Текст книги "Пролетье"

Пролетье
Игорь Дихтер

Иллюстратор Игорь Дихтер

© Игорь Дихтер, 2017

© Игорь Дихтер, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4490-1590-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

========== Часть 1 ==========

В голове снова и снова крутилась какая-то незамысловатая песня, а стук колёс точно совпадал с биением сердца.

Купе выборочно освещала унылая лампочка, включённая над головой лежащего на нижней полке мужчины.

Медленно моргая, он рассматривал плывущий за окнами чёрный лесной пейзаж. Тихое покачиваете вагона успокаивало, увлекало в грядущий сладостный сон.

Стекло отражало оранжевые блики от лампочки, оттого казалось, будто на мрачных далёких деревьях зажигались огни. Иллюзия. Прекрасная и недосягаем иллюзия, игриво зовущая в свои сети.

Сон целовал глаза Даниила, потому ресницы трепетали, а щёки покрывал лёгкий румянец. Ему не хотелось засыпать, но и отступить под сладким натиском поцелуев было очень непросто.

Не сдержав зевка, он положил ладонь на раскрытую книгу, покоящуюся на груди.

Было ли то видение, сон, или другое какое-то нечто, но сквозь поволоку реалии Малиновский увидел странный день.

В широкие пыльные окна льётся солнечный свет. Он сидит в плетёном кресле, медленно перелистывая пожелтевшие страницы книги. Откуда-то с кухни доносится знакомый голос матери. Наверное, она зовёт его помочь, но он безмятежно сидит, не шевелится, поскольку знает, что это всё не покинет пределы его мозга. Не в этот раз.

Откладывая книгу, он видит свои ладони, залитые алой кровью.

– Это мы виноваты. Это всё мы… – печально произносит мать где-то уже совсем близко.

Даниил резко вскидывает голову и замечает женщину в жёлтом платье, стоящую на пороге. Приставив нож к горлу, она грустно качает головой, а потом совершает глубокий порез.

Поезд резко дёрнулся, из-за чего Малиновский чуть не свалился.

Содрогнувшись, он проснулся, как-то неловко ощупывая книгу на груди, а затем откладывая её. По спине роем поползли мурашки. И всему виной этот чёртов кошмар. Даниил уже успел забыть сие отвратное ощущение: липкое и устрашающее, полное неизвестности.

До него доносились голоса проводниц, а также новых пассажиров, которые шумно искали свои места, хлопая дверцами купе.

Малиновский принял сидящее положение и отодвинулся к окну, отводя в сторону синюю шторку.

Вывеска «Темново» указывала на то, что сейчас поезд остановился на какой-то маленькой станции, где жилых домов едва ли было много.

Зевнув, брюнет сонно взглянул в гранёный стакан, на дне которого застывал золотистый сахарный сгусток. Чай был выпит ещё несколько часов назад.

Раздался резкий щелчок, дверь отъехала в сторону, после чего в купе вошёл статный мужчина в элегантном серо-голубом костюме. В одной руке он держал светло-коричневый чемодан, в другой свёрнутое пополам синее пальто.

– Добрый вечер, – произнёс он с небольшим акцентом, входя внутрь, и задвигая за собой дверь.

Даниил растерянно кивнул, не сводя блестящего взгляда с незнакомца. Ещё до того, как услышать голос, он понял, что пред ним иностранец. Советский человек никогда так не нарядится, разве что на театральной сцене.

Тем временем мужчина поставил чемодан на полку, аккуратно уложил рядом пальто, и присел напротив Даниила, медленно расстёгивая пиджак. Его серо-зелёные глаза как-то странно блеснули, заставляя Даниила внутренне сконфузиться.

На правом запястье ярчили роскошные часы, медленно оттикивая первый час ночи. Малиновский некоторое время рассматривал их, а затем прошёлся взглядом по всей фигуре незнакомца, останавливаясь на волосах. Идеальный пробор, прядь к пряди…

– Курите? – любезно поинтересовался мужчина, доставая из внутреннего кармана пиджака золотой портсигар.

– Нет. То есть, да, – всё столь же глупо и растерянно глядя, отозвался Малиновский, резко прижимаясь спиной к стене, – тут ведь нельзя. Только в тамбуре.

– О, правила, – снисходительно улыбнулся иностранец и захлопнул портсигар в тот самый миг, как в дверях появился потасканного вида худощавый мужчина.

Несло от него водкой и селёдкой, а когда он последний раз мылся – оставалось загадкой.

– Гражданин! Я к вам обращаюсь или к кому? Паспорт предъявите! Почему билет в таком плохом состоянии? – раздался визгливый голос появившейся возле купе проводницы.

Далее по закону жанра должны были последовать долгие выяснения, как этот «гражданин» оказался в поезде в нетрезвом виде.

Даниил заметил странный взгляд иностранца и ответил на него.

Мужчина улыбнулся, снова демонстрируя ряды ровных белоснежных зубов.

Как-то рвано выдохнув, Малиновский повалился на бок, быстрее отворачиваясь к стене на своей полке.

Казалось бы, встреча как встреча, но что-то не давало ему покоя. Словно вот-вот должно было случиться нечто такое, способное поменять привычный ход вещей.

Тем не менее, он засыпал, снова видя ту солнечную комнату с видом на старый двор.

========== Часть 2 ==========

Малиновский проснулся от того, что нечто холодное коснулось его спины. Сквозь ткань рубашки он отчётливо ощутил обжигающий лёд. Содрогнувшись, распахнул глаза, и медленно обернулся. Ничего. Только кромешная тьма.

Приняв сидячее положение, Даниил провёл ладонью в воздухе, но не нащупал лишь пустоту. Ритмичный стук колёс напоминал о том, что он всё ещё в поезде. Но почему так темно? Почему за окнами не мелькает ночной пейзаж с редкими огоньками в чужих домах?

Поднявшись, мужчина двинулся в сторону двери. Огладив её, резко отвёл в сторону, открывая, второй рукой параллельно пытаясь нащупать выключатель. Щёлкнул им пару раз, но свет так и не зажёгся.

Выйдя в коридор, Малиновский взялся за перекладину, и двинулся в сторону купе проводника, стараясь сориентироваться в темноте. Вагон качало, а держаться на ногах было почему-то непросто. И вдруг он увидел свет. Тот лился нежным белым свечением из купе в самом конце вагона. Ускорив шаг, Данила быстро поравнялся с ним, и заглянул внутрь.

Это было купе проводника. Проводница крепко спала, прижавшись спиной к стене, и скрестив на груди руки. Дышала она глубоко и ровно, слегка морщась во сне.

Источником же света оказалась лампа, стоящая на столике. Данила понятия не имел, от чего идёт питание.

– Проснитесь, – негромко проговорил он, сжимая плечо женщины, – гражданка…

– Да что же ты никак не упокоишься, сколько тебя ещё хоронить? – зашевелив губами, произнесла проводница глубоким мужским басом, так и не открыв глаз.

Малиновский в ужасе отстранился, пятясь к двери купе.

– Убирайся в ад, – хрипло добавил мужской голос, после чего на губах женщины заиграла недобрая улыбка.

Выскочив в коридор, Малиновский захлопнул дверь.

Поезд набирал скорость, казалось, ещё немного, и он поднимется в воздухе! Или то просто разыгралось воображение?

Добравшись до своего купе, Даниил снова попытался включить свет, но это оказалось напрасно. Неожиданно яркий свет от фонарей за окнами ослепил, мощно освещая помещение.

Малиновский забыл, как дышать, увидев жуткую картину: тот самый пьяница был зажат окном! Половина его тела свисала к столу, задранное вверх лицо перекосилось от ужаса, а вторая часть болталась за пределами купе, снаружи.

Ахнув, Даниил снова выскочил в коридор.

– Нужно идти к машинисту, – пробормотал он, уверенно двигаясь в сторону головы поезда.

Проходя через другие вагоны, он замечал лишь закрытые двери купе, которые освещали серебристые слепящие огни за окнами. Казалось, кто-то светил в стёкла мощнейшими фонарями, но разглядеть ничего было невозможно.

Спустя какое-то время Малиновский добрался до кабины машиниста.

Отодвигая тяжёлую дверь в сторону, он заметил фуражку железнодорожника на мужчине, смотрящего на рельсы.

– Товарищ машинист, скажите, где мы сейчас едем? – в волнении спросил брюнет, но ответа не последовало.

Тогда он обтянул руку, касаясь чужого плеча постукиванием ладони.

Голова медленно повернулась, и Малиновский увидел лицо машиниста.

Это был чёрт, чёрный и ужасный чёрт, с горящими красными глазами. Бездумно глядя на Даниила, он издал странный хлюпающий звук губами.

Обливаясь потом, мужчина в ужасе попятился назад. А чёрт всё смотрел и смотрел на него яркими красными глазами.

Спустя одно длительное мгновение это чудовище одним прыжком запрыгнуло ему на голову, цокнув копытами друг о друга.

***

Закричав, Даниил рухнул на пол и распахнул глаза, больно ударившись.

– Нет, отцепись! – задыхаясь, завопил он, ощупывая свою голову.

Но там никого не было. Сам он лежал на полу купе. Из окна лился персиковый яркий свет утреннего солнца. За столом сидел тот самый иностранец, с интересом наблюдая развернувшуюся картину.

– Кошмары мучают? – улыбнулся он как-то снисходительно.

– Тьфу ты! Перепугал до чёртиков! Припадошный! – рявкнул горестно с верхней полки тот самый пропойца, которого ночью Малиновский видел мёртвым, зажатым окном.

Сглотнув, Даниил с трудом поднялся, и присел на свою полку, потирая лицо:

– Просто сон… Слава богу.

– Кажется, вам нужна медицинская помощь. Чтобы наладить сон, – с дерзким акцентом произнёс иностранец, – к слову, меня зовут Эрик. А вас как?

– Даниил. Можно Данила, – медленно приходя в себя после кошмара, брюнет потёр глаза.

– Дэниэл… Понятно-понятно. Вы в Ростов путь держите?

– В него.

– О, я тоже. Будет славно, если вы покажете мне город. За это обещаю вам совершенно бесплатный приём.

Малиновский всмотрелся в светлые глаза напротив. Те как-то странно блестели, будто были смазаны маслом.

– А вы врач, получается? И что лечите? – запнувшись, нерешительно поинтересовался Даня.

– Я занимаюсь экспериментальной медициной. В вашей стране о ней не знают. Пока что.

– Это не противозаконно?

– Это эффективно, – хмыкнул Эрик, – по рукам?

– Да. Наверное…

– Возьмите. Это мой ростовский адрес. Тут и телефон указан. Свяжитесь со мной, – Бергер с усмешкой полез во внутренний карман идеально сидящего пиджака, достал оттуда серебристую элегантную визитку с чёрной звездой на лицевой стороне, и зажал её в двух пальцах, протягивая.

Данила быстро забрал её, с интересом рассматривая.

Буржуйская дорогая вещица, не иначе.

А Эрик хитро улыбнулся, взял газету со стола, и продолжил чтение.

========== Часть 3 ==========

Ростов встретил Малиновского старинными грязными домами, которые так и не привели в порядок после войны. Особенно убогими казались строения близ вокзала. Осадок после ночного кошмара всё ещё коптился в душе, быть может, потому город сразу произвёл на мужчину столь мрачное впечатление. Опустевшие глазницы окон напоминали глаза покойников, скрывающие на дне своём множество тайн бывших жильцов.

Какое-то время Данила как-то растерянно осматривал унылый городской пейзаж, стоя спиной к зданию вокзала. После чего поднял с земли чемодан, вздохнул, и отправился в сторону трамвайной остановки.

Люди сновали туда-сюда, спеша по своим делам. Все они выглядели злыми, недовольными и даже больными. За время своей прогулки Малиновский не заметил ни одного открытого и милого лица. От этого настроение его испортилось ещё пуще.

То и дело сверяясь с помятым листом карты, Данила добрался до остановки и смог с трудом втиснуться в третий трамвай. Поездка оказалась просто невыносимо ужасной. Его зажали со всех сторон, да и это было неудивительно, ведь салон заполнили люди, подобно шпротам в банке: ни вздохнуть, ни выдохнуть.

Во время одной из остановок его выбросило на улицу вместе с несколькими людьми благодаря здоровенному старику, пробирающемся на выход. В спину тому летела отборная ругань, а у Данилы не возникло желания снова пробираться в трамвай, потому он поднял чемодан, и поспешил ретироваться.

Пешком он добрался до нужного дома за двадцать минут. К тому времени стало душно, обещался пойти дождь.

Остановившись посреди запустелого разрушенного дворика, брюнет попытался взглядом найти окна своей квартиры. Точнее, квартиры своего ныне покойного деда. Второй этаж. Но окна могли выходить в другую сторону. Потому, поняв бездумность своего поступка, Даниил прошёл в холодный подъезд, температура воздуха в котором была намного ниже уличной.

Поднявшись на второй этаж, он достал из внутреннего кармана коричневого пиджака связку ключей, вставил самый старый и ржавый в замок, три раза повернул.

Стоило брюнету войти в квартиру, как деревянные половицы жалобно заскулили, застонали, подобно запертым душам умерших.

Малиновский осторожно захлопнул дверь и поставил чемодан на пол. В квартире стоял странный туман, который бывает в библиотеках от изобилия пыли и отсутствия свежего воздуха. Повернув голову направо, Данила увидел трюмо с большим почерневшим в некоторым местах зеркалом. Рядом стоял большой старый гардероб, покрытый царапинами.

Парень двинулся вглубь квартиры и стон половиц стал ещё громче. Прямо перед ним была дверь, ведущая, должно быть, в комнату. Коридор сворачивал налево, где располагалась кухня без двери. Из окна лился белёсый свет пасмурного дня, освещая всё пространство дома.

Туда-то Данила и направился. Слева располагались туалет с ванной, минуя их, он оказался на небольшой кухоньке. На столе лежала приоткрытая пачка сигарет, из которой выпала пара штук. Миски были составлены чистой стопкой возле мойки. На плите одиноко дремал старый чайник. Вся остальная утварь была попрятана в шкафчики. Бледно-сиреневые обои кое-где потёрлись, кое-где обрывались и выглядели откровенно убого.

Малиновский приблизился к окну, скользя взглядом по разрушенному дворику, в котором только недавно стоял. Даже качель не сохранилась, надо же.

Неожиданный громкий звук заставил его резко обернуться. Казалось, где-то упал увесистый предмет. Не теряя времени, парень бойко прошёл к двери комнаты, что находилась напротив входной, и распахнул её.

Тёмные шторы практически не позволяли свету проникнуть в помещение. Большая комната с несколькими шкафами и разбросанными вещами выглядела небрежно. Запах лекарств и ещё чего-то отвратительного вызывал тошноту.

Пройдя внутрь, Даниил огляделся в поисках источника звука, и практически сразу увидел его. Портрет в чёрной рамке упал на пол, стекло разбилось и сама рама накренилась. Пройдя к нему, парень поднял его и всмотрелся в изображение.

Это был его дед в относительной молодости. Рядом с ним стоял неизвестный человек, едва дотягивающийся ему до плеча. Лицо его скрывала странная уродливая маска, перепачканная чем-то тёмным. Два больших отверстия для глаз придавали незнакомцу жутковатый вид.

– Ну и ну, – усмехнулся Малиновский, собирая с пола осколки, а после откладывая на бежевую клеёнку стола их вместе с рамкой и фотографией.

Пройдя к окну, он раздёрнул шторы и откупорил шпингалет, пропуская в мрачное помещение свет и воздух. На улице было тихо и душно. Природа замерла в ожидании грозы, небо серело прямо на глазах.

Стянув пиджак, парень отбросил его в кресло, а после вытащил рубашку из ремня брюк, расстегнул несколько пуговиц, и стянул вещь через голову. Смял в ладонях и швырнул поверх пиджака. Ему становилось слишком жарко.

Нужно было вернуться в коридор, забрать чемодан и покурить.

Спустя несколько минут, глубоко затягиваясь, брюнет стоял у окна, раскрывая пожелтевший лист, свёрнутый втрое.

«Мне очень жаль, что я не был с тобой, когда был тебе необходим. И знаю, что ты винишь своего глупого деда. Я не могу просить у тебя прощения, ведь уже ничего не исправишь, тем более, словом. Лишь хочу, чтобы ты переехал в мою квартиру, когда меня не станет. Хватит тебе ютиться по коммуналкам. Я смертельно болен, моя скорая кончина неизбежна. Прошу тебя, уважь старика, не отказывай мне в моей просьбе. Боюсь, что когда это письмо дойдёт до тебя, я буду уже на том свете. Даня, приезжай. Живи здесь и пользуйся всем, что пригодится, а любое барахло смело выбрасывай на помойку. Когда приедешь, загляни к Антонине Багровой из второго подъезда. Она живёт в 14 квартире. Отдаст тебе кое-что, что я попросил сберечь до твоего появления. Желаю тебе всегда оставаться человеком, внучок. Приезжай…».

На это письмо заканчивалось. Даниил читал его уже много раз, словно надеялся увидеть нечто новое в уже знакомы строках.

Он многое слышал о своём своенравном деде, но никогда с ним лично не встречался. Мать говорила, что Пётр Степанович видел его в раннем детстве, но вскоре уехал и не пытался наладить связь с роднёй.

Странным было вот так заезжать в квартиру практически чужого и незнакомого человека. Но если ему предоставилась возможность улучшить свои жилищные условия, разве ж он должен отказываться от неё?

Первый раскат грома заставил голубей роем сорваться с крыши дома напротив. Наблюдая за ними, Данила сделал последнюю затяжку, и выбросил окурок в окно.

Голод давал о себе знать, парень осознал это только сейчас. Оттого оставил письмо на столе рядом с фотографией и осколками стекла, и прошёл на кухню. К его большому разочарованию, еды не было никакой от слова «совсем». Надеясь успеть до дождя сбегать туда-обратно, Данила натянул смятую недавно рубашку, кое-как заправил её в брюки, и выбежал из квартиры, не забыв ключи.

========== Часть 4 ==========

Добежав до ближайшего магазина, располагающего на углу, Данила проверил карманы на наличие денег. Немного было, этого должно хватить.

Дёрнув на себя тяжёлую стеклянную дверь, запачканную пылью и оранжевыми разводами, он вошёл внутрь.

За прилавком стояла ещё молодая женщина с ярко накрашенными губами, которые бросались в глаза на контрасте с белым лицом.

Недовольно глянув на вошедшего, она оттолкнулась от прилавка, скрещивая на груди руки.

– Мне, пожалуйста, две банки тушёнки, пачку макарон, хлеб и немного вот этой колбасы. Грамм триста, – улыбнувшись, вежливо произнёс Малиновский, пальцем указывая на изогнутую колбасу в углу витрины.

Девица хмыкнула, и неспешна принялась выполнять заказ.

Думала она больше о своём женатом хахале, местном парфюмерном фабриканте, нежели о покупателе. Вот опять он наврал, подло наврал, остался на выходных со своей женой-уродиной. Чтоб язык у него отсох!

Буквально бросив покупки Дани на прилавок, продавщица молча дождалась, пока парень положит деньги. Забрала их, пересчитала, скинула в кассу, и уселась на стул, беря в руки газету.

Немного удивлённо наблюдая за девицей, Малиновский собрал всё, прижал к груди, и покинул магазин.

Дождь так и не начался. Ожидание бури затягивалось.

Добравшись до квартиры, Данила принялся по-быстрому готовить себе «Макароны по-флотски». Особыми навыками кулинарии он никогда не обладал, но сделать какую-то незатейливую пищу вполне мог.

Постепенно кухня наполнилась ароматами мяса и макарон. Усевшись за стол, Малиновский набросился на еду. Он уже почти доел свою стряпню, как вдруг отчётливо заметил в дверном проёме того самого черта из своего ночного кошмара. Замерев, парень даже перестал жевать, сморгнув.

Чёрт цокнул копытцами передних лап, хохотнул, и растаял в воздухе.

Какое-то время Малиновский в ужасе смотрел в дверной проём, но чудовище больше не возникло.

В нервном напряжении испив кружку чая (пачка с заваркой была найдена в шкафу), Даня прошёл в комнату, и мешком рухнул на кровать, прикрытую синей бархатной накидкой.

«Я просто устал. Надо поспать, и видения больше не повторятся» – подумал брюнет, с силой зажмуривая глаза.

Гром нарушил тишину полумёртвой квартиры. Опасно сверкнула молния. Начался дождь.

***

Когда парень открыл глаза, комната была погружена в чернильный мрак. Только из окна лился призрачный блеклый свет уличных фонарей.

Потирая лицо, Данила встал с кровати, и прошёлся по комнате, ощупывая стены в поисках выключателя, но отчего-то так и не нашёл его.

С улицы донёсся звонкий звук, напоминающий гудение.

Подобравшими к окну, Малиновский увидел памятник пионеру, сделанный из белого камня. Странно, ведь Данила смотрел не так давно в окно и ничего подобного не заметил.

Памятник дунул в трубочку, и звук повторился.

В ужасе брюнет наблюдал за тем, как каменный мальчик медленно сходит со своего потрескавшегося пьедестала. Продолжая дудеть, он поочерёдно поднимал вытянутую ногу, двигаясь через двор в сторону арки. Движения его были ритмичны и точны, словно у автомашины.

«Неужто никто не слышит и не видит, что здесь творится?!» – думал Даня, до боли сжимая кисти в кулаки. И действительно: на улице стояла гробовая тишина, ни в одном из окон не горел свет.

Лунный свет облил своим молоком памятник, когда тот находился уже у самой арки. Скрывшись в ней, он снова задудел в дудочку, заставляя Малиновского содрогнуться.

И настала тишина.

Отвернувшись от окна, Данила осмотрел комнату. Глаза привыкли к темноте, а благодаря лунному сиянию помещение казалось светлым.

Выйдя в коридор, парень разобрался с замками, и отворил дверь. В нос ударил специфический подъездный запах. Он не знал, стоит ли покидать квартиру, рассматривая лестничную клетку. Быть может, безопаснее остаться дома?

Резкий звук звонящего телефона разорвал мертвецкий покой квартиры. Сердце сжалось от неожиданности в котлету, заставляя Данилу нервно облизнуть губы, и затворить дверь.

Будто пьяный, он двигался в сторону источника звука, а телефон всё звонил и звонил.

Чёрный аппарат был обнаружен в ванной комнате. Шнур от него тянулся в коридор, а сам телефон покоился на низком столике с бутылками хлорки.

Подняв трубку, Даня приложил её к уху и шумно выдохнул:

– Алло?

– Данечка, ты устроился? Я так рад, что ты приехал, – раздался хриплый голос на том конце.

– Что? Кто это? – сильнее сжав трубку, выпалил Малиновский, ощущая, как на лбу проступает испарина.

– Так дедушка твой. Не узнал? – добродушно рассмеялся голос.

– Как? – громким шёпотом отозвался брюнет, делая шаг назад, – ты же… умер.

– Если покойник, то ты брезгуешь? Поговорить не хочешь? – крик рассыпался на эхо, будто звонили откуда-то из глубокого колодца.

Тут же раздался устрашающий скрип и хруст, от чего мгновенно заболело ухо.

Данила швырнул трубку на аппарат, дрожащей ладонью протирая мокрый лоб.

Сердце в припадке бешенства стучало о рёбра.

– Что за чертовщина тут творится? – шепнул он самому себе, медленно поворачиваясь в сторону дверного проёма.

Он слышал чьи-то шаги.

И, действительно, через пару секунд в коридоре появился мальчик лет десяти в коричневом строгом костюме. Нереальная бледность и прозрачность лица делала из него не человека, а призрака. Мальчишка не видел в ужасе отшатнувшегося Малиновского. Просто прошёл в ванную, взял телефонную трубку, из которой тут же полились гудки, и вернулся в коридор. Мрачно вздохнув, он принялся медленно обматывать шею шнуром, накидывая петлю за петлёй.

Массивный аппарат с грохотом упал на пол и проскользил в коридор.

Наклонившись, мальчишка поднял его одной рукой, второй потянул за трубку, между которой и горлом оставалось несколько сантиметров. А после резко дёрнул верхними конечностями, душа самого себя.

Кряхтение выдалось слишком мучительным и болезненным.

Внутри у Данилы всё оборвалось. Он уже забился в угол и дрожал, как осиновый лист, обливаясь потом. А мальчик снова дёрнул руками, усиливая удушье, и коряво упал, ударяясь об пол.

Малиновский видел только огромные стеклянные очи, смотрящие прямо на него, и высунутый язык покойника.

***

Когда он распахнул глаза, то первым делом огляделся, хоть затуманенные сном глаза и видели не очень хорошо.

Он действительно находился в ванной комнате, но в коридоре не было никакого трупа, телефон тоже не попадался взгляду.

С трудом поднявшись, Малиновский принялся обследовать всю квартиру в поисках хоть какого-то объяснения, что же произошло.

Выглянув в открытое окно комнаты, он увидел резвящуюся в старом дворе детвору. Никакого каменного мальчика с дудочкой.

– Сон… Просто кошмарный сон, – пробормотал он, закрывая лицо руками, – но как я оказался в ванной?

Данила замер, крепко задумываясь. Ладони пахли пылью и грязным полом, а в голове вдруг образовалась идея.

Через минуту он уже держал в руках ту буржуйскую визитку знакомца из поезда.

Адрес и телефон приветливо переливались золотистыми оттенками, как бы приглашая.

========== Часть 5 ==========

Иностранец, как оказалось, остановился в просторной квартире, что располагалась по адресу: Морская, 44; квартира 10.

Не сразу Данила смог отыскать нужный дом, немного поплутав по тихим дворикам, окутанным пышностью ив и осин.

Иногда ему начинало казаться, что прохожие как-то странно косятся на него, желая что-то сказать, а, может, даже выкрикнуть. От этой мысли становилось не по себе. Данила старался успокоить себя тем, что последние пара ночей выдались тяжёлыми благодаря кошмарам. Нет хорошего сна – нет здравого ума. Это Малиновский понимал очень чётко, хоть и был далёк от медицины.

Дом 44 на Морской улице был построен в середине 19 века: большое крыльцо, колонны, широкие окна, пять этажей с величественными апартаментами. Величественные. А какими они ещё могли быть при батюшке-царе? Это уже после кровавых рыданий революции купеческие и дворянские дома занял честный пролетариат.

Залы, где некогда давали светские вечера, поделили на квартиры, как делят кусок жирного сливочного масла на кубики в столовых.

Всю жизнь живя в коммуналке, Данила очень хорошо представлял, каково приходится жильцам в этих вот «бывших роскошных» особняках.

Но действительность не оправдала ожиданий.

Стоило Малиновскому подняться на четвёртый этаж и три раза позвонить в звонок, как пред ним образовалась новая вселенная.

Иностранец открыл дверь, в лицо Даниле ударил яркий электрический свет. Хозяин любезно улыбался, заводя русского за локоть внутрь. Коридор был практически пуст, если не считать старинного трюмо с зеркалом из дуба и длинного (в половину стены) книжного шкафа. Корешки разноцветных книг так и манили утащить в свои виртуозные миры.

Подняв голову вверх, Данила зажмурился: огромная хрустальная люстра несчетным количеством капелек свисала вниз.

Подобную красоту парень видел только на театральных открытках.

– Вы извините, что я так внезапно, – опомнившись, произнёс брюнет, переводя взгляд на мужчину.

В последний момент ему показалось, что одна хрустальная капелька зашевелилась. Но могло ли это быть на самом деле?

– А я знал, что вы придёте, – с бархатным акцентом отозвался Бергер, жестом приглашая гостя пройти в гостиную.

На нём был чёрный атласный халат с золотыми манжетами, надетый поверх однотонной синей пижамы. Выглядел иностранец по-домашнему и даже уютно.

С секунду помедлив, Малиновский прошёл-таки в гостиную, и ахнул.

Позолоченные сервизы блестели за стеклянными дверцами буфетов, звонко пересмеиваясь; стены были увешаны старинными картинами в тяжёлых рамках; блестящий чёрный рояль у окна блестел в свете яркого торшера с богемным багровым абажуром, а томные коричневые обои с изображением алых роз придавали комнате откровенно буржуйское тяжеловесие.

Малиновский совершенно не разбирался в дизайне, но не мог не ощутить, что в этой квартире было всего и много. Одна только картина с зимним венским пейзажем, должно быть, стоила целое состояние.

На дубовом расписном столике Даня увидел несколько бутылок с элитным алкоголем. Бутылки выглядели совсем не такими, какие продают в российских магазинах: тёмное стекло, узоры на нём, массивные этикетки с эмблемами и названия напитков написаны были зарубежным языком.

Взгляд невольно задержался на серебристом медведе, скалящем зубы. В толстый живот его был вставлен циферблат. Изогнутые бирюзовые стрелки двигались вперёд, тихо отсчитывая время.

– Садитесь, – произнёс приветливо иностранец, собирая с чёрного бархатного дивана журналы.

Пройдя к роялю, сложил их поверх гладкой крышки ровной стопкой.

Помедлив, Малиновский медленно присел на диван, ощущая себя сконфуженно среди таких богатств.

– Итак, расскажите о своих снах, – сев за рояль, мужчина развернулся к брюнету, всем своим видом выдавая заинтересованность.

– Я вижу смерть… Вот, к примеру, этой ночью мне приснилось, что звонит мне умерший дед. А потом… потом мальчишка какой-то задушил сам себя телефонным проводом. Было это возле ванной, очнулся я именно там. Честно говоря, раньше подобная чепуха мне никогда не снилась, – сжав колени, парень невольно снова покосился на серебряного медведя.

– Сколько вам лет?

– Двадцать семь. А что?

– Кем работаете?

– Служил в нескольких постоялых домах.

– Что-то вроде администратора ресепшн?

– Я не понял…

– Помогали расселиться постояльцам? – мягко перефразировал иностранец.

– Да, именно…

– Скажите мне, друг мой… Только честно. Договорились?

– Конечно, – поспешно отозвался Малиновский.

– Допускаете ли вы, что в этом мире не всё так просто и однозначно, как нам пытаются внушить с детских лет?

На лице русского отразилось глубочайшее недоумение.

– Поясню, – поднявшись, Бергер завёл руки за спину, медленно двигаясь к двери, – представьте, что есть силы, которые не может контролировать ни один обычный человек. То, над чем невластны вы и такие же люди, как вы.

– Вы имеете ввиду Бога?

– Допустим. Не совсем. Но вы думаете в верном направлении.

– Бога нет, – как-то снисходительно улыбнулся Малиновский, – это всё пережитки прошлого. Сейчас наше общество строит новую страну, в которой решения принимает только человек, а не какие-то там божественные силы.

– А если вас просто научили так думать? Натренировали извергать лозунги? – развернувшись к брюнету, легко улыбнулся иностранец.

– Что-то я перестаю вас понимать, – в голосе мелькнуло сомнение.

Что этот человек хочет от него? Не шпион ли он, вообще?

– Я всего лишь прошу вас допустить возможность, что такие силы, всё же, есть. Просто представьте на секунду, – пройдя к столу, Эрик взял в руки часы-медведя, погладил его.

– Вы хотите сказать, что мои кошмары как-то связаны с богом? – прыснув, Даня неожиданно для самого себя расхохотался.

Бергер, спокойно поглаживая медведя, внимательно следил за выражением его лица.

– С дьяволом, – отчётливо произнёс он, стоило русскому успокоиться, – но если есть тьма, есть и свет. Иначе никак. Баланс, знаете ли.

Малиновский склонил голову набок. Смешливость покинула его столь же внезапно, сколь атаковала.

– В дьявола вы не верите тоже? – улыбнулся дружелюбно Эрик, возвращая на стол часы.

– Нет, конечно.

– Почему он вас смешит меньше, чем бог?

– Наверное, потому что буржуи поклонялись именно богу, а на деле были самыми настоящими жуликами и лоботрясами, – Малиновский резко поднялся, прожигая рассерженным карим взглядом красивое лицо собеседника, – если ваш Бог действительно есть, то где он был, когда рушилась старая Россия?

– Там же, где и сейчас?

– Вы ведь не нашенский. Откуда вам знать, как мы тут живём? Мой отец всю жизнь работал на толстобрюхого бюрократа, который смеялся над ним. Только революция смогла принести ему хоть какую-то свободу, – раздувая ноздри, парень совершенно невольно сжал руки в кулаки, – моя мать больше не прислуживала, а то ведь облизать тарелку после барского застолья было для неё за счастье. Так если бы Бог был, то разве позволил бы он делить вот так всех на «знатных» и «безродных»?