Текст книги "Циник"

Игорь Литвак
Циник
роман в стихах

© Литвак И., 2017

© Иллюстрации. Дмитрий Лигай, 2017

Автор выражает отдельную благодарность за поддержку любимой жене, Соне, своим детям, своим родителям, терпеливым «редакторам» Игорю Ахмерову, Егору Сироте и Виталию Сироте, Алику Марьянчику, Аркадию Витруку, Шуре Александрову, Марине Мусатовой и Дмитрию Руденко, и всем специалистам «АСТ», участвовавшим в издании!

Вступление

 
Я муки моего героя,
На ниве страсти и греха,
Решив, что ничего не скрою,
Облёк в причудливость стиха,
Чтоб рассказать под рокот МКАДа,
(Что чуть слышнее, чем цикада,)
О том, как рыцарский доспех
Служения прекрасной даме,
В наш сложный век играет с нами
То в пораженье, то в успех.
 

Завидово

 
Друзья, заглянем ненадолго,
На пару месяцев назад.
Где с Шошею скрестилась Волга,
Угодья дивные лежат,
 
 
Cредь них дом отдыха с отелем,
И первоклассный ресторан.
Туда, лечиться на неделю,
Как повелели доктора,
 
 
Уехал мой герой, Виталий.
Хотя и отроду ему,
Уж сорок восемь отсчитали.
Он холост был, и, потому,
 
 
С собой, в подобные курорты,
Возил девчонок для забав.
Чуть утро, оправляя шорты,
И чуб седой со лба убрав,
 
 
Бежал Виталий, бодрой рысью,
Вдоль ровно стриженых дерев,
И, на открытом солнцу мысе,
Шесть километров одолев,
 
 
Упорно занимался йогой,
Которую предпочитал.
Всегда, к тому же, плавал много,
Имел недюжинный закал,
 
 
Но, нынче ощутил усталость
От государственных забот —
Простуда, может быть сказалась,
Иль кризисный донельзя год.
 
 
А спутницы, меж тем, лениво,
С кроватей щурились на свет.
Их за окном перспектива
Слегка пугала, и, нет-нет,
 
 
Они друг дружку поддевали,
Мол: «захолустье – твой удел!»,
Пока не приходил Виталий,
Тогда клубок дрожащих тел
 
 
Сливался в утренний молебен
Любви, и дружбе, и теплу,
Так сладостен, так непотребен…
Потом, умывшись, шли к столу.
 

* * *

 
Когда, поев блинов и каши,
Спускались вниз герои наши,
Наполнить шумом вестибюль
Тамара говорила: «Юль,
Пойдем сегодня на массажик!»
«Конечно, но сперва в спортзал!»
Вот это жизнь! Порою, даже,
Виталий властно подзывал
Портье, то, заказать им баню,
То, лошадей пуститься вскачь,
То, в ресторан, котлет кабаньих
Вкусить, под квас и спотыкач[1]1
  Сладкий алкогольный напиток, делающийся на основе ягод.


[Закрыть].
 

* * *

 
Зарёй зарделся день четвертый,
И скука силой налилась,
События такого сорта
Нам всем знакомы, но, alas![2]2
  Увы! (англ. – франц.)


[Закрыть]
Им сладу нет. Мужчинам ведом
Симптом хандры – тоска подруг.
Скандал подчас приходит следом,
И, разорвать порочный круг
Способны только развлеченья,
Внимание, или дары,
Но, лучше, их объединенье.
Что ж, эти правила игры,
Виталий знал не понаслышке,
И, к испытанью был готов,
Он предложил поехать в Мышкин,
Но услыхал: «Ну, нет! Не то!»
 
 
Вздохнув притворно: «Dio mio![3]3
  Мой бог! (итал.)


[Закрыть]»,
С улыбкой лёгкой мудреца,
Из-за спины, как Игорь Кио[4]4
  Знаменитый иллюзионист.


[Закрыть],
Он ловко вынул два ларца,
 
 
Чья глубь, под итальянской кожей,
Скрывала золото серёг.
Тут был восторг, любовь, и всё же,
Покой курортный не сберёг
Виталий этими дарами,
И, в пятницу, в полночный бег
Собрались, чтоб ожило пламя
В горниле модных дискотек.
 
 
И, погрузились, без оглядки,
В подбор нарядов, перекрас,
Потом, скользя по Ленинградке,
Трещали, словно в первый раз
Огней увидев блеск столичный,
От возбужденья обалдев,
Меж тем, Виталий иронично
Следил за настроеньем дев.
 

Рассказ Виталия

 
Пускай он их и знал недолго,
Но, прикипел. Стареешь, брат?
Терзать себя не видя толку,
Он вылазке был даже рад.
 
 
Вдобавок, чувствуя к Тамаре
Ему несвойственную грусть,
Порой щемящую, и пусть
Приглушенную Юлей (в паре),
 
 
Он, с девушкой наедине,
В такие редкие мгновенья,
Молчал, и, в гулкой тишине,
Лишь наблюдал, с благоговеньем,
 
 
Движенья тонких её рук,
Свечение плечей атласных.
Лет двадцать минуло, и, вдруг,
Влюбиться снова, не опасно ль?
 
 
Не веря в древние слова
О том, что сердцу не прикажешь,
Приученный повелевать,
И постоянно быть на страже,
Виталий гнал влюблённость прочь,
Но, наважденье не сдавалось.
Москвою овладела ночь,
И девы, осознав усталость,
Примолкли, в лонах соц. сетей
Выискивая новый стимул
Поговорить. Их, как детей,
Которых вдруг отец покинул,
Испуг полночный охватил,
И наш герой, его почуяв,
Сказал, приняв игривый стиль:
Девчонки, рассказать хочу я
 
 
Про юношеский свой роман,
Давно развеянный годами,
Как светом солнечным – туман.
Честь оказав известной даме,
Я имени не назову,
Скажу лишь, что её звездою
Молва считает, и молву
Доверьем здесь я удостою.
 

* * *

 
Мы познакомились в Крыму
Ещё в начале девяностых.
Валютных курсов кутерьму,
Развал «совка», весьма непросто
 
 
Мне будет это передать,
Не потревожив ваши души,
Ведь ваши жизни – благодать,
Легко вам нынче бить баклуши!
 
 
Вздохнули девушки: «ну, да!»,
Притворно подчиняясь воле
Седого спонсора, – «всегда,
Всегда он так самодоволен,
 
 
И забывает, что и нам
Пришлось в провинции несладко,
Где денег вечная нехватка,
Да пьянь отцов, да слезы мам!»
 
 
Меж тем, Виталий продолжал,
Их любопытство будоража:
Потом в МГИМО был выпуск, бал,
А в Питере, у Эрмитажа,
Я всё ж её поцеловал.
 
 
– «Ты был застенчивей тогда», —
Насмешливо сказала Юля
– С тех пор уж, девочки, минули,
Цинизма полные года!
 
 
Итак, мы становились ближе,
Невинность скатывалась в грех,
И, он случился. Где? На крыше.
Подругу приняли в Физтех,
И мы отметили событье,
Вокруг бутылочки вина,
Бесстыдным яростным соитьем.
Высотки жёлтая стена,
Москва-река на горизонте,
Небрежно скомканный пиджак,
И буквы ресторана «Конти»,
Где уж тогда готовил Жак.
 

* * *

 
Расстались мы, когда заря
Над городом в права вступала,
Казалось мне, что якоря
Уж чувства бросили. Как мало
Тогда я в жизни понимал,
Я осознал через неделю.
Невесть откуда, грозный шквал
Мой утлый чёлн унёс на мели —
Без толку я её искал!
 
 
Конечно, я ходил в Физтех,
Расспросами терзал знакомых.
К несчастью, ни один из тех,
Следов не указал искомых.
 
 
Никто не смог мне намекнуть,
Куда голубка упорхнула.
Тоска мою теснила грудь.
Я начал пить, ушел в загулы,
 
 
Родителей перепугал,
К работе интерес утратил,
Квартиру превратил в кагал,
Спал, часто не снимая платья.
 
 
Из комы выйдя через год,
Я в зеркало взглянул впервые,
Увидел волосы седые,
Морщины, пузо, от невзгод
Согнутый корпус раньше срока,
И дал тогда себе зарок,
Закончить впредь с la vida loca[5]5
  Сумасшедшая жизнь (исп.)


[Закрыть],
А чувствам предпочесть порок!
 

Шпионка

 
На этом пафосном финале,
Девчонкам сделалось смешно.
Доволен был и сам Виталий.
Он выждал паузу, в окно
Смотря на тёмную дорогу
(Она светлела понемногу
От вывесок торговых мест,
Что понастроили окрест):
 
 
Хотя я прекратил исканья,
Занозой ревность рвала плоть,
И разум (легче уколоть
То, что так ищет состраданья),
С трудом занятье отыскав,
Был сдавлен, точно батискаф,
Что погружается в глубинах.
В своих задачах голубиных,
Весь мир был жалок для меня,
Но, я преодолел фрустрацью,
И на карьерного коня,
Им сброшенный, сумел взобраться.
 
 
Меня вновь стали приглашать,
Вознаграждая, ненавидя,
Во мне, моральном инвалиде,
Чья обожжённая душа
Любить себя способна еле,
Найдя опору в сложном деле.
 
 
– «Когда о ней услышал ты
Хоть что-нибудь?» – Спустя три года,
Когда знакомые менты,
Чьи креативные методы
Порой давали нам плоды,
Меня на юбилей позвали.
Был сабантуй в огромном зале,
И там я встретил мужика,
Что был главою спецотдела
В МГИМО. Как всякое ЧК,
Он знал меня. Его задела
Моя к их брату нелюбовь,
Которую скрывал я плохо,
И, чтобы мне попортить кровь,
Он рассказал: «Тебе, как лоху,
Проверку с девкой учинили,
Перед посылкой за рубеж,
В испытанном „конторском“ стиле!»
Его посверкивала плешь,
Стакан чуть вздрагивал, а глазки
Глядели прямо, без опаски:
 
 
«Она сотрудницей была,
С заданием тебя приблизить,
И уточнить твои дела.
Вы встретились с ней в Симеизе?
 

 
Хотелось знать твой круг знакомств,
И образ мыслей, и амбиций.
Мы не уверены ни в ком!
Тебе ж не повезло влюбиться!»
 
 
От этих слов окаменев,
С трудом удерживал я гнев,
Чтоб продолжение услышать.
Его несло: про Могадишо,
Бейрут, холодную войну,
А я лишь ждал: «ну, где же? Ну!»
 
 
И, не дождавшись, в нетерпеньи,
Как малоопытный юнец,
Его решил я, наконец,
Прервать, но, тут раздалось пенье,
И имениннику хвала,
И мой нежданный собеседник
Вернулся к месту у стола.
 

* * *

– Ты не узнал, что с нею стало?

– «Поверив в странный тот рассказ,

Её сместил я с пьедестала

Бесповоротно, в тот же час,

Забыв, как, в ревностном угаре,

Страдал по нежной Мате Хари.

Ещё пять лет прошли в страде,

На переломе двух укладов.

Могу сказать, что труд был адов,

Был полон рисков, и т. д.

И, вот тогда, она наружу

Из глубь морских, иль дна земли

Явилась. Был январь и стужа,

Но, только праздники прошли,

Как запестрели заголовки

Страниц разноязыких СМИ,

И с них глядит моя плутовка -

Предмет всех хроник! Чёрт возьми!

Среди шпионского квартета,

Была в Москву возвращена,

Но, шум ей на руку при этом —

Звездою сделалась она!

За годы лишь похорошела,

Приобретя и стать, и класс.

Её, тотчас, пустили в дело,

И так карьера родилась!

А я уж не искал с ней встречи,

Не оттого, что оробел —

Она оставила пробел

В моей судьбе! Хвала Предтече,

Что я в дальнейшем преуспел,

Но, мне признать, что всё же нечем

Пробел закрасить, не к лицу…

Что ж, вот, я и пришел к концу!»

Тамара

 
Возлечь на мягкие подушки,
Сорвав души своей печать,
Довольно слушать, как подружки,
Наперебой, перекричать
Спешат друг дружку, щеголяя
Своих вопросов глубиной,
Приятным находил всегда я.
В знак солидарности со мной,
Виталий слушал благосклонно:
Вот Юля квохчет возмущённо,
Коварство женское кляня,
А вот вступает в хор Тамара,
В её речах поменьше жара,
(Но, меньше ль в глубине огня?)
 
 
Вообще, из наших двух вакханок,
Тамара явно поумней,
Что зрит Эрота наш подранок
(А где Эрот, там Гименей!)
 

* * *

 
Тамара выросла в Сибири,
В ничем не славном городке.
Когда ей минуло четыре,
Отец ушел. И, тут, в пике
Сорвались жизни двух девчонок
(Тамара – старшая сестра).
Их мать – сама ещё ребенок,
Вставала с раннего утра,
 
 
И уходила на работу,
Где гнула спину за гроши,
Пока не встретила кого-то,
С кем загуляла от души.
 
 
В ту пору, бабушки кормили
Их чаще, чем родная мать,
Та не бывала дома, или,
Лишь поутру ложилась спать.
 
 
Так, догуляла до момента,
Когда Тамара в первый класс
Пошла, с вплетённой в косы лентой.
На бабушкин иконостас
Косясь, она перекрестила
Тамару, в школу отвела,
И, с неизвестной прежде силой,
Схватила жизнь за удила:
 
 
Вдруг осознав свои задачи,
Ушла в работу и детей,
Но, денег не хватало, значит,
И жили просто, без затей.
 

* * *

 
Тамара, яркими чертами,
Пошла в сбежавшего отца,
Чем доставляла бедной маме
И боль, и гордость. Без конца
Тамару звали. На линейки,
Покуда девочки малы,
А, позже, те, чьи взгляды клейки,
На конкурсы, и на балы.
Пускали Тому в первый ряд,
Для украшения парада,
Но, после, люди говорят,
Звать принялись, куда не надо…
 
 
В итоге, чтобы избежать,
Скандалов местного масштаба,
Её в Москву услала мать.
Кто женщин называет «бабы»,
Тот груб и тёмен, спору нет,
Но, это бабское решенье,
Лишь окончательно мишенью,
В какие-то семнадцать лет,
Тамару сделало, мой свет!
 

* * *

 
В Москве Тамара не скучала.
Учиться было принялась,
Но, деньги кончились сначала,
А, следом, худшая напасть —
 
 
Она знакомится с мужчиной,
На много лет её взрослей,
С семьёй, деньгами, громким чином.
По гороскопу Водолей,
Он был известным вертопрахом.
Она влюбилась. Он кутил.
И их союз распался махом,
При расставании он был мил,
Оставив в центре ей квартирку,
(С известным театром впритирку),
Где Тома проживала впредь.
Она страдала от развода
Всего каких-нибудь полгода,
Но, дольше стоит ли скорбеть,
Когда ты молода, красива,
Имеешь в центре «уголок»,
И смотришь на людей (мой Бог!)
С изрядной долей позитива.
 

* * *

 
У Академии в фаворе
Девчонки юные слывут —
Тамара поступает вскоре
В какой-то новый институт.
 
 
Специальность представляя смутно,
Она училась кое-как,
Чуралась лекций, (почему-то
 
 
Её гнездо со вкусом свито,
В квартирке современный быт:
Проектор Sony; фильтры Britta;
И умывальник Duravit.
 

* * *

 
Есть смысл в расчётливом подходе
К сердечным встречам до поры,
Любовь к достатку больше в моде,
Чем страсти жгучие костры.
 
 
Любви Тамара не бежала,
Но выбирала антураж,
Она показывала жало
Всем тем, кто шёл на абордаж.
 
 
Не обошлось без приключений,
Разбитых ваз и синяков
(Её прибил один чеченец),
Но, как известно, мир таков.
 

* * *

 
Тамара с Юлей подружилась,
Блондинкой статной из Перми,
Лет, этак двадцати восьми,
В которой сочетались живость,
И удивительный задор.
Она работала в больнице.
Впервые повстречавшись в Ницце,
Девчонки дружат до сих пор.
 
 
Когда б Тамару не терзала
Пускай нечастая хандра
(Причин тому отнюдь не мало:
Романы, дождь, et cetera[6]6
  И так далее. (лат.)


[Закрыть]),
Её, подобно доброй фее,
Подруга возвращала в мир.
Одним из Юлиных трофеев,
За много лет столичных игр,
 
 
Был нестареющий Виталий,
Красивый, щедрый холостяк.
Их трио родилось в Итальи,
На вилле, у него в гостях.
 

* * *

 
Под солнцем наливным Тосканы,
Вдоль линии береговой,
Чудесно наполнять стаканы
Пьянящей чистою росой.
 
 
А легкий полдник в «Bocconcino»?
А паста vongole[7]7
  Моллюски. (итал.)


[Закрыть] в «Bistrot»?
Не вижу ни одной причины,
Чтоб сибаритское нутро
Своё не усладить Итальей,
С девицей, полной жарких нег,
Оксаной, Светой, иль Натальей,
И отдохнуть, как человек!
 

* * *

 
В тот день базарный, в городке,
Средь разномастия людского,
С подружками, рука к руке,
Виталий появился. Снова,
На горизонте паруса,
Меж океанских пароходов,
Вгоняли в краску небеса
Лихой симметрией обводов.
 
 
На лицах троицы моей
Усталости лежали тени.
Их столик, под кустом сирени,
Куда бутылочку Moёt[8]8
  Шампанское.


[Закрыть]
Им юркий официант подал,
Сверкал крахмальной белизною.
Они сопротивлялись зною,
Но, только опустел бокал,
Ушли, плацдарм оставив сей,
Брусчатке предпочтя бассейн.
 

* * *

 
В преддверии инсинуаций,
Чтоб ваши мысли укротить,
Портрет купающихся граций,
Хочу вплести в рассказа нить.
 
 
Что ж, Юля вызвала хоть в ком бы,
Кто ценит девичьи красы,
Признанье: «да, она – секс-бомба!»
Откинув белые власы,
Бедро роскошное отставя,
И ножку сильную склоня
Воды коснуться, только «Ave![9]9
  Да здравствует! (лат.)


[Закрыть]»
Она будила у меня!
 
 
А что ж Тамара? Обнажённой,
Её увидеть я мечтал.
Увидев, отступил сражённый.
Родену преданный металл,
В его руках едва бы сдюжил,
Передавая плавность форм.
О, Боги, как мы неуклюжи!
What for?[10]10
  За что? (англ.)


[Закрыть]
 
 
Грудей манящие холмы,
Животик, спелые соцветья!
Кто в этом бренном мире мы?
Лишь междометья!
 

* * *

 
Очередной бокал подъемля,
Девичьей наготой пьянён,
Виталий пил за «эти земли!»,
За «нескончание времён!»,
 
 
Пока хмельные Юля с Томой,
Не прошептали: «погоди!»
Не в силах совладать с истомой,
И слились на его груди
Во влажном жарком поцелуе.
Рука сползла, маня другую,
И граций нежные ладони
Сомкнулись вкруг его ростков,
В тугом и трепетном бутоне,
Все десять гибких лепестков…
 

* * *

 
С тех пор, Тамара часто видит
Виталия смущённый лик,
И, как писал о том Овидий,
Любви есть множество улик
(Мы их указывали выше),
К тому же, с ней щедрее он.
Девчонки, зная нуворишей,
Уверены – герой влюблён!
 
 
Что ж, Юля в том узрела благо.
Её простой, практичный ум
Хотел поездок на il lago[11]11
  Озеро. (итал.)


[Закрыть],
В Тайланд, и, может, в Эрзерум.
 
 
Тамара, пусть практична тоже,
Взволнована и польщена,
Но, разве чувствует она
Мороз по коже?
 
 
Она в раздумьях, а пока
«Не приближает» мужика.
 

Димка

 
Теперь вернуть рассказ пора
В его родное русло.
Болтать девицы – мастера,
Пусть часто безыскусно.
 
 
В журналах модных и Ти-Ви
Они черпают знанья:
О звёздах, о большой любви,
О глянцевых пираньях,
 
 
О том, как лучше спать, и есть,
О лунных гороскопах,
О том, как эффективна лесть,
И как в мужских «синкопах»
Суть поведенья различить,
Не вызывая гнева,
Пусть в этом (как и у печи),
У них талант от Евы.
 

* * *

 
Виталий в данной болтовне
Участвовал едва ли
(Тамара с Юлей наравне
В ней лидерство забрали).
 
 
Он, несмотря на опыт свой
Подобных говорилен,
Молчит, весьма гордясь собой:
Вот, как я щепетилен!
 
 
Напрасно! Девушкам смешон
Секрет Полишинеля —
Она? Смутясь, кивает он.
Тут сплетницы взревели,
Что нужно, вспомнив, и, стремглав,
Шпионку звёздную назвав:
 
 
Галина Н.? «Увы! Увы!»
– Ты был с ней близок? Эва!
Он удивился: «каковы!»
Переглянулись девы,
 
 
– О ней ведь разное твердят,
Порой до полной чуши!
– «Сороки! сыпьте все подряд,
Так хочется послушать.»
 
 
И полетели: сплетни, ерунда.
Уже вдали остался город Химки,
Нежданно Тома вспомнила тогда
О сыне Гали – популярном Димке.
 

* * *

 
Он нынче – обязательный герой
У блогеров, великосветской прессы.
Всем страшно важен брюк его покрой,
Его друзья, подружки, интересы.
 
 
Виталий, правда, прежде не слыхал
Об этой знаменитости ни слова.
Не мудрено, какой-то там нахал!
Ну, Галин сын, и что же тут такого?
 
 
Девчонкам нашим искренне претит
Такое напускное безразличье,
Ведь «Димка – умный, яркий индивид!» —
Виталий слышит мнение девичье.
 
 
На шоу «Голос» он себе снискал
Заслуженно блестящую победу!
Виталий, знай своё, – низка, низка
Как ни крути, цена заслуги этой!
 

* * *

 
Он долго б с ними спорить мог,
Когда бы не отвеченный звонок.
 
 
Пока он говорил, авто,
Стелясь, проехало Тверскую,
Бульварное (под баннер Avito),
И монастырь, где барышни тоскуют,
 
 
И у ворот старинных, где толпа
Стоит, на час полночный не взирая,
И два амбала, словно два столпа,
Для страждущих врата хранящих рая,
Свой пресловутый фейс-контроль ведут,
(Пуская в клуб, чей статус подраздут,
Лишь тех, кто гладок, моден, фриковат),
Затормозил немецкий аппарат.
 

О клубе

 
Москва – родная мать приезжему купцу,
Пока он щедро с властью делит гроши,
(От Гудовича[12]12
  Градоначальник Москвы. (1809–1812)


[Закрыть] так, и до Серёжи),
Ей, что ни строишь, всё идёт к лицу.
 
 
В семье диковинных громад,
Служивших стимулом для эго,
Из тех, что до сих пор стоят,
Всем вопреки, почти два века,
Одна торчит особняком —
Когда-то, дом особняком
Был для успешного купчины,
Три этажа, подвал, чердак,
Колонны, вензеля, лепнина,
Смешенье стилей кое-как.
 
 
Купец с Европой бойко торговал,
К тому же, слыл персоной эксцентричной,
Не видел в своих детях приживал,
Считая, что весьма педагогично
Образованья им хотеть,
Как заграницей, верно ведь,
Что люди там, не нам чета, учёны.
Из Франции привёз для младших деток бонну,
От близких утаить сумев легко,
(Ложь во спасенье – что за чуткий муж!),
Что видел первый раз её (Коко)
На знаменитой сцене Moulin Rouge.
 
 
Пленённый ног изящной белизной,
Он соблазнил её увесистой мошной.
В Москве сценический отброшен псевдоним,
Купец в восторге – она часто с ним!
 

* * *

 
Но, сразу поняла ревнивая купчиха,
К чему, однажды, приведёт такое лихо!
Со старшим сыном, что здоровый был верзила,
О чёрном деле быстро сговорясь,
Она соперницу подушкой удавила.
Вечор, купец хватился, – где же? Хрясь!
Ему купчиха – правду: «ну-ка, муженёк,
Скорее, старый, делай выбор:
Избавить нас от тела, либо,
Позор, да сына с матерью в острог!»
 
 
Слезу пролив, он взял кирку и лом,
И схоронил Коко в глуби подвала,
Но, с той поры, и, право, поделом,
Купца тоска уже не покидала.
 
 
В земле холодной тлеют кости
Безвинно убиенной танцовщицы,
А дух её, несчастным, скорбным гостем,
Во тьме блуждает, просится, томится.
Его, телесного едва,
Не раз спугнули, и не два.
 
 
Трагичный шлейф сопровождает дом.
Он вечно заселяется с трудом.
А в годы мрачные, за преданность тирану,
Палач кровавый занял особняк,
Усугубив его уже измученную прану.
Так, без конца, то ступор, то столбняк.
 

* * *

 
Но, вот, когда сомнительную славу
Решил владелец новый одолеть,
Он отдал управленье югославу.
Тот сохранил фасад, лепнину, медь,
Но, полностью сменил саму структуру,
 
 
На крыше он возвёл стеклянную террасу,
И, часть законов логики поправ,
Подобный клубному царю Мидасу,
 
 
Он, в прошлое протягивая мост,
Назвал свой клуб чуть иронично – «Ghost[13]13
  Призрак. (англ.)


[Закрыть]».
 

Встречи в клубе

 
Охрана сразу пропустила трио,
Едва взглянув в девичьи портмоне.
Стоявшие вокруг смотрели криво,
Как всякий, оказавшийся извне.
 
 
Внутри, народ, чей возраст непонятен —
Поклонники «колёс» и порошка,
Смотрелись винегретом ярких пятен,
Разбросанных вдоль стен. Исподтишка,
Басы взрывали воздух, как петарды,
Легко тряслись стаканные ряды,
Между ведёрок «Русского Стандарта»,
И блюд с остатками салфеток, и еды.
 
 
Девчонки отвлекались, то и дело,
Здороваясь, и рассыпая смех,
Пока их хостес, бледна и дебела,
Не отвела к дивану. Без помех,
Они полулегли на мягких пуфах,
Воздали дань закускам и вину,
Под обработки Тимати и Гуфа,
Какие, я уже не помяну.
 
 
Потом, Виталий на разведку вышел,
Меж спин чужих прокладывая путь,
И наблюдая, как в клетях под крышей,
Красотки пляшут, обнажая грудь.
 
 
Монтировалась сцена в дальнем зале,
С наушниками бегали вокруг,
И тут заметил сквозь толпу Виталий,
Что, вдалеке, его старинный друг,
Ушедший на работу в министерство,
С тех пор утративший приставку «гос.»,
Бокал вина в руке простер свой,
Сидящим рядом посвящая тост.
 

* * *

 
Виталий подождал концовки речи,
И, чуть бокалов отзвенел хрусталь,
Он друга, подойдя, обнял за плечи,
Тот обернулся: «боже мой, Виталь!»
 
 
Довольные, они облобызались.
Его представил друг по-часовой.
Тут дама, с торта снявшая физалис,
Виталию явила облик свой,
 
 
Из полумрака подарив улыбку,
И пальцы для пожатья протянув.
Пол покачнулся и поплыл, как зыбка.
Она! Ди-джей включил турбо наддув,
 
 
И музыка сильней заколотила,
Галина, – он услышал, сквозь басы.
«Знакомы мы!», – ответил он без силы,
И со значеньем глянул на часы.
 
 
От друга (назовём его Иваном),
Не ускользнул Виталия конфуз.
Он подтолкнул последнего к дивану, —
«Садись, садись, и не ищи excuse![14]14
  Предлог, чтобы уйти. (англ.)


[Закрыть]»
 
 
Виталий сел, досаду плохо пряча,
Иван спросил: «дружище, как дела?»
– Да, всё путем – «Но, чем-ты озадачен?
Неужто тебя служба довела?»
 
 
– Усталость есть, сегодня тем, кто в силе,
И то, подчас, живётся тяжело.
– «Я слышал, вас к начальству пригласили?»
– Да, мучили, но быстро зажило.
 
 
Тамара скромно сбоку примостилась,
Виталий сжал ей руку над столом.
«Представь подругу, ну же, сделай милость!» —
Иван смеялся: «девушка, шалом!»
 
 
Тамара улыбнулась шаловливо:
Тамара я, салют! Привет и вам!
А это Юля! – «До чего красивы,
Вы, девушки! Меня зовут Иван,
 
 
Вот Леночка, Галина, это – Уди.
Сейчас начнётся маленькое шоу»
– Ах, вот к чему снуют все эти люди!
Живой концерт! Как это хорошо!
 
 
Но кто играет, что за «невидимка»?
Немного одичали мы в глуши.
– «Да, Галин сын» – Вот это штука! Димка?
А мы ни сном, ни духом! Хороши!
 

* * *

 
Иван разлил в высокие фужеры
Стремящийся наружу пенный брют:
«Простите мне ужасные манеры,
Но, я надеюсь, слово мне дадут.
 
 
– Я за мужчин хочу поднять бокал,
Из тех, что величают Мужиками.
Храбры, скромны. Интриг, кривых зеркал
Чураются. Всё делают руками,
 
 
Но, если доведётся, не дай бог,
Собой рискнуть им, другу помогая,
Они рискуют, сам я видеть мог.
Быть может, философия другая
Их отличает от иных землян.
Один из них средь нас – Виталий, друже!»
– О, господи! Не стоит, сядь, Иван!
– «Э, нет, ты слишком скромен, ну, же!
 
 
Не просто так пою я дифирамбы —
Ты спас мне жизнь, не справился я сам бы!
Нет, ну, вы гляньте, он всегда таков!
Итак, за настоящих мужиков!»
 

* * *

 
Все выпили в немом недоуменьи.
Иван молчал, смакуя результат.
Не выдержала Юля: тем, не менье,
Скажите, в чём Виталий «виноват»?
 
 
– «Мы оба занимались водным сплавом.
Ходили вместе не в один маршрут.
В седьмом году испытанным составом
Пошли в Китай. Где паводки идут
Весной через каньоны Юрункаш,
Тяжёлый был маршрут проложен наш.
 
 
В „шестую“[15]15
  Высокая категория сложности сплава.


[Закрыть] лезть возможно лишь со стажем.
На двойках шли – Виталий впереди.
Обычно мы ходили в экипаже,
Но тут махнулись. С парнем из МАДИ
Мы шли вторыми, и залипли в бочку[16]16
  «Залипнуть в бочку» означает на языке спортсменов-сплавщиков попадание в опасный участок реки с сильной вертикальной циркуляцией воды.


[Закрыть],
Напарник захлебнулся, а меня
В струе месило. Понял, в-одиночку
Не выбраться, и не увидеть дня.
 
 
Работать вскоре руки перестали.
Очнулся я на берегу. Живой!
А рядышком со мной лежал Виталий,
Истерзанный, с разбитой головой.
 
 
Когда нас затянуло, без раздумий,
Со спасконцом, он бросился в поток.
Его побило крепко, чуть не умер,
Но, спас меня – такой вот молоток!»