Текст книги "Девятый иерусалимский дневник"

Игорь Губерман
Девятый иерусалимский дневник
^{Новые гарики из будущей книжки}

© Губерман И.М., 2013

© ООО «Издательство АСТ», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

 
Не двигается время наше вспять,
но в некие преклонные года
к нам молодость является опять
и врёт, как лихо жили мы тогда.
 

* * *

 
Мы содержимся в холе и неге,
мы хранимы семьёй, как алмаз,
только мха молодые побеги
всё равно прорастают из нас.
 

* * *

 
Во гневе полезно в себя заглянуть
и тихо застыть, наблюдая:
с душевного дна поднимается муть
и злобно бурчит, оседая.
 

* * *

 
По жизни повстречал я много разного —
изрядно и высокого, и гнусного,
прекрасного не меньше безобразного,
но более всего – смешного грустного.
 

* * *

 
Меня моя берлога приласкала,
от ветра укрывая и дождя,
а слава, говорят, меня искала
и очень огорчилась, не найдя.
 

* * *

 
Блаженны те, кто зубы стиснув,
терпя насмешки и лишения,
весь век у жизни ищут смысла,
хоть у задачи нет решения.
 

* * *

 
Мой дом зарос холмами книг,
и душно спать к утру,
но окажись я вдруг без них,
я ссохнусь и умру.
 

* * *

 
Воздух весенний похож на лесной,
пахнет мечтами увядшими,
многие ангелы скользкой весной
тихо становятся падшими.
 

* * *

 
Ужели допалил я мою свечку
и кончились пути мои кривые?
Но времени шуршащую утечку
недавно я почувствовал впервые.
 

* * *

 
Вырос я в загадочной отчизне,
в ней созрел мой разум и желания,
в университетах нашей жизни
ложь была наукой выживания.
 

* * *

 
Смешно в закатной нашей драме
играть надрывно и всерьёз:
уже маразм не за горами
и гнусно ширится склероз.
 

* * *

 
Нет, мы у судьбы не слепые рабы,
устроено так мироздание,
что если не ждёшь ничего от судьбы,
она утолит ожидание.
 

* * *

 
Всемирное движение истории
является для нас весьма загадочным,
однако же бывают территории,
где бег её становится припадочным.
 

* * *

 
Прощусь покуда с мыслями угрюмыми
и стану о былом писать моём:
былое, разукрашенное думами,
роскошным выливается враньём.
 

* * *

 
На будущее я не повлияю —
свои шуты появятся у них,
поэтому я молча наливаю
и тихо пью за правнуков моих.
 

* * *

 
Сейчас доступно для продажи
всё – от Луны до эскимо,
не только рукопись, но даже
и вдохновение само.
 

* * *

 
Все бураны, вьюги и метели,
что меня трепали много лет, —
кончились, опали, улетели,
только на весну надежды нет.
 

* * *

 
Печать печали перламутром
туманит лица
людей, не смогших этим утром
опохмелиться.
 

* * *

 
Античных авторов читаю,
довольно многих – первый раз,
и человеческую стаю
такой же вижу, как сейчас.
 

* * *

 
Пьём на равных. В результате —
как на слаженном концерте:
слабый духом спит в салате,
сильный духом – спит в десерте.
 

* * *

 
Сезоны тянутся, меняясь,
бесшумно шар земной вращается,
и, год от года удлиняясь,
моя дорога сокращается.
 

* * *

 
Клеймящих недостатки и пороки
я тьму встречал на жизненном пути,
они бубнили мне свои упрёки,
а я им говорил, куда пойти.
 

* * *

 
Мне часто снятся умершие люди —
знакомые, приятели, родня,
как будто тени кончившихся судеб
о чём-то упредить хотят меня.
 

* * *

 
Просторы российской словесности —
настолько большое пространство,
что в этой раскидистой местности
цветёт и любое засранство.
 

* * *

 
Долго, часто и помногу,
запустив дела и пьянки,
люди молятся то Богу,
то сверкающей обманке.
 

* * *

 
В давние мальчишеские лета
я читал запойно и подряд,
и в меня втекла отрава эта,
и в судьбу залился этот яд.
 

* * *

 
Изрядно время обломало
лентяя, пьяницу и лоха:
я хоть и знаю очень мало,
но я и это помню плохо.
 

* * *

 
О всякой не заботясь чепухе,
желая быть в уверенных руках,
овечки в их мечтах о пастухе
не думают ничуть о шашлыках.
 

* * *

 
Я виски лью в мои руины,
я пил на воле и в неволе,
меня Творец лепил из глины,
замешенной на алкоголе.
 

* * *

 
Усердие, серьёзность и практичность —
такие свойства духа не просты,
такую выдающуюся личность
я лично обхожу за три версты.
 

* * *

 
Я легко погружался в туман,
был решителен в жизненных сложностях,
и сложился бы дивный роман
об упущенных мною возможностях.
 

* * *

 
Сомнения меня одолевают,
они уже давно во мне крепчали:
ведь если в небесах не наливают,
то праведники там полны печали.
 

* * *

 
День ужался до мгновения,
но взошли колосья строчек;
смутно время вдохновения
и сокрыт его источник.
 

* * *

 
Леплю понты, держу фасон,
хвост у меня всегда морковкой,
но неотступно вижу сон,
что я защёлкнут мышеловкой.
 

* * *

 
Не скурвился, не спился и не спятил,
не вылинял от жизни ежедневной,
а всё, что потерял или утратил, —
пустяк на фоне целости душевной.
 

* * *

 
К нам Божественный свет освежающе льётся,
от него мы сильней и добрее,
человечество живо, покуда смеётся,
раньше всех это знали евреи.
 

* * *

 
Внучата со мной снисходительно дружат,
мы видимся кратко и редко,
потомки, быть может, потом обнаружат
во мне интересного предка.
 

* * *

 
Повсюдный климат, он таков —
печалит ум и дух,
сегодня время пауков,
и очень жалко мух.
 

* * *

 
Моей амбиции граница —
моё квартирное присутствие,
тому, кто властвовать стремится, —
моё брезгливое сочувствие.
 

* * *

 
Мир, конечно, круто развивается,
только чует чувство наше дошлое:
будущее насмерть разбивается
об укоренившееся прошлое.
 

* * *

 
И пигмеи, и титаны
равно рады, вероятно,
если ихние путаны
соглашаются бесплатно.
 

* * *

 
Про мир и дружбу пылкие доктрины
при взгляде с моего простого ложа,
с дивана моего, с моей перины —
пусты и пустотой меня тревожат.
 

* * *

 
Об этом и легенды есть, и были,
и книжным лесом факты проросли:
повсюду, где евреев не убили,
они большую пользу принесли.
 

* * *

 
И время шло бы удивительней,
и жизнь текла бы замечательно,
когда б себе своих родителей
мы подбирали до зачатия.
 

* * *

 
Конечно, хвала небесам
за ихний благой произвол,
но вырастил я себя сам —
и ветви, и листья, и ствол.
 

* * *

 
Рифмы вяжутся не вдруг —
ищут мыслей, бедные,
а во мне – Полярный круг
и поганки бледные.
 

* * *

 
В день святого Валентина,
в день венериных оков
серебрится паутина
на паху у стариков.
 

* * *

 
Непрестанно свой рассудок теребя,
я додумался – и лично, и по книжкам:
полагаться можно только на себя,
да и то с большой опаской и не слишком.
 

* * *

 
Раскаты войн и революций
трясут державы на корню,
а люди женятся, ебутся
и рады завтрашнему дню.
 

* * *

 
Оградившись незримым пунктиром,
я укрылся и виден едва,
на границах общения с миром
сторожат нас пустые слова.
 

* * *

 
Во мне на сцене каждый атом
работает на артистичность,
и это чувство всем фанатам
упятеряет фанатичность.
 

* * *

 
Уже Москва почти пуста,
а Питер вовсе стих,
друзья отбыли в те места,
где я не встречу их.
 

* * *

 
Дела мои грустно меняются,
печальны мои ощущения:
теперь даже мысли стесняются
являться ко мне для общения.
 

* * *

 
Слова играют переливами,
как на закате птичья стая,
и мы себя вполне счастливыми
вдруг ощущаем, их читая.
 

* * *

 
На исходе, на излёте, у финала,
когда близок неминуемый предел,
ощущается острей, насколько мало
получилось из того, что ты хотел.
 

* * *

 
Уму и сердцу вопреки
в душе хрустит разлом:
добро сжимает кулаки
и делается злом.
 

* * *

 
В борьбе за счастье люди устают
и чувствовать его перестают.
 

* * *

 
Россия – край безумного размаха,
где начисто исчезло чувство меры:
за много лет нагнали столько страха,
что он теперь в составе атмосферы.
 

* * *

 
Люди злы, опасливы и лживы,
мир – увы – таков, какой он есть,
только, слава Богу, ещё живы
совесть, милосердие и честь.
 

* * *

 
В любом государстве, стране и державе
ценя пребыванье своё,
евреи свинину всегда обожали
за вкус и запретность её.
 

* * *

 
Когда-то мужиком я был неслабым,
а дух легко с материей мешал,
и психотерапию нервным бабам
весьма удачно хером совершал.
 

* * *

 
К Создателю душевное доверие,
молитвы и услужливая лесть —
сейчас по большей части лицемерие
на случай, если всё-таки Он есть.
 

* * *

 
Полно дураков на ристалище нашем,
различных повадкой и лицами,
дурак из евреев особенно страшен —
энергией, хваткой, амбицией.
 

* * *

 
Недавно я подумал, что в чистилище
огромная толпа теней клокочет:
оно ведь наилучшее вместилище
для тех, кто даже в рай не очень хочет.
 

* * *

 
Я утвердился с годами прочнее
в мысли заносчиво шалой:
жизнь без евреев была бы скучнее,
более плоской и вялой.
 

* * *

 
Поскольку я здоровье берегу,
то днём не лечь поспать я не могу,
и только после близости с Морфеем
я снова становлюсь былым Орфеем.
 

* * *

 
Заметил я, насколько мало слов
осталось в тощей памяти моей,
теперь и ежедневный их отлов
даётся мне значительно трудней.
 

* * *

 
Боялся я, что разум врёт —
уверенно притом,
и поступал наоборот,
и не жалел потом.
 

* * *

 
Однажды выпадет мой фант,
и в миг успения
навеки сгинет мой талант
хмельного пения.
 

* * *

 
В этой жизни мы странные странники,
мы в порядке земном – перебои,
и с одной стороны мы избранники,
а с другой – безусловно изгои.
 

* * *

 
Давно я дал себе зарок
не сочинять печальных строк,
но дуры мне не подчиняются
и сами грустно сочиняются.
 

* * *

 
Не то чтоб мы сошли с ума,
но сделалось видней:
на мир нещадно льётся тьма,
и он утонет в ней.
 

* * *

 
Читать не хочется совсем;
и стих не лепится;
пойду чего-нибудь поем;
и рюмка светится.
 

* * *

 
Старение – это худая лошадка,
неспешно везущая хворостей воз;
года наши тянутся хоть и не гладко,
но страх и печали врачует склероз.
 

* * *

 
Нам часто знак, сигнал, намёк
судьбой тактично шлются,
но нам обычно невдомёк,
что это беды шьются.
 

* * *

 
Обидно, что сейчас интеллигенция —
всегда ей честь по чести воздавалось —
рифмуется со словом «импотенция»,
а раньше никогда не рифмовалась.
 

* * *

 
От Бога эта околесица:
все лгут и гадят;
но Он однажды перебесится
и всё уладит.
 

* * *

 
Ремёслами славится труд,
всё строится выше и краше,
а голуби срали и срут
на все достижения наши.
 

* * *

 
Мне книги так мозги запудрили,
тесня друг друга,
что в голове моей под кудрями —
пурга и вьюга.
 

* * *

 
Восходит новая заря
и там и тут,
и стаи нового зверья
везде растут.
 

* * *

 
Я многое прочёл довольно поздно,
я в школе хулиганил и мечтал,
а после стало пресно, скучно, постно
что раньше я с восторгом бы читал.
 

* * *

 
После приёма стопаря,
после повтора
душа готова, воспаря,
для разговора.
 

* * *

 
И в неге жил я, и в гавне,
и что-то удалось,
но больше умерло во мне,
чем родилось.
 

* * *

 
В будущее стелется дорога,
тихо проплывают облака,
стало геростратов нынче много,
что им жечь не знающих пока.
 

* * *

 
Я в телевизор пялюсь временами;
плёл диктор о наследии нетленном;
а жаль, что оставляемое нами
шакалам достаётся и гиенам.
 

* * *

 
То место мной забудется едва ли,
там было много дыма и людей,
и дивно горемыкал на рояле
упитанный, но грустный иудей.
 

* * *

 
Друг болен и готовится уйти —
спокойно, как отважится не каждый;
ну что ж, душа, счастливого пути,
а там ещё мы встретимся однажды.
 

* * *

 
Ева вышла из ребра,
Бахус вылез из бедра,
оттого и длится с ними
наша вечная игра.
 

* * *

 
Хранят российские дорожки
следы запуганных зверей,
а той избушки курьи ножки
все съел еврей.
 

* * *

 
Возня, суета, мельтешение,
корысти азарт и предательство,
и вдруг у души утешение —
покой, похуизм, наплевательство.
 

* * *

 
Мы все – бедны или богаты,
но про богатство любим сказки,
а лично я люблю закаты —
за золотистость их окраски.
 

* * *

 
Без устали крутился мой волчок;
доселе кружит;
из мальчика случился старичок;
и пьёт, не тужит.
 

* * *

 
Всё ближе дня рождения порог,
не праздновать его никак нельзя,
халвой хвалы украсят мой пирог
на выпивку пришедшие друзья.
 

* * *

 
От канувшего времени лихого
остались голубые небеса,
не помню ничего уже плохого —
особенно того, что делал сам.
 

* * *

 
Увы, уже с утра во мне курение
и чистого листа моя боязнь
унылое рождают одурение
и острую к работе неприязнь.
 

* * *

 
Гастроли по России я люблю;
пускай свистит пурга и холод лют;
забавно, что российскому рублю
я радуюсь сильней иных валют.
 

* * *

 
У времени простое измерение:
течёт покой, как некое событие,
и снова наступает озверение,
и новое идёт кровопролитие.
 

* * *

 
Не думай ни о ком нехорошо
и на язык накинь тугие вожжи —
учил меня отец, и я нашёл
его слова в Талмуде много позже.
 

* * *

 
Навеянная чтением печаль
по телу растеклась. Лежу недвижно.
В рассудке чахло теплится свеча,
но думается муторно и книжно.
 

*

...

конец ознакомительного фрагмента