Текст книги "Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века"

После поимки в 1774 году Пугачева и его сподвижников Екатерина послала в Симбирск генерал-майору П. С. Потемкину письмо, свидетельствующее о хорошей осведомленности о расследовании, проводимом Тайной экспедицией, и о ее кадрах: «Повелеваю вам по получении сего перенести пребывание ваше к Москве и тамо, под дирекциею князя Михаила Никитича Волконского, продолжать разбирательство дела сего важного колодника. Для лучшего же узнания начала и всех концов сего злодейского дела советую вам Чику из Казани перевести в Москву, также из Оренбурга Почиталина с товарищи, если еще в живых, как я и думаю, находятся. Прочих колодников, дел менее важности имеющих и их самих, можете поручить человекам двум гвардии офицерам и придайте им тайной экспедиции секретаря Зряхова, который в Оренбурге, и весьма к сим делам привыкшего и то под моими глазами многие годы; а в Москву теперь я отправляю Шешковского в Тайную экспедицию, который особливый дар имеет с простыми людьми».[74]74
  См.: Корсаков А. Н. Степан Иванович Шешковский (1727–1794): Биографический очерк // Исторический вестник (далее ИВ). 1885. № 12. С. 671–672.


[Закрыть]

Императрица постоянно держала под своим контролем дело просветителя Н. И. Новикова, считая его чрезвычайно опасным. По ее распоряжению он был заточен в московскую тюрьму, а вскоре главнокомандующий Москвы Прозоровский и шеф Тайной экспедиции Шешковский перевезли его в глубокой тайне – в закрытой карете и под чужим именем – в один из самых страшных российских застенков – Шлиссельбургскую крепость. Императрица сама разработала маршрут: «Дабы оное скрыть от его сотоварищей, то прикажите вести его на Владимир, а оттуда на Ярославль, а из Ярославля на Тихвин, а из Тихвина на Шлюшин и отдать тамошнему коменданту. Везти же его так, чтобы его никто видеть не мог». Екатерина составляла вопросы для Новикова, которые затем ему задавал Шешковский; писала свои замечания на объяснения Новикова; указывала, кого привлечь в качестве свидетелей.[75]75
  См.: Джеджула К. Е. Россия и Великая французская буржуазная революция конца XVIII в. Киев, 1972. С. 212.


[Закрыть]

Как мы убедились, не существовало каких-либо объективных норм, в соответствии с которыми Тайная канцелярия должны была передавать дела на рассмотрение верховной власти. Следовательно, во многом их исход мог зависеть как от воли монарха, так и от служащих канцелярии – генералов и рядовых политического сыска.

«Великая служба» графа Петра Толстого

Уникальное положение «исполняющего обязанности царя», которое в начале XVIII века занимал князь Федор Юрьевич Ромодановский, не могло быть унаследовано никем из его преемников, тем более что появление новой системы центрального управления требовало более четкого разграничения их компетенции. Громоздкий Преображенский приказ уже в конце петровского царствования выглядел архаично.

Создание Тайной канцелярии и постепенная ликвидация «непрофильных» функций Преображенского приказа явились шагом к созданию специализированной системы политического сыска. В Москве остался новый «князь-кесарь» Иван Ромодановский; царь относился к нему с уважением, но всё же в число наиболее активных и влиятельных лиц при петровском дворе его включить, как уже говорилось, нельзя. Зато дело царевича Алексея выдвинуло в первый ряд «министров» Петра Андреевича Толстого (1645–1729).

Начальник Тайной канцелярии происходил из старинного служилого рода. «Прадед мой родной Иван Иванович Толстой во время царя Ивана Васильевича был воеводою полковым на Крапивне, а брат его родной, а мой прадед двоюродной, Селиверст Иванович, при царе Василье Ивановиче в московское осадное сиденье был воеводою полковым в Москве, в урочище на Трубе, где от неприятелей и убит, – писал сам Толстой о заслугах предков. – А дед мой родной Василей Иванович во время царя Михаила Феодоровича в 7141 (1633-м. – И. К., Е. Н.) году был полковым воеводою под Москвою, за рекою Яузою, во время войны с поляками и при царе Алексее Михайловиче был прежде в стольниках и послан был воеводою в Чернигов, и во время измены гетмана казацкого Брюховецкого сидел в том городе долгое время в осаде, где и я при отце моем был же и в осаде с ним сидел. И оной город отец мой от изменников сохранил, за что пожалован тогда в думные дворяне. А братья мои родные Михайло Андреевич был воеводою в Астрахани, Иван Андреевич был губернатором в Азове, тако ж и другие мои сродники в знатных чинах и услуги к Российскому государству показали».

Толстой был связан родством с боярами Милославскими и царевной Софьей, но вовремя разглядел юного Петра – и в 52 года в компании молодых дворян отправился в Венецию изучать военно-морское дело. «Пенсионер» выучил итальянский язык, вел дневник, в который заносил впечатления от «зело чудных» готических соборов и картин «чудных писем святых итальянского живописного изрядного мастерства». Времени даром он не терял – военно-морской наукой овладел, но ему предстояло не служить на флоте, а осваивать дипломатическое поприще. Петр оценил таланты пожилого стольника и назначил его первым постоянным российским послом в Стамбуле (до того сотрудники Посольского приказа отправлялись в чужие края с разовыми миссиями), где Толстой провел более десяти лет. Здесь он показал себя искусным дипломатом: наладил связи с турецкими вельможами и их слугами, одновременно пресекая их попытки добывать информацию, – даже отравил посольского подьячего, склонявшегося к измене и намеревавшегося принять ислам. Два раза его брали под арест и содержали в Семибашенном замке, когда Турция объявляла войну России; но он сумел уладить отношения между двумя державами, составил серьезное и интересное политическое и географическое описание Османской империи начала XVIII века и отдельно – турецкого флота.

По возвращении из Турции 70-летний Толстой стал одним из ближайших советников царя по дипломатической части. В 1716–1717 годах он сопровождал Петра в западноевропейской поездке, принимал участие в дипломатических переговорах в Амстердаме, Париже, Копенгагене. Он сумел, не разжигая дипломатического конфликта, вернуть из австрийских владений беглого Алексея Петровича, обещав ему отцовское прощение, а потом допрашивал его, был участником суда над ним и присутствовал на последней пытке, которая, возможно, и была причиной смерти царевича.

Заслуги Толстого были вознаграждены по достоинству: он получил щедрые земельные пожалования и стал действительным тайным советником «за показанную так великую службу не токмо ко мне, – говорилось в царском указе, – но паче ко всему отечеству в привезении по рождению сына моего, а по делу злодея и губителя отца и отечества». Петр Андреевич стал в 1722 году кавалером первого русского ордена Андрея Первозванного, а на коронации жены царя Екатерины в 1724 году был от нее пожалован графским титулом.

Граф и кавалер Толстой стоял во главе Тайной канцелярии восемь лет. В 1719 году его запечатлел придворный художник И. Г. Таннауэр. На портрете изображен пожилой, но бодрый человек в щегольском кафтане и модном парике с умным, волевым лицом и чуть ироничным взглядом прищуренных глаз. Тяжелый подбородок, тонкие сжатые губы, густые брови вразлет – может, художник несколько польстил модели (Толстому тогда было 74 года), но всё же изобразил не утомленного старца, а крепко сбитого вельможу себе на уме. «Человек очень способный, но когда имеешь с ним дело, то нужно держать камень в кармане, чтобы выбить ему зубы, если он захочет кусаться», – похоже, очевидцы не слишком исказили характеристику, данную Толстому хорошо разбиравшимся в людях царем Петром.

Судя по обилию должностей и трудов Петра Андреевича, в эти годы он таким и был – талантливым, деловым, лукавым, сохранявшим и в старости некоторое вольнодумство в духе своего века. «Жены у него нет, но есть любовница, которой содержание, говорят, обходится ему весьма дорого», – описал образ жизни графа молодой голштинский камер-юнкер Фридрих Берхгольц, приведя забавный рассказ о визите к Толстому своего герцога: гость «тотчас же обратил внимание на две совершенно различные картины, повешенные в противоположных углах его комнаты: одна изображала кого-то из русских святых, а другая нагую женщину. Тайный советник, заметив, что герцог смотрит на них, засмеялся и сказал, что удивляется, как его высочество так скоро все замечает, тогда как сотни лиц, бывающих у него, вовсе не видят этой обнаженной фигуры, которая нарочно помещена в темный угол».[76]76
  Цит. по: Неистовый реформатор. С. 165.


[Закрыть]

Толстой не только возглавлял Тайную канцелярию, но еще и руководил в 1718–1721 годах Коммерц-коллегией, при этом не оставляя дипломатической службы: в 1719 году вел переговоры в Берлине; в 1721-м – ездил с царем в Ригу; в 1722–1723 годах сопровождал Петра в Персидский поход в качестве начальника походной канцелярии – в преклонном возрасте и при тогдашнем весьма относительном комфорте.

Тайной канцелярией он руководил не один, а стоял во главе своего рода коллегии, члены которой вместе подписывали приговоры: «По указу его императорского величества тайной советник и от лейб-гвардии капитан Петр Андреевич Толстой, генерал-порутчик Иван Иванович Бутурлин, от лейб-гвардии Преображенского полку маэор Андрей Иванович Ушаков, от гвардии от бомбандир капитан-порутчик Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, слушав вышеписанного, присланного в Канцелярию тайных розыскных дел из Поместного приказа доношения, и челобития Степана Лопухина приговорили ‹…›».[77]77
  Цит. по: Веретенников В. И. Из истории Тайной канцелярии. 1731–1762 гг. С. 120–121.


[Закрыть] Документы показывают, что они работали слаженно; каждый мог получить конкретное царское распоряжение по тому или иному делу и приступал к исполнению с пояснением: «сей его царского величества указ в Тайной канцелярии объявил я, Иван Бутурлин». Но Толстой в этой команде был первым среди равных: он реже других бывал в застенке, но именно его подпись в документах Тайной канцелярии стояла первой из четырех; а самое главное – только Толстой в те годы был постоянным советником государя и докладывал ему о делах своего ведомства. Коллеги признавали его превосходство (иногда в документах его и именовали «первенствующим») и, посылая к нему экстракты дел, просили «о чем надлежит, по своему благоразумному рассуждению хотя и его царского величества доложить». Толстой требовал от подчиненных уведомлять его «токмо о нужнейших делах» и докладывал царю «по своему благоразумному рассуждению» то, что считал нужным, хорошо зная, что может интересовать того в первую очередь. Прочим «министрам» он отписывал: «Мнится мне, что трудить докладом царского величества не для чего» – или, наоборот, объяснял, что дело фискала Санина, «… чаю, надлежит доложить императорского величества, понеже изволил его величество мне повелеть, чтоб Санина казнить умедлить для того, что его величество изволил иметь тогда намерение сам его, Санина видеть».

С 1722 года Бутурлин уже не участвовал в делах Тайной канцелярии, а в следующем году из числа ее «министров» выбыл Скорняков-Писарев. В последние годы существования петровской Тайной канцелярии ею руководили Толстой и Ушаков. Указом от 13 января 1724 года Петр повелел, «чтоб при Сенате учинит кантору розыскных дел, также особливую полату для случающихся дел чрезвычайных; и, первое, когда какой розыск будет в Сенате, то дела оные там будут, а другое место для таких дел, как Шафирово случилос. Но сему месту быть без служителей, но, когда случай позовет; тогда на время брать». Петра беспокоили волокита и безалаберность работы загруженной делами сенатской канцелярии, где «секретные дела вынесены от подьячих черкасам, и зело удивительно, что как ординарные, так и секретные дела в Сенате по повытием». «Того ради, получа сие, учините по примеру Иностранной колегии, чтоб впредь такого скаредства не учинилось», – требовал он от сенаторов в указе от 16 января того же года.[78]78
  Цит. по: Воскресенский Н. А. Указ. соч. Т. 1. С. 140; ПСЗРИ. Т. 7. № 4418.


[Закрыть]

Таким образом, Сенатская канцелярия должна была быть разделена на две части – общую и для секретных дел. Эта секретная часть включала в себя контору розыскных дел, а также особую палату для дел чрезвычайных – расследований деятельности высших чиновников, подобных вице-президенту Коллегии иностранных дел П. П. Шафирову (в 1723 году он за казнокрадство был лишен чинов и титулов и приговорен к смертной казни с конфискацией имущества, замененной ссылкой). В компетенцию конторы, надо полагать, вошли бы аналогичные розыски для менее именитых подследственных.

В том же январе по другому указу Тайная канцелярия должна была передать основную часть дел и колодников Преображенскому приказу. Возможно, этот указ инициировал сам ее первоприсутствующий, устав от текущей и малоинтересной работы, ведь большинство преступлений составляли различные «непристойные слова» в адрес власти.

При новом раскладе Преображенский приказ стал бы заниматься допросами и поркой неосторожных обывателей, а сенатор Толстой – действительно важнейшими делами, расследованием злоупотреблений персон самого высокого ранга.[79]79
  См.: Переладов К. Г. Реформа органов политического сыска 1724 г. // Петр Великий и его время: Материалы Всерос. науч. конф., посвящ. 290-летию Полтавской победы. С. 102–106.


[Закрыть] Надо отдать должное чутью графа: именно эти дела были наиболее актуальными в последние годы царствования и больше всего занимали царя; из 31 сановника, подвергшегося при Петре I уголовному преследованию, под судом оказался 21 человек – 26 процентов всех высокопоставленных госслужащих того времени.[80]80
  См.: Серов Д. О. Высшие администраторы под судом Петра I // Известия Уральского университета. 2005. № 39 (Гуманитарные науки. Вып. 10). С. 56.


[Закрыть]

Однако Тайная канцелярия так и не была передана в подчинение Сенату – то ли у Толстого нашлись не менее влиятельные противники, то ли сам царь решил не множить следственные органы и сосредоточить дела такого рода в Вышнем суде. Указ от 21 апреля 1724 года носил компромиссный характер – требовал отсылать «преступников в оскорблении величества или и в делах, к возмущению клонящихся, из Сената и из Тайной канцелярии в Преображенский приказ», но умалчивал о полномочиях Тайной канцелярии или проектируемого нового секретного ведомства Сената по части расследования дел по «третьему пункту».[81]81
  См.: ПСЗРИ. Т. 7. № 4494.


[Закрыть]

Контора розыскных дел при Сенате все-таки была создана, но провела только одно расследование – по обвинению герольдмейстера С. А. Колычева в присвоении казенных денег и других злоупотреблениях; затем она была ликвидирована в связи с учреждением в 1726 году Верховного тайного совета и реорганизацией Сената. Начатая императором борьба с коррупцией в государственном аппарате сошла на нет при его преемниках.

Самому же графу Толстому еще предстояло пережить последний кратковременный взлет карьеры. Близость к царской семье заставила его сделать выбор в споре о престолонаследии во время последней болезни Петра I. Тогда, в ночь с 27 на 28 января 1725 года, видные сенаторы и президенты коллегий (П. М. Апраксин, Д. М. Голицын, Н. И. Репнин, В. Л. Долгоруков, Г. И. Головкин, И. А. Мусин-Пушкин) хотели возвести на престол сына царевича Алексея – Петра II, а Екатерину оставить правительницей вместе с Сенатом. Против были Толстой и Меншиков. Представители обеих «партий» ранее поставили свои подписи под смертным приговором Алексею. Противников разделяло другое – петровские дельцы принципиально не принимали новую конструкцию власти. «В том положении, в каком находится Российская империя, ей нужен властелин мужественный, опытный в делах, способный крепостью своей власти поддержать честь и славу, окружающие империю. ‹…› Все требуемые качества соединены в императрице: она приобрела искусство царствовать от своего супруга, который поверял ей самые важные тайны; она неоспоримо доказала свое героическое мужество, свое великодушие и свою любовь к народу, которому доставила бесконечные блага вообще и в частности, никогда не сделавши никому зла», – уговаривал собравшихся «персон» первых рангов Толстой. Эти речи (даже если они изложены французским послом Кампредоном не с протокольной точностью) дают представление о подходе Толстого к власти: для него личность самодержца была явно выше любого закона; тогда как его и Меншикова противники отстаивали преимущество законных учреждений над «силой персон».

Пока вельможи спорили, А. Д. Меншиков и И. И. Бутурлин привели в дворцовые покои гвардейских офицеров, которые и решили исход дебатов в пользу Екатерины. После смерти Петра I и воцарения его вдовы П. А. Толстой стал одним из членов Верховного тайного совета и, судя по донесениям дипломатов, наиболее влиятельным советником царицы. Но скоро у графа разгорелся конфликт с его бывшим единомышленником Меншиковым: светлейший князь задумал женить провозглашенного наследником сына царевича Алексея (будущего Петра II) на своей дочери Марии, в результате чего сам он смог бы стать регентом при несовершеннолетнем государе.

Видимо, Меншиков и не дал превратить Тайную канцелярию в особый следственный орган по делам о коррупции. Именным указом от 28 мая 1726 года она была упразднена; всё ее имущество «з делами и с приказными служителями» надлежало отдать в Преображенский приказ в ведение И. Ф. Ромодановского,[82]82
  РГАДА. Ф. 7. Оп. 1. № 6. Ч. 5. Л. 18. При этом «граф Петр Талстой оригинал (указа. – И. К., Е. Н.) к себе взял».


[Закрыть] что лишило Толстого важного средства воздействия на государыню и права личного доклада. Он к тому времени уже потерял былое влияние и жаловался, что царица не слушает его советов.

Петр Андреевич не смирился – выступил в поддержку прав на престол дочерей Петра, обсуждал ситуацию с генерал-полицеймейстером Антоном Девиером. Но до настоящего заговора дело не дошло. Ни Толстой, ни Девиер «силовыми» возможностями не располагали – да и не в характере блестящего дипломата были такие действия. Не дал заговору «созреть» и Меншиков: пока его противники обменивались «злыми умыслами и разговорами», а Толстой ждал удобного случая для высочайшей аудиенции, 24 апреля 1727 года князь добился от смертельно больной императрицы указа об аресте Девиера. «На виске» (дыбе) после 25 ударов кнутом Девиер назвал своих собеседников. Следователи отправились с допросом к Бутурлину и Толстому. Старому графу повезло – он не познакомился лично с практикой своего застенка (его допрашивали под домашним арестом), но всё же признался в намерении короновать дочерей Екатерины.[83]83
  См.: Там же. Ф. 6. Оп. 1. № 159. Ч. 1. Л. 16, 22; Ч. 5. Л. 30, 51.


[Закрыть]

Следствие по обвинению в подстрекательстве к «великому возмущению» было проведено в рекордный срок. Меншиков не отходил от умиравшей Екатерины и добился-таки от нее приговора по делу. Манифест о раскрытии якобы имевшего место заговора был издан лишь 27 мая: уже от имени Петра II преступники обвинялись в умысле против его воцарения и «сватовства нашего на принцессе Меншиковой».[84]84
  См.: ПСЗРИ. Т. 7. № 5084.


[Закрыть]

Толстой был отправлен в заключение на Соловки с лишением чинов и конфискацией имущества. Летом 1728 года умер сосланный вместе с ним сын Иван; сам Петр Андреевич ненадолго пережил его – скончался 30 января 1729 года, в возрасте 84 лет и был похоронен у стен монастырского Преображенского собора. Только через 13 лет, в 1742 году, императрица Елизавета Петровна вернула потомкам Толстого часть конфискованных имений, а в 1760 году – графский титул. Девиера и Скорнякова-Писарева сослали в Сибирь; старика Бутурлина еще в 1726 году отстранили от командования гвардейским полком; теперь же он был лишен чинов, наград и отправлен доживать век в свое владимирское имение – село Крутцы. Ушакова перевели из столицы в полевой полк; однако Андрей Иванович вскоре вернулся, чтобы возродить Тайную канцелярию.

«Генерал и кавалер» Ушаков

Андрей Иванович Ушаков (1670–1747) вышел из другой среды, нежели его предшественник и начальник. Сирота из бедных новгородских дворян (на четверых братьев – один крепостной) не имел отношения ко двору и начал карьеру, как и многие его современники, рядовым петровской гвардии – в 1704 году стал солдатом-добровольцем Преображенского полка.

Для таких гвардейцев служба была единственной возможностью получить обер-офицерский чин и в редком случае «деревнишку» (при Петре I землей оделяли с разбором), а жалованье – основным источником существования. Часто они так и умирали «при полку», находясь «на баталиях и в прочих воинских потребах безотлучно»; другие выходили в отставку 60-летними солдатами, порой не имевшими ни одной крепостной души. Храбрость, исполнительность и усердие позволяли ускорить получение чинов; но чтобы сделать настоящую карьеру, нужны были особые способности. Ведь петровская гвардия была не только элитной воинской частью, но и школой кадров военной и гражданской администрации: из ее рядов в первой половине XVIII века вышло 40 процентов сенаторов и 20 процентов президентов и вице-президентов коллегий.[85]85
  См.: Смирнов Ю. Н. Русская гвардия в XVIII в. Куйбышев, 1989. С. 45.


[Закрыть] При Петре гвардейцы формировали новые полки, выполняли ответственные поручения за границей, собирали подати, назначались ревизорами и следователями; порой сержант или поручик были облечены более значительными полномочиями, чем губернатор или фельдмаршал.

Ушаков, как оказалось, обладал всеми нужными качествами. Чего только ему не приходилось делать: участвовать в подавлении восстания атамана Кондратия Булавина на Дону, воевать против шведов и их польских союзников, бороться с чумой и заготавливать корабельный лес в Прибалтике, улаживать пограничные конфликты в Литве, инспектировать украинские войска гетмана Скоропадского, набирать пополнение в гвардию среди «царедворцев», вывозить провиант и армейское имущество из Польши.[86]86
  См.: Бурукин В. В. Специальные поручения А. И. Ушакова в 1710–1712 гг. // История дореволюционной России: мысль, события, люди. Рязань, 2003. С. 137–143.


[Закрыть] Но зато он вышел в люди: в 1709 году стал уже капитан-поручиком и адъютантом царя; а в 1714-м – майором гвардии и начальником следственной канцелярии. Эта «Канцелярия рекрутного счета», образованная для проверки поставки рекрутов из разных губерний, выявления происходивших при этом злоупотреблений, расследовала еще и финансовые нарушения других учреждений, «утайку душ» при проведении переписи и рассматривала дела о хищениях должностных лиц по «третьему пункту».[87]87
  См.: Бабич М. В. Государственные учреждения XVIII в.: Комиссии петровского времени. М., 2003. С. 211–213.


[Закрыть] В 1717–1718 годах Ушаков контролировал строительство кораблей в Петербурге, набирал матросов для них и мастеровых людей для новой столицы, докладывая обо всем самому царю.

В Тайную канцелярию Андрей Иванович пришел, уже имея за плечами немалый опыт проведения всевозможных «розысков». Поэтому он и занял в ней место фактического начальника: он больше сослуживцев проводил время в присутствии и регулярно сообщал Толстому о своих действиях и полученных результатах. «Государь мой милостивый Петр Андреевич, – писал Ушаков Толстому в ноябре 1722 года, – о состоянии здешнем доношу: за помощию Вышнего все благополучно. Из Москвы отправил я двух курьеров до вашего превосходительства с выписками по Левину делу, и оные до вашего превосходительства прибыли ль, о том я неизвестен и зело сомневаюсь, живы ль они; ‹…› в канцелярии здесь вновь важных дел нет, а имеются посредственные ‹…›. Только мне зело мудрено новгородское дело, ибо Акулина многовременно весьма больна ‹…›, а дело дошло, что надлежало было ее еще розыскивать, а для пользования часто бывает у нее доктор, а лекарь безпрестанно. Колодников имеется по делам ныне 22 человек». На это письмо Толстой отвечал: «Государь мой Андрей Иванович! Письмо ваше, моего государя, от 20 сего января получил я вчерашнего числа в целости, за которое и за уведомление по оном благодарствую и сим моим ответствую. Сомнением вашим, государь мой, по новгородскому делу я весьма согласуюсь: и что распопа Игнатий при смерти скажет, на том можно утвердиться, и по тому его последнему допросу и бабам указ учинить, чего будут достойны; и тем оное дело окончать».

В следующем году Ушаков тоже посылал Толстому экстракты, к примеру, с таким сопроводительным письмом: «Государь мой милостивый Петр Андреевич! До вашего превосходительства предлагаю при сем по Тайной канцелярии о нерешимых делах экстракт. А какие и о чем, тому значит при сем реестр, по которым требую резолюции, что чинить; и так остаюсь вашего превосходительства раб Ушаков Андрей». В ответ Толстой посылал «государю моему Андрею Ивановичу» необходимые указания.

Если сам Ушаков покидал Петербург, он поддерживал регулярную переписку с подчиненными. В 1722 году он писал из Москвы секретарю Ивану Топильскому: «Господин секретарь Топилской. Присланный из канцелярии тайных дел дому Василья Арчаковскаго женки Ирины Афанасьевой дочери, с распросных речей и очных ея ставок с бабою Акулиною копий, слушав, мы определили из канцелярии тайных дел ее, Ирину, свободить до указу на росписку, для того спрашивана она, Ирина, против распросу Акулинина токмо в одном свидетельстве, но такова свидетельства оная Ирина не показала и потому осталась в показанных словах оная Акулина с Арчаковскою, а в росписке написать, как ее Ирину впредь спросят, и им роспищиком поставить ее немедленно. Слуга ваш Ушаков Андрей». Секретарь, со своей стороны, столь же регулярно информировал начальство: «Превосходительный господин генерал-маэор и лейб-гвардии маэор, милостивый государь мой Андрей Иванович! Вашему превосходительству покорно доношу: по присланному ко мне ордеру сего мая 22-го дня по извету камер-коллегии вахмистра Максима Перова о словах князя Дмитрия Михайловича Голицина дворецкого Михаила Подамукова я следую в чем явились ныне 5 человек, которых я роспросил, а по тем распросам надлежит, сыскав, спросить разных чинов людей еще 9 человек, и оных, государь, я спрашивать буду, а разспрося, дав им очныя ставки, что покажется, из того всего учиня выписку, вашему превосходительству донесу впредь».[88]88
  Цит. по: Веретенников В. И. История Тайной канцелярии петровского времени. С. 137, 139–140, 147.


[Закрыть] (Речь здесь идет не о простых «непристойных словах», а о неких подозрительных документах, якобы имевшихся у сенатора князя Д. М. Голицына.)

Служил Ушаков исправно – вел следствие по делу Алексея и заседал в суде над ним; стал в 1721 году генерал-майором и получал приличное жалованье – 1 755 рублей в год. В январе 1725 года вместе с Толстым и Бутурлиным он выступил в поддержку права на трон Екатерины. По информации австрийского и датского дипломатов, именно Ушаков заявил: «Гвардия желает видеть на престоле Екатерину и ‹…› она готова убить каждого, не одобряющего это решение».[89]89
  См.: Брикнер А. Г. Императрица Екатерина. 1725–1727 // Вестник Европы. 1894. № 1. С. 124.


[Закрыть] Сделать выбор ему, как и многим другим гвардейским «выдвиженцам», было нетрудно; скорее, даже такой проблемы для него не существовало.

Вслед за Львом Толстым (в набросках к ненаписанному роману о послепетровской эпохе) мы можем отнести Андрея Ивановича к определенному типу личности и поведения: «Преданность слепая. Сангвиник. Вдали от интриг. Счастливо кончил. Выведывать мастер. Грубая внешность, ловкость».[90]90
  Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. М., 1956. Т. 17. С. 402.


[Закрыть] Выходец из бедной дворянской семьи не мыслил себе иного мироустройства, помимо самодержавного, и был готов выполнить любой приказ своего императора с полным душевным спокойствием и даже своеобразным юмором – в письме своему начальнику по Тайной канцелярии Толстому он шутил: «Кнутом плутов посекаем да на волю отпускаем».

В те дни он был одним из ближайших к Екатерине гвардейцев. 27 января на основании указа из Кабинета Екатерины о немедленном выделении гвардии 20 тысяч рублей они были выданы из «комиссарства соляного правления» на руки майору Ушакову.[91]91
  См.: Платонов С. Ф. Книга расходная петербургского комиссарства соляного правления 1725 г. // Летопись занятий Археографической комиссии. Л., 1927. Вып. 34. С. 281; РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Ч. 2. № 73. Л. 857, 878–878 об.


[Закрыть] Оттуда же последовали и другие выплаты «на некоторые нужные и тайные дачи»: майор гвардии и управляющий Тайной канцелярией Ушаков получил больше всех – 3 тысячи рублей; генерал Бутурлин – 1 500 рублей; согласно другому указу, майорам С. А. Салтыкову и И. И. Дмитриеву-Мамонову выдали по тысяче рублей.[92]92
  См.: РГАДА. Ф. 9. Оп. 5. № 2/24. Л. 4 об., 18; № 18. Л. 42.


[Закрыть]

Отличившийся при «избрании» императрицы Андрей Иванович стал сенатором, кавалером новоучрежденного ордена Александра Невского, а в феврале 1727 года – генерал-лейтенантом. Но его карьера едва не оборвалась из-за того же Меншикова: сначала Ушаков лишился места в упраздненной Тайной канцелярии, затем был выведен из Сената, а в апреле 1727 года попал под следствие по делу Толстого– Девиера. Чин у него не отняли, но заслуженных в 1718 году 200 дворов он лишился и был отправлен, как уже говорилось, из столицы в полевые полки – сначала в Ревель, а потом в Ярославль.

Опала самого Меншикова ничего не изменила. Верховные правители в точности повторяли его тактику в отношении возможных конкурентов, и никто из сосланных Меншиковым не был возвращен, в том числе участники «заговора» Толстого-Девиера Бутурлин, Ушаков и др. Ушаков из провинции следил за событиями в столице, где имел верных друзей-информаторов. «В домех вашего превосходительства здешних милостью Христовою состоит все благополучно, – сообщал ему новости 27 февраля 1728 года бывший дьяк Тайной канцелярии Иван Топильский. – С приморского двора сюда перевезено дров 33 сажен ‹…›. С здешней стороны доношу: милостию господнею состоит всемерно изрядно, и всякие припасы дешевы. Господа генералитет здесь имеют асамблеи, и когда бывают у иноземцов, то настоящая асамблея, а ежели у россиян, то нарочитай бал. 23 дня сего месяца была асамблея или бал у господина Корчмина со иллюминациею богатою и с немалым трактованием; что венгерское, сказывают, имелося при том. А последние, кои танцовали, в 5 часу пополудни разъехались».[93]93
  Там же. Ф. 11. Оп. 1. № 359. Л. 1.


[Закрыть] И всё же служить бы Андрею Ивановичу до смерти на задворках империи, если бы не скоропостижная смерть юного Петра II и «затейка» Верховного тайного совета по ограничению власти приглашенной на трон Анны Иоанновны.

Девятнадцатого января 1730 года Верховный тайный совет составил перечень «кондиций», в числе прочего предусматривавших «у шляхетства и имения и чести без суда не отымать», что давало хоть какую-то гарантию от внезапных арестов, секретного следствия и ссылки с конфискацией имущества. Огласив «кондиции», «верховники» предложили российскому шляхетству представить проекты будущего государственного устройства. В ту короткую пору (шесть недель) аннинской «оттепели» появилось несколько подобных проектов; один из них, направленный против монополии на власть Верховного тайного совета (так называемый «проект 364-х», по числу поставивших свое имя под ним), подписал и генерал-лейтенант Ушаков.

Однако едва ли Андрея Ивановича интересовали определенные в нем процедуры образования выборных органов власти. Отправленная «под начал» во Введенский Тихвинский монастырь дочь генерала Г. Д. Юсупова Прасковья источником своих бед считала те самые события зимы 1730 года, в которых участвовал ее отец. «Батюшка де мой з другими, а с кем не выговорила, – передавала речи Прасковьи Юсуповой ее служанка, – не хотел было видеть, чтоб государыня на престоле была самодержавная. А генерал де Ушаков – переметчик, сводня; он з другими захотел на престол ей, государыне, быть самодержавною. А батюшка де мой как о том услышал, то де занемог и в землю от того сошел».[94]94
  Там же. Ф. 7. Оп. 1. № 449. Ч. 1. Л. 1 об., 12 об.


[Закрыть]

Двадцать пятого февраля 1730 года Ушаков вместе с другими представителями генералитета и шляхетства подал Анне челобитную с просьбой «всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели», после чего императрица «всемилостивейше изволила изодрать» неуместные «кондиции» и принялась царствовать самодержавно.

Андрей Иванович не прогадал – при раздаче наград он, как один из главных участников тех событий, получил 500 дворов из конфискованных владений князей Долгоруковых; стал генерал-аншефом, генерал-адъютантом, сенатором и подполковником гвардии. Его талант оказался востребован: в 1731 году Тайная канцелярия была возрождена и вчерашний опальный гвардеец ее возглавил. По повелению императрицы сенаторы 31 марта 1731 года уведомили Ушакова о том, что распорядились «имеющиеся в Сенате важные дела и по тем делам колодников отослать к вам, господину генералу и кавалеру, и впредь из коллегий и канцелярий губерней и провинцей являющихся в таких же делах колодников, которые надлежат по вышепомянутому состоявшемуся апреля 10 числа указу отсылать к вам, господину генералу и кавалеру, ‹…› и именовать оную Канцелярию тайных розыскных дел».