Текст книги "Я, Чудо-юдо"

– Остров, которий ты обещался защищайт, присоединяйт к чуждий корона…

– Рудя, я ушам своим не верю: ты вдохновляешь меня на ратный подвиг?

– Не бери греха на душу, – посоветовал молчавший доселе Платон. – Хоть и чужие, а все ж таки люди. И с ними можно полюбовно столковаться.

– Я имей дрюгой мыслий! – Оживился вдруг дер браве риттер. – Позволяй этим люди освящайт остров – тогда черний кольдовство и правда развейся, ты обретай человек обличий, ми все пробирайся на каравелла и угоняй в благословении Фатерлянд…

От стереофонии уже в ушах звенело.

– Стоп, стоп! – мотнул я головой. – Не нужно громких слов. Заллус, конечно, обманщик, но деваться с острова мне некуда, а терпеть здесь таких решительных посетителей – увольте. Так что за дело. Сидите здесь.

Я покинул уютную пальмовую тень и зашагал к португальцам. В голове царила гулкая пустота, которую вспышками озаряли молнии вопросов. Как поступить? Где обещанная Заллусом магия? Куда прогонять пришельцев, если с острова нельзя уплыть? И на что только Заллус рассчитывал?..

Признаюсь, мне было страшновато. Ну и что, что могуч и невидим, – вступать в силовое противоборство совсем не хотелось. И не только потому, что этакую орду замучаешься бить. Не только потому, что фитили аркебуз по-прежнему дымят (и, кстати, неприятно пахнут). Я вообще миролюбивое существо! В свое время серьезно подумывал, не объявить ли себя пацифистом…

– Amen! – глядя прямо в мои невидимые очи, заявил священник и осенил панораму крестным знамением.

Я собирался привлечь к себе внимание достойным ответом, но язык почему-то прилип к гортани, поэтому я ничего не сказал. Просто обхватил крест, вытянул из земли и аккуратно положил в шлюпку. Кто-то тоненько пискнул, кто-то икнул, в остальном ничто не изменилось, только глаза португальцев сделались больше на два размера.

Так и не дождавшись иной реакции, я прокашлялся и сказал:

– Извините, господа-товарищи, остров уже занят! Так что скатертью дорога, просим больше не беспокоить.

Конечно, они не поняли, да я и не стремился к этому, надеялся только напугать их. А уж там пускай сами разбираются, могут они уплыть с острова или нет.

Что ж, напугать и впрямь получилось. Вот только реакция на страх у гостей, как я и опасался, оказалась несколько своеобразной.

– Сальве ме, Домине![12]12
  Господи, спаси! (Лат.).


[Закрыть] – заорал ближайший солдат и пальнул из аркебузы на голос.

По счастью, произведение выстрела из древней бандуры было процессом трудоемким и продолжительным, я успел увернуться еще до того, как загорелся порох на полке. Пуля диаметром в палец смела головной убор со священника.

В тот же миг все пришло в движение.

Пушкарь бросился к пушечке. Я успел первым, вырвал орудие из креплений и зашвырнул подальше в море. Тотчас мне пришлось отскочить от шлюпки, которую стали дырявить остальные солдаты. Священник, сверкая тонзурой, прилюдно орал, что я «импиус спиритус[13]13
  нечистый дух (лат.).


[Закрыть]» и «малефикус аминус[14]14
  злодейский дух (лат.).


[Закрыть]». А морячки принялись за самое опасное (для всех без исключения) дело – бегать в панике по берегу и вслепую размахивать холодным оружием.

Я присел на корточки рядом с другой шлюпкой, намереваясь выждать, когда схлынет первое волнение. Но тут дворянин, до последнего сохранявший видимость хладнокровия, выкрикнул что-то вроде «Вестиго! Вестиго!». По вытянутому пальцу его я догадался, что он видит мои следы.

Дворянин выхватил из-за пояса пистоль и пальнул в мою сторону. Я метнулся, уходя с линии выстрела, сбил кого-то с ног, кто-то налетел на меня. Паника пошла по второму кругу. Появилась первая кровь – одного из солдат зацепили кортиком, другому разбили нос. Среди морячков наибольший ущерб наносил здоровенный детина в красной безрукавке, при одном взгляде на которого в памяти всплывало слово «боцман». Он вооружился багром и в сутолоке уже зашиб до беспамятства троих подчиненных.

Дворянина услышали все. Горячие португальские парни, перепуганные до полусмерти, взялись искать следы ужасного невидимки. Ну если люди очень хотят что-то найти, то находят непременно. И мои следы находились – в таком количестве и в таких неожиданных местах, что оставалось только удивляться, как подобная орда незримых чудовищ вообще уместилась на острове.

В общем шуме терялся смех Руди в зарослях.

Может быть, для постороннего наблюдателя ситуация и впрямь выглядела комично. Лично мне, запертому в середине паникующей толпы, так не казалось. Меня пребольно кольнули чем-то в бок и отдавили лапу. Хвост я загодя прижал к груди. Да все бы ладно, но эти горячие парни уже всерьез рисковали перебить друг друга. Оно мне надо? Что я с грудой трупов буду делать? И вообще… Вообще, неприятно как-то…

Выбраться из толпы не удавалось. Наиболее возбужденным я стал развешивать плюхи – раскрытой ладонью, чтобы не скальпировать случайно. Но это только подзадорило всех. Уже и священники, отчаявшись изгнать меня молитвами, взялись за дубинки – и почему-то принялись целенаправленно гвоздить своих же спутников. Может, за время путешествия они личную неприязнь к экипажу стали испытывать, а может, решили, что я вселяюсь в матросов, и начали подготовку к массовому экзорцизму в спокойной обстановке?

Меня охватывало отчаяние. Ну Заллус, ну, скотина ты этакая – бросил меня, как на испытательном полигоне… Хотя что же я: испытатели все заранее просчитывают, учитывают, все условия оговаривают. А я прямо какой-то тест на выживание прохожу. Ну где, спрашивается, «спецсредства защиты», где хваленая магия? Что я тут сделать могу? Всем головы поотрывать?

Если бы Заллус предусматривал именно такой способ защиты острова, он бы точно меня не пригласил. В нашем мире у него был бы широчайший выбор цепных псов…

– Идиоты! – не выдержав, закричал я. – Ну сами же себя побьете сейчас!

Лучше бы молчал. Звуки «варварского» языка переполнили чашу ужаса. Кое-кто из матросов кинулся к шлюпкам, но отдельные медные лбы, в первую очередь дворянин и его солдаты, тотчас принялись избивать их – видимо, как предателей. Матросы, не будь дураки, стали защищаться.

С ближней каравеллы саданула пушка. Они-то там чего добиваются? А, наверное, холостыми палят, сигнализируют о чем-то.

Да ну их к черту, в конце-то концов! Теперь, когда взаимоистребление увлекло пришельцев больше, чем война с «легионом злых духов», я смог протолкаться на свободу. Дышать стало легко, но оборачиваться совершенно не хотелось.

И тут всеобщий гвалт перекрыл знакомый голос. Баюн! Я огляделся, но далеко не сразу приметил хвостатого миротворца. Конечно, не будучи в силах воспользоваться шапкой-невидимкой, он положился на собственные силы – неприметно подкрался и спрятался под бортом шлюпки, вытащенной на песок.

Вещал он на латыни, но худо-бедно его понимали все, тем более, слова были знакомыми, позаимствованными из проповедей (и где он их только наслушался?). Собственно, Баюн мог нести любую чушь, его бы все равно стали слушать, потому что у него не мой рык устрашающий, а профессиональный, грамотно поставленный голос сказителя. Один его звук приковывал внимание и мог бы снять напряжение, однако кот предпочел воздействовать не только на чувства, но и на разум. Он потом перевел мне примерное содержание речи:

– Грешники и нечестивцы! Гордыня овладела вами! На что посягнули вы? На святое имя крестителей? Самозванцы! Дьявола принесли вы в душах своих! Дьявола готовы поселить в земле обетованной! Кайтесь, пока не поздно! – и далее в таком же духе.

Снимаю шляпу (в фигуральном смысле, конечно, для буквального сейчас обстановка неподходящая). Эффект поразительный, мне до такого далеко. Подтолкнуть людей к драке – это одно, а вот заставить прекратить безобразие – куда как труднее.

Португальцы притихли, затравленно озираясь. Сначала лица отражали только недоумение, потом – проблеск мысли. Если матросы и не поняли всего, то главное уловили. Солдаты же, люди дисциплинированные, а значит, церковь посещавшие гораздо чаще, и прониклись глубже. Про дворянина и священников уже не говорю.

Вот глаза португальцев увлажнились, по щекам побежали жгучие слезы раскаяния. Они зашевелились, отбрасывая оружие, помогая подняться раненым. Им было стыдно…

Я старался даже не дышать.

Думаю, у авантюры Баюна были все шансы на успех. Однако хвостатого оратора подвела увлеченность – ну, и доля тщеславия, наверное. Желая убедиться в достигнутых результатах, он высунулся из-за борта. И был замечен.

Говорят, самые импульсивные люди на свете – это сумасшедшие. Лично я склонен считать, что команда фанатичных португальцев с легкостью заткнет за пояс три-четыре «буйных» отделения. Хотя, если серьезно, дело тут отнюдь не в национальном характере, как убежденно заявлял потом Рудя, и не в религиозном мировоззрении, как бурчал кот. Чуть более горячая кровь и чуть более святая уверенность в своей исключительной правоте могут сопровождать подлость, но не создают ее.

Это уже что-то в самой натуре человеческой.

Как они набросились на Баюна!

Как счастливы были они, напуганные до чертиков и из-за своего испуга злые, как черти, обнаружив, что есть кого схватить и призвать к ответу! Как беспредельно было их счастье, когда они увидели, что их противник мал, и слаб, и неспособен дать сдачи…

Кота спасло то, что нападавшие сшиблись лбами над ним, как бодливые бараны. Он проскользнул сквозь частокол ног, вырвался на оперативный простор и кинулся ко мне:

– Чудо-юдо-о-о!

И тут я вскипел. Герои, блин, нашли супротивничка по силам! Что-то сдвинулось в душе, и окружающий мир вдруг отдалился от сознания и обрел нереальную четкость. Кажется, я даже видел движение воздушных потоков и слышал, как перекатывается галька на морском дне.

И где-то далеко, за горизонтом, пригрезилась волшебная черта, за которой море было другим, серым и тяжелым, вздымавшим пенные валы до низких туч.

Не могу толком объяснить, что произошло потом. Но все, привидевшееся мне, в тот короткий миг не было загадочным, все имело логику и смысл. И меня не удивило, когда между котом и его преследователями вознеслась стена песчаного шторма.

И когда берег встал на дыбы, когда содрогнулось дно морское, португальцев точно ветром сдуло – ветром, поднявшимся неожиданно мощно, пригнувшим верхушки пальм. Обезумевшие волны вмиг домчали шлюпки до каравелл, на которых метались ошеломленные вахтенные, готовясь к отплытию.

Ветер хлестал им в корму. Они едва успели поставить паруса – остров буквально вытолкнул их из своего теплого моря. И воцарилась тишина, по крайней мере, так показалось мне после буйства невиданной стихии.

Баюн, распластавшийся на песке, медленно встал и отряхнулся, взирая на меня как бы с опаской.

– Уже все? – уточнил он и закашлялся, отплевываясь.

– Все, – хрипло подтвердил я и тоже закашлялся, отплевываясь. Песку у меня в шерсти застряло пуда три. На языке примерно столько же.

Паруса каравелл уже исчезали в пронзительной синей дали.

– Спасибо, Чудо.

– Не за что. Идем, посмотрим, чего там Платон и Рудя притихли…

Все случившееся в тот день на берегу имело для меня большое значение. Во-первых, это была первая, если не считать авантюры Отто Цвейхорна, серьезная попытка проникновения людей на остров Радуги. Во-вторых, это было свидетельство того, что Заллус, хоть и наврал мне, но не во всем…

Не иначе как Рудю укусила какая-то португальская муха, завезенная каравеллами. Не поручусь, что именно из недавних событий так сильно повлияло на него, но когда мы полдничали под навесом во дворе терема и Платон нахваливал нас с Баюном, саксонец сидел тихо, а потом вдруг напустился на кота:

– Ты не имейт прав так поступайт.

– О чем ты, Отто?

– Ты сделаль нехорош. Ты говориль с португальцы так, будто ты есть Бог.

– Ну вот еще! С чего бы я, нормальный волшебный кот, стал претендовать на чужого бога? Мы, баюны, поклоняемся природе, для нас даже язычество – это чистой воды аллегория.

– Ты обманивайт! Ты показаль свой истин лицо! – патетически загремел фатерляндец. – Ты говориль об основы христианский вера! Язычник не иметь прав…

– Рудя, выпей чего-нибудь холодного, остынь, – насупившись, посоветовал кот.

– Я есть Рудольф!

– Ну и прекрасно! Только я не пойму, с чего такие наезды, в натуре?

Это он от меня нахватался. Честное слово, я не собирался никого учить современному лексикону! Пускай этим занимаются все герои книг – я, кстати, никогда не понимал их страсти засорять речь других эпох и пространств. Персонажи ранней фантастической традиции привносили в иномиры то, чем гордилась их родина – прогрессивное мышление, технические новшества. А литературный герой нашего времени привносит только собственный дурной вкус. Он обучает «дикарей» слегка приблатненному лексикону, подобно тому как детсадовец, разузнавший нехорошее слово, делится им со сверстниками. Замусоренная речь – единственный багаж, который он берет с собой в фантастическое путешествие. Больше ему нечем гордиться, больше нечем представить в гостях свою эпоху…

Хотя, наверное, я немного утрирую. Надеюсь, что утрирую.

И вообще, чья бы корова мычала…

Но я уже говорил, что Баюн – страстный филолог. Он обожает разбираться в средствах художественной выразительности и стремится постичь все, что услышит хотя бы краем своего вечно навостренного уха. Жутковато делается при мысли, что он кому-нибудь потом споет, например, об Илье Муромце, уснастив былину моими «неологизмами».

– Я есть фатерляндец, честний католик, и я невмочь терпеть такой обращений с брат-христиан!

Кот аж подпрыгнул:

– А что, по-твоему, я должен был делать? И почему, любопытно, ты сам не сделал чего-то получше?

– Рудольфий, наш Баюн просто обратился к пришлецам с теми словами, которые они могли понять, – вмешался Платон.

– И все равно, – прибег Рудя к самому несокрушимому аргументу.

– Платон прав, – согласился я. – Ничего другого португальцы бы и слушать не стали. А если ты считаешь, что я должен был методично отрывать всем головы, то почему не вышел и не помог? Тебя, дружище, уж не сердись, просто клинит от безделья…

Рудя покраснел и вдруг заявил:

– Тебе я теперь тоже не верить. Ты говориль, что не мочь колдовайт. А ты колдун!

– Нет, храбрый рыцарь, он всего лишь чудовище, – прозвучало рядом. – А вот я – колдун.

Сколько раз я рисовал в воображении нашу встречу! Казалось, только промелькни он в поле зрения – наброшусь, аки коршун на цыпленка, за глотку ухвачу, вцеплюсь мертвой хваткой – а там по обстоятельствам. Даже песню сочинил: «Ох, я его…».

Однако вот он пришел – а я не сорвался с места, не набросился, не схватил. Даже не привстал. Мои ребята тоже.

Заллус сидел на завалинке. Все в том же звездчатом облачении, с лицом решительно-безмятежным.

– Просто случилось то, чего и следовало ожидать, – продолжал он как ни в чем не бывало. – Возникла ситуация, когда часть магии острова, воплощенная в браслете, подчинилась Хранителю. Это означает, что Хранитель действительно готов защищать свой новый дом.

– Ты что, наблюдал за мной все это время? – спросил я, подразумевая сегодняшний день, но Заллус, видимо, понял по-своему.

– Если тебе нравится так думать…

– Совсем не нравится!

– Тогда не думай… – Он обезоруживающе улыбнулся и обвел нас взглядом. – Баюн! Любопытно видеть тебя здесь.

– Буду очень признателен, если ты не предпримешь попытки вернуть меня Черномору, – сказал кот. – Возможно, я не смогу этому воспрепятствовать, но считаю своим долгом предупредить, что буду царапаться и кусаться.

– Ни в коем случае! Это ваши с Черномором дела. Но если не секрет, что вы не поделили?

В голосе Баюна проскользнула горечь:

– Я думаю, ты знаешь, каких взглядов придерживается Черномор на проблему отношений между колдунами и говорящими котами? Скажи, если бы кто-то относился так же к тебе – ты бы счел, что все между вами… поделено справедливо?

– Ко мне относиться подобным образом не может никто. Это невозможно, а значит, не заслуживает обсуждения, – ответил колдун. – Но я тебя понимаю. Что ж, повторяю, это ваши с ним дела. Чудовище, представь мне своих сожителей.

– Эй, выбирай слова! – вспылил я. Меня не поняли – очевидно, в этом времени слово не имело оскорбительного значения. – Это мои товарищи по несчастью.

– По какому несчастью? – искренне изумился Заллус.

– Они, как и я, не могут выбраться с острова.

– Почему не могут? Ах, ну да… Вы плавали вместе? Чудовище, выход закрыт только для тебя. – Краем глаза я увидел, как переглядываются мои ребята. Заллус не удержался от смеха. – А чему вы, собственно, удивляетесь? По-моему, это достаточно разумно. Так что же, чудовище, представь мне своих… товарищей по заблуждениям.

– Это Платон, мастер из Новгорода. Это Рудольф Отто Цвейхорн фон Готтенбург, рыцарь Фатерляндского ордена. Хочешь узнать о них что-нибудь еще?

– Нет, – покачал он головой. – Нет, этого вполне достаточно. Об остальном нетрудно догадаться. Шведские пираты, жажда славы… Ничто не ново под луной. Рад был познакомиться с вами, судари. Громких речей произносить не буду, скажу лишь одно: как бы ни сложилась ваша дальнейшая судьба, чем крепче вы забудете все, что связано с моим островом, тем больше будет у вас шансов спокойно дожить до старости. А теперь позвольте откланяться. Чудовище, у меня к тебе разговор. Пойдем прогуляемся по берегу. Твои… товарищи, думаю, не будут чувствовать себя покинутыми. – Когда мы отдалились от терема, он сказал: – Поздравляю, ты неплохо справился. Мне нравится твоя самостоятельность. Одно время, признаюсь, начал думать, что ошибся в тебе. Рад, что ты меня переубедил.

– Все-то тебя радует, Заллус, – заметил я. – Прямо аж хочется уже тебя огорчить.

Он рассмеялся. Блин, веселый народ эти колдуны…

– Не получится, – ответил Заллус – Никак не получится. Ладно, не злись. Ты должен понять: знания, доставшиеся собственным трудом, более ценны. Магия – сложная вещь. Поверь, по моей подсказке ты не добился бы таких успехов.

– Какие успехи? Я что-то их не ощущаю.

– Как же так? Ты смог воспользоваться магией Радуги – и не считаешь это успехом? Ты живой, сытый, физически даже окреп. Сумел обеспечить себя обществом. Что тебе еще нужно? Женщин? В таком виде? Это даже не смешно. Деньги? Здесь их негде тратить, но в твоем мире тебя ожидают уже шесть месячных окладов. Власть? В пределах острова она у тебя есть – и немалая. И после всего ты говоришь, что не ощущаешь своих успехов? Чего же тебе надобно, добрый молодец?

– Соответствующее доброму молодцу обличье! Нет, если серьезно, я просто хочу вернуться домой. Не считаю себя способным и дальше выполнять возложенные на меня обязанности.

Заллус нахмурился и медленно проговорил:

– Думаешь, ты уже достаточно заработал? Готов удовольствоваться малым?

– Нет, дело в другом. Я хочу…

– Неважно.

– Что неважно? – опешил я.

– Неважно, чего ты хочешь, – лицо Заллуса стало жестким. – Ты меня устраиваешь, а значит остаешься на острове. Ты не можешь его покинуть, ибо в этом теле накрепко связан с магией Радуги. Ты не можешь предать меня, ибо этим погубишь не меня, а себя. Наконец, ты прекрасно показал себя в качестве Хранителя. Я тобой доволен. И вопрос закрыт.

– Так что же мне, до самой смерти тут торчать? Но я не Чудо-юдо, я человек! Мне нужна нормальная человеческая жизнь!..

– Ты – чудовище. Чудо-юдо. Смирись с этим, будет проще…

У меня потемнело в глазах:

– Ах ты, мерзавец!

Будь что будет. Нет, убивать я никого не собирался, хотя кровь и закипела, но вот проучить, чтобы знал буржуй, как насмехаться над трудящимися…

Он не попытался ни уклониться, ни защититься от атаки. Ему это было не нужно: мои лапы прошли сквозь него, как сквозь воздух, я оступился и упал. К стыду своему должен сказать, что бросался на Заллуса еще дважды, преизрядно его веселя.

– Ну хватит, – снисходительно сказал он. – Не разочаровывай меня в своих умственных способностях. Все равно я не изменю решения.

– Я осмотрел весь остров, но нигде не видел могил, – произнес я, поднимаясь на лапы. – Каков был конец прежних Хранителей? Они возвращались домой, или ты просто не предал их земле?

– Это Черномор сказал тебе, что были другие? – спросил Заллус.

Тьфу ты, я ведь обещал водоплавающему колдуну молчать… По счастью, у меня была одна зацепка.

– Нетрудно догадаться. В том, как ты меня одурачил, чувствуется навык. Ты ведь твердо знал, что я никуда не денусь, правда? И вообще, не будь у тебя опыта, ты не провернул бы все так быстро.

– Действительно нетрудно догадаться, – задумчиво кивнул Заллус – Что ж, какие еще у тебя претензии ко мне?

Этот вопрос фактически означал: что еще ты знаешь? А я абсолютно ни в чем не испытывал уверенности. Поэтому сказал:

– Ты не ответил мне. Когда я вернусь домой?

– Когда я этого пожелаю, – ответил Заллус, и в голосе его мне почудилось облегчение. Очевидно, он понял, что больше я не владею никакими лишними знаниями.

А это хорошо. Это значит, есть что-то, что я могу – и должен – узнать.

А еще это означает… Я постарался поглубже спрятать удовольствие от догадки. Морда не лицо, но я-то помню, что облик чудовища получился у меня очень выразительным, а колдун вполне может оказаться неплохим физиономистом – так нечего ему читать мои мысли. Я понял, что опасения были напрасными: не может Заллус наблюдать за мной на Радуге. Иначе бы ясно представлял, что я знаю, что предполагаю, а что и вообразить не могу.

Итак, в этом Черномор не солгал. Значит, я могу довериться ему и в остальном? Ну пожалуй, «довериться» – слишком сильное слово. Колдуны, по всему видно, народ эгоистичный, заботящийся лишь о собственных интересах. Обманывают с такой же легкостью, с какой дышат. Что ж, это уже информация. Никакой дружбы между Заллусом и Черномором конечно же нет. Но взаимная выгода заставляет их терпеть друг друга. Пока между ними сохраняется некий вид равновесия… Но как только одному представится случай избавиться от «дружбы» другого…

Странно только: если Заллус не может следить за мной, то как оказался на острове столь своевременно? Почему вообще пришел? Напрашивался только один ответ: он почувствовал использование магии. «Услышал», что я колдую… А может, интуиция подсказала, вот и примчался проверить, в чем дело? Или просто, как он сам сказал, удостовериться, что я справляюсь с обязанностями.

А почему в призрачном виде? Скорее всего, потому, что так легче перемещаться – меня-то он забрасывал на Радугу, так, помнится, почти час трудился…

– Теперь и ты ответь. – Голос Заллуса вернул меня к действительности. – Какие еще претензии ко мне?

– А что, должны быть? – спросил я.

Колдун усмехнулся:

– Ты озлоблен сейчас, мало ли что придет на ум в таком состоянии? О чем ты задумался?

– О прежних Хранителях. Все-таки какова была их судьба?

– Некоторые погибли, – чуть помедлив, ответил мне Заллус – Некоторые вернулись домой. Захоронений на острове и впрямь нет, я никогда не считал разумными погребальные церемонии. Но тебя это не должно волновать. С тобой подобного не случится. Погибшие Хранители были уничтожены колдовством. А ты – существо из другого мира. У тебя очень высокая сопротивляемость нашей магии.

– Это заметно, – скептически хмыкнул я, указывая на собственное мохнатое тело.

Заллус улыбнулся:

– Нечего удивляться. Ты заклят чарами острова, которые перенесли тебя сюда. Только они над тобою и властны. Ни один охотник за Сердцем Радуги такого не ожидает, – заверил он и глянул на солнце. – Однако мы заболтались, мне пора. Так значит, больше ни вопросов, ни претензий? В таком случае, откланяйся за меня перед своими гостями. До встречи…

– Послушай, Заллус, – не удержался я. – Мне не совсем понятно… Тебя что, совсем не смущает, что я позволяю жить здесь посторонним?

– А почему ты считаешь, будто способен понять замыслы существа, чей разум превосходит твой неизмеримо?

– Это типа ты такой умный, что мне, сирому, за тобой не угнаться? – хмуро уточнил я.

– Типа того. Ладно, для примера объясню. Твои гости не претендуют на Сердце острова, и, значит, совершенно безопасны. Любой из прежних Хранителей все равно убил бы их, прекрасно понимая, что, вернувшись домой и рассказав о своих приключениях, эти безобидные гости спровоцируют сотни искателей чудесного на покорение Радуги. То есть стократно умножат число твоих проблем. Но ты, существо слабовольное, конечно, предпочтешь сохранить им жизнь… Что ж, меня устроит и это. Чем больше людей захотят владеть магией, тем больше будет у меня покупателей. – Он задумчиво потер подбородок. – Правда, давно уже следует проверить… – сказал он себе и вдруг заявил: – Вот что, пусть твои сожители покинут остров.

– На плоту?

– Нет. В одном из святилищ имеется ларец, похожий на тот, через который ты передавал мне купеческие подношения, только три орла на нем изображены иначе – по кругу летящими. Ларчик сей отворяется и запирается по слову: «Шилам-Шалаим, отворись» или «Шилам-Шалаим, затворись». В нем лежат кольца особой силы: они позволяют человеку перенестись с острова Радуги в любое место, какое он пожелает – при надевании на мизинец левой руки. Надетые же на мизинец правый, эти кольца переносят человека обратно на остров. Средство не для кота, конечно, но русского с немцем отправишь легко. Только поставь условие: вели каждому, чтобы про кольцо никому не говорили, но подыскали бы в своей местности купцов позадиристей, почестолюбивее, вот им пускай расскажут всю правду о том, как ушли с Радуги. И пусть им кольца отдадут. Как только купцы появятся на острове, сразу пиши мне. Приветь, накорми, а дальше не твоя забота, я сам прибуду с ними говорить.

– Ничего не понимаю, – честно сказал я. – Бред какой-то. Ты что, сам не в состоянии выбрать, с кем деловые отношения завязать?

– От тебя не требуется понимания. Сам ведь признал: я такой умный, что не тебе, сирому…

Он приложил руку к голове, то ли прощаясь небрежным жестом, то ли стягивая звездчатый колпак – я уже не разглядел, его фигура стремительно растаяла в жарком воздухе. Я медленно побрел к терему.

…Бред и еще раз бред! Деловой человек, даже в нашем мире не теряется, значит, хватка бизнесмена у него на уровне первой сигнальной системы. Иметь налаженную сеть сбыта магических товаров – и вдруг пускаться в такое ребячество! Интересно ему, видите ли, посмотреть, что получится из случайного выбора клиентов! Да хоть бы прикинул, что о нем купцы подумают!..

А правда, что они подумают?

Едва ли состав маленького товарищества «змеиных» негоциантов широко известен, но что деятельность его совершенно тайна – не верю. Уже морская специфика основных товаров не позволит им оставаться секретом для окружающих. Почти наверняка каждый второй купец на свете мечтает получить доступ к этому роду торговли. И обнаружив способ практически без затрат путешествовать на волшебный остров, он почувствует себя… счастливчиком. Баловнем судьбы. И ведь вполне оправданно!

А поскольку некое слабохарактерное чудовище никого из гостей острова убивать не желает, в довольно короткие сроки эта практика приведет к созданию второй партии магических негоциантов, конкурирующей со змеиным флагом. Правда, случайный выбор едва ли позволит им объединиться…

Я почувствовал, что близок к разгадке. Ведь «змеевики» – преимущественно англичане и, если только Джон Гуилкрафт не исключение, искренние патриоты. Их деятельность за некоторый срок позволила Англии заявить о себе на морях, о чем также свидетельствует список популярных товаров, главным образом направленных на облегчение навигации и кораблевождения. По словам Платона, активность британских мореходов сильно тревожит шведов и датчан, и немудрено – раз уж аккредитованный негоциант мечтает о волшебном оружии, значит, англичане готовы к решительным действиям.

Усиление Англии, конечно, не было целью Заллуса, о чем говорит наличие среди носителей змеиного ярлыка представителей других народов. В итоге опыт не устроил колдуна, и он решил восстановить баланс: создать вторую торговую сеть, уже не привязанную ни к одной короне. Метод он избрал, конечно, экстравагантный, но наверняка эффективный.

Учитывал ли Заллус национальную принадлежность «первых ласточек» нового предприятия, их личности? Последнее сомнительно. Я постарался детально вообразить, как новгородский ремесленник и саксонский рыцарь возвращаются в родные пенаты. Платон – человек простой, молчать не станет, да и просьбу, то есть уговор, выполнит, на самом деле пойдет искать подходящего купца. Рудя, вероятнее всего, соблюдением уговора пренебрежет, и трудно его в том винить, ибо таково воспитание: в его среде держать слово, данное врагам веры (и всем, кого таковыми считают), просто моветон. Однако от отчета о проделанной работе перед магистратом ордена Рудя не отделается. И скрывать своих приключений не будет. Приукрасит, конечно, приврет, но постарается сгладить неудачу – ведь заявленного острова «Юде-Вундер» он не отыскал.

То есть информация о возможности путешествовать на волшебный остров просочится непременно. Русичи, чуть ли не более амбициозные покорители морей, чем англичане, да и саксонцы, у которых отношения с соленой водой все никак не сложатся, едва ли упустят случай. Однако Платон не имеет отношения к купеческому кругу и, стало быть, «искать купца» ему будет затруднительно. А Фатерляндский орден наверняка воспротивится идее связать себя сделкой с нечистой силой.

И это лишний раз подтверждает, что Заллус за островом не следит, иначе бы он знал о возможных осложнениях и вместо обрисованного в самых общих чертах «уговора» придумал бы что-нибудь поконкретней.

Ну я-то за него это делать не буду…

Так, а ведь где-то мне этот ларчик попадался на глаза… Ах да, конечно, в отдаленном капище некоего улыбчивого божества, потускневшие фрески которого, сказать по правде, не вызывали чувства симпатии. Было в его веселой личине что-то ехидное. А, пожалуй, напоминал он и самого Заллуса, чьи радости, как вы имели возможность заметить, редко тянет разделить.

Капище находилось на западной оконечности острова, среди скал. Туда я, не заворачивая в терем, и направил стопы.

Ах, приятно все же по нашему острову гулять! Райский сад. Шелест роскошных крон и птичьи трели успокаивают нервы, вселяют в душу покой. Однако Радуга не однообразно-слащава. Западная часть встречает пришельца серыми скалами, которые, начинаясь уже на южном побережье, здесь смыкают ряды, глядят хмуро и величественно. Здесь над всеми звуками царит прибой, и подчеркивает его контрапункт протяжных воплей чаек.

Среди скал, впрочем, часты укутанные буйной растительностью ложбины, откуда ветер не выдувает плодородную почву. В одной из них и притаилось капище улыбчивого бога.

А ведь и правда на Заллуса похож, особенно вот этой вот улыбкой, которая так разозлила меня сегодня. Что-то такое… буржуйское роднит их. Наверняка божок в свое время заведовал торговлей, был пронырливым малым вроде Меркурия, таким же шустрым и наверняка не высоконравственным. Хотя по этой части там, помнится, лидировали Зевс и Аполлон…