Текст книги "«Хороший немец – мертвый немец». Чужая война"

Глава 6

«Красивая все-таки у фрицев форма, – думал Макс, оглядывая себя в большое зеркало. Новенький мундир сидел на нем, как влитой. Черные сапоги блестели, словно зеркало, а фуражка придавала лицу мужественность и решительность. Настоящий боевой офицер, красавец!

Макс еще немного полюбовался на себя, потом кивнул «ротной мамочке», гауптфельдфебелю Дитеру Бергу: спасибо, все отлично. «Шписс» довольно улыбнулся – выполнил задание господина майора на «отлично», приодел господина лейтенанта, подобрал форму тютелька в тютельку, даже ничего ушивать и укорачивать не надо. Теперь не стыдно показаться самому фюреру. И то правда – герой должен и выглядеть по-геройски.

– Вам надо оформить проездные документы в штабе, – напомнил Берг. – Я все подготовил, пойдемте.

Они вышли со склада и направились к зданию бывшего сельсовета. Майор Хопман уже ждал их. Он отпустил «ротную мамочку» и еще раз придирчиво осмотрел Макса. Отлично – представительно и даже немного щегольски.

Впрочем, по замечанию того же «шписса», у Макса никогда не должно быть проблем с формой – его фигура была стандартной и точно подходила под соответствующий размер. Точнее, размер подходил под фигуру. Берг озаботился еще и тем, чтобы выдать Максу новый комплект нижнего белья, две пары носков и прочие необходимые мелочи. А также посоветовал купить хороший одеколон – чтобы приятно пахнуть после бритья. «У женщин очень тонкое обаяние, – заметил он, – а боевые офицеры, особенно после фронта, не всегда благоухают розами…»

Макс согласно кивнул и решил последовать его совету. Тем более что «шписс» знал, что говорит. Он был опытным солдатом и провел на фронте уже три года – служил с французской кампании. Свою должность Дитер Берг получил год назад и весьма прилежно выполнял обязанности «ротной мамочки». Он был настоящим «длинным носом», лез буквально во все дыры, вникал во все подробности. А дел у него было много, и все важные. Берг аккуратно заполнял ротные бумаги, получал из штаба и просматривал списки прибывших и убывших, пересылал приказы и отчеты, сообщал семьям погибших о последних минутах их родных и близких, раздавал письма, следил за следованием отпусков и т. д. и т. п. А также знал всё и обо всем.

Ну, и конечно, он обеспечивал роту всем необходимым – чтобы солдаты и господа офицеры ни в чем не нуждались. Насколько, разумеется, это было возможно в фронтовых условиях. Дитер, пожалуй, был самым полезным человеком в роте, и без него жизнь личного состава стала бы гораздо тяжелее. Кроме того, в случае необходимости он мог заменить командира, возглавить один из взводов. Просто незаменимый человек!

Макс получил от «шписса» продукты на дорогу (мясные консервы, сардины, шпик, копченая колбаса хлеб, маргарин и мармелад), а от батальонного казначея – сто марок на проезд. Как ему уже было известно, это неплохая сумма, на которую можно купить что-то приличное. Не являться же домой с пустыми руками! Макс по совету полковника решил приобрести для Эльзы и Марты подарки. По словам того же Берга, лучше всего это было сделать в Варшаве.

Максу предстояло добраться на машине до Смоленска и уже оттуда ехать поездом до Польши. В Варшаве же была пересадка на берлинский экспресс, который обычно отправлялся вечером, вот так и получилось немного свободного времени. Можно было прогуляться по городу и что-нибудь приобрести.

Берг рекомендовал посетить исторический центр Варшавы и район Краковское предместье, где находились многочисленные маленькие магазинчики и лавки. В крайнем случае, если ничего подходящего он не найдет, можно зайти на центральный рынок. Там у спекулянтов было все, причем по весьма доступным ценам. Можно даже не тратить ценные рейхсмарки – обменять часть продуктов и сигареты. Поляки охотно их покупают и меняют. Но на рынке следовало опасаться военных патрулей – те регулярно устраивали облавы, искали подпольщиков. С ними лучше не связываться, не зря же их называют «цепными псами».

Майор Хопман довез Макса до Вязьмы (машину дал сам полковник фон Беловиц), а дальше Макс добрался до Смоленска на грузовике. Его посадили в кабину санитарного фургона с ранеными, и он с относительным комфортом доехал до города.

Военный Смоленск произвел на него тягостное впечатление – от многих домов остались одни головешки, здания зияли провалами окон, вместо городских кварталов – кучи щебня и битые кирпичи, площади и улицы заросли травой и бурьяном… Но все же чувствовалось, что это крупный военный узел. Город был буквально наводнен солдатами и офицерами вермахта, и Максу приходилось чуть ли не через каждые пять шагов отдавать честь или отвечать на приветствие.

На вокзале он прождал около четырех часов (бо́льшую часть времени проведя, разумеется, в буфете, где имелся неплохой чай и даже домашние пирожки) и уже ночью, в темноте, сел на поезд, идущий в Варшаву. В купе вместе с ним оказалось еще три человека – два военных чиновника из штаба 9-й армии и гауптман Гельмут Хассель из 3-й танковой. Все также ехали в Берлин. Максу как молодому (и по возрасту, и по званию) досталась левая верхняя полка – против хода.

* * *

Вагон был старый, советский – узкие, неудобные проходы, деревянные койки, все скрипело и трещало, того гляди – развалится. С непривычки Макс все никак не мог устроиться на своем жестком ложе – привык ездить в более комфортных условиях. Вертелся и так и сяк… Его мучения прервал гауптман Хассель – предложил вместе выпить и закусить. Макс согласился – самому уже давно хотелось что-нибудь проглотить.

К ним тут же присоединились и остальные попутчики – майор-казначей Зикманн и его помощник, обер-лейтанант Шульц. Постелили на маленьком откидном столике газету, достали закуску, выпивку. У штабных, как заметил Макс, еда была более богатой, чем у него с гауптманом. Имелась в наличии копченая свинина, консервированное мясо и очень хорошая финская колбаса. Как положено, первый тост был за победу, затем выпили за фюрера и за успехи вермахта.

Макс только делал вид, что пьет, а сам лишь едва пригублял. Во-первых, не любил шнапс (сильно напоминает обычный российский самогон), а во-вторых, не хотел пить за фюрера, вермахт и его успехи. Но отказаться, естественно, не мог, вот и приходилось хитрить. После третьей рюмки начались обычные армейские разговоры. Беседа, само собой, крутилась вокруг недавно начавшегося наступления германских войск на юге России.

– Гитлер правильно сделал, что отдал приказ идти на Сталинград и Кавказ, – рассуждал захмелевший майор. – Если их захватить, то можно отрезать большевиков от нефти, и они тогда скоро потерпят поражение. Это стратегически важное и верное решение…

– Точно, – вторил ему обер-лейтенант. – Сталинград – ключ к нашей победе. И в России, и вообще на Востоке. Если возьмем Сталинград – то конец кампании, можно по домам.

– Почему это? – иронически спросил гауптман Хассель. – Прошлой зимой, помнится, фюрер утверждал, что война закончится, как только мы возьмем Москву…

Он, похоже, лучше представлял ситуацию на фронтах. Судя по нашивкам и двум Железным крестам, Хассель успел изрядно повоевать, да и выглядел вполне по-боевому – без лишнего лоска, зато со свежим багровым шрамом через всю левую щеку.

– Очень просто! – махнул рукой майор. – Кавказ – это нефть, ее в основном добывают в Баку. Ну, и еще немного в Грозном. А затем по Волге баржами переправляют на перерабатывающие заводы в центре России. Возьмем Сталинград, перекроем Волгу – и поставки прекратятся. А без топлива русские танки – не более чем груда мертвого металла То же самое – другая техника: самоходки, грузовики, тягачи… А русская авиация без бензина – лишь мишень для нашего доблестного Люфтваффе.

– Так-то оно так, – задумчиво заметил Хассель, – только большевики тоже не дураки, всё понимают и будут драться за Сталинград упорно, до последнего. Тем более что этот город носит имя их вождя, Сталина, а это многое значит. Когда надо, русские умеют воевать, стоят насмерть, их ничем не возьмешь. Если не верите, спросите у лейтенанта. Он только что с передовой, наверняка знает, что такое русский фанатизм…

Хассель кивнул в сторону Макса. Гауптман вначале с некоторым недоверием отнесся к нему – очевидно, из-за щегольского вида, новенького мундира и начищенных до блеска сапог. Принял, наверное, за «штабную сволочь» – по образному выражению майора Хопмана. Но, когда увидел, что у лейтенанта уже две нашивки за ранение, то переменил свое мнение. После небольшой беседы (где, когда воевал?) он общался с Максом уже вполне по-дружески. К тому же выяснилось, что гауптман слышал о подвиге лейтенанта Штауфа и даже читал статью в газете.

Хассель сражался севернее Гжатска, сравнительно недалеко от полка Макса. Его 20-я танковая дивизия вела тяжелые бои на самом сложном участке обороны. Гауптмана отпустили на неделю домой после тяжелого ранения в одной из контратак.

* * *

Макс включился в разговор и поведал пару историй из своей недолгой военной жизни – когда русские проявляли невиданное упорство. Штабного майора это, впрочем, не убедило:

– Подумаешь, бились до последнего! Они боятся своих комиссаров, вот и воюют, чтобы не быть расстрелянными своими же. А могли бы просто сдаться и спасти свои жизни… Но я убежден – Красная Армия без топлива долго не протянет. Генерал-полковник Модель как-то заметил: «У русских слабая пехота, они не идут в атаку без поддержки танков. А при обороне не могут противостоять нашим панцерам – сразу паникуют и бегут». Это верно, я много раз слышал об этом. Война – это прежде всего горючее, не будет его, не будет и русских танков…

– Хорошо бы так, – пробурчал Хассель. – А то один из них недавно уничтожил мою машину. А мне досталась эта отметина на лице.

Хассель показал на свой шрам. Грубый багрово-красный рубец пересекал всю его левую щеку. Понятно было, что заживет шрам не скоро, а след останется на всю жизнь.

– Снаряд пробил башню, – начал рассказывать Хассель, – и мне осколком разворотило полщеки. Но, считай, еще повезло – успел выскочить из машины, а вот все ребята сгорели. Отличные были солдаты, умелые, храбрые… Мы атаковали русские позиции, а три «тридцатьчетверки» вылетели нам навстречу, лоб в лоб. Ни увернуться, ни уйти. Тогда я и понял, что такое настоящий фанатизм. Русские таранили нас и горели вместе с нами… Нет, не хотел бы я снова попасть в такую передрягу. Еще бы немного – и от нашего батальона ничего не осталось. И столько людей погибло!

– Значит, вы должны понимать всю гениальность замысла фюрера, – продолжал майор, – без топлива русские нам не будут страшны. Кроме того, есть еще одна важная причина, почему обязательно надо взять Кавказ: через него Сталин получает помощь от союзников. Американская и английская техника поступает в Иран и оттуда через Закавказье идет прямо на фронт. Это новенькие самолеты, танки, бронемашины, тягачи… Не говоря уже о стратегических материалах – стали, каучуке, взрывчатке, алюминии и всем прочем. Добавьте сюда грузовики, станки, паровозы, вагоны, рельсы – и вы поймете, какое значение имеет Кавказ для России. Правильно говорил генерал Гудериан – это война моторов. И победит в ней тот, у кого они окажутся мощнее и в большем количестве. А к ним нужно горючее и запчасти. Вот поэтому взятие Кавказа имеет решающее значение, а Сталинград – ключ к окончательной победе…

– Может, и так, – согласился Хассель, – только у русских и помимо ленд-лизовской техники найдется чем воевать. Взять хотя бы те же «ратш-бумы» или их ужасные «раты». Тоже весьма опасное оружие…

«Ратш-бумами», как уже было известно Максу, в вермахте называли советские 76-миллиметровые орудия – за особый звук, издаваемый при выстреле, а «ратами» – штурмовики Ил-2 за их невероятную живучесть и неучтожимость. Сбить защищенные броней «летающие танки» было невероятно трудно, хотя действовали они на крайне низкой высоте, буквально над самыми головами немцев.

«Илы» доставляли германским войскам немало хлопот – поливали из пушек и пулеметов немецкие траншеи, уничтожали артиллерийские позиции и технику. Штурмовики не боялись почти никого, кроме, разумеется, юрких и быстрых «мессершмиттов». Только те могли противостоять им. Немецкие Ме-109, красивые и стремительные, как рассерженные осы, налетали на «Илы» и заставляли их отступать. И тогда немецкие солдаты получали небольшую передышку…

* * *

Пьянка закончилась далеко за полночь. Штабной майор и обер-лейтенант наконец уснули, Макс с Хасселем вышли в тамбур покурить. А заодно подышать свежим воздухом – в купе было душно.

Окно, несмотря на жару, было плотно закрыто – боялись привлечь светом партизан. Говорили, что русские часто нападали на проходившие поезда: сначала взрывали железнодорожное полотно, а потом расстреливали из пулеметов вагоны. Из-за чего приходилось соблюдать светомаскировку.

Макс и гауптман стояли в полутемном тамбуре. Хассель долго мял в руках сигарету, а потом спросил: «Петер, ты веришь, что война может закончиться в этом году?»

Во время застолья они как-то незаметно перешли на «ты».

– Нет, – отрицательно покачал головой Макс, – не закончится, знаю.

– И я тоже в это не верю, – согласился гауптман. – В Берлине полагают, что достаточно взять еще два-три города, Сталинград и Кавказ – и все, долгожданная победа! Но даже со взятием Москвы ничего не изменилось бы! Русские упорны и фанатичны, они будут драться за Уральскими горами и в Сибири. Если мы туда, конечно, дойдем. Кстати, я никому не рассказывал, но меня спасла одна русская девушка…

Хассель сделал несколько нервных затяжек и стал рассказывать:

– Когда я выбрался из горящего танка, то вокруг был настоящий ад. Наши стреляют, русские тоже… А у меня сильное рассечение щеки, кровь заливает лицо. И остановить ее нечем – медикаменты и бинты осталась в танке. Залез я в какую-то воронку, решил подождать, пока стрельба немного утихнет, а потом ползти к своим. Кровь все течет… Лежу и думаю, что же делать? Если не удастся остановить, все, помру. И тут ко мне в воронку скатывается девушка в русской форме, вижу – медсестра. С санитарной сумкой… Тоже, наверное, решила обстрел переждать в безопасном месте. Она смотрит на меня, я – на нее, и оба молчим. У меня в кобуре имеется пистолет, но я даже не подумал его доставать – не стрелять же в русскую медсестру! Вот так и сидели, ждали, пока бой закончится. Тут девушка мне говорит, причем по-немецки и довольно чисто: «Давайте я вам щеку перевяжу». Я, разумеется, согласился – жить-то хочется. Она достала бинты, марлю, наложила повязку, закрепила. Все сделала очень хорошо и вовремя – я уже много крови потерял, сильную слабость чувствовал. Я ее поблагодарил: спасибо, фройляйн, и все такое… Она кивнула, вылезла из воронки и исчезла. А я стал дожидаться темноты, чтобы ползти к своим. Ночью добрался, сказал, что потерял сознание во время боя и не помню, что со мной было и кто меня перевязал. Вроде бы поверили… Вот так русская девушка спасла мне жизнь. Хотя, заметь, я об этом не просил и более того – был ее врагом. Могла спокойно дождаться, пока я потеряю сознание, и убить. Или позвать своих, чтобы те взяли меня в плен. Однако спасла, и совершенно бескорыстно…

Макс курил и думал – еще один пример загадочной русской души. Естественно, любая германская девушка поступила бы наоборот – оставила бы умирать раненого офицера противника от потери крови. И была бы по-своему права…

– Нет, русских победить нельзя, – закончил свой рассказ Хассель. – Зря мы вообще ввязались в эту войну…

«Тогда почему, – зло подумал Макс, – вы, такие умники, продолжаете воевать в России?» И тут же сам себе ответил – дело в немецком менталитете. Для германского солдата, и особенно офицера, верность долгу, присяге – не пустые слова, а клятва. Немец не может не выполнить приказ, даже если это противоречит его личным убеждениям. Германские солдаты слепо верят в орднунг, иначе жизнь потеряет для них всякий смысл. Пусть мир катится ко всем чертям, но порядок должен быть. В этом суть немецкой нации. И тут уж ничего не попишешь.

Макс вздохнул, загасил сигарету и пошел спать – хватит разговоров на сегодня, завтра будет напряженный день.

* * *

В Варшаву они прибыли только через день. Сразу за Борисовом их обстреляли. К счастью, Макс не успел раздеться и лечь, а потому, прихватив пистолет, одним из первых выскочил из вагона и залег между рельсов. Самое надежное место – не подстрелят. Рядом тут же шлепнулся Хассель, и тоже со своим пистолетом.

– Что, партизаны? – спросил он.

Макс пожал плечами – наверное. А кто еще может стрелять по ним из небольшого леска? Не лешие с кикиморами же! Охрана поезда забегала, засуетилась, послышался звук устанавливаемого пулемета, зазвучали лающие, отрывочные команды. Тем временем по ним продолжали вести огонь – не слишком чтобы сильный, но довольно неприятный.

– Хорошо, что у партизан нет артиллерии и минометов, – заметил Хассель. – А то бы перебили нас, как цыплят.

Действительно, поезд представлял собой отличную мишень – стоял на открытой местности. Стреляй не хочу, как по уткам в тире. Наконец охране удалось организовать что-то вроде обороны и открыть ответный огонь. Макс участия в этом не принимал – во-первых, не хотел сражаться со своими, а во-вторых, он находился в отпуске. Хватит, имеет право но отдых…

Хассель придерживался того же мнения – лежал и не высовывался. Минут через десять пальба стихла – партизаны решили, что свою боевую задачу выполнили, и отошли. Охрана еще немного постреляла, но так, для вида, и тоже успокоилась. Отбились – и слава богу, можно продолжить путь. Преследовать партизан, разумеется, никто не стал – ночью, да еще по лесу? Самоубийц нет.

Проверили личный состав – у двоих легкие ранения, убитых нет. Можно сказать, отделались легким испугом. Но ехать дальше сразу не получилось – партизаны разобрали пути. Пришлось ждать, пока с ближайшей станции пришлют моторную дрезину с ремонтной бригадой. Дорогу починили, но тут оказалось, что поврежден паровозный котел, давление пара резко упало. Новый локомотив прибыл только под утро…

Майор Зикманн и обер-лейтенант Шульц, кстати, так и не проснулись – накачались шнапсом и дрыхли, как убитые. Случись что, их бы точно взяли в плен. Причем тепленькими. Гауптман Хассель усмехнулся: «С такими офицерами мы не скоро эту войну закончим…»

Вернувшись в купе, он, не раздеваясь, прямо в одежде, завалился спать. А вдруг опять нападут? Макс последовал его примеру.

Утром они наконец прибыли в Минск, но стоянка оказалась недолгой – из-за ночного нападения поезд сильно выбился из графика. Прицепили другой паровоз и погнали дальше, на Запад. Макс мельком увидел полуразрушенный вокзал, сожженные дома, разбитые улицы. Да, не скоро еще город будет освобожден, много еще предстоит вынести белорусскому народу…

За завтраком майор Зикманн был весьма неразговорчив – очевидно, маялся с похмелья, Шульц тоже в основном молчал. Зато Хассель оторвался по полной – в ярких красках описал ночное нападение и особенно те страшные минуты, когда, по его словам, сотни бородатых мужиков с винтовками окружили поезд и чуть позже ворвались в вагоны. Они, по словам гауптмана, бежали по вагонам и безжалостно расстреливали мирно спящих офицеров… Ему с лейтенантом (кивок в сторону Макса) пришлось туго – еще бы немного – и всех бы убили или взяли в плен. Чудом отбились…

Майор слушал и нервно дергался – видимо, ему очень не хотелось в плен. Лучше смерть, чем Сибирь… Обер-лейтенант Шульц тоже был бледен и с трудом сдерживал дрожание рук. Хотя, может, они у него тряслись от вчерашней пьянки?

Оба, разумеется, выразили горячую признательность Хасселю и Максу за твердость и мужество, проявленные при отражении партизанской атаки, и пообещали, что непременно доложат начальству. Чтобы героев наградили… Хассель довольно улыбался – здорово он напугал этих штабных крыс, отвел, что называется, душу. Пусть знают, что такое настоящая война! Никому не удастся отсидеться в тылу, все ее попробуют…

Без особых приключений они добрались до Бреста, где пришлось три часа ждать, пока поменяют вагонные тележки. Дальше начиналась уже узкая европейская колея. Макс вышел из вагона размяться. Железнодорожные пути были заняты составами – на Восток шли длинные эшелоны, забитые военной техникой, обратно – санитарные поезда и товарняки с пленными.

Вдоль поезда ходили старушки, меняющие вареную картошку и огурцы на сигареты и мясные консервы. Охрана делала вид, что не замечает. Для вида, правда, некоторые грозно покрикивали, но женщины воспринимали это спокойно – привыкли уже. Отходили в сторону и шли дальше. Макс подозвал одну из старушек и за пачку сигарет выменял миску горячей картошки с укропом и еще три огурца. Та была довольна – более чем щедрая оплата…

Как же был рад Макс снова поесть любимой молодой картошечки, да еще со свежим укропчиком! На даче он в огороде особо не возился – считал, что глупо тратить время и силы на копание в земле, а вот Маринка любила повозиться на грядках. Сажала она в основном зелень – укроп, лук, салат, иногда – морковку и чеснок. В общем, то, что не требовало особого ухода и росло как бы само по себе. Зато они часто покупали молодую картошку у соседей и потом наслаждались прекрасным обедом.

На фронте немецким солдатам тоже давали вареный картофель, причем довольно много – целую миску, но вкус у него почему-то был совсем другой. То ли немцы готовили его как-то по-своему, то ли еще что… Макс так и не понял.

Он принес молодую картошку с огурцами в купе и угостил соседей. Как раз подошло время обеда, все достали консервы, шпик и колбасу. Перекусили и даже немного выпили. Но без вчерашнего излишества, конечно. Хватит…

Затем Макс и Хассель завалились спать – наверстывать упущенное. Майор и обер-лейтенант ушли в соседнее купе – играть в карты. В общем, тихая, мирная поездка. Если бы не война – прямо командировка, мечта мужчин…

Макс несколько раз вставал покурить, но в основном провел остаток дня и почти всю ночь на койке. Впервые за последний месяц ему удалось как следует выспаться…