Текст книги "Пульс холода"

5

– Не будь твоей идиотской прогулки по лесам, мы бы доплыли одним кораблём, и нас встретили!

– Зато Ригу с окрестностями посмотрели, – я старался отвечать спокойно, но это бесило друга ещё сильнее.

– Насладился просмотром? Теперь наслаждайся прелестями портовой гостиницы! – Необычайно раздражённый Плут хлопнул дверью своего номера, от такого обращения всхлипнувшей и согнувшейся пополам. После вынужденного безделья на корабле друг явно стремился на бал. Ну, по крайней мере, на танцы. С девушками.

Вздохнув с облегчением (уж больно надоело его нытьё), я с минуту повозился с замком, зашёл в номер и задвинул засов. Наконец-то один! И, главное, никакой качки – на пути в Крепь штормило, не переставая. Наскоро раздевшись и распихав вещи, я встал перед куцым занюханным зеркалом в уборной.

– Перед тем как лезть в глаза – помой руки! – пришлось возмутиться самому себе.

Сделав пять глубоких вдохов, я унял дрожь нетерпения, и уже спокойно принялся за дело. Сняв серые кружочки линз, выполненные по спецзаказу (мне даже не сказали, кто мастер!), я долго и внимательно изучал отражение своих глаз, словно открывая их заново. Да, тот же фиолетовый оттенок!

Никто, запомни, никто не должен знать о цвете твоих глаз! Вот теперь вдалбливаемый с младенчества запрет перестал казаться бессмысленным. Загадка настоящих родителей, не дававшая покоя всё детство, и притупившаяся только в последнее время, снова манила за собой! Только не спеши, не торопись, надо собрать побольше фактов!

Тщательно вымыв линзы – настоящее произведение искусства (не раздражают глаз, можно не снимать неделями), – я снова надел их и вернулся в комнату.

Сев на видавшую виды скрипучую кровать, я аккуратно выложил на обшарпанную табуретку свои сокровища: набор для Ритуала и футляр, куда я складывал найденное, вроде кубика. Заколка тоже была в нём. Невзрачная, без единого украшения, как раз для долгого похода.

Теперь я с сомнением вертел её в руках и спрашивал себя: как всё случилось так просто? Мне ПРОСТО захотелось, чтобы она оказалась на кухонной полке, заставленной всякой всячиной, я ПРОСТО засунул с утра туда свой нос, и ПРОСТО взял. Но умных ответов не находилось, так что я сжал заколку и просто выпил двадцать пять капель…

…

Берег вырастал дюнами из моря и уходил на север.

– Где-то там я его и нашёл…

– Кого?

– Что! Свой счастливый кубик…

Песок, тихо шурша, неторопливо утекал меж пальцев, и рука Игоря погружалась в нагретую дюну снова. Лето, разжав тугую хватку облаков, однодневным цветком распустилось над путниками.

– Тогда тоже был шторм. Погода здесь, конечно… Мы гостям всегда говорили: «Не нравится наша погода – подождите полчаса, она изменится». И что бы за окном ни было, при первой возможности ехали на косу.

Ветер в тот день дул прямо с моря и больно сёк песком. Убежишь от уколов, заляжешь за авандюну и смотришь на воду как из амбразуры. А она бурунами ходит – какими нужно, не сильными и не слабыми, в самый раз. Будь волны чуть повыше – купаться уже нельзя. Отлежишься, согреешься, и летишь вниз по отвесному склону, поднимая за собой шлейф. Потом против ветра чешешь, лицо рукой прикрыв. И вот оно – блаженство!

Сначала зябко, потом окунёт пару раз, и всё забываешь, в азарте ловя волны. Самый шик – прокатиться на гребне метров тридцать, пока не стряхнёт в пенный бурун и не перекрутит во все стороны, да так, что где верх, где низ забудешь. И кувыркаешься не меньше часа, пока вода из ушей не польётся. Затем на дюне, чтобы не замёрзнуть, песок роешь да дома-замки лепишь. Вот я и нарыл… Нащупал что-то, в кулак зажал, вытащил – а там!

Игорь помолчал, заново переживая находку.

– Есть у нас камушек такой – янтарь называется. Не камушек даже, смола застывшая – красивая очень, цвета от молочно-белого до почти чёрного. Найти его совсем не редкость, но вот такой…

Был он совсем как игральная кость, только вместо точек символы разные – единорог, гидра, пегас… Янтарик сам жёлтый, с белыми прожилками, а внутри – муравей застывший. С усиками. Спрятал я кубик сразу – чтобы братья двоюродные не увидели, а то начнётся «Уступи младшему!» И родителям не показывал. Позже сказал, что купил. Или выменял?

Стал кубик моей тайной. До сих пор помню детский восторг: у меня одного такой! Взрослые уйдут – я сразу играть с ним, загадывать, что выпадет. Или на солнце сквозь янтарик смотрю, как усач на свету оживает. Под лучи положишь, аж искрится! А когда сложные задачки решал, катал в руке. Но ведь помогало! Только странность была: чем труднее вопрос, тем холоднее казался кубик. В общем, захотел я, чтобы янтарик всегда был рядом. Проделал аккуратно дырочку, шнурок вставил, и на шею повесил. С тех пор руку под одежду сунешь, и вот он – тут как тут!

А счастливым я его назвал, потому что кубик однажды мне жизнь спас.

Дейри повернула голову и посмотрела с любопытством.

– Стояли у нас на окраинах города отголоски прошлых войн. Форты-крепости – истерзанные, полуживые, таинственные. Пятиметровые кирпичные стены, а сверху ковёр из живой зелени, для маскировки. Вокруг ров: на дне острые камни, битые бутылки, а около стен глубина по колено.

Мы пацанами любили по этим фортам лазать – в войну играть. Ну, и как-то раз после боёв решил я по крепости прогуляться. Дело было осенью, после дождя – грязь, слякоть кругом. Упарились, правда, пока воевали, поэтому куртка нараспашку, а руки в карманах – привычка такая была дурацкая. Иду, под ноги смотрю, и вдруг вижу – кубик-то обычно под свитером сидел, а тут наружу выбился. Заправил на место, куртку застегнул и пошёл дальше. Пару шагов сделал, на листья упавшие встал, поскользнулся и полетел в ров…

Спас меня бордюр на стене, в который я и вцепился. Крепко вцепился. Вишу на руках, а кладка кирпичная на уровне глаз заканчивается – далеко ещё лететь. Тогда я и закричал. Громко. Вся ватага сбежалась – вытянули с горем пополам. Если бы не кубик, так и упал бы в ров, как бревно – с руками в карманах.

Игорь вздохнул.

– Вскоре после этого захотел он меня покинуть. Это я сейчас так думаю, тогда-то и в голову не пришло. Хорошо помню: возвращались с косы, дошли до дороги, и я заволновался. Рукой по груди похлопал – точно, нет! Вещи все перетряхнул и побежал обратно. На прогалине, где от ветра прятались, каждую крупинку песка просеял. И нашёл – под корягу сиротливо забился мой кубик. Радость меня тогда переполнила необычайная – словно кто-то близкий тяжело болел и выздоровел внезапно. А потом… Потом я повзрослел – интересы новые появились, дел куча – и перестал янтарик с собой таскать. Брал, только когда сложный выбор приходилось делать…

– И где он теперь? – заинтересовалась Дейри.

Игорь нахмурился, пожал плечами и посмотрел на руку.

– В один день не нашёл, сколько ни искал. И почему-то мне кажется, что теперь он лежит среди песчинок и ждёт, кому ещё понадобится его помощь… А у меня осталась привычка янтарики перебирать.

– По-моему, кубик совсем ни при чём, – задумчиво сказала Дейри.

– Ни при чём… Мне так говорили, – голос мужчины стал чуть слышным. – Но он ведь спас меня и сейчас! Одного не пойму – отверстие-то лично я сверлил…

Игорь достал янтарики и принялся катать на ладони, глядя на волны.

– Странно как-то. Мне всегда нравилось бывать тут. Именно здесь охватывало потрясающее ощущение, что ты один во всём мире, и в то же время един с ним. Сейчас же словно изморозь между мной и тем, что когда-то приносило радость, – Игорь по-прежнему не сводил глаз с моря. – Будто меня и вправду пронизывает холод. Если внимательно прислушаться, я услышу его пульс…

…

Разбудил меня стук в дверь, похоже, я вырубился сразу после ритуала. На пороге стоял хмурый Плут со свёртком в руках:

– Пока ты дрых, я кое-что разузнал, – красные глаза друга враз стёрли всё накопившееся от его нытья раздражение. – В отличие от мозгов набекрень, детей у Дейри никогда не было!

Я пошатнулся и крепко вцепился в дверной косяк. Плут тем временем сунул свёрток мне в свободную руку и продолжил, хотя я уже особо не слушал.

– Вот карта, на ней крестик, где жил Адальберт. И вообще, на что тебе дались эти призраки прошлого! О будущем своём думать надо! Стер вот взялась познакомить нас с интересными людьми. Выходим через час!

Дверь захлопнулась.

Я плюхнулся на кровать, машинально вертя в руках карту. Сердце гулко стучало. Этого не может быть! А как же мои глаза? Нет, нет, я должен всё выяснить!

Взгляд сам собой сфокусировался на едва заметном крестике, нарисованным карандашом поверх зелёного пятна Приозёрного леса. Начнём, пожалуй, отсюда…

Стоп, я же не поддаюсь импульсам! Я ведь не Плут! Всему своё время…

Чёрт! Зуд желания пожирал мою волю. Уйти или остаться? Ждать Плута или мчаться выяснять, что случилось у Адальберта?! Я вскочил и заходил из угла в угол тесного номера. Как принять решение, когда ты не можешь его принять?

Жребий! Надо бросить жребий! Пусть дело решит случай!

Кубик! Да, кубик!

Янтарь, холодя ладонь, лёг в руку. Задышалось сразу легче. Осталось выбрать стороны – какая за что. Пусть многоголовая змея, два черепа и дракон будут за «остаться», а полулев-полуорёл, единорог и крылатый конь за «уйти».

Я подкинул кубик и, смотря за его вращением, подумал, что рисунок стремящегося ввысь коня кажется наиболее красивым из всех. Он мне определённо нравился, так и тянуло взглянуть на него ещё раз. Просто посмотреть…

Кубик звонко врезался в столешницу и запрыгал к краю. Но не докатился. Остановился, готовя на верхней грани к взлёту крылатого скакуна.

6

Пещера казалась – и была – давно покинутой. Но вполне подходила для убежища безумца, каким легенды описывали Адальберта, не жалея красок и высокопарностей.

Определённо чудное местечко! Превосходный лабиринт с огромным количеством замечательных тёмных закоулков, где я мог использовать ночное зрение на всю катушку, а ориентироваться помогала натренированная шишка направления. И просто кладезь для историков – кругом полно бесхозных (и очень старинных) предметов утвари, порядком запылённых.

Вот только как выбрать нужную вещь, которая бы показала желанные картины прошлого? Что могло быть свидетелем схватки Древнего с Адальбертом?

Метод проб и ошибок не годится никак. Снова использовать кубик? Почему бы и нет? Только нужно собрать шесть предметов.

И я отправился бродить по мрачным коридорам, в тишине, случайно нарушаемой оглушительным стуком разбрасываемых вещей. Каждую находку я придирчиво осматривал, гадая, подойдёт или нет, и изредка, старательно сдув пыль, распихивал по карманам рюкзака.

Спустя часа полтора я набрал необходимое количество, и больше сдерживаться не смог. Выложив изрядно потрёпанные предметы в ряд, я мысленно назначил каждому символ, достал кубик и торопливо бросил на гранитный пол. На этот раз выпал единорог, обозначавший помятую с двух боков горелку, ржавую местами до трухи.

Ну, что ж, горелка так горелка! Теперь бы ещё куда-нибудь примоститься для свидания с Белой Невестой. Принимая снадобье, я очень надеялся, что вторая попытка не потребуется, а то как бы не пришлось обживать пещеру заново…

…

Тоненький, с синевой внутри, огонёк светил ровно. Ветер остался за поворотом и не тревожил пламя. Тепла от горелки хватало на полметра, а дальше от сырого холода не спасал и обжигающий чай.

Котелок снова закипел. Игорь долил кружку и передал Дейри.

– Совсем плохо?

– Тошнит и голова кружится, – отдёрнув руку, женщина подула на пальцы.

– Кружится… Может, из-за погоды? – Игорь налил себе и осторожно пригубил. – Вон какой буран!

– Да, буран, – прижав кружку к животу, Дейри наклонилась к огню. – Занесла нелёгкая. Не будь его, ни за что бы в эти пещеры не сунулась!

– Почему?

– Места гиблые. Дурной славой пользуются.

– Иногда дурная слава – хорошая защита, – Игорь сделал глоток побольше, и добавил в чай кусок сахара.

– Может, и так… – женщина пожала плечами. – Где-то мы сбились с пути, причём давно. На восток слишком забрали.

– И что посоветуешь? – Древний теребил прядь на темени. Волосы его отросли, и, немытые, топорщились по бокам.

– Что, что! Убираться отсюда! Что тут ещё можно посоветовать!

– Совет хорош. Только в данный момент, к сожалению, невыполним, – мужчина завернул около виска локон, затем стал приглаживать кудри за ухо. – Признаться, и сам пещеры недолюбливаю…

Разговор иссяк. Допивая чай, Игорь оглядывал призрачные грязно-белые стены. На высоте человеческого роста, после тонкой серой прожилки, они становились сочно-багровыми, угрожающими даже в тусклом свете. Неестественно прямые углы и гладкая поверхность породы выдавали искусственное происхождение пещеры.

Насмотревшись, мужчина надел вязаную шапочку, зевнул и потёр глаза.

– Горелки надолго хватит? – Свернув плащ, Древний положил его под голову, и, не раздеваясь, вытянулся на спальнике.

– Если поменьше сделать, то до утра. Но разумнее выключить.

– Угу, – Игоря уже сморило.

Дейри погасила горелку, и легла, обняв рюкзак.

…

Чуткий сон Древнего нарушил лёгкий шорох. Не шевелясь и задержав дыхание, мужчина вгляделся в нависшую над ним чёрную тень. Уловив движение, Игорь выхватил плащ, швырнул его поверх призрака, вскочил и ударил головой в корпус. Противник вскрикнул и исчез в густой тьме.

Чертыхаясь, мужчина нащупал и включил горелку. У поворота к выходу обрисовался силуэт человека.

Очень большого человека.

– Дейри, подъём, к нам гости!

– Скорее хозяин, – женщина поднялась на четвереньки и что-то лихорадочно искала. – Великие силы! С рюкзаками нам не выбраться, а без них верная смерть!

– Хватит причитать! Где оружие?

– Да тут где-то! Ищу уже. Выложила ведь специально!

Силуэт внезапно двинулся к ним, ускоряя шаг. Игорь поспешил навстречу.

– Держи! – Дейри бросила спутнику клинок и сразу же подкрутила горелку.

Яркий свет вырезал из сумрака бледное длинное лицо с острым подбородком. Остальное скрывала тёмная одежда.

Древний направил меч на мощную фигуру хозяина, как бы предупреждая: держись подальше. Тот лишь замедлил шаг, и, неожиданно скользнув вдоль клинка, попытался захватить кисть Игоря длинными руками. Мужчина увернулся и напал сам. Противник уклонился с той же лёгкостью.

Игорю никак не удавалось попасть в него, хозяин оказался на удивление проворным для своих размеров. После очередного промаха напавший осклабился. В отблесках пламени кривые зубы превратили лицо в жутковатую гримасу.

Раздосадованный бесплодными атаками, Игорь отступал. Противник, желая смять, зажал его в угол. Внезапно из сумрака выскочила Дейри и кинулась на спину хозяину. Тот, не поворачиваясь, резко отмахнулся левой рукой – женщина, отлетев в сторону, ударилась головой о стену и рухнула на пол.

– Дейри! – мужчина выскочил из угла и снова атаковал, но опять безуспешно.

Противник с наглой ухмылкой теснил Древнего к выходу и вскоре перестал осторожничать.

Улучив момент, мужчина кубарем кинулся вниз, проскочил мимо ног хозяина, и, поднимаясь, с оттяжкой рубанул мечом по икрам. С истошным воплем противник рухнул на пол.

Не оглянувшись на поверженного врага, Игорь примчался к Дейри.

После беглого осмотра мужчина мягко и осторожно принялся массировать ей виски. Через минуту веки женщины дрогнули.

– Что со мной? – прошептала она, еле ворочая языком.

– Лежи тихо, – приказал Игорь. – Ты сильно ударилась.

– А что с… этим?

– Кажется, я отрубил ему ноги. Если не сдохнет от потери крови, то ходить начнёт не скоро. А ты лежи, лежи, тебе сейчас важен покой.

Дейри послушалась и закрыла глаза. Мужчина разогнулся, посмотрел на выход и судорожно сглотнул.

Рыча и прихрамывая, чёрный силуэт придвигался к нему. Через секунду хозяин схватил Игоря за шиворот, как нашкодившего мальчишку.

– Ты не должен ходить… – Древний пытался дотянуться до меча.

Хозяин легко, словно спичку, заломил руку Игоря и ударил его плашмя по затылку. Древний безвольно уронил голову на грудь. Противник ухватил бесчувственное тело в охапку и, ковыляя, понёс к выходу.

Снаружи буран стих, а звёзды стремглав мчались к облакам.

С искривлённым от боли лицом хозяин размахнулся и швырнул Игоря вниз, в толстый снежный покров.

7

– Привет! – в номере меня поджидали. И вовсе не Плут, а… Стер.

За полтора года она совсем не изменилась: та же статность, те же волосы цвета воронова крыла, разметавшиеся за плечами, и красивое личико.

– М-м-м, а что ты здесь делаешь? – ничего умнее спросить не получилось.

– Поживаю хорошо, спасибо, – ответила она, иронично покачивая головой. – Рада встрече, давно не виделись!

– Э-э-э, извини, я тоже рад тебя видеть… – вообще-то любая красивая женщина при общении вводила меня в лёгкий ступор, но Стер это удавалось особенно. – А как ты вошла? И где Плут?

– Замки тут фиговые. Молодец, что вещи с собой таскал. Вообще-то тут останавливаться не стоит. И оставаться тоже. Пошли! – Стер рывком поднялась с кресла.

– Эй, не гони! – её торопливость меня смутила. – Я только с дороги, немытый, небритый… И где Плут?

Она подошла ко мне вплотную, и, ухватившись за лямки рюкзака, потянула к себе.

– Ярви, с Плутом беда! Ты ему нужен!

Больше никаких слов не требовалось.

Скорым шагом, почти бегом, мы проходили лабиринт грязных и замусоренных улиц Крепи, будто живущим здесь не было никакого дела до того, где и по чему они ходят. На одном из перекрёстков мы остановились, пропуская экипаж. Прерывисто дыша, я задал вопрос, ответ на который вроде бы знал, но хотел получить подтверждение.

– Стер, а во время… беременности, вас, то есть женщин, тошнит?

– Ну, обычно, да, – она опешила, но, немедленно опомнившись, хмыкнула. – И когда ты успел? Зато понятно, куда ты пропал.

Меня устроила такая версия моего любопытства, и я устремился за Стер с трепыхающимся, то ли от скорости, то ли от возбуждения, сердцем. Её тошнило! Дейри тошнило!

Миновав парадный проспект, мы неслись дальше, на восточные окраины Крепи. Прошло уже часа два, и не успела мысль о том, что если с другом беда, то стоит найти транспорт побыстрее как следует попрыгать в моей голове, как Стер завернула в подворотню. Забежав во двор, мы попали сквозь утопленную в фундаменте дверь в сырой подвал. С водой я был на ты, сумрак тоже не смущал, но вот Плут определённо не любил такие места.

Мы осторожно двинулись по извилистым коридорам, будто нарочно захламлённым всякой рухлядью. Затем Стер принялась стаскивать увесистые доски с маленького люка в полу, закрытого на несколько хитрых замков. Откинув крышку, она жестом пригласила меня спуститься по верёвочной лестнице. Внизу оказалось на удивление тепло, сухо и светло. Слышался лёгкий гул, как от тихо работающих машин.

– Сюда! – Стер указала на левую из трёх внушительных металлических дверей, набрала шифр и распахнула створку. Изнутри неприятно запахло больницей.

– Что случилось? – я тревожился не на шутку, но сейчас на меня будто повеяло могильным холодом.

– Позже, сейчас ему просто нужен ты!

Стер вела меня по длинному узкому коридору с большими окнами, за которыми находились аппаратура и пустые койки. Я увидел Плута за стеклом рядом с третьей по счёту дверью и рванул к нему.

– Как ты?

– Ярви… – друг открыл глаза, всегда такие ясные, а теперь неприятно мутные. – А я всё гадаю, куда ты пропал.

Тело Плута было скрыто под простынями, местами бурыми от запёкшейся крови, а на лице рядом со множеством ссадин отливал лиловым мерзкий синяк.

– Что с тобой случилось? – на душе стало совсем мерзко.

– Я… Я расстроился, что ты куда-то исчез, разнервничался, потерял осторожность… Так что ты мне должен, – его губы дёрнулись, будто он пытался улыбнуться. – Ярви, мне осталось чуть-чуть…

– Нет, не…

– Ярви, заткнись… Нет времени… на препирательства. Я хочу знать, не напрасно ли всё. Осколок… На тумбочке… Считай с него.

Я вдруг почувствовал, что плачу – в этом неуёмном любопытстве был весь Плут. Больше не колеблясь, я взял маленький кусок прозрачного пластика, похожего на белый янтарь. Если он так печётся о ней, значит, это тоже вещь оттуда!

– И ещё… – Плут вкладывал в слова последние силы. – Передавай параллельно мне!

– Но… – идея привела меня в замешательство. – Это опасно!

– Ярви, ты сможешь. Сделай это для меня… Верни должок…

Понимание, что у друга и в самом деле не осталось времени, обдало шестибалльной волной. Наспех раздевшись, я приготовился к ритуалу, попросил Стер высвободить из-под простыни руку Плута и связать наши запястья. Запустив механизм иллюзии, я сделал так, чтобы Плут чувствовал всё, что чувствую я – когда-то мы упражнялись в этом с приёмными родителями. Затем задвинул передачу в «зону стабильности» – тоже результат тренировок, – сжал покрепче осколок и выпил капли. Последним ощущением была тревога за сохранность иллюзии в чересчур горячих объятиях Невесты…

…

Дардн! Что происх…

Я не успел опомниться, как безопасник затолкал меня в переходную камеру. Дверь ещё не закрылась, когда в шлемофоне раздался его истошный вопль.

– СТАРТ! Немедленно! Убираемся отсюда! На всей скорости!

– Что у вас творится?! – зазвучал встревоженный голос капитана. – Что с Радко?

– Радко мёртв! Мы уходим! – штурман грозил сорваться на пронзительный истерический визг. – Это ПРИКАЗ!

Пол чуть вздрогнул. Похоже, капитан послушался. Камера ещё заполнялась воздухом, но безопасник начал снимать скафандр.

Мне же было нехорошо. Суставы совершенно не слушались. Я лежал на полу без движения, и заново переживал последние минуты. Перед глазами стоял пилот, поднявшийся на ноги с дырой в груди. И пытавшийся подняться, когда ног уже не было.

Я прекрасно знал, что когда-то люди убивали людей. И мои соплеменники убивали друг друга во времена Анархии. В конце концов, я видел записи с Терсофии, но впервые вот так при мне произошло убийство!

Отшвырнув ненавистный скафандр, штурман настойчиво пытался открыть внутреннюю дверь камеры. Зачем он это делает? Он что, в первый раз на «Энтаре»? А может, есть какой-то аварийный код?

– Алекс, перестаньте! – Преодолевая слабость в коленях, я поднялся по стенке и снял гермошлем. – Ещё дезинфекция не…

– Дезинфекция! – безопасник чуть не захлебнулся шипением, но отошёл в сторону и повесил брошенный костюм. Людская страсть к порядку возобладала.

Когда створки разъехались, штурман прыжками рванул к рубке. Я, шатаясь, поспешил за ним. Кажется, предстоит крупный «разбор полётов».

– Сколько до зоны струны? – безопасник был явно на взводе, но пока сдерживался.

– Около часа на предельной, – процедил капитан, метнув в нас обоих ядовитый взгляд.

– А быстрее? – новый командир корабля занял кресло помощника вахтенного и три раза глубоко вдохнул.

– Ну, разве что СовБез отменит законы физики! – буря внутри капитана так и рвалась наружу.

– Сколько у нас автономок? – штурман остался на удивление безучастным к неприкрытому хамству.

– Полный комплект. Десять!

– Хорошо. Курс не менять. Лурвил, включите маскировку, и посмотрите, что происходит на планете, – эмоции окончательно исчезли с лица Алекса. – Я займусь передатчиками.

Пока безопасник записывал сообщение, в рубке стояла гробовая тишина. Я быстро проверил показания приборов и кратко доложил:

– Маскировка активирована. На планете без изменений, корабли не поднимались. В системе тоже чисто.

Штурман кивнул, запустил с минутным интервалом три передатчика и откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди и переступая с носков на пятки. Он молча чего-то ждал. И дождался.

– Автономки глохнут, – устало и бесстрастно сообщил безопасник.

– Что? – в голосе капитана было недоумение. – Не может быть!

Звучало и вправду как чушь. Автономный направленный передатчик работал практически в любых условиях – это я знал по собственному опыту. Рассчитанная на почти вековую службу, это была абсолютно надёжная и многократно проверенная модель.

– Смотрите сами…

На обзорном экране появились три красных шарика, стремительно разлетавшихся в разные стороны. Вместе с ними плыли замершие цифры – время работы. От минуты до полутора – явно недостаточно, чтобы начать передачу.

– Я бы сказал, что они не могут пробить струну, – штурман казался обескураженным. – Или им не дают.

– Запусти ещё один, – недоверчиво попросил капитан. – Я хочу понаблюдать.

– Как скажешь… – безопасник пожал плечами. – Время у нас есть. Автономки тоже.

Штурман показательно выполнил все необходимые проверки и приготовления. Появившийся на экране белый шарик достиг заданного сектора, стал зелёным и через минуту покраснел.

– Это явно не похоже на природное явление, не правда ли? – с сарказмом заметил безопасник.

– Подожди. Ты говоришь, что они не могут пробить струну, да? – нос с горбинкой заметно задёргался. – Так, автономкам нужно минуты три, чтобы настроиться. Затем… То есть их…

– Глушат, – подсказал штурман.

– Это единственное, что мне приходит в голову, – честно признался капитан.

– А сколько нам нужно на настройку? – после моего вопроса воздух, кажется, замёрз.

Сидящие в креслах посмотрели друг на друга, но ни один не ответил. У меня резко изменилось настроение. Если поначалу, глядя на готового лопнуть от бешенства штурмана, я тихонько радовался, что сорвалась какая-то новая пакость СовБеза, то теперь колени вновь ослабли, и я осел на шершавую пластиковую стенку.

– Сколько нам лететь?

– Минут двадцать… – ответ был таким же тихим, как и вопрос.

– Долго, – безопасник сжал кулаки. – Автономки засекают очень быстро. Вот что, зажги свечи, а я пока подкину им ещё приманку.

На центральном экране появились шесть тонких столбцов с равной для всех белой нижней частью. Вверху же плясали язычки предупреждающе-красного пламени, подсвечивая надпись «Настройка струны невозможна».

Каждая пара этих «свечек» отображала уровень напряжённости гравиполя на расстоянии возмущения по одной из координатных осей, и для простоты обозначалась «вправо-влево», «вперёд-назад» и «вверх-вниз». Ориентировка по датчикам – известный, но неиспользуемый приём экстренного вывода корабля из опасной для старта зоны. Один раз услышанный на лекции, он не задержался в голове из-за очевидной тривиальности. Я бы и не вспомнил о нём, честно говоря.

Действительно, что уж проще: корректируй курс по показаниям, и гони корабль, пока столбцы не станут абсолютно белые. Ведь только когда уровень напряжённости упадёт до приемлемых величин, бортовой компьютер даст разрешение на настройку струны.

– Лурвил, подготовьте к запуску все оставшиеся автономки, – неожиданно обратился ко мне штурман. – Выплюнем их одновременно, как только войдём в зону настройки. Направление – случайное, на ваше усмотрение. Активация через полторы минуты. А мне нужно отлучиться…

Я с облегчением упал в освободившееся кресло. Возясь с передатчиками, я прочитал записанное сообщение. «Совету Безопасности. Боевая тревога номер один. Возможность военной угрозы. Завьялов 226/3574».

Дардн! Это исключительно серьёзно! И куда он пошёл?

Когда штурман вернулся, погасла свечка «влево». И сразу перестал подмигивать красным столбец «вверх».

Алекс явился в почти боевой униформе – чёрная перчатка на правой руке, сдвинутые на лоб очки, похожие на солнечные. Опустив в прорезь на панели управления небольшую металлическую пластинку, безопасник прислонился к стене и стал наблюдать.

Через минуту почти одновременно погасли передняя и нижняя свечи. Остались две. Все напряжённо смотрели на экран в полнейшем молчании. Наконец, перестал дёргаться правый столбец.

– Ещё один, – капитан говорил, похоже, для себя.

Время тянулось медленно, словно издеваясь. Минута, вторая, третья. Красная часть столбика уменьшалась совсем понемногу, но всё-таки уменьшалась. Наступил момент, когда осталась только миллиметровая ниточка, но и она не хотела сдаваться. Потом и эта полоска, мигнув на прощание, исчезла, и рядом с шестью погасшими свечами вспыхнула надпись: «Настройка струны возможна».

В рубке будто прорвало плотину.

– Запускай! – крикнул мне штурман, после чего отскочил от стены, резко стянул очки со лба и выбросил вперёд руку в перчатке. Пальцы заметались над воображаемой клавиатурой, будто смахивая невидимую пыль.

Впервые видя этот ритуал, я был заворожён, и с трепетом наблюдал за процедурой, чуть не забыв об автономках.

Так, вот Алекс вводит координаты и личный код для подтверждения. Куда же мы полетим?

Наконец, загорелось долгожданное: «Настройка струны разрешена».

– Ну, всё, – штурман вернул очки на лоб. – Настраивай!

На пороге слышимости я уловил незаметное для людей тончайшее гудение маршевых двигателей. Сейчас они накапливали энергию для грандиозного преобразования. Пробить пространство! Какая же меня наполняла гордость, что мои предки сделали это изобретение самостоятельно!

Да, автономки…

– Началась передача, – сообщил я.

Теперь оставалось ждать. Через минуту пришлось повернуться и доложить:

– Заглушено два передатчика…

Штурман нервно поёжился, затылок капитана чуть дрогнул. Ещё через полминуты заглохла и третья автономка. Ощущение опасности превратилось в материю и заставляло кончики волос приподниматься.

– Готово… – вяло произнёс капитан, словно не веря в чудо.

– Давай! – рявкнул штурман, смахивая с носа капли пота.

И капитан дал. Двигатели завизжали, звёзды исчезли с экрана, пол вздрогнул, суставы заныли, слабость из коленок переползла в живот (чтобы было всё, как у людей: у них обычно при выходе подсасывало в желудке, у нас подкашивались ноги).

Дардн, но это ведь при выходе! Начало обычно совсем незаметно! Что-то всё-таки не так?!

Через секунду звёзды вернулись, тряска утихла, и о происшедшем напоминала лишь лёгкая муторность, да более деловитый гул маршевых двигателей.

Всё! Мы исчезли из видимого мира!

– Ф-фу, – тяжело выдохнул безопасник, поднимаясь с пола и подбирая очки. – Ты нас убить хотел?

Продолжение разговора не обещало быть мирным. Вместо положенной после кризиса разрядки в рубке сгустился холод, ощущаемый кожей.

Людская психология – забавная вещь. Выбравшись за пределы Ринкшасы, я удивился: на каком конвейере этих человеков выращивают? Тогда на исследовательском корабле все казались одинаковыми, беспрекословно подчинялись распоряжениям, каждый чётко знал и выполнял свои действия – словом, вылитые роботы.

Поэтому первый же Совет стал шоком. Во время него я подумал: – как они ещё не перегрызли друг другу глотки? И окончательно я поразился, когда после собрания бывшие яростные противники уселись за один столик поговорить про жизнь, а недавние соратники чуть не полезли в драку из-за женщин!

Позже я понял, что эти три типа поведения – работа, Совет и свободное время – три кита, на которых держится людская цивилизация и её превосходство над остальными. Профессиональная, до мельчайших деталей выверенная работа, которой не должны мешать никакие личные разногласия, фонтан идей на Советах, и, наконец, полная свобода в личной жизни, где каждый мог быть, кем хочет, и выяснять отношения, с кем хочет.