Текст книги "Их судьба – шпионаж"

Осенью 1950 года в Риме судьба вновь свела разведчика с Фигересом, который к тому времени стал «экс-президентом». Он узнал Теодоро Кастро и напомнил ему свою идею «захватить» западноевропейский кофейный рынок. «Макс» притворно уклонился от этого предприятия, сославшись на итальянцев, которые ввиду его низкого статуса в местной Торговой палате оказывают ему, экспортеру костариканского кофе, сильное противодействие.

– Высокая должность быстро научает высокий ум, поэтому я повышу ваш статус, и дипломатия поможет нашему бизнесу! – успокоил его экс-президент.

…В июне 1951 года Теодоро Бонефиль Кастро, радением Хосе Фигереса став Чрезвычайным посланником в ранге Полномочного министра Республики Коста-Рика, вручил верительные грамоты президенту Италии Луиджи Эйнауди, главе Ватикана Папе Пию XII и президенту СФРЮ Иосипу Броз Тито.

В 1952–1953 годы Папа римский за подвижническую деятельность во славу Церкви наградил Теодора Бонефиля Кастро Мальтийским орденом; президент Венесуэлы – орденом Франсиско де Миранды; президенты Чили, Уругвая и Боливии – орденами высшего национального достоинства.

«ОТМЕЧЕН И ИЗБРАН БОГОМ»

Шпионосессия «Макса» оборвалась в сентябре 1953‐го, когда его якобы «из соображений безопасности» руководство внешней разведки отозвало в Москву.

Стену безмолвия генералов Лубянки Григулевич пытался пробить, доказывая, что безвременный отзыв означает его расшифровку и дезорганизацию деятельности подотчетных ему резидентур. Не вняли.

Тогда разведчик употребил свой последний козырь: сослался на обещание Фигереса через год сделать Теодора Бонефиля Кастро министром иностранных дел Республики Коста-Рика. Не поверили.

Генерал Коротков, начальник нелегальной разведки, которого Григулевич считал своим «крестным отцом», под надуманными предлогами избегал встреч с ним и переадресовал подчиненным объявление приказа о его увольнении из разведки.

Коль скоро «Макс» аттестован не был, то есть воинского звания не имел и на денежном довольствии в системе госбезопасности СССР не состоял, то и пенсия ему не полагалась.

Иосиф Ромуальдович, миллионер в Западном полушарии, в родных пенатах оказался без средств к существованию. Спасли оптимизм и креатив, заложенные в него природой, а также знания, полученные в 1930‐е годы во время обучения в Парижской высшей школе социальных наук.

Романтик и трудоголик Григулевич, сохранив верность подписке, ни разу не обмолвился в своем окружении о разведывательном прошлом и приступил к работе в Институте этнографии.

В 1965 году он – доктор исторических наук, в 1979‐м – член-корреспондент АН СССР. Под псевдонимом «Лаврецкий» (девичья фамилия матери) издал в серии «ЖЗЛ» 20 книг о лидерах Латинской Америки. Президиум ВС СССР наградил его орденом Дружбы народов. Скончался И.Р. Григулевич 2 июня 1988 года.

…В свое время председатель КГБ Андропов так охарактеризовал «Макса»: «Ни один разведчик не имел столько псевдонимов, не был гражданином стольких государств. По сути, он прожил десять чужих жизней, но его собственная не растворилась в них, и он доказал это, оставшись патриотом своей Родины.

Иосиф Ромуальдович Григулевич – вершина советской разведки, достичь которую способны лишь те, кто отмечен и избран Богом».

К слову, в 1970 году группа сослуживцев Григулевича направила рапорт начальнику внешней разведки А.М. Сахаровскому: «Учитывая огромные заслуги “Макса” перед Советским государством при выполнении боевых заданий за рубежом в период с 1937 по 1953 год и в связи с 50‐летием советской внешней разведки, полагали бы справедливым возбудить перед Президиумом ВС СССР ходатайство о присвоении звания Героя Советского Союза разведчику-нелегалу И.Р. Григулевичу».

Ходатайство начальник разведки не подписал, оно и поныне хранится в архивном личном деле «Макса» без какой-либо резолюции.

Имена генералов Судоплатова и Эйтингона, разведчиков Кузнецова, Вартаняна, Григулевича золотыми буквами вписаны в скрижали истории ВЧК – НКВД – КГБ – СВР.

Каждому из этих мэтров разведки посвящена страница или целая глава в досье Службы внешней разведки, но что мы знаем о герое Гражданской войны, руководителе разведывательных операций и резиденте в Англии, Германии, Испании, Франции генерале госбезопасности Л.Л. Фельдбине? Он, если и появлялся на страницах отечественной печати, то под одним из своих 20 (!) кодовых имен – Александр Орлов.

В Соединенных Штатах он проходил как Игорь Константинович Берг или Уильям Голдвин, а в совокупности ФБР выявило 8 принадлежавших ему имен.

В архивах КГБ хранится еще более 10 его псевдонимов, которые он применял в ходе заграничных операций.

Количество использованных Фельдбиным кодовых имен – свидетельство тому, что в 1920–1930 годы ни одна серьезная операция Лубянки за пределами СССР не обходилась без его руководства и непосредственного участия. Однако в конце 1950‐х в советской историографии было наложено табу на истинные анкетные данные и на многогранную деятельность этого корифея разведки.

ПЕРВЫЙ ПСЕВДОНИМ

В 1914 году экономический спад в России вынудил Лазаря Фельдбина, агента по продаже леса, в поисках более прибыльной работы перебраться в Москву. Его девятнадцатилетний сын Лейба поступил в Лазаревский институт, где готовили специалистов дипломатического профиля[14]14
  Лазаревский институт – назван по имени его основателей братьев-армян Лазарян. Впоследствии преобразован в Институт восточных языков.


[Закрыть].

По окончании этого заведения юноша продолжил обучение в Школе правоведения при Московском университете, но в 1916 году был призван на действительную военную службу. В боевых действиях участвовать Лейбе не довелось, так как его резервный полк дислоцировался на Урале.

В детстве Лейба мечтал стать командиром кавалерийского полка и, лишь повзрослев, узнал, что им владели несбыточные мечты, ибо офицерское звание, не говоря о службе в элитном подразделении царской армии, были недоступны евреям. Возможность сделать военную карьеру открылась юноше лишь в марте 1917 года вслед за отречением императора Николая II и появлением реформ Временного правительства.

В том же месяце 1917‐го Лейба прошел подготовку в школе прапорщиков, а в мае вступил в ту фракцию Российской социал-демократической рабочей партии, во главе которой стоял Соломон Лозовский, будущий генеральный секретарь Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна).

Став членом так называемой «группы интернационалистов Лозовского», Лейба познакомился с представителями различных революционных течений из стран Западной Европы и вскоре свободно изъяснялся по-английски, по-немецки, по-французски.

Ничего удивительного: выросший в многоязычной еврейской слободке Бобруйска, он легко овладел тремя европейскими языками, добавив их к идишу, русскому и польскому, которые знал с детства.

В октябре 1917 года в Петрограде Лейба не захватывал ни Телеграф, ни Почту, как и не штурмовал Зимний, и все же его как активиста Октябрьской революции поощрили должностью в администрации Ленина. Однако чиновничье кресло в Смольном – не для жаждущего ратных подвигов юноши, и в 1919 году он становится бойцом Красной армии.

В 1920‐м по рекомендации опытного марксиста Тер-Ваганяна Лейба вступил в РКП(б), и вскоре его назначили заместителем Артура Христиановича Артузова, начальника линейного Особого отдела ВЧК (военная контрразведка) 12‐й армии РККА, которая сражалась против поляков на Юго-Западном фронте.

Фельдбин руководит диверсионными операциями и лично участвует в рейдах по тылам польских войск, уничтожая штабы и узлы связи. Вовремя добытая им информация позволила упредить попытку поляков прорваться к Москве летом 1920 года.

В декабре 1920‐го Артузов помог своему заместителю Фельдбину попасть в подразделение ВЧК, которое координировало работу по охране границы РСФСР. А спустя два месяца, в начале 1921‐го, Лейбу назначили начальником секретно-оперативной части Архангельской ЧК.

Поскольку по роду деятельности ему приходилось общаться с гражданами иностранных держав, он, согласно правилам, введенным Ф.Э. Дзержинским, был обязан выступать под чужими анкетными данными. Так Лейба Лазаревич Фельдбин стал Львом Лазаревичем Николаевым, – получив первый из своего длинного списка псевдонимов.

…На фронте Лейба приобрел множество друзей и союзников, в числе которых был его начальник А.Х. Артузов. В мае 1922 года, по окончании Гражданской войны, в Особом отделе ВЧК был выделен новый – контрразведывательный отдел (КРО). Его возглавил А.Х. Артузов, став родоначальником российской контрразведки.

РОКОВАЯ ПРОГУЛКА

1 апреля 1921 года Фельдбин женился на Марии Владиславовне Рожнецкой, женщине неземной красоты, на восемь лет его моложе. В 1919 году, в свои 16, она вступила в РКП(б) и работала в советских учреждениях, а потом записалась добровольцем в Красную армию. Служила в штабе Юго-Западного фронта, где впервые встретила своего будущего мужа Лейбу Фельдбина.

Осенью 1921 года молодожены возвращаются в Москву. Фельдбин работает следователем в Верховном трибунале ВЦИК и одновременно учится в Школе правоведения. Через три года, получив диплом юриста, он под началом Николая Крыленко, видного юриста и партийного деятеля, участвует в подготовке первого советского Уголовного кодекса.

В 1923 году, по рекомендации Ф.Э. Дзержинского, Фельдбина назначили помощником начальника Экономического управления ОГПУ (ЭКУ). Через два года, в 1925‐м, он занял должность начальника погранвойск ОГПУ в Закавказье.

К месту службы в Тифлисе он прибыл с женой и трехлетней дочерью. Вероника унаследовала красоту матери и острый ум отца. Первый и последний раз за всё время их супружества Лейба и Мария получили возможность насладиться счастьем спокойной семейной жизни.

В райском уголке Закавказья, далеком от московских снегов и интриг, ничто не предвещало трагедии. Но однажды, когда они катались на лодке по Тифлисскому озеру, разразилась гроза, и они промокли до нитки.

Вечером у Вероники поднялась температура, ее бил озноб. К утру состояние ухудшилось, и девочку поместили в лазарет. На больничной койке она пробыла месяц, но хворь не отступала, а врачи в бессилии разводили руками.

Только на следующий год, когда Фельдбины вернулись в Москву, врачи поставили диагноз – ревматизм. Прогноз мрачный: болезнь неизлечима. Но Фельдбин – боец по натуре, и по мере того, как чахла Вероника, росло его желание вылечить ее.

Это стало доминантой всей его последующей жизни. Он надеялся, если не в России, то где-нибудь за границей вернуть здоровье дочери. Стремление устроить ребенка в заграничную лечебницу стало одним из факторов, побудившим Фельдбина к переходу в Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ (внешняя разведка).

Свершилось! Летом 1926 года Фельдбин под «крышей» торгпредства и с паспортом Льва Николаева отправился «легальным» резидентом в Париж, где Веронику поместили в кардиологическую клинику.

РЕЗИДЕНТ-КАЗНОКРАД

«Игра на чужом поле» в Париже для Фельдбина-Николаева началась с учебы. Резидент узнал, что «расчет» означает физическое устранение агента противника, а тот, кто его ликвидирует, – «чистильщик»; «тайниками» и «дубками» обозначают места, где оставляют донесения; агент-провокатор противника называется «подставой», а «земляками» – коммунисты из других стран.

Ему также пришлось постигать азы шпионского ремесла: как оторваться от «хвоста» – наружного наблюдения; как «провериться», – моментально сменить на маршруте вид транспорта: пересесть из автобуса и метро в такси и наоборот; как использовать библиотеки и кинозалы для передачи и приема документов, а для особо важных встреч – конспиративных явок – кабинеты доверенных врачей-урологов.

В повестку дня Фельдбина как резидента ИНО ОГПУ входило не только добывание и передача информации в Центр, но и наблюдение за безопасностью и политической благонадежностью персонала посольства и торгпредства. И, кроме операций против внешних врагов, он вынужденно занимался «подчисткой» промахов Центра, допущенных при создании закордонных агентурных сетей в начале 1920‐х.

Проблема была в том, что за границу засылалось много сотрудников, совершенно непригодных для работы в качестве бизнесменов. Получив в свое распоряжение роскошный особняк с многочисленной обслугой, что по идее должно было производить гипнотическое впечатление на потенциальных кандидатов в агенты, оперативник становился беспомощным и терпел крах, едва только дело доходило до вербовки.

Хуже того, выделяемые для оплаты агентуры огромные средства превращали оперативника в казнокрада, так как он, не в силах противостоять соблазну, присваивал их. Как это случилось с Юрием Прасловым, первым советским нелегальным резидентом во Франции.

С латвийским паспортом и под легендой бизнесмена Праслов появился в Париже, чтобы открыть экспортно-импортную фирму. Несмотря на то, что был арендован огромный особняк и нанят многочисленный персонал, Праслов не заключил ни одной сделки, не завербовал ни одного агента, но все деньги из оперативной кассы потратил.

В поисках выхода из критической ситуации он обратился за помощью к своему другу, главе советского торгпредства Ломовскому. Тот передал Праслову большую партию экспортных товаров для реализации, что сулило резиденту внушительные комиссионные.

Тесная деловая связь между латвийским бизнесменом и главой русского торгпредства вызвала повышенный профессиональный интерес у французской контрразведки.

«Сюрте женераль» установила такое плотное наблюдение за Прасловым, что он даже в ресторанный туалет ходил в сопровождении сыщиков «наружки», так что о выполнении заданий Центра не могло быть и речи.

Тем временем, благодаря большому объему операций, проходивших через торгпредство, в распоряжении Праслова оказались десятки миллионов франков. Прикарманив пару миллионов и потратив их в публичных домах, Праслов, по его собственному признанию, «мучимый угрызениями совести, чтобы вернуть другу украденное», решил попытать счастья за ломберным столом «Казино де Довиль». В итоге спустил еще девять миллионов франков.

Праслова расстреляли бы, если бы не личное обращение начальника ИНО Трилиссера к Сталину. Невозможно представить, что такого убедительного мог сказать шеф разведки в оправдание своего протеже и подчиненного, но Сталин сделал нехарактерный для него жест великодушия – вместо расстрела отправил горе-резидента на пять лет в лагерь.

…Проанализировав случаи, подобные «казусу Праслова», которые имели место не только в Европе, но и в Азии, Фельдбин пришел к заключению, что в начале 1920‐х ОГПУ за границей не занималось разведкой, а попросту играло в нее.

Но и это еще не всё! Самое плохое было в том, что практика размещения резидентур в посольствах и связанных с ними торгпредствах превращала эти институты в подобие громоотводов: при провалах наших разведчиков на головы «чистых» дипломатов сыпались обвинения в вероломстве, а на местных коммунистов, контактирующих с людьми из посольства, наклеивались ярлыки шпионов и предателей.

В этой связи Фельдбин направил в Центр рапорт, в котором, в частности, отметил: «Каждый раз, при разоблачении разведывательной группы, работавшей в пользу СССР, следы вели прямо в советское посольство со всей вытекающей отсюда враждебной шумихой.

Советскому правительству было бы желательно реорганизовать свои разведоперации на территории других государств таким образом, чтобы, в случае провала сотрудников, следы не вели в посольство, и правительство получило бы возможность отрицать любые связи с провалившейся разведывательной группой».

В конце 1920‐х годов резидент еще мог позволить себе такую роскошь – не бояться высказывать новаторские предложения и критиковать действия Центра и даже правительства!

«ДУТЫЕ» АЛМАЗЫ

Пока существовала Веймарская республика (1919–1933 гг.), Берлин был шпионской столицей Европы, а торгпредство СССР – мозговым центром советской разведки, действовавшей на континенте. Управлял этим центром резидент Фельдбин, прибывший в январе 1928 года в Берлин под прикрытием сотрудника советского торгпредства Льва Лазаревича Фельделя.

Внушительные размеры здания торгпредства были внешним отражением скрытых масштабов конспиративных взаимоотношений между Советским Союзом и Германией после разрыва в 1922 году Веймарской республикой с остальной Европой из-за заключения сделки с советским правительством[15]15
  Имеется в виду Раппальский договор, по которому Германия де-юре признала власть большевиков в России и предоставила ей статус наибольшего благоприятствования.


[Закрыть].

Появлению Фельдбина в Берлине предшествовало обнародование Первого пятилетнего плана (1928–1932 гг.), который предусматривал превращение СССР в индустриальную державу. Руководство ОГПУ, соразмеряя свою деятельность с планами ВКП(б), сформировало в ИНО еще одно подразделение – VII отделение, занимавшееся экономической разведкой. Его сотрудникам предстояло добывать то, что Комиссариат внешней торговли не способен был заполучить через заключение легальных контрактов или через лицензирование германских промышленных технологий.

Растущий спрос в Советском Союзе на алмазы для режущих инструментов, используемых в оборудовании нефтяной промышленности, заставил Комиссариат рассмотреть предложение Круппа о поставке недавно изобретенных его концерном «види» – так назывались искусственные алмазы (по-немецки «wie diamant», т. е. «подобные алмазам»).

Со своей стороны, Комиссариат тяжелой промышленности закупил партию «види» для пробы в бурильных операциях. Когда их утилитарные достоинства подтвердились, было решено заключить контракт с Круппом о строительстве в Союзе завода по производству промышленных алмазов.

Немецкие инженеры, приехавшие в Москву для заключения договора, заломили непомерную цену – десятки миллионов марок. Сталин приказал начальнику ОГПУ Менжинскому обеспечить страну искусственными алмазами. Тот, в свою очередь, дал задание резиденту в Берлине добыть секрет изготовления «види».

Выполнение задания Фельдбин превратил в своеобразный спектакль для Лубянки.

Во-первых, он доказал руководству ИНО, что для него, как опричника, добывание алмазов по приказу вождя – самое желанное действо на свете.

Во-вторых, что он – не бездумный исполнитель, а умелый организатор замысловатых операций.

…Первым делом надо было выяснить местонахождение завода-изготовителя, фамилии изобретателя и инженеров, отвечающих за производство.

Для этого Фельдбин привлек надежного агента, доктора «Б» из Берлинской высшей технической школы, которого завербовал, еще работая в Париже. Агент выяснил, что завод находится в пригороде Берлина, и отправился туда на разведку.

В расположенной у проходной завода пивной, за кружкой пива, доктор «Б» пообщался с инженерами и техниками. Легендируя свой интерес к мастерам-изготовителям «види», он рассказал, что работает над монографией о твердых сплавах, однако ему не хватает примеров их практического применения.

Проникнувшись симпатией к доктору «Б», собутыльники рекомендовали ему обратиться к гросс-технику по фамилии Корнелиус, ответственному за процесс изготовления «види».

Доктор «Б» через прикормленного информатора из берлинской полиции раздобыл домашний телефон Корнелиуса и, представившись, пригласил его пообедать в ресторане.

Польщенный вниманием известного в научно-технических кругах ученого и раздобревший от дармовой выпивки Корнелиус без утайки поведал о технологическом процессе изготовления «види», а также сообщил имя и адрес изобретателя. Под большим секретом добавил, что недавно тот был уволен Круппом и, попав в «черный список», не может устроиться на работу по специальности.

Согласно отработанной Фельдбиным линии поведения, доктор «Б» перед изобретателем выступил «под чужим флагом»: представился посредником шведской фирмы, заинтересованной в создании установки по производству промышленных алмазов.

Обиженный изобретатель, намереваясь насолить Круппу и разрушить его монополию на производство «види», всего за 10 000 марок согласился не только сделать доктору «Б» техническое описание процесса, но и оказать практическую помощь в сооружении печи для изготовления «види»…

…По возвращении в Москву Фельдбина наградили орденом Красного Знамени и повысили в должности: он возглавил VII отделение ИНО.

Без отрыва от «производства» осенью 1932 года по паспорту Льва Леонидовича Николаева, сделанному лубянскими «сапожниками» (так на профессиональном жаргоне именуются умельцы по изготовлению фальшивых документов), совершил бросок в США, где с помощью агента ИНО «Саунд» добыл подлинный американский паспорт за № 566042 гражданина США австрийского происхождения Уильяма Голдвина.

Предполагалось использовать паспорт в ходе нелегальной работы в Европе. В те годы американский паспорт там котировался очень высоко, был тем самым «золотым ключиком», что обеспечивал доступ в любые сферы.

«КЕМБРИДЖСКАЯ ПЯТЕРКА»

После неудачной командировки в 1933 году в Париж с целью создания там нелегальной резидентуры для проникновения во Второе бюро (военная разведка и контрразведка) французского Генштаба Фельдбин принял участие в разработке одной из самых масштабных операций ОГПУ: в создании «Оксбриджа» – оксфордско-кембриджской агентурной сети в Великобритании.

В 1934 году он отбыл в Лондон в качестве нелегального резидента. Вот уж где его ждала удача – чего стоила одна только «Кембриджская пятерка»! Ее организатором и тайным «крестным отцом» стал Фельдбин.

И хотя на первом этапе контакт с ключевым агентом группы Кимом Филби (псевдоним «Зенхен» – «Сынок») установил не он, но в конечном счете именно Фельдбин нес ответственность за руководство его работой.

На правах резидента Фельдбин участвовал в привлечении к сотрудничеству и двух других – Дональда Маклина («Вайзе» – «Сирота»), и Гая Бёрджесса, которому из-за его нетрадиционной любви к мужчинам Фельдбин присвоил псевдоним «Мэдхен» («Девочка»).

Эта троица (они называли себя «три мушкетера») наотрез отказывалась брать деньги, заявляя: «Наша культура не приемлет идеи корысти, так как вознаграждения умаляют подвиги».

…По паспорту Уильяма Голдвина Фельдбин открыл в Лондоне фирму по продаже холодильников. Используя эту «крышу», он и связники, прибывавшие из Москвы, встречались с ядром Кембриджской агентурной сети – с Филби, Маклином и Бёрджессом.

Увы, случайная встреча в октябре 1935 года с экс-коллегой, сбежавшим на Запад, сделала дальнейшее пребывание Фельдбина в Англии невозможным и вынудила его вернуться в Москву.

В 1935 году за достигнутые результаты в работе Фельдбин был награжден высшей наградой Советского Союза – орденом Ленина и представлен к званию старший майор госбезопасности, что соответствовало армейскому званию генерал-майор.

В том же году из-под его пера вышла книга «Тактика и стратегия разведки и контрразведки», в качестве учебного пособия она использовалась в разведшколе. Благодаря этому глубокому научному труду Фельдбин завоевал репутацию ведущего эксперта секретных служб СССР.

Пособие изъяли из учебного процесса лишь в 1954 году, когда установили, что резидент-перебежчик Фельдбин постоянно проживает в США.

ТРИУМФАЛЬНЫЙ ЭНДШПИЛЬ

В 1936 году в Испании генерал Франсиско Франко поднял мятеж против демократично избранного правительства Народного фронта. Сталин вслед за открытым выступлением Германии и Италии на стороне франкистов (Гитлер послал в Испанию авиационный легион «Кондор» – 6 тысяч военных летчиков; Муссолини – экспедиционный корпус в 10 тысяч головорезов) принял решение оказать помощь республиканскому правительству и направил в Испанию советских военных советников и боевую технику.

В сентябре 1936 года Фельдбин (кодовое имя «Швед») и его жена (псевдоним «Жанна») прибыли в Испанию, соответственно главой резидентуры и рядовым сотрудником.

Резидент – самый высокопоставленный официальный представитель СССР в Испании, которому подчинялся даже посол СССР в Мадриде, и не только отвечал за разведку и контрразведку в советских воинских частях, но и контролировал поставки советского оружия для республиканской армии.

К слову, Советский Союз поставил в Испанию 648 самолетов, 347 танков, 60 бронемашин, 1186 орудий, 340 минометов, 20 486 пулеметов, 497 813 винтовок, а боевую выучку там прошли более 4 тысяч советских командиров и специалистов.

Под руководством Фельдбина контрразведка республиканцев успешно вела тайную войну против германской, итальянской и английской спецслужб. По его наводке республиканские спецслужбы в декабре 1936 года арестовали двух сотрудников французской военной разведки.

С целью получения сведений об отправке отрядов СА из Германии в Испанию «Швед» организовал работу разведки республиканцев за границей, а также наладил охрану лидеров компартии Испании во главе с Долорес Ибаррури, на которых франкисты готовили покушения.

По инициативе Фельдбина на территории, удерживаемой республиканцами, было создано некое подобие тайной полиции, которая подчинялась резидентуре ОГПУ. Ее основным предназначением было ослабление оппозиционных элементов через их запугивание, аресты и даже ликвидацию.

С подачи резидента испанцы учредили Службу военных расследований (Servicio de Investigación Militar), а надзор за ее деятельностью осуществляла всё та же резидентура.

При содействии «Шведа» в Мадриде была открыта разведшкола, которую прошли многие будущие советские разведчики-нелегалы. Как это случилось, к примеру, со знаменитым советским разведчиком Моррисом Коэном.

16 октября 1936 года после падения Толедо возникла угроза захвата Мадрида войсками генерала Франко. Республиканское правительство поручило премьер-министру Ларго Кабальеро и министру финансов Хуану Негрину переместить золотой запас Испании в безопасное место.

Кабальеро и Негрин, независимо друг от друга, предложили отдать золото на хранение Советскому Союзу. Сталин одобрил их инициативу, посчитав, что в наших хранилищах найдется местечко и для испанского золота. Ответственность за его доставку в СССР вождь возложил на наркома НКВД Ежова, и 20 октября Фельдбин получил шифрованный приказ принять обеспечительные меры по охране и транспортировке драгоценного груза.

В итоге 7900 ящиков с золотыми слитками общим весом 510 тонн, на сумму $528 миллионов (сегодня это более $100 миллиардов), были погружены в трюмы четырех советских пароходов и доставлены в Одессу.

Фельдбина, профессионала-универсала высшей – 999‐й – пробы, которого коллеги по разведывательному цеху прозвали «смерч деятельности», хватало на всё. И всё же магистральным направлением его оперативной деятельности была работа с агентурой.

В Испании у «Шведа» на личной связи находились более 20 агентов, почти все они завербованы им в странах, где он ранее был резидентом. Чтобы держать ситуацию под своим контролем, он рассредоточил их в министерствах, на транспортных узлах, в штабах интернациональных бригад.

С каждым агентом надо было регулярно встречаться, обсуждать добытую им информацию, отработать ему линию поведения, способствующую поступлению новых данных и т. д. У всех агентов возникали проблемы личного свойства, что требовало безотлагательного решения. В каждом случае «Швед» выступал в двух ипостасях: «слуга царю и отец солдатам».

В каких условиях приходилось ему действовать, можно судить по рассказу Филби, который в 1936–1939 годах был аккредитован при генерале Франко в качестве репортера британской газеты «Таймс».

«Встреча проходила на ж-д вокзале Тулузы. По лицу “Шведа”, я понял, что-то случилось. Человек действия, излучающий уверенность и оптимизм, в тот раз он выглядел несколько смущенным. На вопрос, в чем дело, он помедлил секунду, затем распахнул плащ. Под мышкой у него висел автомат. Он рассказал, как два часа назад привычка иметь при себе оружие спасла ему жизнь.

В отеле он решил устроить себе сиесту, как это делают испанцы, когда очень жарко. Снял с себя одежду и под простыней растянулся на постели, положив рядом взведенный автомат. Пребывая в полудреме, услышал, как открывается дверь, и, не до конца проснувшись, разрядил всю обойму в направлении двери, еще до того, как сумел оценить ситуацию.

За дверью он обнаружил два трупа и через окно бежал из отеля. На следующей встрече “Швед” сообщил мне, что ему удалось выяснить, что те двое имели задание убить его. Однако он так и не смог установить, кто конкретно – Франко или его враги из НКВД – направили убийц».

Фельдбин, несмотря на приближающееся поражение республиканцев, не уставал насыщать агентурный аппарат резидентуры новыми рекрутами.

Так, посещая на Арагонском фронте боевые порядки республиканской армии, он обратил внимание на комиссара 17‐й бригады Хайме Рамона Меркадера дель Рио Эрнандеса. Накоротке побеседовал с ним и, проведя блиц-проверку, завербовал его в качестве секретного агента под псевдонимом «Раймонд». Профессиональное чутье не подвело Фельдбина – через два года, в августе 1940‐го, Меркадер по заданию НКВД ликвидировал Льва Троцкого.

ШТЫК В ЗЕМЛЮ!

В июле 1938 года Фельдбин получил предписание срочно прибыть в Центр. Зная, что в Москве полным ходом идет зачистка рядов чекистов-ветеранов (к тому времени были расстреляны его сослуживцы Богданов Б.Д., Запорожец И.В., Мессинг С.А., Петерс Я.Х. и многие другие), он, прихватив часть оперативной кассы в $30 тысяч (сегодня это около $1 миллиона), вместе с женой и дочерью-инвалидом бежал сначала в Антверпен, а оттуда в США.

Там Фельдбин «держал круговую оборону» – мало того, что он был чужим среди чужих, ему еще и пришлось спасаться от «эскадрона смерти» (спецотряд НКВД, предназначенный для ликвидации предателей и перебежчиков, в состав которого входят бойцы, официально именуемые «лишателями жизни»).

В письме к Иосифу Сталину и Лаврентию Берии, ставшему главой НКВД, Фельдбин так объяснил свой побег:

«Моя единственная задача на настоящий момент – это выжить. Выжить, чтобы поставить на ноги своего ребенка. Всегда помните, что я не предатель ни партии, ни своей страны. Никто и ничто никогда не заставит меня предать дело пролетариата и советской власти. Я хотел уехать из своей страны не больше, чем рыба хочет выпрыгнуть из речки. Но незаконными действиями преступников был принужден к этому».

«Меня не просто лишили родины, но отказали в праве жить и дышать тем воздухом, каким живут и дышат все советские люди. Если вы оставите меня в покое, я никогда не причиню никакого вреда ни партии, ни Советскому Союзу».

* * *

До 1953 года власти США понятия не имели о его присутствии в стране. Открылся он после смерти Сталина. В мае 1954 года, чтобы заработать деньги на лекарства для дочери, он опубликовал серию статей в журнале «Лайф» и издал книгу «Тайная история сталинских преступлений». При этом использовал один из множества своих псевдонимов – Орлов Александр Михайлович, под которым и вошел в историографию спецслужб мира.

Авторитетные историки и эксперты спецслужб признают, что Фельдбин совершил уникальный, самый благородный поступок из всех, что знает история перебежчиков, – он никого не выдал. Да и бежал он не с целью «срубить денег», а чтобы спасти свою жизнь и заодно вылечить дочь.