Текст книги "Курши, куршане, куршаки… Тайны удивительного лесного народа"

Игорь Евсин
Курши, куршане, куршаки… Тайны удивительного лесного народа

 
Были мы темны, печальны
Средь стекла квартирных люстр,
Были мы скучны от чая,
От зелёного, как грусть.
 
 
Все печали – за плечами!
Нынче мы на Курше, друг!
Светит люстра иван-чая,
Чуть качаясь на ветру.
 
 
Нас доставила «кукушка» —
Старомодный паровоз,
Ранним рейсом «Тума – Курша»
В глушь прекрасную привёз.
 
 
Этот лес многоэтажный,
Как столица всех лесов!
Посмотри, как виснет важно
Нижней кроны антресоль.
 
 
Город, город, люди, люди —
Круговерть и маета.
Здесь, на Курше, мы забудем,
Что такое суета.
 
 
И забудем, как печальны
Были мы при свете люстр,
Как скучали мы от чая,
От зеленого, как грусть.
 
 
Все печали – за плечами!
Мы на Курше, мы в бору!
Светит люстра иван-чая,
Чуть качаясь на ветру…
 

Игорь Евсин, 1985 г.

© Евсин И.В., текст, 2022

© Издательство «Зёрна», 2022

790 куршских королей

Велико, обильно и разнообразно это удивительное государство – Рязанская губерния», – писал классик русской литературы Александр Иванович Куприн после своих путешествий по Рязанщине, где в 1897–1899 годах работал землемером, составляя карты лесов и земельных угодий.

В этом «великом государстве» было одно место, которое Куприн особенно полюбил и вспоминал всю жизнь. Так, в 1912 году, проживая во Франции, он писал Максиму Горькому из знаменитого на весь мир своей живописностью курортного города Ниццы, находящегося на Лазурном берегу Средиземного моря: «Сегодня дует ветер из Африки. <…> Ах, теперь полежать бы в берёзовом лесу, где-нибудь в Куршинской волости, Зарайского уезда, Рязанской губернии!»

Представляете – писатель готов поменять Лазурный берег на какую-то Куршскую волость! Что же это за место такое – Куршская волость?

На сегодня остается загадкой: почему Куприн отнес Куршскую волость к подмосковному городу Зарайску, бывшему в то время в составе Рязанской губернии. Если говорить в соответствии с сегодняшними реалиями, Куршская волость находилась в Клепиковском районе Рязанской области, в двадцати километрах к юго-западу от поселка Тума. Волость именовалась по селу Курша, находившемуся на берегу одноименной реки.

В эту волость входили различные села и деревни. Если начинать от устья реки Курша, то располагались эти селения так: Култуки, Сергеевка, Иванково, Ветчаны, Борисково, Андроново, Малахово, Дмитриево, Колесниково, Немятово, Миленино, Норино и Шеянки. Жителей сел Малахово и Колесниково, по крайней мере в середине и конце XX века, за куршаков не считали. Вероятно, потому, что они не относились к литовским поселенцам, к которым относят куршаков. Вот что пишется о деревне Колесниково в «Рязанском топонимическом словаре»: «Возникновение деревни относится к периоду татарского нашествия на Русь XIII–XIV веков. Многие жители заокской стороны бежали в мещерские леса. Здесь стали появляться небольшие селения в три, пять дворов.

Колесники – мастера делать колёса к телегам. Отсюда и название деревни. Так гласит легенда». Почти все деревни куршского края существуют и поныне.

А вот народа, который назывался курши, куршане, а чаще – куршаки, уже не существует. Остались только потомки коренных мещерских куршаков, разъехавшиеся кто куда, да отдельные представители, к которым относится и ваш покорный слуга, автор сей книги. Стала забываться и сама история этого этноса, которая до сих пор окутана тайной.

Литовские курши

«Полноте, могут возразить мне дотошные читатели, на Рязанской земле в древности проживало множество различных народностей: чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, мещера… Каждая из них таинственна и удивительна. Чем же выделяются куршаки?» Дело в том, что перечисленные выше народности – это в основном вытесненные славянами-вятичами финно-угорские племена.

А курши – прибалтийское племя, которое было поселено на Рязанской земле, в лесной, болотистой Мещере. Кроме того, история рязанских куршаков напрямую связана с такими именами, как князь Олег Рязанский, фельдмаршал Пётр Волконский, писатели Куприн, Паустовский, Можаев… А еще мещерские куршаки связаны с королями племени куршей, которое являлось элитой древнего прибалтийского народа. По одной версии – военной элитой, по другой – княжеской. Некоторые современные литовские и латышские краеведы объясняют это этимологией слова «курши», которое в западноевропейских языках звучит, как «куроны», то есть князья. А в восточноевропейских языках «курали» означает – «короли». По поводу этимологии можно дискутировать, а вот история королей трактуется однозначно. В XIII веке они добровольно приняли крещение и помогали Ливонскому военно-монашескому ордену в борьбе с язычниками. За это им были дарованы свободные от всяких податей и трудовых повинностей земельные наделы на территории современной Латвии. Впоследствии выделенные куршам наделы стали основой прибалтийского герцогства Курляндия, что в переводе означает «страна куршей». На каждом из наделов был свой король. По сути Курляндия была конфедерацией из территорий куршских королей, которые всё плодились и плодились… И до того доплодились, что в 1860 году в Курляндской губернии, входившей тогда в состав Российской империи, проживали 790 куршских королей! Это кажется невероятным, однако эта версия активно обсуждается в литовских и латышских соцсетях. Приводится она и в книге латышского историка Агриса Дзениса «Куршские короли и другие вассалы в Западной Латвии».

Вольные деревни Курляндии состояли из хуторов. Эти хутора были хозяйственно и административно самостоятельными единицами. По российским меркам королей, которые владели вольными деревнями, можно было бы назвать простыми помещиками. Да, у каждого короля была своя миниармия и судопроизводство – ну так что ж, русские помещики сами являлись и военачальниками, и судьями. Они были полными распорядителями судеб своих крепостных крестьян. Правда, высокий статус куршских королей и их подданных был закрёплен Правительствующим Сенатом Российской империи. Так, в 1884 году по указу императора Александра III Правительствующий Сенат официально признал привилегированный статус населения Курляндии и освободил его от налогов и военной службы. Сенат, рассмотрев дело о куршах, проживающих в Курляндской губернии, постановил: «…основываясь на привилегиях, дарованных им [куршам] Гермейстерами Немецкого ордена в XIV, XV, XVI и XVII столетиях… из которых несомненно явствует, что Куриш-Кениги [курши] с незапамятных времен пользовались личными правами и привилегиями, так равно и Высочайшим Манифестом Императрицы Екатерины II от Апреля 15-го 1795 г., каковым Манифестом подтверждены были особые права этой [Курляндской] губернии – и всех сословий… Содержание представленных ответчиками грамот и выдача таковых ответчикам от имени владельца князя убеждают в том, что… первые из предков Куриш-Кенигов признавались, во всяком случае, за лиц рыцарского происхождения».

Короли, князья, рыцари – вот кто, согласно Агрису Дзенису и приведенному документу, были основой племени куршей. Но как они могли попасть в Мещеру? Оказывается, очень просто. Когда литовцы пришли на Рязанскую землю с войной, то наши «косопузые» рязанские мужики повязали рыцарей-куршаков веревками и отправили их в глухую, непроходимую Мещеру. Конечно, я упрощаю версию о полонении куршей рязанцами. Потому лучше познакомиться с ней в статье известного рязанского краеведа Александра Ивановича Кондрашова, опубликованной в книге «Рязанская земля: история, культура, общество. Материалы Третьей межрегиональной научно-практической конференции (Рязань, 12 ноября 2013 г.)».

Как рязанцы рыцарей арканили

«Сражение 14 декабря 1371 г. под Скорнищевым – мать русской победы в Куликовой битве» – так озаглавлена помещённая в книге «Рязанская земля: история, кулыура, общество…» работа неординарного, весьма оригинального по своим мыслям краеведа Александра Кондрашова. Здесь мы опустим значение Скорнищевского сражения для Куликовской битвы. В рамках данной книги мы рассматриваем иную тему – как куршаки попали в Мещёру.

Для начала напомним, что сражение под Скорнищевым произошло между дружинами московского князя Дмитрия Донского и рязанского князя Олега Ивановича из-за территориальных споров. Во всех энциклопедиях пишется, что московское войско нанесло полное поражение рязанскому. Русские летописи воздают хвалу москвичам и уничижительно пишут о рязанцах. Вот что говорит об этом Кондрашов: «Когда начинаешь вчитываться в строки русских летописей об этом сражении, что возникает в первую очередь – это недоумение и оторопь! "Рязанци же сурови сущее человеци, сверепи и высокоумны, палаумные людища, взгордевшеся величанием и помыслиша высокоумием своим и реша друг ко другу: не емлем собе ни щит, ни копии, ни иного которого оружья, но токмо емлем с собою едины ужища, да когождо изымавши москвичъ было бы чим вязати, понеже суть слаби и страшливи и не крепци, – сообщается в Московском летописном своде конца XV века. Аналогично это подается в Типографской летописи, Львовской летописи, в Ермолинской летописи, Рогожском летописце.

Везде проводится мысль, что рязанцы в безумии своем говорят друг другу: не берите с собою доспехов и оружия, а возьмите только ремни и веревки, чем было бы вязать робких и слабых москвичей.

<…> Можно ли быть в здравом уме и представить себе, чтобы рязанские воины или воеводы Рязанского княжества, которые выдержали и отразили сотни нападений и нашествий степняцких орд и некоторых соседей, так легкомысленно отнеслись к предстоящему военному сражению? Исключено! Сражение под Скорнищевым (ныне Канищево в черте Рязани), состоявшееся 14 декабря 1371 года, когда изучишь всю его историю, принимает легендарный образ и становится матерью победы в Куликовской битве. Это наиболее выдающееся сражение между Москвой и Рязанью, которое блестяще провел великий князь Олег Иванович Рязанский, крупный государственный, политический и военный деятель русского народа».

Считается, что территориальный спор возник из-за города Лопасни. Москва считала этот город своим, но Олег Иванович думал иначе и отвоевал его у князя Дмитрия. И тогда Москва направила воеводу Боброк-Волынского наказать Рязань. Его дружины, по утверждению Кондрашова, составляли польско-литовские наймиты. К ним присоединились воины многочисленной охраны литовской княжны Елены Ольгердовны, супруги Серпуховского князя Владимира Андреевича, так как Лопасня входила в зону его княжества. Костяк личной охраны литовских князей и княгинь в то время составляли воинственные курши.

«Когда дальняя разведка донесла о московском походе, – пишет Кондрашов, – о количестве войск, их структуре, великий князь Олег собрал своих воевод. Решение, которое было принято, начало быстро осуществляться. В массовом количестве готовились арканы (сотнями), вожжи, веревки и ремни! Были приготовлены воинские стяги шедших на Рязань польско-литовских дружин. Замысел сражения был основан на докладе окольничего великого князя [Даниила Галицкого], Тимофея Шиловского, который подтверждается и данными русских летописей. Смысл его состоял в следующем: во время сражения воинский стяг дружин находится на уровне головы всадника. Когда стягу угрожает опасность, он поднимается высоко вверх. Тогда каждый воюющий, конный или пеший, увидев это, сразу направляется на выручку воинского знамени, бросая все остальные дела.

<…> История со стягами своими корнями уходит далеко в глубокую древность. <…> Но, наверное, на всю жизнь данный казус запомнили в Галиции, когда хитроумный князь Изяслав Мстиславич обманул при помощи неприятельских стягов галицкие дружины в 1153 году. Киевская и Галицкая рати вели бой с полудня до вечера. Небольшой успех приходил то к одним, то к другим. Когда стало смеркаться, киевляне подняли захваченные ранее неприятельские стяги. Галичане стали сходиться к ним и были пленены, "…и остася Изяславъ с малою дружиною на полчищи; и постави стягы Галичьские, и поидоша Галичане под свое стягы, и изъимаша множьство колодникъ".

Вот этот метод и предложил Тимофей Шиловский, чей род славно служил Даниилу Галицкому и хорошо помнил воинскую науку, преподнесенную киевлянами в сражении. Когда войска сошлись в смертельной схватке [под Скорнищевым], то в одном, то в другом местах стали высоко вверх подниматься воинские стяги "московских" войск, куда сразу же устремлялись конные и пешие "москвичи". И тогда в воздух взвивались сотни рязанских арканов.

Сражение было похоже на хорошо поставленный спектакль. Одна линия – арканила и вязала ремнями и веревками. Вторая – формировала "вожжевой" полон, создавая группы из пяти до пятнадцати полонённых. Третья – сразу уводила пленных вглубь Мещёры… Когда московский воевода разобрался, что происходит, его войско как бы "испарилось". Не было и рязанского, вместе со своим князем. В связи с чем "москвичам" "пришлось" стать "победителями".

Битва под Скорнищевым. Реконструкция

<…> Позор, нанесенный «москвичам», был такой силы, что ненависть за него к рязанцам еще долго будет жечь своим пламенем души и сердца московской элиты и через сотню лет выльется в анекдотическое описание битвы в летописях. Все русские летописи, повторяя одна другую, будут описывать всё наоборот».

«Полон, взятый под Скорнищевым, – пишет далее Кондрашов, – затерялся в рязанской Мещере. Уже в постсоветское время при составлении этнографического словаря края рязанские этнографы уперлись в загадку, откуда взялось название Курша, и выдали такой вердикт: "В XX веке на реке находилось село Курша Клепиковского района. Его жителей и жителей окрестных населенных пунктов издавна именовали "литвой", "литвой головастой", "литвой некрещеной". Поэтому ряд исследователей название села сближает с названием древнебалтийского племени курши (корсь), обитавшего на побережье Балтийского моря. Однако не имеется никаких археологических и иных свидетельств о наличии в Среднем Поочье поселений этого племени. Прозвищные обозначения местного населения относятся к более позднему времени. Б. В. Горбунов связывает их с появлением в этих местах литовских воинов, захваченных в плен "в период противоборства рязанских князей с Литвой в XIV–XV веках."». Впрочем, данные прозвища могут относиться и ко времени войны с Речью Посполитой в 1654–1667 годах (см. «топонимический словарь Рязанской области»).

Сегодня невозможно определить, из какого «полона» – «Скорнищевского», либо «Посполитого», либо какого иного – состояли поселения куршаков на территории нынешнего Клепиковского района. Одно можно сказать определенно: высылка их именно в эти места была жестким решением. Дело в том, что эти места были совершенно не приспособлены для жизни людей. Глухие леса среди непроходимых болот – вот что представляли собой эти мещёрские места. Но рязанским князьям надо было осваивать свои территории. Добровольно за это дело никто не брался, вот и выслали туда полонян-куршаков, которые не только освоили эти места, но и прославились своей необычной культурой, сметливостью и трудолюбием.

И плыли по Курше гребные суда…

Только умные, смекалистые и чрезвычайно трудолюбивые люди могли выжить среди непроходимых мещерских болот и лесов. Да не просто выжить, а обустроить свои места так, что туда стали прибывать купцы из больших городов. Об этом мне говорили старожилы деревни Иванково. Об этом рассказывал и мой отец, Василий Степанович Евсин, потомок местных предпринимателей (кулаков). Он рассказывал, что поселившиеся в этих местах куршаки основали большое село и назвали его Курша. Находилось оно на берегу одноименной реки. В этом селе устраивались большие ярмарки. На эти ярмарки приплывали на предназначенных для перевозки людей и грузов судах (стругах) торговцы из Рязани, из Касимова, из Мурома и даже из Нижнего Новгорода. Я не мог в это поверить. Какие купцы? Какие струги?

Речка Курша, петляющая в крапивных ольшаниках, настолько мелководна, что во многих местах ее можно перейти, не замочив плавки. А тут – гребные суда, струги? «А ты не мерь речку ногами, – говорил мне мудрый батька, мерь ее поймой». Я померил. Пойма, то есть ширина старого русла реки Курши, составляет порядка двухсот метров. Хороша была река! А потом, посмотрев карту куршского края 1850 года, я увидел, что в Куршу впадало целых пять речек! Со стороны Култуков – речка Кокоревка, со стороны Ветчан – Ушер. Со стороны Чаруса и Акулова – речки Михайловка, Лестовка и Крутая. Можно представить, насколько полноводной была когда-то река Курша! Пожалуй, и вправду по ней могли струги плавать. Впадает она в Нарму, а та в Оку, на которой стоят перечисленные моим отцом города. Но долгое время мне все-таки не верилось, что к нам приплывали торговцы. Что им было здесь делать? Чем могли торговать куршаки? Клюквой с болот? И лишь после смерти отца его слова косвенно подтвердились. Где-то в 2010 году я познакомился с нумизматом, который делал раскопки на территории бывшего села Курша. Там он нашел такое изобилие старых монет, которое говорило о том, что это было очень богатое село. На редкость богатое, поскольку самые древние монеты относятся к 1620 -1640-м годам, то есть ко времени правления первого русского царя из рода Романовых Михаила Федоровича. Тогда монеты были большой редкостью и использовались только на крупных ярмарках…

Да, но чем же могли привлечь торговцев мещерские куршаки? Изучая этот вопрос, я пришел к выводу, что куршаки были отличными охотниками. А в местах, куда их поселили, водилось столько живности, что стреляй – не хочу. В речке Курше водились бобры, нутрии, а в лесах не только медведи, лисы да зайцы, но и редкостные ныне зверьки – норки, куницы, горностаи. Медвежьи, лисьи, а особенно норковые шкуры всегда высоко ценились. Достаточно сказать, что во времена татаро-монгольского ига ими отдавали дань. Но одними мехами сыт не будешь, потому на ярмарке куршаки предлагали изделия, незаменимые в крестьянском быту: сани, телеги, бочки, корзинки, деревянные грабли, деревянные лопаты и даже деревянные вилы. Все эти изделия были у куршаков вплоть до конца XX века. Я сам работал деревянными лопатами, деревянными граблями и даже деревянными вилами…

В общем, было что предложить куршакам на ярмарках. Основанное ими поселение год от года богатело и в конце концов превратилось в большое село с Успенской церковью. Село это находилось в тридцати семи километрах (по прямой линии) к юго-востоку от города Спас-Клепики на правом берегу реки Курши. В качестве погоста, то есть центра окружных поселений, оно впервые упоминается в Писцовой книге Кирилла Воронцова-Вельяминова 1629–1630 годов: «В волости Курше, а в ней погост, а на погосте церковь Успение Пресвятыя Богородицы деревена, клетуки, строение церковное и образы и свечи и книги и клепало прихожен, тое Куршенские и Чарусские и Урядинские и Гусские волости разных помещиков крестьян».

Удивительно читать эти строки из древней книги. Трудно понять, почему прихожанами Успенской церкви были жители Русской волости, то есть крестьяне Гуся-Железного и его округи – поселений Анемнясево, Шеенки и других?

Успенский храм в с. Курша. Фото начала XX века

По карте прямая дорога от бывшего села Курша до Гуся-Железного составляет примерно тридцать километров. Но была ли такая дорога? Ныне, чтобы от Курши добраться до Гуся, надо ехать через Малахов© и Туму, что составляет порядка семидесяти километров. О прямой дороге я ничего никогда не слышал, пока в 2015 году волею судеб не попал в село Шеенки, что недалеко от села Анемнясево, в котором жила святая блаженная Матрона. В то время я как раз писал о ней книгу. И как же был удивлен, когда узнал, что Анемнясево находится недалеко от впадения Курши в Нарму. А Шеенки – прямо у этого места. Ныне от этого села практически ничего не осталось, но я сумел найти тех, кто родился в нем и жил неподалеку. Они рассказали мне, что шеенские жители всегда считали себя куршаками и порой вместе с анемнясевцами ходили в наши места пешком покупать телят.

Значит, от Анемнясева на Куршу была какая-то прямая дорога? В разговорах с местными жителями я выяснил, что действительно была. Она шла прямо от Касимова через мост, который стоял недалеко от Шеенок на речке Курше. Шеенский старожил Александр Власов показывал мне остатки этого моста.

– Это был казённый, то есть государственный мост, – говорил он. – Когда-то через него из Каеймова на Куршу тракт проходил. Шёл из Касимова через торговое село Погост, потом через Анемнясе-во к Норину и далее на Куршу. Остатки этого тракта до сих пор видны. Судя по участку около Погоста, он был выложен булыжником. По нему торговцы в Куршу ездили и в церковь там ходили.

«Вот и ещё одно подтверждение слов моего отца о ярмарках в селе Курша», – подумалось мне. А главное, стало понятно, как гусевские жители пешком или на лошадях добирались до Успенской церкви в селе Курша. Да и куршаки не раз ходили в гусевские края. Особенно когда в Анемнясеве жила святая Матрона.

Священник Александр Куропаткин рассказывал мне, что его мама ходила к ней из Култуков. «Был такой случай, – говорил он, – ходила к Матроне моя мама Анастасия Акимовна. Тогда в нашу деревню Култуки вернулся мой дядя по отцу Филипп Фёдорович, царский офицер, воевавший в Первую мировую войну, а потом в Красной армии. Привезли его тяжелобольным, практически умирающим. И вот моя мама из Култуков ходила в Анемнясево к Матроне, чтобы попросить её помолиться о здравии Филиппа».

Здесь хочется сказать, что с родиной блаженной Матроны я связан не только написанием книги, но и географически. Казалось бы – как так? Где моя деревня Иванково и где Анемнясево? Однако, как я выяснил, прямой путь между нашими деревнями (по прямой линии) составляет немногим более двадцати километров. А еще эти селения связаны между собой речкой Куршей, которая начинается недалеко от моего дома, а заканчивается недалеко от Анемнясева (у деревни Шеенки). Выходит, давние предки блаженной Матроны когда-то вместе с моими предками были прихожанами одного храма, вместе молились Богу…

О том, что в округе села Курша было мало храмов и приходы разделялись многими верстами, писалось еще в 1897 году. Так, в статье А. К. Мансурова «К вопросу о древнем населении мещерского края», опубликованной в «Трудах Рязанской учёной архивной комиссии», в частности, говорилось: «На две волости с населением до 10 000 душ обоего пола, всего три школы (с десятками учеников)… Церквей тоже очень мало. <…> От большинства селений, разбросанных в лесной глуши, до приходского храма 10–12 и более вёрст». А куршаков Мансуров описывал так: «Народ в Курше отличается от окрестного населения некоторыми особенностями костюма, например девушки не носят ни сарафанов, ни платьев, а только две рубашки: одну нижнюю, длинную, которую и подпоясывают в двух местах, а другую короткую, ниже талии; только женщины надевают понёвы или поньки. Мужчины усердно занимаются хлебопашеством и работают в лесах, копают пеньки, жгут уголь, пилят дрова…» При этом Мансуров считал, что куршаки относятся к финскому племени и жили они не только вдоль реки Курши, но и в бассейне реки Пармы и частично у реки Гусь. Вот что он об этом пишет: «Более всего следы финского племени сохранила та часть уезда, где протекают речки Курша и Парма: они обе впадают в р. Гусь и образуют Гусевской пруд при Гусевском железоделательном заводе Г. Баташова. Вся эта местность слывет под общим названием Курша, живут в ней куршане, и поныне заметно отличающиеся от более обрусевшего населения тумской части уезда. Сохранилось предание, что в Курше жил князь Меленя, отчего и селение называется "Мелениено, Княжи тож"».

Куршанки. Фото середины XX века

Ныне Меленино, точнее Миленино, входит в состав деревни Норино. Получается, что исследования о происхождении куршаков велись с конца XIX века. В первой половине XX века эти исследования продолжил коренной куршак, уроженец деревни Андроново Василий Тарасович Ванюшечкин. Он был учёным-филологом, создателем «Словаря русских народных говоров Рязанской Мещёры». Это уникальный труд в двух томах. Словарь Ванюшечкина содержит большое собрание слов, фразеологизмов и речевых оборотов куршаков. Отметим, что Василий Тарасович, так же, как Мансуров, придерживался того взгляда, что куршаки произошли от финно-угорского племени.

Но в конце концов большинство историков и краеведов склонилось к литовской версии. В «Рязанской энциклопедии» зафиксирован факт, что куршаков издавна называли «литва», «литва головастая», «литва некрещеная». Старожил деревни Иванково Иван Алексеевич Кудряшов лично мне говорил, что в 1970-х годах в наши края приезжали исследователи из Москвы, брали у его брата биологический анализ, который подтвердил, что его предками были литовцы. Однако на мой вопрос «Кем себя считали сами куршаки?» Иван Алексеевич ответил «русскими». О том, что куршаки всегда считали себя русскими, говорили и другие старожилы. И не без основания, но об этом скажем немного позже.