащие места были оповещены, что разыскивается французский диверсант, целью которого было устранение немецкого офицерского состава. Но Ади так никогда и не узнает об этом событии, его поезд уже вырвался на просторы другой немецкой области, где его ждал, как он надеялся, его батальон.