Текст книги "Уроды. Повесть о любви"

На следующий день прямо с раннего утра заявился Серега, да не один, а с двумя своими корешами. Мужики принесли водки, закуски и по-хозяйски расположились в квартире инвалида. Пока накрывали на стол, стояла слегка нервозная и разговорчивая суета, которая всегда сопутствует подготовке к пьянке.

Мужики даже некоторым образом сервировали стол. Серега торжественно подкатил коляску с Кусковым к столу и показал, как если бы тот мог видеть, где какая закуска.

– Ну, что? Тяпнем?

Водка забулькала по стопкам. За столом пошла обычная круговерть. После третьей рюмки гости уже говорили одновременно и каждый старался, чтобы его историю все остальные дослушали до конца. Мужики рассказывали какие-то случаи с других пьянок, немного про свою работу и низкую зарплату, а также про своих жен-стерв. Кускову было хорошо.

Хорошо, что друг Серега не забывает, отвлекает от грустных мыслей. Да и вообще, после водки все мужики становятся, как братья. Серега же, как обычно рассказывал про свое семейное счастье:

– Прикинь, я прихожу домой, а моя сука с порога: «Где был? Гостей полный дом. Я одна кручусь, а ты где-то жрешь.» Я хотел было меж рог, да не стал, гости все-таки. Зато потом, когда все разошлись, я ей дал. Вот только одного боюсь, как бы она меня ночью, спящего, не замочила. Шваркнет чугунной сковородкой по башке или ножом по горлу. А они у меня всегда наточены, будьте любезны, что же я, не мужик, что ли. Прикинь, от рук собственной бабы во сне богу душу отдать. А, что слесарь так и не приходил? Я его встречу, точно накостыляю, будет знать, как игнорировать моего друга детства, падла!

Разговор подхватил один из пришедших с Серегой мужиков:

– У меня такая же фигня была. Все боялся, что жена меня тоже угондошит. Однажды, чувствую – сегодня, собирается мне глотку резать. Я взял ее и привязал к кровати и только тогда спокойно уснул. А она, стерва, участковому заяву накатала. Тот мне садизм шил, хрен-наны, не вышло. Правда, штраф на благо родины я за мелкое хулиганство все же отдал. После этого случая баба детей забрала и к теще упорола, теперь спокойно засыпаю. Зато пока в обезьяннике сидел, вон с Петей познакомились, сейчас корешимся.

Компания уже изрядно опьянела. Один из гостей поинтересовался, что случилось с Кусковым. Ответил Серега, сообщив, что его друг – герой, и служил, и был ранен в Чечне. Мужики уважительно зацокали и просили рассказать. Кусков смутился:

– Что там рассказывать – война…

Но гости не унимались, поливая матом всех прошлых и нынешних политиков, олигархов и государство.

– Не, братан, в самом деле, расскажи корешам, как тебя, – настаивал Серега, явно гордящийся таким другом.

– Я танкистом был, – неохотно начал Кусков. – Попали в засаду, мой танк подорвался на мине. Контузия, люк открываю – сверху очередь, еле выбрался. Спасибо лейтенанту, командиру моего взвода, он меня затянул под броню. Отстреливались, пока были патроны, потом чехи из гранатомета шарахнули… очнулся я только в госпитале. Из нашей роты только я и остался. Лейтенант тоже погиб.

– Да, блядь! – прокомментировал Серега. – Вот козлы, жаль меня туда не отправили, я бы их голыми руками душил… и генералов этих тоже бы душил.

Кусков нежно поглаживал томагочи. Игрушка вдруг, запищала и он судорожно начал тыкать пальцами в кнопки, чтобы унять звук. Методом проб и ошибок он уже успел освоиться с этой нехитрой электронной игрушкой. Серега и мужики тоже обратили внимание на звук.

– Это у тебя что?

– Томагочи Клаша.

Серега, увидев пластмассовую коробочку, снисходительно глянул на друга, приобнял его за плечи и покрутил пальцем у виска, собутыльники прыснули. Один из них с интересом, как будто только сейчас увидел квартирку, огляделся. Потом встал и уже с большим вниманием прошелся по комнате, заглянул на кухню, покрутил в руках бронзовую статуэтку и сунул ее за пазуху. Кусков в это время отъехал в туалет, и мужичок подсел к Сереге.

– Серега, он, один черт, ни фига не видит, давай у него что-нибудь возьмем, что продать можно.

Серега хоть уже и был сильно пьян, но возмутился:

– Ты совсем уже, он же друг детства. Я тебе за него башку снесу.

Собутыльнику не понравился серегин тон, и он огрызнулся:

– Ага, снес уже один. Вот, например, вазочка, ее точно можно толкнуть за хорошие бабки. Нафига ему ваза? Или вот приемничек с телеком. Ну, ладно, радио, а телевизор ему зачем, он ведь слепой. Если творчески подойти, то тут основательно можно все проредить.

Серега вдруг взвился свечой и набросился на кореша с кулаками: «Я сейчас тебе зубы прорежу». Завязалась короткая драка, причем второй собутыльник оказался не на серегиной стороне.

Когда в комнате появился Кусков, то на полу в крови лежал только пьяный друг его детства Серега. Если бы он мог видеть, то заметил бы, что с новыми знакомыми из квартиры «ушли»: материна вазочка, бронзовая статуэтка, пара алюминиевых кастрюль и, наверное, еще что-нибудь, о существовании чего Кусков даже и не догадывался. Собутыльники унесли и немногочисленные материнские украшения – пара золотых колец, сережки и брошь.

Когда в квартиру зашла Зоя, то увидела довольно странную картину. На столе алкогольный раздрай, а на полу два пьяных мужика. Кусков, однако, признаки жизни все же подавал. Он слез со своей коляски и шарил по полу руками. Тут же валялся еще один мужик с окровавленным лицом, но он, похоже, крепко спал.

– Оба-на! Круто! Мужики, вы что? В войну играете?

Кусков хоть и услышал знакомый голос, но все же огрызнулся:

– Я в нее уже отыгрался. А тебе что надо?

– Ты мою Клашу не видел?

– Видел, она где-то здесь на полу, посмотри.

– Что произошло?

– Да мужики нажрались и схлестнулись. Сильный бардак?

– Там мужик какой-то валяется, может, мертвый. Давай помогу, садись.

Она помогла ему взобраться в кресло, и Кусков рассказал, что в гостях были мужики, выпивали, он отлучился, а когда вернулся, то, вот такая картина. А томагочи он случайно выронил, потом начал искать и опрокинулся из коляски. Сейчас он подъехал к Сереге и ощупал его:

– Это Серега, мой друг детства, он спит. Мертвый… Что бы понимала в покойниках! Ну, что, нашла свою Клашу?

– Ты ее раздавил.

– Да, ты что! Твою мать!

Кусков уже успел привыкнуть к этой игрушке. Он почти поверил, что там в этой пластмассовой «мыльнице» действительно живет очень маленькое, но милое существо, которое издает звуки и которое слушается трех кнопочек. Он не видел этого существа, но оно поселилось в его квартире. Воображение уже создало картинку. Это был маленький, как в мультике – инопланетянин. Не гуманоид, а просто живое существо с другой планеты, занесенное в его жизнь. Оно, это существо, носило вполне земное имя, что придавало ему земные качества, то есть оно чувствовало теплоту рук, могло ощутить заботу, а значит тоже испытывало какие-то ответные чувства, которые обращало на Кускова.

И сейчас известие о том, что оно просто раздавлено, повергло Кускова в шок и ступор. Пожалуй, весть о смерти матери его потрясла меньше, чем раздавленная томагочи Клаша. Пьяные слезы сами по себе выкатились из-под очков и, вдруг превратились в поток. Кусков начал всхлипывать.

– Ты что? Во, дает! Это же игрушка, ну, ты что, как ребенок… Успокойся. Кончай, кончай реветь.

Рыдания прорвали плотину попыток сдержаться и Кусков пьяно завыл:

– Я ж уже научился за ней ухаживать. Вот ведь непруха! И кормить. Блин!

Он снял очки и размазывал слезы по своему лицу, отчего стал похож на маленького мальчика, у которого отобрали любимую игрушку.

– Кончай реветь! – Вдруг заорала Зоя и Кусков осекся. Теперь он просто икал. От крика проснулся Серега. Он непонимающе покрутил головой, заметив перемены в компании.

– Опаньки, девушка, а ты каким боком здесь?

То, что он подрался со своими случайными друзьями, похоже уже забылось. Кусков объяснил, что это знакомая пришла его навестить. Серега обрадовано приободрился и, разливая остатки водки, выпустил в мир очередную порцию своего словесного поноса.

– Может, за знакомство по-махонькой? А я подумал, может быть, родственнички какие дальние объявилися, чтобы квартирка не ушла мимо их кассы.

Зоя, когда проснулся друг Серега, резко засобиралась уходить и ушла. Ее никто и не останавливал. Зачем она сюда вернулась, она не хотела понимать. Быть может из жалости?

Кусков никак не мог прийти в себя после потери томагочи, а Серега напряженно сливал остатки водки в один стакан. Когда хлопнула входная дверь, он все же не преминул прокомментировать увиденное:

– А ничего девица! С формами. Такой попец, рабочий.

– Кончай, – обессилено отмахнулся Кусков.

– Слушай, а у тебя бабы вообще-то были?

Кусков сидел неподвижно и, похоже, не слушал треп друга. Да тому и не нужны были никакие признаки внимания, он просто говорил и говорил, так течет ручеек, которому одинаково приятно, как на это смотрят окружающие, у него есть только одна забота бежать к морю. Так и у Сереги была одна забота говорить все, что сию минуту приходило в его забубенную голову, освобождая ее от мыслей и вываливая на собеседника нескончаемый и никем неконтролируемый поток его сознания.

– Что? Не было у тебя баб? Так ты мальчиком нецелованным в Чечню угодил? Ну, абзац! Я бы, будь моя воля, этих козлов с лампасами, которые вот таких, как ты, за титьку не державшихся пацанов, на войну отправляли, собственными руками душил бы. Ладно, давай помянем парней твоих, тетю Дусю, тут еще осталось.

Кусков гладил пальцами треснувший корпус электронной игрушки и по всему своему опрокинутому виду, напоминал суку первородку, чьего щенка раздавило колесо случайной машины, когда ее бестолковый малыш вырвался из-под власти матери и со всех ног бросился изучать новый мир. И вот теперь собака, еще не осознав, что ее детеныш уже не дышит, продолжает его облизывать, и прятать поближе к сосцам, чтобы согреть и накормить.

На Кускова со всех сторон снова начала наползать густая и вязкая, как нефть – темнота.

Через пару дней к Кускову заявился слесарь. Это был большой мужик, с изъеденным морщинами и оспой лицом. Такие персонажи ко всему в этой жизни относятся с оптимизмом, и не особенно заморачиваются на проблемах, считая их житейскими пустяками. От такой публики всегда исходит живительная жизненная энергия, которую чувствуют окружающие и прощают таким людям их патологическое распиздяйство.

Слесарь, насвистывая и напевая, прошел в туалет. Кусков находился рядом с дверью и участливо вертел невидящей головой.

– У тебя что, унитаз не работает? Забился? Я прямо не слесарь, а золотарь какой-то. А эта девка тебе родственница?

Кусков не мог понять, про какую девку говорит сантехник, но на всякий случай кивнул:

— Ты же сам мне трубу отрезал и две недели не приходил.

– Да-а! Посмотрим… Ни хрена себе, вы что сюда срете?! – Пошутил слесарь и продолжил греметь своими ключами и железяками, – а я думал, родственница. Заколебала она меня. Она в администрацию округа донос накапала – герой-чеченец, инвалид, позабыли-позабросили. Одним словом, в нашем жэке одни изверги и садисты. А я что? Они же ни черта не дают, у народа денег нет, я что, за свои должен все покупать? Ладно, браток, ты извини, забыл я про тебя. С этой уродской жизнью скоро родную жену забудешь. А девка у тебя ничего так. Давно живете?

Кусков, так еще ничего и не поняв, ответил:

– Нет у меня больше родственников…

– Ага. Она из Тимура и его команды – мать Манефа, – нес свою «пургу» мужик. – Все, браток, слышишь… Журчат ручьи, кричат грачи. Ты бы хоть проветрил тут, а то запах. Сейчас уже вода есть. Привет родственнице, пусть больше в округ не жалуется. Хорошая баба, жопастая, – и снова принялся греметь своими инструментами, заталкивая их в видавший виды портфель, при этом напевая, – Без рук, без ног на бабу скок… Ну, покедова!

– Спасибо, слесарь без головы.

— Да, ладно, не обижайся, я же не по злобе… Может тебе, чем помочь? Нет? Ну ладно, пошел я дальше лудить, паять, унитазные и айбиэмы починять.

— Эй-эй, погоди, слушай, помоги мне. У меня тут есть одна штука, ее раздавили, может, посмотришь, можно ли что-нибудь сделать, в смысле починить?

Кусков метанулся на коляске в комнату и привез томагочи. Сантехник взял игрушку в свои ручищи, посмотрел, похмыкал, достал маленькую отвертку и вскрыл Клаше внутренности.

Если бы Куском мог видеть, то его взгляду представилась бы удивительная картина. Мелкая коробочка томагочи, по всем правилам и законом должна была превратиться в груду пластмассовых обломков, так несоизмеримы были эти величины – сарделькообразные заскорузлые пальцы слесаря и маленький электронный дивайс. Однако пальцы мастера скорее нежно, чем аккуратно внедрились внутрь корпуса и что-то там отгибали-соединяли. Наконец сантехник выпрямился и громко заявил:

– Да, херня! – в голосе слышалось удовлетворение.

– Сломал?

– Я же говорю – херня. Я в детстве в Доме пионеров в радиокружке занимался. Поэтому чё починить, для меня – херня. Держи, щас будет работать. Коробочка треснула, и контактик один отошел, а так нормально. А что это вообще такое?

Кусков недоверчиво нажал на кнопочку, и электронная игрушка издала свой характерный писк, которым она обычно оповещала хозяина, что пришло время кормить электронного монстрика.

– Да игрушка одна, девушка подарила, а я раздавил.

– Это та – жопастая? Хорошая баба! Пошел я.

За последние дни произошло самое значимое событие – Клаша ожила! Казалось бы, эта электронная бздюлинка «прожила» рядом с Кусковым всего-то несколько дней, однако он успел прикипеть к ней. Его воображение уже успело создать не только инопланетянина, но и реальных зверей, за которыми он ухаживал. Томагочи уже побывал котенком, причем самый обычный трехцветным полосатым шалопаем. Потом он реинкарнировался в щенка – вислоухого и веселого. Сейчас, после реанимации он представлялся Кускову мышонком – маленьким и писклявым. Темнота отступала от его тоненького голоска, который радостно и полностью захватил уже было почерневшего от горестных мыслей, Кускова. Однако мышонком он был не долго.

Теперь Клаша стала слоненком. Если не считать первого инопланетного монстрика, который сразу проявился в воображении при знакомстве Кускова с игрушкой, это стало после пятой реинкарнацией из котенка, собачки, мышонка и рыбки. Рыбка была самым неудачным воплощением. И действительно, что может быть глупее рыбки, если она не дельфин. Однако в воображении Кускова был не дельфин, а обычный карась. Почему карась? Да так само получилось. И этого карася инвалид как-то не очень полюбил, поэтому не откликался на его требования покормить или поиграть. Одним словом, рыбку он специально уморил своим невниманием.

Вот другое дело нынешний слоненок. Такой забавный, с хоботом. Он казалось, бродит по квартире, лезет своим длинным носом в разные шхеры, иногда теребит волосы на голове Кускова. Потом, когда ему станет тесно в его маленьком домике, то Кусков отпустит его в Таиланд. Почему туда, а не в Африку? По радио сказали, что именно в Таиланде слоны на старости лет получают пенсию и могут уже не работать, а просто так жить в свое удовольствие. Опять же и отношение к ним в этой далекой стране уважительное. Так что, Кусков считал, что отдаст своего подросшего слоненка в добрые тайские руки.

Куда-нибудь пристраивать своих питомцев Кусков придумал недавно, уже после ремонта томагочи. Ну, не умирать же им, когда они выросли и больше не могут жить стесненные пластмассовой клеткой игрушки. Помирать им рано и не к чему, а так, вроде бы ты заводчик – растишь всякую живность, а потом, когда они окрепнут, отдаешь в надежные и обязательно добрые руки. Карась был не в счет. О нем не вспоминали.

Со стороны, если бы это кто мог видеть, то картина вырисовывалась дурацкая. Сидит инвалид в кресле и разговаривает с наборчиком из электронных микросхем и пластмассы. Однако Кускова никто не видел, как и он никого. Соседке свою игрушку он не показывал, да и прятались его питомцы, когда приходила Семеновна, сидели тихо и не издавали никаких звуков. Когда же она уходила, то они радостно выскакивали из своего убежища, и тогда квартира наполнялась веселыми играми, заботой о еде и чистоте.

Когда Клаша стала слоненком, в дверь квартиры позвонили. Отозвался голос Зои, потому Кусков без опаски отпер дверь. Если бы он мог видеть, то заметил бы, что под глазом у Зои красуется свежий синяк, да и сама она передвигается осторожно, как-будто опасаясь что-то расплескать внутри своего тела. Того что там скопилось, видно было очень много, потому что девушка медленно и осторожно полулегла на диван и прикрыла веки.

– Привет. Я у тебя побуду.

– Что, опять менты?

– Нет, Мотя и его друзья-торчки… козлы! – ей, похоже, было необходимо выговориться или пожаловаться. – Мало клиентов, а у них ломка. Как будто я виновата, суки. Только что ли я должна бабло приносить? На всех. Из-за денег, бл-ь!

На последнюю фразу Кусков внимания не обратил и постарался скорее рассказать о своих новостях.

– Спасибо тебе за слесаря, он все сделал.

– Да ладно, мне не трудно. Вот немного отлежусь у тебя, отдохну.

Зоя затихла.

Кусков понял, что та уснула. Он взял Клашу и подался на кухню. Там, стараясь особо не шуметь, поставил чайник на плиту – проснется, чаю попьем и поговорим.

*

Зоя спала долго. Девушка обнаружила себя укрытой стареньким верблюжьим одеялом. Ее ботики стояли рядом с диваном, значит, Кусков пока она спала, не только укрыл, но и разул ее. Сам он был тут же, в кресле и, судя по безвольно опущенной голове, спал. Когда она застонала, пытаясь подняться, в инвалидной коляске тоже произошло легкое движение.

– А ты всегда в кресле спишь?

– Нет. Ты же на диване легла.

— Слушай, ты говоришь, что водопровод починили?

– Тебе спасибо.

– Я пойду, душ приму. Полотенце есть?

– Поищи в шкафу, если найдешь чистое.

– Да уж, у тебя здесь, пожалуй, что-нибудь чистое найдешь. Ладно, разберемся. Ты вообще ничего не видишь?

– Вообще.

Зоя начала раздеваться, но иногда все же бросала недоверчивый взгляд в сторону парня. Однако он сидел, никак не реагируя на происходящее. Девушка выудила из шкафа потертые почти ветхие полотенца и ушла в ванную.

Кусков опасливо прислушивался, и когда в ванной зашумела вода, достал Клашу из кармана брюк, немного помедлил, соображая, куда бы припрятать драгоценное существо. Потом быстро выкатился в коридорчик, нащупал свои ботинки и спрятал игрушку в них. Он панически боялся, что Зоя заберет у него свою игрушку.

Из ванны раздался голос девушки: «Ты следующий…»

Зоя осталась в ту ночь у Кускова. В квартире сразу почувствовалось присутствие женской руки. На веревках в ванной безвольно повисло выстиранное постельное белье. На кухне тоже пропал запах испорченных продуктов. Пол был чист, квартира проветрена от запахов.

Кусков тоже преобразился. На нем была чистая одежда, а с лица исчезла щетина, к которой он уже успел привыкнуть. Зоя настояла на этих преображениях и Кусков подчинился.

Они сидели на кухне. Зоя готовила свое зелье, чтобы принять новую дозу наркотика, а Кусков ел пельмени и запивал их водкой. Водку и пельмени принесла Зоя, метанувшись с утра пораньше в магазин. В момент их трапезы из ботинка в коридорчике раздался требовательный писк томагочи. Инвалид бросился в прихожую и достал игрушку. Когда он развернулся на своей коляске, чтобы ехать на кухню, то наткнулся на препятствие. Это была Зоя.

– Так ты меня обманул про Клашу?

В голосе девушки проступили нотки разочарования. Кускову стало неудобно. Он начал оправдываться, достал игрушку и протянул девушке, чтобы та убедилась, что он не врет – томагочи действительно сломали, и он подумал, что навсегда, но потом слесарь починил. А не показал он ее Зое, потому что привык, потому что нет возможности пойти и купить, а она – Зоя, может сходить в магазин и приобрести себе новую, не перебинтованную изолентой. А деньги он отдаст, когда принесут пенсию.

– Да ладно, не парься, – молвила девушка, рассматривая обшарпанный и треснутый корпус томагочи. – Вообще-то мне ее тоже жалко. Сейчас такие уже не выпускают. Я вижу, ты подружился с Клашей. Ладно, пусть у тебя остается… так надежнее… для нее.

Слава Богу! Отлегло. Клаша будет здесь. Кусков услышал, как на кухне, девушка уже набирала в шприц свой кайф.

– Сейчас, сейчас прольется чья-то кровь. Сейчас… сейчас… сейчас, – причитала Зоя над своими венами.

– Что ты делаешь?

– Завтракаю.

Девушке становилось все лучше и лучше. По телу побежали легкие ручейки. В сознании заблистали фантастические образы. Зоя полетела в свою, пусть эфемерную, но такую ласковую страну, где нет боли и везде космос.