Текст книги "1185 год"

А комендант отправился в Дамган. Сухой, согбенный купец ввел его в заднюю комнату своего дома, отослал слуг и попросил показать записку.

Комендант вытащил листок.

Купец узнал почерк Хасана ибн Саббаха.

Комендант не поверил своим глазам. Купец благоговейно поцеловал жалкий листок бумаги и попросил гостя подождать. Через несколько минут он вынес мешок с тремя тысячами золотых динаров.

Известие о падении Аламута встревожило султана Маликшаха. Еще более его обеспокоило сообщение, что исмаилиты согнали местных крестьян строить небольшие крепости по соседству с Аламутом. «Завладев Аламутом, Хасан напряг все силы, чтобы захватить округа, смежные с Аламутом, или места, близкие к нему, – писал иранский летописец. – Он овладел ими путем обмана своей проповедью. Что до тех мест, где не были обмануты его речами, он завладевал ими убийствами, войной и кровопролитием. Везде, где он находил утес, годный для укрепления, он закладывал фундамент крепости».

Хасан ибн Саббах был непонятен. Так никто еще себя не вел. Обычно пророки шли из города в город, скрываясь от властей, и проповедовали втайне. Этот же сидел в неприступном замке и открыто бросал всем вызов. К нему стекались все новые сторонники. Уходя в Аламут, человек становился не подвластен царям земным. Что касается вечности, то об этом заботился Хасан.

Для человека Средневековья рай и ад были понятиями не менее реальными, чем окружающая действительность.

Эмир, правивший провинцией, где действовал Хасан ибн Саббах, первым из иранских властителей отправился в поход, чтобы ликвидировать гнездо исмаилитов. Поход представлялся эмиру легким: ему предстояло расправиться лишь с кучкой обманщиков, которые хитростью овладели крепостью.

Эмир сжег селения в долине, перевешал тех исмаилитов, которые попались ему в руки, и обложил крепость.

Хасан ибн Саббах совершил ошибку. Он не рассчитывал, что эмир будет так оперативен, и не запасся зерном. Кормить гарнизон и беженцев было нечем.

Тогда он собрал защитников Аламута и сообщил им, что прошедшей ночью к нему явился скрытый имам и приказал крепость не сдавать. И такова была сила убеждения Хасана ибн Саббаха, что исмаилиты поклялись умереть, но не уступить врагу.

Эмир не знал о положении в крепости. Не нашлось ни одного предателя, который бы ему об этом сообщил. Через три дня он снял осаду и ушел из долины.

Следующее испытание выпало на долю Хасана ибн Саббаха через год. На этот раз в дело вмешался сам Маликшах. Он послал своего полководца с сильным отрядом и приказал не возвращаться до тех пор, пока тот не вырвет с корнем ростки заразы.

Правительственные войска подошли к крепости в марте. На полях только начинались работы. Аламутская долина недавно была опустошена войной. Накопить за зиму запасы продовольствия Саббах не смог. К тому же в крепости с ним оставалось мало людей – не больше семидесяти человек. Три месяца продолжалась осада Аламута. Осажденные, как пишет современник, «ели, только чтобы не умереть с голоду, и бились с осаждающими».

Когда стало ясно, что держаться дальше невозможно, Хасан ибн Саббах ночью, в плохую погоду, спустил на веревке одного из молодых парней, и тот, миновав посты врагов, выбрался из долины. На следующий день он был в центре этой провинции – Казвине, где местные исмаилиты с тревогой ждали вестей.

Тут же была проведена мобилизация исмаилитов в городе. Всего собралось более трехсот человек.

Исмаилитский отряд вошел в долину в сумерках. Шли по крутым склонам, по лесу, в безмолвии, стараясь не звенеть оружием. Дождались ночи. В крепости уже были предупреждены, что помощь близка, и приготовились к вылазке.

Хасан ибн Саббах остался в своей келье, которую построили специально для него, как только Аламут был захвачен[7]7
  В двадцатых годах ХХ века группа археологов добралась до развалин Аламута. От крепости мало что сохранилось – остатки ворот, квадратная башня и часть комнаты, примыкавшей к крепостной стене. Стены комнаты были такими же толстыми, как крепостная стена. Внутрь вела лишь небольшая дверь. В крепостной стене была прорублена вторая дверь, и за дверью находилась небольшая терраса, уступ, повисший на двухсотметровой высоте. Вождь мог выйти на уступ; оттуда на много километров открывался вид на долину, над которой господствовал Аламут.


[Закрыть]. Он беседовал со скрытым имамом, который должен был защитить воинов.

Сонные часовые погибли первыми. Они не успели даже поднять тревогу. И тут же началась страшная резня. В темноте, не понимая, что происходит, очнувшиеся сельджуки метались между шатрами, ржали кони, скрипели, опрокидываясь, повозки, крики и звон оружия долетали наверх, к келье Хасана ибн Саббаха.

Лишь малая часть сельджуков смогла вырваться из долины.

По всему Востоку растекались слухи: некий пророк живет в недоступной крепости. И какие бы армии ни посылал против него султан, ничто не в силах одолеть его. И хоть седина лишь тронула виски и бороду Хасана ибн Саббаха, его уже называли Старцем горы.

В городе Савэ произошло событие, возвестившее о начале нового этапа в истории исмаилитов. В том городе существовала исмаилитская ячейка, в ней состояло восемнадцать человек. Действовать ячейке приходилось в глубоком подполье, ибо правитель города желал искоренить исмаилитскую опасность. И потому, когда исмаилиты обратили в свою веру некоего важного чиновника, они сочли это большим достижением. Но обращенный чего-то испугался и отказался от исмаилизма. Боясь разоблачения, исмаилиты решили убить отступника. Исполнителем приговора избрали плотника Тахира. Плотник зарезал чиновника, но был схвачен, во всем сознался и по личному приказу Низам аль-Мулька был казнен.

То было первое убийство, о котором достоверно известно, что оно совершено исмаилитами, и первая казнь исмаилита за политическое убийство. Хасану ибн Саббаху этот частный случай подсказал новую стратегическую линию. Убийство не только возмущает, оно и устрашает врагов.

Так в тиши аламутского уединения была сформулирована теория политического террора, которая переживет ее создателя.

Хасан ибн Саббах стал первым политиком, который превратил политический террор в основное средство убеждения оппонентов. Террор должен был стать средством всеобщего устрашения и шантажа.

Требовалось решить две проблемы. Первая: как проводить покушения и как афишировать их. Вторая: как создать кадры исполнителей террора, подготовить убийц, которые смогут проникнуть через любые кордоны и, если нужно, погибнуть после совершения убийства.

Эта система складывалась не сразу – Хасан ибн Саббах спешил начать террор. Первая жертва уже была избрана. Удар должен был испугать врагов и восславить Старца.

В конце сентября 1092 года Хасан ибн Саббах приказал приближенным собраться на площадке перед его кельей.

Он медленно прошел вдоль строя молодых сподвижников. Многие уже выказали верность и отвагу в дни обороны крепости. Воины настороженно ждали – все понимали, что сейчас вождь скажет важные слова.

– Кто из вас пресечет в этом государстве вред Низам аль-Мулька, нашего главного врага? – спросил Хасан ибн Саббах.

Несколько человек вышли вперед. Так родилось племя убийц-фидаев – «жертвующих собой».

В пятницу 18 октября 1092 года к паланкину Низам аль-Мулька, которого несли из дворца в гарем, подбежал человек. Он откинул полог паланкина и вонзил нож в сердце великого везира.

Убийца бросился бежать, но споткнулся о веревку шатра и упал. На него навалились телохранители и задушили.

Весть об этом убийстве (люди Хасана ибн Саббаха позаботились о том, чтобы ни у кого не осталось сомнения, что карающая рука была направлена Старцем горы) в считаные дни прокатилась по всему Востоку, вызывая удивление, возмущение, растерянность и страх.

Маликшах был потрясен этим убийством более других: нож, направленный в сердце везира, целился и в него. Султан приказал увеличить охрану – сотни стражей окружали его днем и ночью. Ни на секунду султан не оставался один.

Он приказал собрать большую армию, чтобы уничтожить гнездо исмаилитов в Аламутской долине. И велел эмирам, поставленным во главе войска, не возвращаться без головы Старца горы.

Однако через двадцать дней после смерти Низам аль-Мулька неожиданно ночью скончался сам султан. Никто не знает, как и почему его настигла смерть. Современники были убеждены, что его отравили.

Смерть Маликшаха была выгодна не только Хасану ибн Саббаху, у султана было немало врагов, желавших его гибели. Но для Хасана ибн Саббаха она была спасением: если бы султан остался жив, исмаилиты не удержались бы в Аламуте. Уж очень своевременной была эта смерть для исмаилитов, чтобы исключить возможность убийства, совершенного фидаями.

Предусмотрел ли политический гений Хасана ибн Саббаха, что произойдет после смерти султана и мудрого везира, неизвестно. Но обстоятельства сложились весьма благоприятно для исмаилитов. Как только султан умер, в империи началась борьба за престол. Сельджукское государство держалось лишь силой оружия, и стоило центральной власти пошатнуться, как немедленно начались восстания во всех провинциях и завоеванных государствах. Страна была ввергнута в пучину бедствия. Новый султан вновь и вновь собирал армии, чтобы укротить феодалов. Города были разрушены, крестьянство обнищало, торговля почти прекратилась.

Эти годы были благодатными для Хасана ибн Саббаха. Они дали ему возможность распространить власть не только на крепости, но и на целые районы. В обстановке всеобщей разрухи и вражды исмаилиты стали для многих последней надеждой.

Одним из важнейших приобретений исмаилитов стала большая крепость Ламасар, которая контролировала соседнюю с Аламутской долину. Как всегда, Хасан ибн Саббах выждал нужную минуту и ударил без промаха.

По отношению к жителям долины Ламасар Хасан ибн Саббах вел себя совсем не по-отечески. В исмаилизм местные крестьяне переходить не спешили. И когда Старец велел крестьянам выйти на работы по ремонту крепости, те отказались это делать. Тогда всем жителям долины было приказано немедленно перейти в исмаилизм. Несогласных зарезали. Эта операция была хорошей практикой для фидаев – молодых террористов, которых Старец готовил в Аламуте.

Крепость Ламасар была превращена в столицу исмаилитов. Там построили каменные здания, мельницы и рисорушки, разбили сады и даже устроили ледники, чтобы хранить свежие продукты.

Исмаилит не только имел право обманывать любого человека ради торжества святого дела, но и обязан был таиться, как мышь, лгать и клеветать – цель оправдывала средства.

Почтенный исфаханский торговец холстом Абд аль-Малик ибн Атташ, правоверный мусульманин, когда отец его, связанный с исмаилитами, бежал из Исфахана, торжественно отрекся от отца и проклял его как еретика.

В действительности же Ибн Атташ был главой исмаилитского подполья в столице. Когда исмаилиты обманом захватили небольшую крепость в горах недалеко от Исфахана, он командовал боевой группой, которая неожиданно ворвалась в казарму и перерезала спящих воинов.

Никто в городе и подумать не мог, что торговец, счастливый отец и добрый семьянин, был одновременно отчаянным командиром исмаилитов. Двойная жизнь Ибн Атташа продолжалась еще несколько месяцев. Именно под личиной купца он намеревался завладеть самой важной крепостью государства.

Охрану крепости Шахриз, которую ввиду смутных времен превратили в арсенал и в которой содержался султанский гарем, несли дейлемиты; среди них было несколько тайных исмаилитов, а их родственники жили в Аламутской долине.

И вот добродушный исфаханский купец зачастил в крепость. Его свободно впускали внутрь, он был нужен и гаремным красавицам, которым привозил из столицы ткани и благовония, и офицерам, которых снабжал всем необходимым. И не было более сговорчивого и щедрого купца в Исфахане – его товары были самые дешевые, и он всегда верил в долг.

Как-то купец пришел к коменданту и попросил разрешения занять одну из свободных комнат – там он хотел хранить товары и ночевать, если задержится в крепости. Разумеется, разрешение было дано. Отныне Ибн Атташ мог общаться с воинами, проповедовать среди них. Все больше дейлемитов становились тайными сторонниками исмаилитов.

Затем Ибн Атташ стал добиваться того, чтобы занять в крепости официальную должность. Исмаилитам пришлось потратить немало золота на подкуп нужных лиц, наконец был найден ход к новому везиру. И вот в один прекрасный день купец привез фирман султана. Отныне он – комендант крепости Шахриз.

Дальнейшее было привычно. Ибн Атташ провел в крепость фидаев. Однажды он расставил в караулы своих людей из дейлемитов, и всех неисмаилитов в крепости зарезали. Редкий случай в истории: комендант перебил почти весь собственный гарнизон.

Когда в Исфахане спохватились, было уже поздно – чтобы взять крепость штурмом, надо было бросить против нее целую армию. Исмаилитам достались большие запасы оружия. Султану же было горько лишиться гарема.

Теперь Ибн Атташ принялся за исполнение второй части плана. Оружие начали перевозить в город, где исмаилитское подполье распределяло его. По свидетельствам современников, в Исфахане к тому времени уже насчитывалось около тридцати тысяч тайных исмаилитов.

Подготовка к восстанию в столице сопровождалась исмаилитским террором. Об этом рассказывают разные авторы. Возможно, в их рассказах есть преувеличения, но нет сомнения, что в основном события происходили именно так.

Подсадными утками выступали лжеслепец Алави Мадани и его жена. Под видом нищих они бродили по улицам, поджидая, пока не покажется нужный человек. Это мог быть мулла, известный своими речами против исмаилитов, чиновник, преданный сельджукам, офицер, убивший кого-то из фидаев, или просто богатый человек, несший с собой добрый кошель с деньгами.

Старенький слепец подходил к прохожему и молил именем Аллаха довести его до дома. Цепко ухватившись за руку невольного поводыря, старец тащил его к темной узкой улице. Он останавливался у двери в высоком дувале и начинал благодарить прохожего. В этот момент из двери выскакивали исмаилиты и, оглушив жертву, кидали в глубокий колодец. Или брали живьем.

Таинственные исчезновения переполошили весь город. Люди боялись поодиночке выходить на улицу. Сыщики султана сбились с ног. По разным источникам, в Исфахане исмаилитами было убито от нескольких десятков до нескольких сотен человек.

Преступление было раскрыто случайно. Как-то на рассвете одна бедная женщина услышала из-за забора глухие стоны. Она перепугалась и побежала на базар, где рассказала об этом людям. А так как город жил в тревоге, толпа сразу кинулась к тому дому. Когда взломали дверь, в колодце, в подвалах, даже в задних комнатах дома обнаружили множество тел со следами страшных пыток. Кроме четы старцев удалось схватить еще нескольких добровольных палачей. Их сожгли на костре. И всем стало ясно, что исмаилиты готовятся к выступлению.

Исмаилиты тоже были перепуганы тем, что их дела открылись. В городе началась «охота на ведьм». Стоило сказать о ком-то, что он исмаилит, как толпы мчались к его дому, чтобы убить еретика.

Исмаилиты начали восстание преждевременно и были разбиты.

Убийства в Исфахане показывают иную грань террора, придуманного Хасаном ибн Саббахом. Правда, исфаханский урок научил исмаилитов тому, что массовый террор может обернуться против них самих. С тех пор они убивали выборочно.

Когда в 1105 году на престол в Исфахане вступил двадцатипятилетний султан Мухаммед, он первым делом приказал готовить войска, чтобы отнять у исмаилитов крепость Шахриз. Ее комендант Ибн Атташ решил принять встречные меры.

Он рассчитывал на помощь везира. Тот достался султану по наследству от предшественника. В свое время везир за взятку устроил Ибн Атташа комендантом крепости и теперь был в руках исмаилитов. Ибн Атташ отправил к нему верного человека, который дал ему понять, что убийство султана в их общих интересах. Если везир откажется, султану станет известно о его предательстве.

Везир подослал своего слугу к султанскому брадобрею. За тысячу динаров тот согласился сделать султану, который страдал от тучности, очередное кровопускание отравленным ланцетом.

У слуги везира была красавица жена, от которой тот ничего не скрывал. У жены был любовник, от которого та ничего не скрывала. И той же ночью тайна стала достоянием нескольких человек.

Брадобрей должен был прийти к султану после завтрака. Любовник, который был мелким придворным и полагал, что может недурно заработать на этой истории, сумел проникнуть к султану до завтрака. Когда пришел брадобрей, султан Мухаммед уже все знал.

Он приказал сделать кровопускание брадобрею отравленным ланцетом и вызвал везира, чтобы тот при этом присутствовал.

После страшных пыток везира повесили на городской стене. Еще через день Мухаммед, бросив все государственные дела, сам повел отряд гвардейцев-гулямов на штурм крепости. Он поклялся, что собственными руками убьет это исчадие ада – Ибн Атташа.

Но крепость не сдавалась. Ибн Атташ знал, что пощады не будет.

Исход дела решило предательство: к султану перебежал один исмаилит, который предложил показать тайный ход в крепость.

Когда жена Ибн Атташа увидела, что гулямы окружили ее мужа, она бросилась с крепостной стены. Ибн Атташа султан приказал доставить в Исфахан.

Его везли по улицам, заполненным народом. Горожане кидали камни и навоз в вождя исмаилитов. Ибн Атташ молчал. Кровь текла по иссеченному лицу и заливала глаза.

Потом с Ибн Атташа содрали живьем кожу и набили ее соломой.

Султан отомстил Ибн Атташу, но исмаилиты не были побеждены.

Хасан ибн Саббах внимательно следил за положением дел в странах, лежащих к западу от Ирана, в приморских областях Ближнего Востока.

В конце XI века, после первого крестового похода, европейские рыцари захватили Иерусалим, к ним в руки перешла большая часть Сирии и Палестины. Владения Сельджуков были отрезаны от моря. В их стане царила растерянность. Хасан ибн Саббах понял, что наступил удобный момент, чтобы ударить по Сирии.

Там он отыскал царственного покровителя.

Им оказался султан Халеба Ридван. Деспот, убийца своих братьев, постоянно враждовавший с соседями, он оказался между двух огней. Его теснили крестоносцы, ему угрожали родственники. Ридван искал союзников где угодно. Когда эмиссары Хасана ибн Саббаха появились в Халебе и пообещали помощь могущественного Старца горы, он разрешил исмаилитам жить и проповедовать в своем городе.

Хасану ибн Саббаху были нужны крепости. Ридвану надо было убрать врагов. Если кто-то согласится их убивать, он готов пожертвовать крепостями.

Через год был убит владетель города Хомса. Он был зарезан на улице тремя исмаилитами. В городе воцарилась такая паника, что многие жители бежали оттуда в Дамаск.

С этого дня один за другим погибали враги Ридвана. Убийцу иногда ловили, иногда убивали на месте преступления. Пойманные убийцы не скрывали, что они фидаи – гвардия Хасана ибн Саббаха.

С каждым новым убийством исмаилиты требовали от Ридвана новых уступок и поблажек. Один из современников пишет, что исмаилита можно было узнать на улицах Халеба по величавой поступи и надменному виду. Исмаилиты уже не скрывали, что Ридван, обязанный им властью, заставит всех перейти в истинное учение.

Как и бывает в таких случаях, исмаилитов погубила самоуверенность. Они игнорировали ненависть, которую вызывали в городе.

И произошло то, что должно было произойти: исмаилиты узнали, что в город приезжает богатый персидский купец. И решили его ограбить, облачив убийство в идеологические одежды. Но перс был готов к нападению, и у него была своя стража, которая смогла схватить убийц. В Халебе поднялось возмущение и началась резня исмаилитов. Большинство открытых исмаилитов в городе были убиты. Но крепости в Сирии остались в их руках.

…Проходят века. События и люди теряют индивидуальность. Они превращаются в категории. Вместо людей действуют социальные силы. Люди же выполняют функцию.

Подобное абстрагирование несет в себе опасность для самой истории. Злобный тиран Иван Грозный превращается в прогрессивного деятеля, потому что в числе его жертв были бояре. Значит, он борец за централизованное государство, хотя бояре выступали не против централизованного государства, а против самодержавной власти царя. Централизованное государство прогрессивнее раздробленного, значит, мы должны понять и разделить чаяния Ивана Грозного. Царь же не ограничивался убийством бояр, а уничтожал тех, кто истреблял бояр, уничтожал народ, погибавший в бесконечных войнах и карательных экспедициях. Ивану Грозному было не важно, прогрессивен он или нет. В конечном счете, его интересовала лишь собственная драгоценная персона, и ради сохранения ее на троне он готов был на любое предательство, на любую подлость, на любую кровавую жестокость. К концу жизни Иван Грозный умудрился загнать Россию в экономический и политический тупик, откуда страна выбиралась многие кровавые годы.

Подобное историческое абстрагирование касается и других исторических фигур. Приходится сталкиваться с этим и когда читаешь труды об исмаилитах и Хасане ибн Саббахе. Его, страшного паука, сидевшего в паутине Аламута и готового на любое преступление ради укрепления своей власти, порой трактуют как бескорыстного борца за народное счастье. На основании того, что большинство его сторонников на первых порах принадлежали к городским сословиям, а убивал он в основном султанов и эмиров, везиров и полководцев, делается вывод об антифеодальной направленности его политики. Например, современный советский историк, говоря о массовых убийствах в Исфахане, делает вывод: «В Исфахане исмаилиты применяли против своих классовых врагов – сельджукской династии, тюркских феодалов и персидских бюрократов – метод тайных убийств». Так и представляешь себе вечерний город, по которому в одиночестве бредут представители сельджукской династии, ожидая, когда слепец затащит их в переулок. События в Халебе, где горожане расправились с обнаглевшими исмаилитами, перешедшими к открытым грабежам, что их и погубило, оцениваются как «расправа феодальных верхов города» с демократами-исмаилитами. Как будто султан Ридван, который призвал убийц и покровительствовал им, был врагом феодализма. Применение жесткой схемы в истории опасно тем, что исследователю приходится идти на несообразности, лишь бы схема восторжествовала.

Лишь схема заставляет утверждать, что в «исмаилитском государстве была уничтожена политическая власть сельджуков, изгнана сельджукская администрация, традиционная форма правления – наследственная монархия – была заменена правлением Хасана ибн Саббаха и его сподвижников, выражавших интересы народных масс – ремесленников, городской бедноты и крестьян. Это было огромным достижением восставшего народа».

С народными массами Хасан ибн Саббах сталкивался лишь в редких случаях. Они должны были кормить убийц и «пропагандистов» – дай. Того, кто не желал этого, уничтожали. Никогда народные массы не поднимались на стороне Хасана ибн Саббаха.

Шли годы. Хасан ибн Саббах старел. Он никогда не покидал Аламут. Как и всякий тиран, боялся убийц, потому что сам их готовил и знал, насколько трудно от них укрыться. Он боялся толп, боялся войн. Он укреплял свой замок и строил новые крепости вокруг долины.

Последние годы жизни Старца горы прошли в тяжелых оборонительных боях с сельджукскими войсками. Султан Мухаммед был беспощаден к исмаилитам и неутомим в походах против их крепостей. События первых десятилетий XII века – цепь осад и штурмов, предательств и убийств. Но ситуация была тупиковой. Сельджукские армии истребить исмаилитов не могли. Ни в городах, где продолжала действовать законспирированная сеть исмаилитских ячеек, ни в крепостях, которые были отлично расположены и укреплены, снабжены продовольствием и водой. И даже если исмаилиты теряли крепость, они завоевывали новые – в Иране, Сирии, Палестине.

Но беда исмаилитов как раз и таилась в том, что им самим казалось силой, – в желании захватить как можно больше крепостей. Паучий характер их вождя привел к тому, что исмаилиты стремились к созданию конспиративной организации, не имевшей лозунгов, которые могли бы поднять народ. Хасан ибн Саббах добился ряда побед. Но множество маленьких побед не ведет к одной большой победе. Множество крепостей – это не страна. Ни одно из восстаний, которые исмаилиты поднимали вне крепостей, к успеху не привело. А какими бы неприступными ни были крепости, в конце концов они обязательно падут. Исмаилиты избрали стратегию обороны. Это была изумительно организованная оборона, и потому их крепости держались долго. Но в конце концов они пали.

Далеко не всемогущ был и султан Мухаммед. Его борьба с исмаилитами, хотя и была упорной, велась относительно малыми силами, в основном в ней участвовали ополчения феодалов в тех провинциях, где стояли исмаилитские крепости. Со смертью Мухаммеда борьба Сельджуков с исмаилитами велась спорадически – уж очень плохи были дела в самой сельджукской державе.

Казалось бы, раз учение Хасана ибн Саббаха столь близко народным массам, то именно в обстановке распада сельджукского государства пришло время поднять восстание по всему Ирану. Но ничего подобного не произошло. Эфемерная империя Хасана ибн Саббаха все более замыкалась в стенах цитаделей и раздиралась внутренними распрями.

И виновен в этом был сам Старец горы.

Он уже и в самом деле стал старцем. За последние тридцать пять лет жизни он ни разу не спустился с аламутского утеса. Сознание своей непогрешимости сильно отдавало паранойей – недугом тиранов. Он питался лишь той информацией, которую ему приносили приближенные. А те уже начали делить власть. В этом участвовали и сыновья Хасана ибн Саббаха, считавшие себя наследниками престола. Но сыновей своих Старец не любил. И если бы он был убежден, что угроза его власти исходит от них, сыновей ждала бы жестокая расправа.

В конце концов так и случилось. Один из приближенных Старца замыслил заговор против него. Но притом изображал из себя верного слугу. Ему удалось подстроить убийство старого соратника Хасана ибн Саббаха, наместника Кухистана. Затем этот приближенный представил одержимому манией преследования Старцу «неопровержимые доказательства» того, что убийством наместника руководил сын Старца Устад. Расчет был верен. Хасан ибн Саббах тут же приказал казнить Устада. Прошло какое-то время, и от других приближенных Хасан ибн Саббах получил доказательства, что его сын оклеветан. Тогда Хасан ибн Саббах приказал замучить клеветника, а заодно и его сыновей.

С годами все суровее была жизнь на аламутском утесе. Однажды Старец услышал звук свирели. Он вызвал стражу и приказал найти виновника. Им оказался молодой фидай. Парня жестоко наказали и изгнали из долины. Он еще счастливо отделался. Незадолго до смерти Хасан ибн Саббах узнал, что его второй сын, Мухаммед, которому, подозревая его в измене, он приказал жить в Аламуте, хранит у себя в комнате кувшин с вином. Произвели обыск, кувшин нашли. Мухаммед клялся, что кувшин ему подложили. Старец пришел в безумную ярость и, несмотря на мольбы жены, приказал тут же у себя на глазах отрубить Мухаммеду голову. Так погибли сыновья Старца.

…Хасану ибн Саббаху шел восьмой десяток.

Распорядок жизни в крепости не менялся. В назначенное время Старец отодвигал тяжелый засов, которым была закрыта на ночь его келья изнутри. Юные фидаи, безмолвные и послушные, вносили воду для омовения и легкую пищу – Старец всегда был умерен в еде и этим гордился. Он никогда не поворачивался к фидаям спиной. Коров, молоко которых пил Старец горы, держали в крепости – он боялся, что его отравят. В крепости же пекли лепешки.

Позавтракав, Старец держал совет с приближенными, вызывал к себе комендантов крепостей. Порой он устраивал испытания фидаям и заставлял их драться на ножах. Фидаи должны были ничего не бояться и менее всего – смерти.

Фидаи готовились к участи убийц в обширном замке Ламасар, где были разбиты сады и цветники, среди которых били фонтаны. Этот мир был отделен высокой стеной от остальной крепости. В саду мог отдыхать лишь Кийя Бозорг Умид, комендант Ламасара, коренастый крестьянин, хитрый и упрямый. В сад отправляли фидаев перед тем, как они уходили убивать, – сад символизировал рай, куда они попадут, если погибнут, выполнив свой долг. Одурманенным гашишем молодым волкам казалось, что и в самом деле им удалось заглянуть в пределы рая. На роль гурий Умид брал девушек из дейлемитских деревень. Обычаи дейлемитов позволяли девушкам общаться с мужчинами до свадьбы. Подготовка фидаев занимала долгие годы. Их выбирали из наиболее темных горцев, и сложная система обработки юного организма, пока человек не превращался в фанатичного, терпеливого и послушного убийцу, была продумана самим Хасаном ибн Саббахом и доведена до совершенства Умидом.

Именно фидаи сохранили в веках мрачное имя Хасана ибн Саббаха. От них и получили исмаилиты прозвище «ассасины» – так трансформировалось в устах крестоносцев слово «гашиш», которым фидаев одурманивали перед тем, как отправить на задание. В западных языках слово осталось по сей день. «Ассасин» в английском и французском языках значит «убийца». И, произнося это слово сегодня, англичанин и не подозревает, что имеет в виду молодого фанатика, который спешил в Багдад или Триполи, чтобы исполнить волю Старца горы.

Самое подробное – правда, уже относящееся к последним годам существования исмаилитской державы – описание того, как готовили фидаев, оставил великий путешественник Марко Поло. К тому времени методы исмаилитов и образ их жизни были уже настолько хорошо известны на Ближнем Востоке, что сведения Марко Поло, очевидно, соответствуют действительности.

«Содержал старец при своем дворе, – пишет Марко Поло, – тамошних юношей от двенадцати до двадцати лет. Были они как бы под стражей и знали понаслышке, как Мухаммед, их пророк, описывал рай… Приказывал старец вводить в этот рай юношей, смотря по своему желанию… и вот как: сперва их напоят, сонными брали и вводили в сад. Там их будили.

Проснется юноша и поистине уверует, что находится в раю, а жены и девы весь день с ним, играют, поют, забавляют его, всякое его желание исполняют…

Захочет старец послать кого из своих убить кого-нибудь, приказывает он напоить юношей, сколько пожелает; когда же они заснут, приказывает перенести их в свой дворец. Проснутся юноши во дворце, изумляются, но не радуются, оттого что из рая по своей воле они никогда бы не вышли. Идут они к старцу и, почитая его за пророка, смиренно ему кланяются, а старец их спрашивает, откуда они пришли. Из рая, отвечают юноши… Захочет старец убить кого-либо из важных, прикажет испытать и выбрать самых лучших из своих ассасинов, посылает он многих из них в недалекие страны с приказом убивать людей; они идут и приказ его исполняют; кто останется цел, возвращается ко двору. Случалось, что после смертоубийства они попадают в плен и сами убиваются… Скажу вам по правде, много царей и баронов из страха платили старцу дань и были с ним в дружбе».

Как уже говорилось, в сохранившемся перечне жертв исмаилитов фигурируют в основном султаны, эмиры, везиры и полководцы. Мелкая сошка – чиновники, офицеры или горожане чаще всего погибали бесследно. Никто никогда не узнает, сколько же всего человек пало от рук фидаев.