Текст книги "Сталин и разведка"

Рождение разведки

Для разработки мер по улучшению деятельности разведки была создана специальная комиссия. В нее вошли: И.В. Сталин, Ф.Э. Дзержинский и ряд других лиц. На основе разработанных комиссией предложений, Дзержинский 12 декабря отдал следующее распоряжение управляющему делами ВЧК: «Прошу издать секретный приказ за моей подписью о том, что ни один отдел ВЧК не имеет права самостоятельно отправлять за границу агентов или уполномоченных или осведомителей без моего на то согласия. Составить проект приказа об Иностранном отделе ВЧК (с ликвидацией Иностранного отдела Особого отдела ВЧК) и начальнике его и о том, что все агенты за границу от ВЧК могут посылаться только этим отделом».

20 декабря 1920 года Дзержинский подписал приказ ВЧК№ 169, который явился административно-правовым актом, оформившим создание советской внешней разведки.

В январе 1922 года ВЧК была реорганизована в Государственное политическое управление (ГПУ, а после создания СССР – ОГПУ) при НКВД. Иностранный отдел – внешняя разведка – вошел в состав созданного при ОГПУ Секретно-оперативного управления и стал называться ИНО СОУ ОГПУ, а впоследствии просто ИНО ОГПУ. Возглавил отдел в качестве исполняющего обязанности Яков Христофорович Давтян, затем ненадолго Могилевский, погибший в авиакатастрофе, которого на многие годы сменил Михаил (Мейер) Абрамович Трилиссер.

Сталин будет долгое время работать с ним и, в конце концов, решит его судьбу, поэтому нельзя не написать о нем.

Трилиссер был старым революционером, в годы первой русской революции работал в военных организациях большевистской партии, встречался с Дзержинским. В 1906 году организовал смелый побег с Выборгской гауптвахты около сотни солдат и матросов, которых должны были судить за участие в вооруженном восстании. Был пойман и осужден к бессрочной каторге в Сибири. После революции вошел в состав советского военного комиссариата по Восточной Сибири и Забайкалью, стал правительственным эмиссаром Амурской области Дальневосточной республики. Создал первую на советском Дальнем Востоке специальную шифровальную службу для связи с Центром и начал формировать разведывательный агентурный аппарат.

Передаваемые им сведения представляли интерес не только для руководства ВЧК, но и для Наркомата по иностранным делам, что в своей телеграмме отметил Чичерин.

В феврале 1921 года Трилиссер, прибыв в Москву на X съезд РКП(б) в качестве делегата от Забайкалья, назад не вернулся: его оставили для работы в ИНО ВЧК, и после гибели Могилевского он стал начальником ИНО.

Положение об ИНО определяло и задачи внешней разведки, которые в порядке их приоритетности формулировались следующим образом:

выявление на территории иностранных государств контрреволюционных организаций, ведущих подрывную деятельность против нашей страны;

установление за рубежом правительственных и частных организаций, занимающихся военным, политическим и экономическим шпионажем;

освещение политической линии каждого государства и его правительства по основным вопросам международной политики, выявление их намерений в отношении России, получение сведений об их экономическом положении;

добывание документальных материалов по всем направлениям работы, в том числе таких материалов, которые могли бы быть использованы для компрометации как лидеров контрреволюционных групп, так и целых организаций;

контрразведывательное обеспечение советских учреждений и граждан за границей.

Для решения этих задач было создано шесть географических секторов, которые и должны были заниматься агентурной работой за рубежом. Впоследствии они стали называться отделениями, и число их увеличивалось по мере роста количества резидентур, расширения географических рамок работы и появления новых направлений деятельности разведки. Общий штат ИНО вырос с 70 в 1922 году до 122 человек в 1930 году, из них 62 были сотрудниками резидентур за рубежом.

* * *

Решающую роль в разведке играют кадры. Отличительную особенность ядра российской разведки после Октябрьской революции составляло то, что образовался сплав опыта и надежности старых кадров с энтузиазмом и убежденностью вчерашних революционеров-подпольщиков.

Хорошо известно, что на сторону советской власти перешли сотни и тысячи бывших царских армейских генералов и офицеров, храбро сражавшихся в рядах Красной армии. Но мало кто знает, что многие сотрудники старого аппарата разведки и контрразведки тоже согласились поставить на службу новой власти свои незаурядные способности, работали не за страх, а за совесть. Их опыт помогал становлению органов безопасности молодой республики.

Будучи людьми умными, искушенными и патриотами, они понимали, что большевики в любом случае воспримут геополитические интересы России, осознают необходимость защиты ее целостности и суверенитета. Поэтому они встали на защиту новой России, взялись за деликатные государственные функции еще тогда, когда контрразведка только формировалась, а разведки еще не существовало. Имена Н.М. Потапова, П.П. Дьяконова, А.А. Якушева, крупных представителей старого государственного аппарата еще появятся в нашем очерке. А о судьбах А.Ф. Филиппова, П.В. Макарова, А.Н. Луцкого хотелось бы, хотя бы вкратце, рассказать сейчас.

Алексей Фролович Филиппов, бывший издатель «Ревельских известий», «Русского слова», «Кубани», «Черноморского побережья», стал по существу первым закордонным агентом советской внешней разведки еще за 3 года до ее образования. Дзержинский несколько раз направлял его в Финляндию для сбора информации о политическом положении в стране, планах финских политических кругов и белогвардейцев, настроениях матросов и солдат, находившихся в то время в Финляндии.

Филиппов – лично и конфиденциально – доложил Дзержинскому о намерениях правительства Финляндии сохранять строгий нейтралитет, о планах германских войск по захвату российского флота, базирующегося в Финляндии. В отдельных случаях, когда информация Филиппова носила особенно важный и конфиденциальный характер, она докладывалась В.И. Ленину. Филиппов сумел убедить царского адмирала Развозова выступить во главе находящегося в финских портах русского флота и перейти с ним на сторону советской власти.

Свою работу А.Ф. Филиппов выполнял безвозмездно, из чувства патриотизма.

Павел Макаров стал прототипом героя фильма «Адъютант его превосходительства». Прапорщик Макаров с самого начала революции встал на сторону большевиков. В начале 1918 года, по заданию Севастопольского областного революционного штаба, он был командирован с небольшой группой агитаторов в несколько районов Крыма для привлечения добровольцев в ряды Красной армии. Обстоятельства сложились так, что ему пришлось направиться в Мелитополь, где он был схвачен разъездом дроздовцев. Он выдал себя за капитана 134-го Феодосийского полка, был доставлен в штаб. Понравившись командиру дивизии генерал-майору Дроздовскому, был прикомандирован к его штабу, а когда Дроздовский был тяжело ранен и его заменил генерал Май-Маевский, Макаров стал его адъютантом.

Вскоре Май-Маевский принял под командование армию. Павел остался с ним. Через него проходило множество секретных документов, но у него не было связи. Наконец он встретил брата-большевика, имевшего связь с подпольем. Через него удавалось кое-что передавать. Одновременно Павел избрал тактику саботажа: задерживал или уничтожал важные документы, внося путаницу в управление войсками.

После ареста и расстрела брата Макаров тоже был арестован, но ему удалось бежать. После разгрома Врангеля Павел Макаров работал в ЧК, после Гражданской войны написал воспоминания. Во время Великой Отечественной войны был одним из руководителей крымских партизан.

Самая трагическая судьба выпала на долю бывшего штабс-капитана, профессионального разведчика Алексея Николаевича Луцкого.

Алексей Николаевич Луцкий родился в 1881 году в Козельске. После окончания духовной семинарии служил в армии, участвовал в русско-японской войне в составе Восточно-Сибирского полка. Участвовал в революционных событиях 1905 года, чудом избежал военно-полевого суда. В 1906 году он ушел с военной службы, но вскоре вернулся в родной полк. Здесь много времени отдает изучению японского языка, что не осталось незамеченным военной разведкой, которая вскоре посылает его в Токио на стажировку для изучения нравов японской жизни и знакомства с организацией и методами работы разведслужб. Там он установил контакты с рядом офицеров из русского отдела генштаба японской армии.

В 1918 году Луцкий переходит на сторону советской власти и возглавляет спецслужбу Дальневосточного пограничного отряда. В июле 1918 года уезжает из Иркутска на Дальний Восток, но в дороге узнает о японском вторжении. Спасаясь от интервентов, он вскоре попадает в руки колчаковской контрразведки, где его принудили начать службу в колчаковской армии. Находясь при штабе одной из дивизий, он начал собирать разведданные, но его снова арестовывают и отправляют в Харбинскую тюрьму.

31 января 1920 года восставшие рабочие Харбина потребовали освободить политических заключенных, но Луцкий в числе семи других смертников был администрацией тюрьмы задержан для передачи атаману Семенову. Китайский конвой, охранявший семерку, взбунтовался и освободил узников.

Вскоре Луцкий оказался во Владивостоке, где ему правительством Приморья, симпатизировавшим большевикам, было предложено возглавить разведку и контрразведку. 5 апреля 1920 года Луцкий, Лазо и Сибирцев были вновь арестованы японской военной контрразведкой. В мае 1920 года все они были сожжены интервентами в топке паровоза.

Молодая разведка выполняла двуединую роль: с одной стороны, выявляла антисоветские планы зарубежных враждебных сил – правительственных и белогвардейских, с другой – искала пути выхода Советской России из международной изоляции.

Казалось бы, какую опасность могли представлять изгнанные из страны и в буквальном смысле потерявшие почву под ногами белогвардейцы? Но белоэмигрантов насчитывалось около 2 миллионов, они представляли определенную силу и поддерживались международной буржуазией и ее разведками. Многие располагали крупными средствами в иностранных банках. Все они претендовали на руководство контрреволюционным движением в советском тылу.

Эмигрантские деятели создавали блоки, союзы для совместной борьбы против советской власти.

На крайнем правом фланге белой эмиграции в 1920—1921 годах стояли организации, сплотившиеся вокруг константинопольского центра монархистов и церковников и вокруг известного черносотенца Маркова 2-го.

Бежавший с остатками своих войск барон Врангель пытался объединить и возглавить монархическую часть эмиграции. В этих целях он принял руководство антисоветским «Союзом освобождения России».

На правом фланге эмиграции находились кадеты во главе с П.Н. Милюковым. Возглавляемый им парижский комитет выдвинул идею создания единого антибольшевистского фронта с «народными социалистами» и эсерами для продолжения борьбы с советской властью. Парижская группа издавала газету «Общее дело», редактируемую В.Л. Бурцевым.

В Париже обосновался и «Торгово-промышленный комитет», члены которого лишились своих предприятий в России и мечтали об их возвращении. За границей также находились многие деятели разгромленных в Советской России «Национального» и «Тактического» центров.

В эмиграции были и некоторые левые эсеры, а также самостоятельные, не связанные с основными политическими партиями, антисоветские группы, и среди них организация Бориса Савинкова в Польше. Там же, в Польше, обосновались: эмигрантское петлюровское правительство, Белорусская рада, контрреволюционные объединения донского, кубанского, терского казачества.

С середины 1920 по апрель 1922 года в Париже существовал антисоветский «Административный центр», формально считавшийся внепартийной организацией, в которую входили эсеры, некоторые меньшевики и другие эмигранты. Его учредителями были эсеры Чернов, Керенский, Авксентьев, Зензинов. «Центр» пытался вести в Советской России подрывную работу.

Таким образом, к концу Гражданской войны наметилась тенденция к переносу руководящих центров антисоветских движений за рубеж. Белоэмигрантские и иностранные империалистические круги продолжали мечтать о вооруженной борьбе с советской властью, призывали к новой интервенции и войне с советами.

В соответствии с этим и определялись задачи внешней разведки. Если говорить конспективно, она с этими задачами справилась: сумела проникнуть с помощью своей агентуры практически во все без исключения крупные активные белоэмигрантские центры, добывала материалы о деятельности белоэмигрантских, националистических и иностранных разведывательных организаций, вела разложение антисоветских сил.

Мне вспоминается архивное дело Харбинской резидентуры 1920-х годов, с которым я знакомился несколько лет тому назад. В ответ на упрек Центра о том, что «за прошлый год в руководстве такой-то белоэмигрантской организации не завербован ни один агент», резидент отвечает: «вербовок там действительно не было, так как все ее руководители уже являются нашими агентами». Трудно что-либо добавить к этому. Правда, так было не везде.

К началу 1920-х годов относится рождение еще двух важных направлений внешней разведки: экономического (к которому затем добавилось научно-техническое) и дезинформационного.

В зарубежных странах были и противники и сторонники установления торговых и экономических отношений с Советской Россией. Их позиции надо было знать. Требовалась информация, которая помогла бы перестраивать экономику, создавать новую материально-техническую базу. Требовалась информация о конкурентной борьбе зарубежных предпринимателей, их желании выйти на российские рынки и о том, как можно выгодно использовать складывающуюся ситуацию. Наконец, надо было получать материалы о действиях «промышленной, финансовой, торговой эмигрировавшей буржуазии, – писал Дзержинский Трилиссеру, – имею(щие) крайне важное значение для руководителей нашей хозяйственной жизни».

11 января 1923 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение: в целях организации борьбы с пропагандой противника создать для ведения активной разведки специальное бюро по дезинформации.

В его задачи вошли определенные целенаправленные действия для введения в заблуждение действительного или потенциального противника относительно своих истинных намерений или возможностей, а также для получения выгодной, практически не достижимой открытыми способами реакции «объекта воздействия».

Таким образом, к середине 1920-х годов внешняя разведка уже оформилась в хорошо организованную многофункциональную структуру. Она сумела создать неплохие агентурные позиции в ряде стран, прежде всего в Германии, а также в Англии и Франции и, конечно же, в странах-лимитрофах, составляющих «санитарный кордон» у границ Советского Союза. Получаемая ею информация докладывалась в правительство, а наиболее важная – в Политбюро и непосредственно И.В. Сталину.

Первый документ, содержащий разведывательную информацию, адресованную лично Сталину, удалось обнаружить исследователю В.В. Познякову в Российском государственном военном архиве. Это был рапорт, подписанный заместителем Председателя ГПУ М. Уншлихтом и начальником ИНО ГПУ М. Трилиссером, 2 августа 1922 года, о деятельности ИНО по разложению формирований генерала П.Н. Врангеля на Балканах.

* * *

Что же в эти годы происходило с военной разведкой?

Большевики, взявшие власть, стояли перед выбором: сохранить или разрушать старые структуры, необходимые новому государству? В результате, реорганизуя руководящие органы старой армии, они оставили в составе Народного комиссариата по военным делам Главное управление Генерального штаба (ГУГШ). В его состав входил Отдел 2-го генерал-квартирмейстера – центральный орган разведки и контрразведки Вооруженных сил России.

В октябре 1917 года сотрудники русской военной разведки также должны были сделать выбор: с кем идти дальше – с большевиками или против них.

Служащие многих государственных учреждений на своих собраниях приняли решение: бастовать! Состоялось собрание и в ГУГШ. Большинство служащих составляли проэсеровски настроенные писари, и собрание приняло решение: «работу продолжать, всем начальникам оставаться на местах».

Но начальник ГУГШ, генерал В.В. Марушевский, отказался работать на большевиков. Тогда ГУГШ возглавил генерал-квартирмейстер Николай Михайлович Потапов. Бывший военный атташе в Черногории, опытнейший разведчик царской армии, он пользовался большим авторитетом в ГУГШ, и его решение повлияло на выбор многих его коллег. По некоторым данным, Потапов сотрудничал с военной организацией большевиков еще с июля 1917 года. Впоследствии его судьба сложится удачно, он продолжит работу в Генштабе Красной армии, будет одной из ключевых фигур операции «Трест». Репрессии не коснутся его – он будет уволен 9 мая 1938 года в запас по возрасту и умрет в почете в 1946 году.

Большинство российских военных атташе не пожелали сотрудничать с советской властью. Назначенные вместо них некоторые опытные сотрудники ГУГШ, воспользовавшись возможностью выехать за границу, вскоре изменили советской власти.

Агентурная разведка штабов фронтов и армий развалилась вместе с развалом старой армии. А когда в конце декабря 1917 года ГУГШ перестал переводить деньги закордонной агентурной сети, она полностью самоликвидировалась, и большинство агентов перешло на службу к бывшим союзникам России. Однако даже в 1918 году от некоторых военных атташе еще продолжали поступать сообщения.

Один из бывших сотрудников ГУГШ так описывает сложившуюся обстановку: «После октябрьского переворота деятельность штаба вообще замерла, в том числе и разведывательная служба. После подписания Брестского мира, благодаря ликвидации всех штабов, разведывательная служба прекратилась совершенно, и хотя некоторые партизанские отряды и вели разведку, но ее никто не объединял, и сведения пропадали».

Для руководства боевыми действиями в начале Гражданской войны был создан Высший военный совет (ВВС).

В аппарате ВВС руководящие должности занимали бывшие офицеры ГУГШ, в том числе и кадровые разведчики. Помощником начальника Оперативного управления ВВС по разведке сначала был полковник Генштаба Александр Николаевич Ковалевский, а затем полковник Генштаба Борис Михайлович Шапошников, одновременно являвшийся и начальником Разведотделения.

Примечательна дальнейшая судьба этих офицеров. В мае 1918 года Ковалевский перебрался на юг, где возглавил мобилизационное управление штаба Северо-Кавказского военного округа. Здесь его вместе с генералом Носовичем арестует Сталин, всегда недоверчиво относившийся к военспецам. По настоянию Троцкого их освободят, и Ковалевского назначат начальником оперативно-разведывательного отдела штаба Южного фронта. Однако вскоре Носович бежал к белым, а его пособник Ковалевский был вновь арестован и расстрелян.

По-иному сложилась судьба Шапошникова. Он честно служил советской власти, позднее возглавил Генштаб и стал Маршалом Советского Союза. Шапошников был единственным из военачальников, к кому Сталин уважительно обращался по имени и отчеству – Борис Михайлович.

Вначале разведка высшего военного совета создавалась на базе партизанского движения. В качестве агентуры использовались жители оккупированной противником полосы и партизаны, причем не обошлось без «классового подхода» – агентов следовало вербовать лишь из «элементов социально близких советской власти».

В течение 1918—1920 годов органы военной разведки пережили множество реорганизаций и смен руководителей. Теоретически они должны были вести и зарубежную, стратегическую разведку, но не имели для этого ни агентурных, ни материальных средств. И все же к 1 сентября 1918 года разведка Оперода Наркомвоена имела 34 агентов-резидентов, одну агентурную группу в составе шести агентов и двух агентов-маршрутников. Большинство из них работало в городах, оккупированных германскими войсками.

5 ноября 1918 года при Полевом штабе Реввоенсовета Республики было сформировано Регистрационное управление (Региструпр), которое стало первым центральным органом военной агентурной разведки Красной армии и первым центральным органом военной контрразведки. Нынешнее Главное разведывательное управление (ГРУ) Генштаба является преемником и прямым наследником Региструпра. Поэтому 5 ноября считается днем рождения советской (а теперь и российской) разведки.

Первым начальником Региструпра был назначен член РВСР Семен Иванович Аралов, бывший штабс-капитан, член партии большевиков с 1918 года.

Помимо бегства примерно половины бывших разведчиков – генералов и полковников к белым, не обошлось без предательства и в самом Региструпре. Латышский полковник А.И. Эрдман, один из руководителей савинковского «Союза защитников Родины и свободы», под видом лидера поддерживающих советскую власть анархистов под фамилией Бирзе, втерся в доверие к Ф.Э. Дзержинскому. Тот назначил Бирзе одним из руководителей Региструпра – «представителем ВЧК», которого как огня боялись все военные. Для своей контрреволюционной деятельности он использовал документы и деньги Региструпра. Ему удалось спровоцировать так называемый Муравьевский мятеж, он способствовал расколу между большевиками и левыми эсерами, а затем и внутри самих большевиков, всячески запугивая «левых коммунистов» и левых эсеров германской угрозой. Ему удалось избежать разоблачения, и вся история вскрылась лишь в 1920 году.

Но у молодой военной разведки были и успехи. Разведчику П.Р. Акимову удалось проникнуть в польскую контрразведку, Я.П. Горлов внедрился в главный штаб польской армии; им удалось вскрыть польскую агентурную сеть в полосе Западного фронта.

В конце Гражданской войны начальник разведывательного пункта Туркестанского фронта В.В. Давыдов организовал похищение атамана Дутова из его штаба, находившегося в Китае. Правда, обстановка сложилась так, что Дутова пришлось застрелить, но эта операция сорвала планировавшееся вторжение белоказаков.

Иногда военным разведчикам удавалось добывать сведения чрезвычайной важности. Например, в июле 1919 года разведорганы Южного фронта сообщили в Региструпр, что «ближайшей задачей Деникина является удар на Курск—Орел—Тулу».

* * *

По мере укрепления аппарата Региструпра новыми кадрами (в основном это были латышские коммунисты), старые разведчики-военспецы все более удалялись от решения важных оперативных вопросов. В конце концов их сконцентрировали в так называемом «Консультантстве», где они занимались в основном бумажной работой: разработкой и классификацией заданий по разведке; обработкой сведений и составлением сводок по получаемым с мест донесениям; изучением иностранной печати и составлением по ней сводок; разработкой разного рода инструкций, наставлений, а также переводом иностранной литературы и т.п.

Естественно, что такая работа, а также зачастую открыто выражаемое им недоверие вызывало у некоторых недовольство. К тому же «тянуло» прошлое, сохранялись и личные связи с коллегами, перешедшими на сторону белых. Среди консультантов Полевого штаба РСФСР было раскрыто несколько заговоров против советской власти.

Но самое крупное, так называемое «дело Полевого штаба» возникло в июле 1919 года. До сих пор остаются загадкой причины возникновения и затухания этого странного дела и роли в нем И.В. Сталина. А произошло следующее. В начале июля 1919 года Особым отделом ВЧК (а мы помним, что Сталин был членом Коллегии ВЧК, и серьезные вопросы без него не решались) был арестован действующий главнокомандующий Вооруженными силами Республики бывший полковник царской армии И.И. Вацетис. Одновременно были арестованы находившийся в распоряжении главкома бывший капитан Доможиров, начальник разведывательного отделения Полевого штаба бывший капитан Кузнецов, консультант разведывательного отделения Григорьев, сотрудник для поручений при начальнике Полевого штаба бывший штабс-капитан Александр Кузьмич Малышев и порученец при главкоме бывший капитан Исаев.

Всего за полтора месяца до этого события Сталин вместе с Вацетисом организовывал оборону Петрограда от Юденича. В Питер он приехал 19 мая, когда наступление белых успешно развивалось. В тот же день собрал совещание, на котором с Вацетисом, Зиновьевым и другими обсудил обстановку. Были приняты важные решения. Не обошлось без конфликта: Вацетис, поддержанный Троцким, исходя из соображений экономии топлива, приказал сократить число действующих кораблей, в первую очередь линкоров. В Кронштадте моряки резко опротестовали это решение, после совещания Сталин принял их сторону. Мотивы: лишенные топлива линкоры не смогут стрелять, так как между движением корабля и движением пушки есть прямая связь. Ленин поддержал позицию Сталина. Приказ Вацетиса был отменен, мощные линейные корабли своим артогнем немало способствовали обороне Петрограда.

Еще в дни боев за Петроград Сталин в беседе с корреспондентом «Правды» утверждал: «…противник рассчитывал… не столько на свои собственные силы, сколько на силы своих сторонников – белогвардейцев в тылу у наших войск, в Петрограде и на фронтах… Юденич надеялся на „продажную часть русского офицерства, забывшую Россию, потерявшую честь и готовую перекинуться на сторону врагов Рабоче-крестьянской России“.

Это недоверие к «бывшим» оставалось в нем постоянно.

После того как угроза падения Петрограда была предотвращена, Сталин 3 июля 1919 года вернулся в Москву. Пять дней Сталин провел в Москве. Видимо, этого времени вполне хватило для подготовки акции, направленной не столько против Вацетиса, сколько против Троцкого. По этому поводу существует версия, высказанная А. Колпакиди и Дм. Прохоровым в их книге «Империя ГРУ».

Дело в том, что после скоропостижной смерти Якова Свердлова, соратника Ленина, его место фактически занял Троцкий. Это вызвало ревность у друживших в то время Григория Зиновьева и Иосифа Сталина. Они использовали Дзержинского для того, чтобы натравить его на Троцкого и, с одной стороны, скинуть близкого к нему главкома Вацетиса, а с другой – отобрать у Троцкого и передать в ведение ВЧК военную разведку. Дзержинский был заинтересован в том, чтобы объединить разведывательные ведомства под одной крышей, что давало возможность лучше организовать и контролировать их работу. Проведение этой операции объяснялось и тем, что среди старого офицерства, работавшего в Полевом штабе, далеко не все были преданы советской власти.

Итак, в ночь с 8 на 9 июля 1919 года был нанесен удар по Полевому штабу, а 9 июля Сталин выехал на Южный фронт. Сразу же после произведенных арестов Троцкому, находившемуся на фронте, была направлена телеграмма:

«Вполне изобличенный в предательстве и сознавшийся Доможиров дал фактические показания о заговоре, в котором принимал деятельное участие Исаев, состоявший издавна для поручений при главкоме и живший с ним в одной квартире. Много других улик, ряд данных, изобличающих главкома в том, что он знал об этом заговоре. Пришлось подвергнуть аресту главкома.

Дзержинской, Крестинской, Ленин, Склянский».

По горячим следам заместитель председателя Особого отдела ВЧК И.П. Павлуновский подготовил доклад по «делу о белогвардейской организации в Полевом штабе РВСР»:

«Арестованная в ночь с 8 на 9 июля с. г. группа лиц Полевого штаба в составе: для поручений при главкоме Исаева, начальника разведывательного отделения Кузнецова, для поручений при начальнике штаба Малышева и преподавателя Академии Генерального штаба Григорьева по данным следствия ставила перед собой следующие задачи:

а) Установление связи со штабами Деникина и Колчака.

б) Свержение советской власти путем внутреннего переворота;

в) Захват аппарата управления армией в свои руки под видом воссоздания Генштаба…

Следствием установлено, что белогвардейская группа Полевого штаба находилась в первоначальной стадии своей организации, то есть она только что создавалась, намечала свои задачи и планы и приступила лишь к частичной их реализации, причем была еще настолько невлиятельна, что ее нахождение в Полевом штабе не отражалось на ходе операций на фронтах.

Таковое положение могло продолжаться лишь до момента установления связи со штабами Колчака и Деникина. Очевидно, что с установлением этой связи, которая, по словам Григорьева, имелась бы «недели через две», роль организации существенно изменилась бы и нахождение ее в Полевом штабе уже безусловно отражалось бы на развитии операций на фронтах, возможность этого влияния предупредил арест белогвардейской организации 9 июля сего года».

Как видим, никаких серьезных доказательств вины арестованных в докладе Павлуновского не приводилось. Поэтому вскоре дело «главного виновника торжества» Вацетиса было передано во ВЦИК, президиум которого 7 октября 1919 года вынес следующее решение: «Поведение бывшего главкома, как оно выяснилось из Данных следствия, рисует его как крайне неуравновешенного, неразборчивого в своих связях, несмотря на свое положение. С несомненностью выясняется, что около главкома находились элементы, его компрометирующие. Но, принимая во внимание, что нет оснований подозревать бывшего главкома в непосредственной контрреволюционной деятельности, а также принимая во внимание бесспорно крупные заслуги его в прошлом, дело прекратить и передать Вацетиса в распоряжение Военного ведомства».

Надо было делать что-то и с окружением Вацетиса. Этот вопрос рассматривался на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 6 ноября 1919 года:

«Слушали:

18. Предложение тт. Дзержинского и Павлуновского применить объявленную ВЦИК амнистию к арестованным в июле месяце по делу Полевого штаба генштабистам Доможирову, Малышеву, Григорьеву и Исаеву, причем последнему не давать никаких ответственных назначений.

Постановили::

18. Принять с тем, чтобы а) ответственных назначений не давать никому».

Таким образом, в связи с объявленной ВЦИК 4 ноября амнистией, 7 ноября были амнистированы Е.И. Исаев, Н.Н. Доможиров и Ю.И. Григорьев. В этот же день Б.И. Кузнецова и А.К. Малышева освободили под подписку о возвращении к месту службы. Наспех состряпанное дело «Полевого штаба» лопнуло.

Вот что по этому эпизоду пишет Троцкий: «Оба они (Вацетис и Каменев С.С.) были полковниками Генерального штаба старой царской армии… Вацетис был упрямее, своенравнее и поддавался несомненно влиянию враждебных революции элементов… К Вацетису, который официально осудил его вмешательство и стратегию, Сталин относился с ненавистью и ждал случая, чтобы отомстить ему… Но тут ввязался эпизод, смысл которого остается не вполне ясным для меня и сейчас: Вацетис оказался арестован по подозрению в измене.