Текст книги "Острова попутного ветра. сборник рассказов"

– О чём я и пытался вам доложить.

– Когда?

– Только что. Для него и в штиль всегда дует попутный и весьма сильный ветер. Вопреки всем нормальным законам природы. Он обладает сверхъестественной силой.

Адмирал, ворча, отодвинул мягкое кресло и сам лично поднялся на мостик флагмана:

– Всё приходится делать самому. Наблюдатель!

Флот Всех Федераций шёл широкой дугой, уверенно и нагло сминая набегающие на форштевни волны. Ему было всё нипочём – сзади следовали корабли обеспечения, а за ними возвышались скалистые, укреплённые и неприступные берега Всех Федераций. Её око неотступно следило за белым пенным следом, оставляемым преследующим флотом.

Перед могучими левиафанами морей едва заметной точкой маячил белый парус. Флот, задымляя горизонт, хищнически сжимал фланги и вот-вот был готов загрызть парусник железными зубами, он уже выпустил свои неотвратимые когти – самые быстроходные катера. На палубах выстроились команды, с интересом наблюдая за погоней и делая ставки.

В этот день повезло одному единственному матросу – он поставил на парус и сорвал весь куш.

У Настоящего адмирал выпучились глаза:

– Что за чертовщина такая!..

Обыкновенная с виду яхточка, с непримечательным «бермудским» треугольным парусом, легко и непринуждённо уходила от погони тысячи скакунов, запряжённых в мощнейшие двигатели самых резвых рекордсменов на всех океанах и морях. Катера лихо задирали носы, глиссировали, водомёты взбивали за кормой бурную пену и – всё напрасно! Настоящий адмирал ухватился за подлокотники кресла и поддался вперёд, насколько позволял солидный живот. Он сам бывший яхтсмен и прекрасно разбирался во всех нюансах гонок под парусами. Сейчас, по идее, «эта мелюзга» должна начать лавировать при встречном ветре, тут-то мои «скакуны» её и нагонят – им эти ветра нипочём, их ветра покорны и услужливо ревут в цилиндрах.

– Разрешаю слегка помять его бортами. Пусть послужит уроком для остальных, – воодушевлённый зрелищем погони Настоящий адмирал проревел команду в микрофон. Эх, и где мои пятнадцать, когда я стал чемпионом?!.

Назар ослабил шкоты (снасть для управления парусом), гик (деревянная или металлическая подвижная балка к которой крепится нижний край паруса) просвистел над головой, яхта дёрнулась «рыскнула» по курсу, он слегка повёл рулём, ещё потравил шкоты, и нос лодки, уже вот-вот готовый зарыться в солнечную волну, резво вскочил на её гребень и понёсся среди бурлящих бурунов!

Это уже не тот «малец», что впервые переступил слип сочинского яхт-клуба, – Назар вырос, окреп, обрёл уверенность в штормах и не дрейфил при шквальном ветре.

Сегодня был второй день регаты, проходящей в акватории Сочи. По результатам первого Назар возглавляет список в своём классе. Но и соперники сильны. И отрыв минимальный, этот старт решает всё. Назар обернулся, так и есть, острый нос ближайшей яхты разрезал волну, отстав всего на полкорпуса. Лицо юного преследователя, красное от возбуждения, было обращено в сторону Назара и не выражало ничего кроме решимости догнать и перегнать. Ничего удивительного – таковы условия всех без исключения гонок.

Назар вспомнил давнишний разговор с тренером:

– А если я нарочно уступлю первое место, ну чтобы ему, значит, не было обидно, я буду победителем?

– Для себя, возможно, будешь, но для гонки, её участников: гонщиков, судей и зрителей, – ты навсегда останешься вторым.

– А что важнее?

– Решать тебе. Каждый однажды стоит перед выбором: быть первым или победителем.

А есть разница, тренер?

– Имеется.

Назар взглянул на парус и прислушался: всё, что составляло его Я, заставляло двигаться и дышать, в этот миг ликовало и торжествовало – он ни за что не уступит первое место! Ни за что!

На первом знаке он чуть не уступил, проиграв позицию. Пришлось бороться и напрягать все силы. Сашка (так звали ближайшего преследователя) пытался зайти, то с подветренной, то с наветренной стороны, он отчаянно боролся за первое место и тоже ни за что не хотел уступать. На борту его яхты красовалось гордое название «адмирал». Удостоверившись, что очередной манёвр Сашке не удался и, увеличив отрыв на целый корпус, Назар весело посмотрел назад:

– Адмирал, не догонишь!

– Это мы ещё посмотрим!

– В следующий раз, не сегодня!

Гонка подходила к финишу. Впереди уже были различимы строгие лица на судейском корабле. Назар уверенно обошел аутсайдера из другого класса, оставались последние метры, секунды… И тут из-под чёрной тучи, нависшей над берегом, налетел шальной шквал. Резкий и сильный. Яхту Назара резко накренило вперёд и вбок, мачта чиркнула по вскипевшей воде. «Ещё миг и я кильнусь!» И мышцы и нервы превратились в напряжённые стальные тросы, Назар изогнулся всем телом, «откренивая», спасая обречённый лёгкий парусник. Яхта застонала пластиковым корпусом, мачта замерла у самой воды в нерешительности: кому подчиняться – капитану, или отдаться воле свистящему и взбесившемуся ветру? Назар умоляюще смотрел на кончик мачты, время замерло, секунды куда-то сдуло порывами ветра. Сквозь крепко сжатые губы он шептал:

– Нет! Нет! Не сейчас! Ну, давай же!..

И тянул, тянул изо всех сил, боролся с ветром, одной рукой крепко удерживая руль, в другую больно впились шкоты, даже перчатки сейчас не спасали. Мачта в последний раз качнулась, напоминая весы на рынке и медленно ускоряясь, начала подниматься вверх.

Он победил!..

И тут раздался громкий хлопок и следом сдавленный крик за спиной. Назар оглянулся, между ним и Сашкиным «адмиралом» отчаянно тонул аутсайдер из другого класса. Опрокинутая яхта беспомощно бултыхалась между разъярёнными волнами, гонщика накрыло парусом, и он отчаянно бился под намокшими грязно-белыми складками. Выскочивший из гнезда гик тянул несчастного на дно.

Он захлёбывается! – Назар не раздумывал, быстро развернул яхту и бросился на выручку. Манёвр был неудачным, учитывая сильный порывистый ветер. Его яхту тут же опрокинуло, а самого Назара, будто из пращи, выкинуло из кокпита далеко в сторону. «Он захлёбывается», – одна единственная мысль настойчиво билась в голове Назара. Он вынырнул, откашлялся, покрутил головой, увидел трепыхающегося под парусом яхтсмена и поплыл к нему. Рядом, не сбавляя хода, пронеслась чья-то яхта.

В тот день его не вызвали для награждения, но сам командор порта отметил храбрый и самоотверженный поступок юного капитана.

Подошёл тренер. Назар виновато поднял голову и был очень удивлён – в тренерских глазах он увидел одобрение, усы улыбались шире обычного:

– Молодчина! Так держать, Назар, сегодня я по-настоящему горжусь, что ты в моей команде.

– Но я…

– А, – тренер махнул рукой, – не обращай внимания, железкой больше, железкой меньше. Так даже лучше – для свободного ветра лишний балласт только помеха…

Настоящий адмирал привстал. Он всегда забывался в подобные моменты, ничто для него не существовало вокруг, кроме точки прицеливания. «Только безмозглый глупец будет отвлекаться, когда то, ради чего всё это замышлялось, в двух шагах от достижения». Он не умел и не любил проигрывать: «Раз тебе это дано взять – бери. Не возьмешь – поднимет другой». Его глаза горели сейчас по-особенному, и никто, и ничто на мостике флагмана не могло отвлечь Настоящего адмирала от преследования. Между его зрачками и одиноким парусом можно было прочертить прямую линию, а всё остальное стереть ластиком – не существует, отсутствует, принадлежит забвению:

– Ко всем чертям! Чего вы медлите, болваны! Рохли! Он на «лавировке» бессилен против ваших накаченных «Ямах».

Пальцы Настоящего адмирала впились в подлокотники и стали бледными, будто он сам схватил сейчас жертву и не выпускает её.

– Так, так! Ату его, ребята, ату!.. Что!..

И без того дико выпученные глаза Настоящего адмирала превратились в чересчур выпуклые окуляры перископа, с красными прожилками.

– Не может быть?.. – перископ недоумённо покрутился по сторонам, выискивая новую цель.

Присутствующие на мостике поёжились и каждый попытался спрятаться за спину другого. Выпученные окуляры спрятались в мохнатые брови и глубокую тень. Он видел, он ясно видел собственными глазами, а не из докладов этих недотёп капитанов: нос яхты зарылся в накатывающийся вал. «Ему конец! Он попался», – именно такие торжествующие реляции промелькнули тогда в голове Настоящего адмирала, привыкшего правильно оценивать ситуации. И тут он увидел нечто совсем непостижимое.

Привыкший всё анализировать ум Настоящего адмирала снова и снова прокручивал картину случившегося. Вода сплошным потоком перекатилась через корпус яхты, окатила брызгами беглеца, свисающего на краю кокпита. И тут непонятным образом произошло перевоплощение.

И лодка, и мачта, и парус, и сам яхтсмен вынырнули из воды иными, чем представлялись раньше, до события. Над водой, сливая ручейками остатки воды, воспарило окрылённое, совсем неземное создание. То, что раньше было сложено из отдельных частей, потом совмещённо замыслом конструктора и упорством тренера, а именно: изящный пластиковый корпус, алюминиевая мачта, парус, сшитый из кусков материи, такелаж и сам яхтсмен – теперь слились воедино в мифическое почти бестелесное существо (так, по крайней мере, показалось Настоящему адмиралу и другое объяснение ему не приходило в голову). Диво, будто рождённое из воды и лучей света, взмахнуло крыльями (или крылом, кто его там в суматохе разберёт), пронеслось под самым носом ошарашенных команд катеров и скрылось… Испарилось…

– Чёрт знает что… – произнеся в полголоса эту фразу, Настоящий адмирал молчал, уставился в пол. Туда же смотрели, адъютант, капитан и вахтенные. Затёртый сотнями ботинок пол был ближе и понятнее, чем происходящее за иллюминаторами. Там корабли флота, смешав строй, теперь запоздало пытались избежать столкновений. Два катера уже тонули, на воде барахтались люди.

– Адмирал, вы отдаёте отчёт своим словам?

Суд Всех Федераций был, как всегда, скоротечным и законным. Он строго придерживался двусмысленных статей и легко подпадал под настроения капризных судей.

Настоящий адмирал не стал подавать апелляцию. Он и сам когда-то был морским законодателем и знал, что в ясную погоду принимаются «прозрачные» законы, а в дождь и слякоть, когда неимоверно ноют суставы, он самолично перечёркивал принятые раньше чёткие кодексы и напускал в статьи туман и хмарь, состоящие из запятых и прочих «крючочков и загогулин». Глядел на возмущённых оппонентов воспаленными глазами: «Вы в окно-то выглядывали, олухи царя небесного? Солнца давно не видно, льёт дождь, а вы всё принимаете законы солнечного дня. Отставить! Осуждать всех, – морщился тогда Настоящий адмирал, – пусть тоже почувствуют мою боль».

Карьеру перечеркнули самым сказочным образом и адмирал (теперь уже не Настоящий) возненавидел все сказки мира и всех сказочных героев вместе с ними. Он отомстит! Чемпион он, в конце концов, или не чемпион?! Прежних заслуг у него никто не отбирал, кубки и медали стояли и висели гирляндами на почётных местах его дома.

Адмирал привлёк единомышленников, благо после чистки на флоте таковых нашлось предостаточно.

– Вы со мной?

– Нам всё равно. На берегу – скукотища страшная! – Воодушевлённо рявкнули морские волки, не спуская преданных глаз с обожаемого адмирала.

Адмирал представил Федерациям проект. Все Федерации любили и одобряли любые проекты, осуществление которых обещало процветание и победы. Чего процветание и над кем победы? – Всем Федерациям о таких пустяках некогда было задумываться: «И чего тут думать – победа же не убыток». Они подмахнули проект и забили в бюджет необходимые расходы.

Был момент, когда Все Федерации решили не замечать беглецов: «Их считанные единицы, благонадёжных куда больше. Подавляюще больше! Так стоит ли тратить на них время и средства – пускай бегают себе». И тут она почувствовала сначала недомогание, а потом хандру. Бежавшие не уносили с собой ничего, ни даже крохотного осколка камня на память, но у Всех Федераций закралось подозрение, что всё не так просто, как ей казалось на первый взгляд. Её незаметно обкрадывали. С каждым новым побегом Все Федерации ощущали образующуюся внутри, пугающую своей неотвратимостью, пустоту. Так истекающий кровью понимает, что с каждой каплей жизнь безвозвратно покидает его. И её сразу охватил смертельный страх.

Все Федерации спохватились и возобновили преследование с ещё большим рвением. Мало того, что её лишили смысла, так эти подлые беглецы прихватывают с собой что-то ещё такое, без чего обыкновенное сытое и безбедное существование исчезает и сохнет прямо на глазах, затем покрывается сеточкой тоскливых трещин и осыпается, то ли кучкой пыли, то ли пепла. Да и какая в том разница – пустота!

Идея адмирала была проста: «Уподобимся им, примерим их шкуру и проникнем в логово подлых предателей». Он так и назвал свой проект: «Троянский конь».

Вскоре по всем заливам и бухтам рыскали многочисленные флотилии крейсерских яхт, шхун и катамаранов.

– Что вы ищете тут? – спрашивали рыбаки.

– Невидаль. Вы не видели?

– ?

Местные рыбаки суетливо собирали расставленные сети и убирались восвояси, «от греха подальше, „невидаль“ они какую-то ищут».

Назар чем больше участвовал в гонках и регатах, тем больше становилось у него вопросов, и тем меньше он завоёвывал на соревнованиях наград и призов, а мог.

Ох, как мог!

– Тренер, у вас есть смысл: вы учите ходить под парусом юных капитанов, открываете им новые горизонты. А я?.. Гонки ради гонок? В кубках я шурупы храню, медалями в сарае щели закрываю. Быть зрелищем для Всех Федераций, значит быть никем. Зрелище – для зрителей, человеку от этого пиршества одни объедки достаются. Я ощущаю себя истуканом, который украшают, приносят жертвы, молятся, а он в ответ всё больше каменеет, уставившись на почитателей бессмысленными глазницами. Ну, какая тут польза? У меня ветер в парусе, у зрителей – всё больше в голове. Уйду я, тренер.

– Куда, позволь тебя спросить? Оглядись – для яхтсмена кругом Федерации. На берегу тоже.

– Я уже заметил: попал в лапы Федераций выход один – быть геройски съеденным преданными ей акулами в море или прозябание и забвение на берегу. Ты нужен, пока подаёшь заявку на соревнование.

И Юхнов и Назар задумались вместе. К ним подошёл неунывающий и пронырливый Сашка. У него на все вопросы уже давно были готовы ответы:

– Дружи с Федерацией, она тебя и пригреет, и накормит, и спатеньки когда нужно уложит. Вот я поступаю в Олимпийский университет. Глядишь, однажды, Назар, а я уже высокий чиновник от спорта, или Командор Сочинского яхт-клуба! А то и повыше бери. И чего тут думать, голову только всякой ерундой забивать?

Сашка, насвистывая модную мелодию, пошёл вразвалочку вдоль яхт, где копошились юные капитаны. На одних он покрикивал свысока, другим наставительно давал совет, третьих просто не замечал, мог запросто шлёпнуть по затылку и тут же ловко отшутиться.

– Сашка, – проводив спину подростка, простительным тоном произнёс Юхнов и снова обратился к Назару, – что же мне тебе посоветовать? Ищи своё вдохновение. Вот я нашёл его тут. Дети кругом, и сам как дитя стал!

Юхнова звали в Италию капитаном на шикарную яхту одного нувориши, обещали зарплату высокую, и белоснежный китель, и гордую фуражку с начищенным до блеска крабом, и прочие блага. Он отказался. Дома объяснил:

– Стар я стал мотаться туда-сюда. Пора и с внуками понянчиться.

С Назаром тренер был откровеннее:

– Там оно, конечно, и сытнее, и престижнее. Белое кепи и отглаженная рубашка. В трюме движок гудит отлажено, будто табун запряжённый и послушный, за кормой вода бурлит и клокочет, белые скалы Средиземноморья. Красота! Да только может ты и стоишь на мостике, однако жеребцом из того табуна, что под палубой рвётся на волю, себя точно признаёшь – запряжённый и стреноженный, в трюме под крышкой.

Юхнов помолчал, отвернувшись к морю. Не поворачивая головы, откашлявшись, снова заговорил:

– Когда ко мне подходит вчерашний малец и задаёт те же вопросы, что и ты… мне дышится свободней, и никакая Федерация горло не передавит. Постарайся расслышать человека в себе, так же как ищешь попутный ветер парусом. Вот и весь мой совет, и вся мудрость. Иди, снаряжай яхту, скоро старт…

Назар вышел на воду. В этот день он гонялся как никогда. Красиво, напористо, гениально. «Смотрите, смотрите, что он творит!» «Это просто уму непостижимо!»

Сашка озадаченно провожал корму яхты Назара, лихо проносившуюся мимо него: каким образом?! Сашка делал всё, что раньше приносило успех: держал нос по ветру, искал течение и, воровато оглядевшись по сторонам, незаметно раскачивал яхту (нечестный приём в гонке). Что, конечно, против правил, но зато сразу увеличивало шансы на победу. И всё напрасно! Назар оставался недосягаемым, улетая вперёд, словно все те законы физики, что тормозили сашкиного «адмирала», сегодня отменялись для яхты Назара.

– Ты что, ветер свой поймал? – обиженно сопел Сашка. – Или сам ветром стал?

– Или.

– Может, того – качаешь? – переходил на доверительный тон Сашка, наклоняясь вперёд. «Или» его не устраивало, и было непонятно.

– Качаю? Никогда!

– Ну и не говори, – Сашка обиженно отвернулся и скрестил руки на груди.

– А ты не дуйся, я и сам не могу объяснить, каким образом мне это удаётся. Будто всё, что было прежде, сегодня тянет меня вперёд и подталкивает в корму, дует в парус. У всех нет ветра, а у меня есть.

Сашка бросал шкоты, досадно бил по гику, закусывал губу и чуть не плача провожал «летящего над волнами Назара», – все его усилия хотя бы догнать, оканчивались неудачами.

«В чём же его секрет? Наверное, точно качает, но как-то по-особенному хитро».

Юхнов, не проронив ни слова, наблюдал гонку. Ни разу его усы не опустились тоскливо вниз, они топорщились вверх и выражали тем своё самое благодушное настроение: так держать, Назар!

Привыкнув к череде неудачных выступлений «птенца Юхнова» (как за глаза называли судьи Назара), от перспективного яхтсмена отвернулись и записали в хронические аутсайдеры. И вдруг:

– Что это! Каким образом? Ампайр (судья в гонке на линии), проверь, он качает?

– Всё чисто. Он летит как ангел. Даже мурашки по телу – непостижимо!

Назар, все дни пока шла регата, творил невозможное и непонятное. Судьи иногда забывали о судейских обязанностях и превращались в увлечённых зрителей, улюлюкали и аплодировали. Настолько обходить действующих чемпионов, фантастика! Да с таким яхтсменом не стыдно и на международные регаты выходить! Завистливые взоры обращались к Юхнову:

– Поздравляем! Не зря ты с ним возился. Впечатляюще!

Подошел важный представитель ВФПС:

– Готовьтесь с вашим подопечным на международные.

Юхнов промолчал, едва заметно пожав плечами. Он был сейчас на одной волне с Назаром, душа к душе, и не спешил с выводами. «У него своя радуга сейчас в груди и свой ветер, и нам ли его запрягать».

Назар поехал на международные старты. И сразу, со старта, уверенно вырвался вперёд, обгоняя ближайшую яхту испанца настолько, что тот вспыльчиво махнул рукой, оглянулся и начал бороться за второе место. Перед самым финишем Назар, на глазах у всех развернулся, высоко поднимая искристый веер брызг, подошёл к обомлевшему испанцу и вместе с ним финишировал, великодушно уступив тому победу всего лишь на полкорпуса (Позже смущённый испанец на пресс-конференции заявил: «Это урок, который мне никогда не осилить…»).

На берегу после финиша «чудака» ждали:

– Ты что творишь! На тебя такие надежды…

Назар, улыбаясь:

– Простите, но это не те надежды. Им всё равно пылиться на стене. Тренер, я не меняю курс, я ухожу.

– Юхнов, хоть ты образумь своего птенца! Он что отказывается от титула чемпиона мира?! Да ему равных сегодня нет!

– Да, равных ему нет, – спокойно посмотрел Юхнов в глаза представителя Федерации, – и я радуюсь, что он мой «птенец».

– Да вы что: оба с ума… того, – у представителя Федерации бессильно отвисла челюсть, и все явно увидели золотые коронки.

Настоящий адмирал (он сумел-таки вернуть свой титул) возглавляя парусную флотилию, методично окружал Окрылённого. Красные круги вокруг глаз выдавали бессонные ночи, когда он просиживал над картами и расставлял на них силки.

– Теперь, голубчик, тебе некуда деваться, – азартно шептали губы Настоящего адмирала.

Тщательно подготовленная операция успешно завершалась. Не зря, ох не зря эти литры крепкого кофе, выпитые под звёздным небом! Белый парус, зажатый в тиски флота, нёсся прямо на рифы.

– Давай, давай, отчаянный! Быть тебе сегодня с проломленным бортом. – Настоящий адмирал криво ухмыльнулся.

А ловко я это всё придумал! Парусами ловить паруса. Когда эти Окрылённые впервые заметили мой флот, они доверчивыми щенками приблизились, некоторым, правда, удалось вырваться, зато остальные присмирели и вернулись в лоно Всех Федераций (за это ему, собственно, и вернули титул «Настоящий»). Есть один факт, смущающий всех и превращающий победу в бодрую реляцию. Настоящий адмирал кривил душой. Победа была, но какой ценой?

– Вам потому и был возвращён титул Настоящего адмирала – вы умеете всё оценить и всему знаете стоимость. Так как понимать: за одного Окрылённого мы теряем не один наш корабль, а сразу дюжину? Чёртову дюжину, прошу заметить.

– Я накапливаю опыт, мои Федерации. То, что не смогли сделать быстроходные катера и бронированные крейсера, я делаю малыми силами и за меньшую стоимость.

– Хорошо, продолжайте. Надеемся, вы станете опытней и ваши отчёты не будут настолько двузначны.

Его – Настоящего адмирала – щёлкнули по носу. «Ну, всё, Окрылённые держитесь, я не дам вам спуску!»

Настоящий адмирал в очередной раз поклялся перед самим собой и демонстративно собственноручно привязался к мачте перед погоней. Боцманским узлом.

Грозные буруны у рифов приближались. Корабли флотилии начали осторожничать и ложиться на обратный курс.

– Куда?! Трусы!

– Да он просто сумасшедший!

– Вперёд! Сгною на берегу!

Заревел Настоящий адмирал, но в следующий миг зажал уши и зажмурил глаза. Отовсюду доносился жалобный хруст, слышались истошные крики, парусники налетали на камни, теряли мачты, команды в панике покидали тонущие корабли.

– Что с Окрылённым?

– Он проскочил.

– Что!!!

Настоящий адмирал Федерации выпучил глаза и вперился в удаляющийся парус. Между ним и его флотом неотвратимо пролегли белые буруны, где каждого ожидала неминуемая гибель. «Как?!» Обвёл тяжёлым взглядом обломки его бывшего флота.

– Мою яхту!

– Но вы разобьётесь! Это же Гибельные широты!

– Мою яхту! – Рявкнул Настоящий адмирал и снова перевязал себя.

Рифы приближались. Настоящий адмирал всматривался в каждый камень, выискивал скрытый проход, парус над головой звонко трепетал, нос яхты вспарывал с шумом встречную волну, его собственный нос широко раздувался, словно он шёл по окровавленному следу.

– Чёрт, как ему это удалось?

Тут кругом, куда не сунься – гибель… Ага!.. вон, вижу! Ну, хитрец.

Настоящий адмирал совершил ловкий манёвр (не забывайте – он всё-таки был когда-то чемпионом): в миллиметре увернулся от острого выступа и прошёл между двух скал. Ему показалось, что он нашёл заветный проход.

И – просчитался.

Миновав первое клокочущее препятствие, хвалённая яхта адмирала оказалась зажатой между каменистыми выступами, места для манёвра не было, кроме того, волны превратились в непредсказуемых душегубцев, облачённых в белые палаческие накидки, они хватали яхту и всякий раз намеревались бросить её прямо на камни. Настоящий адмирал растерялся, он начал метаться, от отчаянья скинул блестящий, но теперь намокший и оттого тяжёлый мундир. В воду полетели и другие ненужные вещи: навигаторы, золотые часы, адмиральский жезл усеянный бриллиантами. Море равнодушно проглотило принесённые жертвы, на какой-то миг притихло, будто там, на дне взвешивали вес адмиральских даров, а потом снова морская бездна неудовлетворённо заворочалась, гневно требуя главную жертву.

Адмирал покосился на белые буруны. Он впервые заметил, что море, ветер живут вопреки его воле и желаниям. Раньше он так не думал и воспринимал стихии за послушных мулов, призванных исполнять его прихоти и желания, нести самого адмирала и все его тяжеловесные награды и кубки. Оказывается, не всё так просто, как представлялось в академиях и университетах. И нельзя покорить то, что не хочет покоряться по своей вольнодумной природе. Он сделал последнюю жалкую попытку, проскочил очередной риф и бессильно опустил руки – очередная ловушка и собственная гибель предстали перед его глазами более чем явственно.

Вот она – его Гибельная широта!

Когда он читал доклады очевидцев, то представлял себе её несколько иначе. А как? Каждый доклад не был похож на предыдущий. Можно было подумать, что докладчики отъявленные фантазёры. И Гибельные широты по их представлению, то посыпанные золотым песком пляжи, то сладко поющие сирены – красотки, каких мир не видывал и чьи песни просто сводят с ума. А то в пояснительных записках эти треклятые широты представлялись в виде заоблачных небоскрёбов, у подножия которых услужливые механизмы исполняют любой ваш каприз и так далее, и тому подобное… Настоящий адмирал читал, комкал и выбрасывал в мусорное ведро – ничего стоящего внимания, один бред больных людей, испытавших на себе силы Гибельной широты. «Куда его?» «Куда ещё, конечно, в комфортабельную лечебницу, под присмотр психиатров».

Так было. И вот он сам ворвался в Гибельные широты, и его гибель представлялась теперь куда реальней тех сказок. Сейчас его судёнышко бросят на острые скалы, разобьют и утянут на дно, где будут продолжать мстить за прежнюю самоуверенность и пренебрежительное отношение ко всему, терзая адмиральское тело об острые рифы. Потом крабы… Тьфу ты, у меня бред? Гибель – персона? Кто персона и кто гибель?..

Хрясь! Раздался сильный удар, Настоящего адмирала, словно тряпичную куклу выкинуло из кокпита, раздетого, жалкого, без кителя и регалий. Я тону!? – приговором печально прозвучало в его голове. Краем глаза он увидел небо. Как ни странно, на нём сияло солнце, и небо кричало ему:

– Хватайся!

– Я тону… – Вслух повторил Настоящий адмирал, ударился о камень и начал захлёбываться.

Настоящий адмирал очнулся. Над ним грустно полоскался ослабленный парус, и сострадательно качалась мачта.

– Где я?

– Очнулся? Прекрасно! Ты спасён.

– Кто ты? Чудный голос?

– Чудный, – в голосе послышалась нескрываемая радость.

Над Настоящим адмиралом склонилось лицо.

– Ты – ожившая скала, а я продолжаю тонуть.

Адмирал не поверил, что лицо живого человека может быть таким – живым! Встречаемые им люди носили маски «на каждый случай». Они были любезными, угодливыми, тщеславными, обиженными, обозлёнными, жестокими. Те лица были Настоящими – сделанными из кусочков искусственного мира. В приблизившихся глазах адмирал увидел сострадание и отражение самого себя. В зрачках не таились потёмки чужой души, заинтересованно оценивающей любую мелочь на вопрос применения. Будь то человек или полено для топки.

– Я тону, – обречённо вздохнул адмирал, – ничего настоящего.

– Адмирал может и тонет. А человек на моём борту – никогда!

– Окрылённый?! Ты ли это?

Адмирал вскочил с прытью, совсем не подходящей для утопленника.

Да, перед ним стоял его непримиримый враг, беглец лишивший смысла существования его обожаемые и драгоценные Федерации, а значит и его. Хрипло рыча и выплёвывая водоросли и морскую воду, Настоящий адмирал схватил беглеца за горло и начал душить.

– Тише, тише, адмирал, вас могут не так понять. Оценить. – Начал хрипеть Окрылённый.

– Что?

– Оглядитесь сперва.

Адмирал, не выпуская горла врага, посмотрел вокруг. Они шли мимо остатков его бедной флотилии. Вдоль бортов стояли матросы и шкиперы. Тут же поодаль дымили железные левиафаны Всех Федераций, сновали юркие катера. И отовсюду адмирал чувствовал на себе внимательные пристальные взгляды.

Чего они хотят? Пальцы адмирала разжались сами собой. Он ощутил себя голым и невольно опустил голову, так и есть. О какое жалкое зрелище! И зачем я выкинул свой мундир с пуговичками и брюки с лампасами? Кто поверит теперь, что я «Настоящий»?

– Адмирал, зачем вы душите наш смысл? Без него мы не темница. Мы самая обыкновенная пустота. Нечто.

– Я… я хотел…

– Вы не здоровы, адмирал, раз душите свой собственный смысл жизни, сами себя. Мы направим вас в комфортабельную лечебницу.

Адмирал стоял, униженно опустив руки. Ему казалось, что с него срывают всю его сущность: погоны и регалии. И тут он возле уха услышал успокаивающий голос:

– Не переживай ты так: срывать-то больше нечего – всё на дне.

– Да что случилось, в конце концов, чёрт подери! Почему здесь весь флот Всех Федераций, включая даже мелкие катера, и ты? Это неправильно. Они должны быть там, а ты…

– А я тут. Ты на Островах попутного ветра. И хотя в твоей голове сейчас полная мешанина, но их вины тут нет. Здесь, на Островах, ветер дует всем одинаково – благоприятно.

– Каким же образом я оказался на ваших чёртовых Островах? Счастливчики, коими забиты палаты в психушках, многое поведали мне о Гибельных широтах. Преодолеть их – равнозначно встать на учёт и слыть ненормальным.

– Ты как раз тонул в этих Широтах. Тонул, признаться, по-настоящему. И надо было мне обернуться, – в голосе Окрылённого послышалась досада, – вижу, тонешь.

– Выходит, ты меня спас, зачем? Ты для меня – Настоящего адмирала – беглец, и ничем другим быть не можешь. И мой долг водворить тебя на место!

– Видишь ли, спасать человека, кем бы он ни был… трудно объяснить, это желание неосознанное. Оно тут, – Окрылённый прижал руку к груди, – и является столь же необходимым для жизни, как моё собственное сердце. Я бросился спасать и спас. Быть же спасённым или утонуть, решать уже тебе.

– Это как? – адмирал поёжился, – меня могут…

Окрылённый рассмеялся, махнул рукой на прощание. Парус качнулся в поисках ветра и умчался до того, как адмирал успел сообразить и чётче сформулировать мучительно трудный для него вопрос.

Когда в этой жизни начинается момент смерти? Когда начинаешь костенеть и мертветь, когда желаешь или когда хочешь?

Так он и остался одиноко стоящим на берегу, в трусах и майке. Невдалеке маячила его флотилия. Парусники мучил штиль, у катеров и кораблей закончилось топливо. И сколько ни старался семафорить майкой адмирал, никто не откликнулся. Можно было подумать, что корабли вымерли, ни одной живой души на палубах, самыми живыми казались вымпелы и рынды, поблёскивающие в лучах солнца. Адмирал онемел и начал затравленно озираться. Он привык жить командой. Гаркнул – накормили, отчитал – ублажили. А когда пусто не только внутри, но и снаружи… Когда начинаешь мертветь?

– Это же дикость какая-то?

И от неясности перспективы среди почти кладбищенской тишины и безлюдья, оттого, что никто не откликался и не узрел его адмиральской важности, адмирал расплакался. Теперь-то он осознал, насколько значимо для него присутствие помощников, адъютантов, жезлов и прочих исполнителей его прихотей. А раньше он считал себя абсолютно свободным и самостоятельным.