Текст книги "100 великих афер"

Дело о великом подлоге Врэн-Люка

К началу XIX века исторические автографы приобрели особую ценность и стали предметами коллекционирования. Среди страстных собирателей старинных редкостей был известный геометр и астроном Мишель Шаль, возглавлявший кафедру геометрии Королевского Политехнического института в Париже. В 1850 году Мишель Шаль стал членом Парижской академии наук.

Трудно понять, как такого знатока могли ввести в заблуждение подделки Дени Врэн-Люка. Хотя это был, пожалуй, наиболее поразительным из всех литературных мистификаторов, причем изумляют не столько сами его творения, сколько их несметное число и то, что все эти бесчисленные подделки принимали за подлинники.

Дени Врэн-Люка родился в 1818 году в Шатодене, в семье поденщика. Дени с детства увлекался чтением и много времени проводил в библиотеке. В 1852 году «сам себя образовавший» Врэн-Люка уехал в Париж, где поступил на службу к некоему Летелье, владельцу конторы, имевшей дело с редкими рукописями. За большие деньги Летелье изготовлял фальшивые документы о титулах и знатном происхождении.

Врэн-Люка научился подделывать старинные письма и любые подписи. Так, для маркиза Дюпра он сфабриковал документы, подтверждавшие его родство с кардиналом Дю Пра, который жил в XIV столетии; документы эти изучили и признали подлинными виднейшие французские специалисты.

Поддельное письмо Врэн-Люка

В 1861 году Дени Врэн-Люка завязал знакомство с Мишелем Шалем, который в академии наук оказался в довольно затруднительном положении. Его предшественник, граф Либри, спешно покидая свой пост, прихватил с собой изрядное количество старинных книг и рукописей, являвшихся собственностью академии. Шаль счел делом чести собрать коллекцию старинных редкостей возможно более обширную. Врэн-Люка сказал ученому, что у него есть знакомый старик – обладатель богатой коллекции автографов, писем и рукописей, некогда принадлежавших графу де Буажурдену.

Шаль чуть не поверил своему счастью, когда Люка предложил ему письмо Мольера всего за 500 франков, а также письма Рабле и Расина по 200 франков каждое – любой другой продавец взял бы во много раз больше. Академик пожелал купить всю коллекцию сразу, но Врэн-Люка охладил его пыл: старик расстается с рукописями, только в те дни, когда подступает крайняя нужда.

Шаль попросил Дени принести все бумаги, какие только удастся раздобыть. И Врэн-Люка принялся пачку за пачкой изготовлять фальшивые бумаги, письма, рукописи и продавать своему благодетелю. Впрочем, Дени неизменно следил, чтобы в каждой порции бумаг, передаваемых Шалю, был хотя бы один подлинный старинный документ.

В июле 1867 года Шаль сделал доклад в Парижской Академии наук, посвященный ее 200-летию. Он прочитал два письма: в первом, адресованном кардиналу Ришелье, поэт Ротру высказывал мысль о необходимости учреждения в Париже Академии наук; в ответном послании кардинал одобрял эту идею, из чего следовало, что Кольбер, министр Людовика XIV, считавшийся основателем академии, лишь реализовал мысль, высказанную Ротру за тридцать лет до этого.

Врэн-Люка всегда предлагал свои подделки обдуманно: он дотошно изучал психологию того, кому собирался их сбывать, и выведывая его интересы и пристрастия. Расчет фальсификатора был точен: история основания академии много лет была предметом догадок и споров, а письма разрешали их со всей очевидностью. Тем не менее участники заседания сразу же выразили недоумение по поводу слога писем. Отмеченные странности Шаль объяснил промахами, не такими уж редкими в частной переписке XVII века. Письма были напечатаны в юбилейном сборнике академии, правда, в сноске высказывались определенные сомнения насчет их подлинности.

Врэн-Люка встречался с Шалем раз в неделю, и последний, как правило, доверительно сообщал ему обо всех критических замечаниях, высказанных о его «находках». Через некоторое время Врэн-Люка приносил документы, подтверждающие подлинность прежних подделок.

На очередном заседании Шаль прочитал в Академии два письма Паскаля химику Роберту Бойлю, датированные 1652 годом и провозглашавшие закон земного тяготения еще до открытия Ньютона в 1687 году.

Эта новость вызвала бурные отклики в научном мире; многие не сомневались, что письма фальшивые. В письмах Паскаля обнаружились грубейшие грамматические ошибки, невозможные для такого образованного человека. К тому же в одном из посланий упоминался кофе, появившийся в Европе много позже даты, которой было отмечено письмо. Но самое главное почерк Паскаля не совпадал с другими известными рукописями ученого. Врэн-Люка нашел этому самое простое объяснение: с годами почерк сильно меняется и что именно такие изменения как раз и произошли у Паскаля.

Не менее занимательной была переписка еще одного великого ученого Галилео Галилея, также представленная ученому миру Шалем. В послании к Паскалю, датированном 1641 годом, Галилей упоминает, что зрение его становится все хуже и хуже. Затем появились письма Галилея на французском языке от 1643 года, и эти новые находки вызвали самые резкие возражения. Во-первых, Галилей никогда не писал письма по-французски; во-вторых, указывали, что Галилей был слеп уже в 1637 году.

Мишель Шаль принялся спешно защищать свои позиции, заявив, что в то время Галилей еще не был слепым, а страдал от переутомления глаз и временной потери зрения. Он придумал объяснение и тому, что письма были написаны по-французски. Любой ученый муж, возражал он своим критикам, знал по меньшей мере два языка, и письма, как правило, писал на родном языке адресата. В среде французских ученых у Шаля были не только противники, но и сторонники. К последним относились знаменитый Тьер, Эли де Бомон и другие.

Следующая сенсация – письмо Паскаля Ньютону – вызвала активные протесты сэра Дэвида Брюстера из Эдинбурга, слывшего лучшим ньютоноведом. Оказалось, что если верить дате в конце письма, то Паскаль обращался к одиннадцатилетнему мальчику! Кроме того, мать Ньютона, письма которой тоже представил Шаль, в то время не подписывалась Ханной Смит, а своим первым именем – Эн Эйскотт.

Но Врэн-Люка не растерялся и на этот раз: он принес Шалю письмо, доказывающее, что Ньютон переписывался с Паскалем под чутким руководством своего ученого-наставника.

Наконец, в 1869 году некий Вернер обвинил Шаля в том, что он пиратски извлекает фрагменты из сочинений различных авторов и затем помещает их в свои «письма», при этом упоминались труды Вольтера, Фомы Аквинского и Декарта. Академия была вынуждена образовать особую комиссию для исследования документов.

Комиссии подтвердила выводы Вернера: письма, приписываемые Паскалю, Ньютону, Ротру, Монтескье, Лейбницу, Людовику XIV и т. д., на самом деле представляют собой отрывки из сочинений других авторов и все без исключения подложны.

Академик Шаль отказывался в это верить. По поводу письма, приписываемого Галилею, он обратился во Флорентийскую академию, но получил категорическое заключение: «…письмо подложно, заимствовано из сочинений Галилея, изданных Альбери в 1856 г.». Тогда Шаль послал во Флоренцию еще один запрос и второй экземпляр того же письма. И лишь после того, как флорентийские ученые подтвердили подложность письма, Шаль признался, наконец, у кого он приобретал исторические документы.

К тому времени Врэн-Люка подделал более двадцати семи тысяч писем, автографов, за что доверчивый Шаль уплатил ему 140 тысяч франков. Врэн-Люка нашел и другую, тоже весьма доходную сферу деятельности: он снабжал редкие книги надписями их «прежних владельцев», как правило, очень известных в стране людей, таких, как, например, Лафонтен и Рабле. Он продал академику Шалю пятьсот подобных «бесценных» сокровищ.

Но как могли ученые принять измышления Врэн-Люка за произведения Паскаля, Ньютона, Галилея и других глубоких мыслителей? Самое поразительное, что именно содержание и слог поддельных рукописей признавались учеными мужами за несомненные доказательства их подлинности.

Нельзя не отдать должное выдумке и работоспособности Дени Врэн-Люка. За день ему удавалось иногда сфабриковать до тридцати автографов. Для этого требовалось обладать не только упорством и настойчивостью, но и большими знаниями. Дени немало часов проводил в библиотеках, изучая материалы, в которых черпал столь необходимые в его «работе» сведения и подробности, позволявшие придать его творениям видимость подлинных.

Врэн-Люка предстал перед судом и сразу во всем признался; однако большую часть вины он переложил на Мишеля Шаля, мол, академику следовало бы серьезней отнестись к делу, за которое он взялся. Он просил суд о снисхождении – и не без успеха. Штраф в 25 фунтов и два года тюремного заключения – так было наказано мошенничество.

Эта в высшей степени поучительная история стала основой романа Альфонса Доде «Бессмертный».

Великая алмазная афера 1872 года

Во второй половине XIX века было открыто несколько крупных месторождений алмазов в Южной Африке, рубинов в Бирме, сапфиров в Шри-Ланке. И только Северная Америка не могла похвастаться богатым месторождением драгоценных камней. И вдруг… Впрочем, обо все по порядку.

Февральским утром 1871 года в Сан-Франциско прибыли на поезде старатели Филипп Арнольд и его кузен Джон Слэк. Они сразу направились в «Бэнк оф Калифорния», где попросили взять у них на хранение холщовую сумку, набитую необработанными рубинами, изумрудами, алмазами. Поймав удивленный взгляд банковского клерка, Арнольд сказал: «Нам просто чертовски повезло. Искали золото, а нашли камушки». О необычных клиентах тут же доложили президенту банка Уильяму Ралстону, крупнейшему финансисту Сан-Франциско. Свое состояние он сколотил на смелых инвестициях и рискованных сделках.

Это одна версия развития событий. Сам Арнольд рассказывал, что они отдали драгоценные камни местному бизнесмену Джорджу Робертсу, причем взяли с него слово хранить тайну. Хотя старателям хорошо было известно, что Робертс не умеет держать язык за зубами. Одним из первых узнал о драгоценной находке Уильям Ралстон, тут же приказавший разыскать старателей. Арнольд и Слэк согласились на встречу не сразу. Могущественный банкир внушал им благоговейный страх.

Ралстон подвел старателей к подробной карте Америки и попросил показать, где они нашли алмазы. Арнольд и Слэк замялись, мол, плохо разбираются в географии, хотя дорогу к алмазам запомнили хорошо. В каком штате они сделали свое открытие? Возможно, это Аризона, или Колорадо, или Вайоминг. До «поля чудес» отсюда примерно тысяча миль.

Старатели заявили, что не собираются отдавать разработку месторождения кому-либо на откуп, но компаньон, особенно с деньгами, им не помешает. Разумеется, этим компаньоном захотел стать Ралстон. Слэк и Арнольд взяли время на размышление. Через несколько дней они вернулись и сказали банкиру, что принимают его предложение. Для начала они готовы показать месторождение двум посланникам Ралстона. Единственное условие: заключительную часть пути инспекторы должны проделать с повязкой на глазах.

Через несколько дней посланцы Ралстона вернулись домой, их лица светились восторгом: столько драгоценных камней им видеть прежде не приходилось. Повсюду разбросаны алмазы, изумруды, сапфиры, рубины… «Там их на миллионы долларов!» – возбужденно говорили они.

Ралстон отправил срочное сообщение в Лондон, где его старый друг Эсбери Харпендинг занимался биржевыми спекуляциями. Он имел опыт работы в горном бизнесе и лучшего партнера найти было трудно. Получив телеграмму, Харпендинг удивленно вскинул брови: алмазы на западе США? Уж не сошел ли Ралстон с ума? Он поделился своими соображениями с бароном Ротшильдом. «Не следует быть столь категоричным, – сказал мудрый барон. – Америка – великая страна. Она уже преподнесла миру немало сюрпризов. Почему бы в ее земле не быть алмазам? Если это окажется правдой, дайте мне знать». В мае 1871 года Харпендинг решил вернуться в Сан-Франциско.

Тем временем Ралстон выяснил, что Филип Арнольд и Джон Слэк – опытные золотоискатели. Арнольд родился в Элизабеттауне в 1829 году (штат Кентукки). Он участвовал в войне с Мексикой. Золотая лихорадка привела двадцатилетнего Филипа в Калифорнию. Домой старатель вернулся не с пустыми руками, он купил ферму, обзавелся семьей.

В 1870 году Филип Арнольд снова подался на Запад, где работал рудокопом и старателем. Кстати, однажды его нанял Джордж Робертс и остался им доволен. Хорошо знал Арнольда и Харпендинг. Так что в порядочности золотоискателя сомневаться не приходилось. Его двоюродный брат Джон Слэк также имел репутацию честного человека. Выходец из провинции, он вряд ли мог пуститься в авантюру.

Но у Ралстона все еще оставались сомнения. А вдруг месторождение не очень богатое? Для того чтобы привлечь инвесторов, ему надо хотя бы знать, где находятся эти алмазные россыпи. Арнольд и Слэк предложили ему беспроигрышный вариант: они привезут Ралстону драгоценные камни на несколько миллионов долларов и банкир покажет их своим партнерам. Получив аванс 50 тысяч долларов, старатели пообещали обернуться в кратчайшие сроки.

Через несколько дней, уже на обратной дороге, Арнольд и Слэк повстречали возвращавшегося из Лондона Харпердинга и передали ему холщовый мешочек с драгоценными камнями, чтобы бизнесмен показал их потенциальным инвесторам.

Поздним вечером в биллиардной Харпендинга на Флемонт-стрит собралось избранное общество: Ралстон, лондонский друг хозяина дома Альфред Рабери, горный промышленник Уильям Лент, генерал Джордж Додж. Харпендинг развязал тесемки мешка и с победоносным видом высыпал его содержимое на зеленое сукно. Все так и ахнули: на биллиардном столе засверкали великолепные изумруды, сапфиры, рубины, алмазы. Долгое время никто не мог вымолвить ни слова, настолько это было завораживающее зрелище.

Насладившись произведенным эффектом, Харпендинг заметил, что еще один мешок с алмазами старатели потеряли во время переправы через реку, когда разыгралась страшная буря. Разумеется, все захотели участвовать в этом беспроигрышном деле. Однако истинную ценность камней мог определить только специалист. Ралстон решил поручить экспертизу Чарлзу Льюису Тиффани, основателю знаменитой ювелирной фирмы.

В октябре 1871 года представитель Ралстона в Нью-Йорке юрист Самуэль Барлоу собрал в своем доме на Мэдисон-авеню заинтересованных лиц. Среди приглашенных выделялись два генерала, участника Гражданской войны, – Джордж Маклеллан и Бенджамин Батлер. Одно имя Маклеллана, имевшего безупречную репутацию, способно было сделать алмазный проект привлекательным для инвесторов. Батлер, юрист с именем, конгрессмен, мог протолкнуть необходимый законопроект, если, к примеру, земля с алмазами окажется в федеральной собственности. Каким образом попал в эту компанию Хорас Грили, редактор «Нью-Йорк трибьюн», остается только догадываться.

Все напряженно ждали вердикта Тиффани. Ювелир внимательно рассматривал через увеличительное стекло привезенные Харпердингом драгоценные камни. «Поздравляю вас, господа. Камни подлинные и очень дорогие, – наконец произнес Тиффани. – Но для полной уверенности мне надо еще показать их гранильщику». Через пару дней ювелир прислал заключение: камни настоящие, примерная стоимость 150 тысяч долларов.

Получив сообщение от Тиффани, Ралстон был ошеломлен. Ведь он отправил ювелиру только десятую часть драгоценных камней. Значит, вся коллекция тянет на полтора миллиона! Банкир выплатил Арнольду еще 50 тысяч долларов.

Ралстон побеспокоился, чтобы алмазные копи оказались в его безраздельной собственности. Он потратил немало денег на подкуп лоббистов из Вашингтона, чтобы протащить необходимый билль через Конгресс. Неоценимую помощь Ралстону оказал конгрессмен Бенджамин Батлер. Соответствующие поправки в закон были приняты Конгрессом 18 мая 1872 года.

Оставалось провести геологическую разведку месторождения. Ее должен был провести опытный горный инженер Генри Жанин, славившийся тем, что никогда не ошибается в своих оценках. Генри запросил за работу 2500 долларов.

В июне 1872 года старатели провели к алмазам Жанина, Доджа, Харпендинга и Рабери. Они высадились на железнодорожной станции Роулайнс (штат Вайоминг), а потом еще несколько дней ехали на лошадях.

Добравшись до места, эксперты сразу приступили к обследованию территории. Через несколько минут послышался радостный крик Рабери, нашедшего алмаз. Камушков было очень много: сапфиры, рубины, изумруды, но чаще встречались алмазы. Генри Жанин горел энтузиазмом. Кроме гонорара ему пообещали 1000 привилегированных акций новой горной компании по цене 10 долларов. Геолог не сомневался, что вскоре акции подоражают до 40 долларов, тогда он продаст свой пакет и получит 30 тысяч долларов чистой прибыли. Поэтому Жанин в докладе намеренно преувеличил площадь месторождения до 3000 акров, хотя на самом деле драгоценные камни встречались в пределах одного акра.

Геологическая разведка района продолжалось восемь дней. Жанин обрадовал инвесторов: они стали владельцами богатейшего месторождения драгоценных камней в истории Америки. По его оценкам, в каждой тонне породы содержится алмазов, сапфиров, рубинов, изумрудов на 5000 долларов. Таким образом, двадцать рудокопов за месяц смогут добывать драгоценных камней на миллион долларов! Запасы месторождения неисчерпаемы!

Получив доклад Жанина, Ралстон пришел в полный восторг. На радостях он выплатил Арнольду и Слэку еще 150 тысяч долларов, а сам приступил к созданию грандиозной алмазодобывающей компании. Ему советовали зарегистрировать фирму в Нью-Йорке, но Ралстон сразу решил, что необработанные алмазы будут доставляться в Сан-Франциско, где опытные ювелиры, выписанные из Амстердама, превратят их в бриллианты.

Двадцать пять известных бизнесменов, цвет делового мира Америки, пожелали стать пайщиками «Сан-Францисской и Нью-Йоркской горной и коммерческой компании». Даже Ротшильд через своего представителя в Калифорнии вошел в долю. Первоначальный капитал в размере 2 миллионов долларов осел на счетах «Бэнк оф Калифорния». Горный бизнесмен Лент был избран президентом компании, Уиллис – секретарем, а Ралстон – казначеем. Генерал Дэвид Колтон, оставив высокий пост в «Саутерн Пасифик», принял на себя обязанности генерального менеджера. В Сан-Франциско и Нью-Йорке распахнули двери офисы алмазодобывающей компании.

Тем временем Арнольд и Слэк неожиданно решили продавать свою долю за 300 тысяч долларов и выйти из дела. Акулы бизнеса ничего не имели против: ведь месторождение будет приносить им ежемесячно миллион долларов. Получив причитающуюся им сумму, Арнольд и Слэк исчезли из Сан-Франциско.

Все шло прекрасно, пока Генри Жанин случайно не повстречал геолога Кларенса Кинга. Выпускник Йельского университета, Кинг работал на правительство Соединенных Штатов. Жанин с восторгом поведал коллеге о месторождении алмазов в штате Аризона, которое можно считать величайшим за всю историю Америки.

Геолог Кларенс Кинг

Кинг был заинтригован. Алмазы, сапфиры, изумруды и рубины никогда не залегают рядом. Вместе с топографом Кинг попытался определить, где может находиться «поле чудес», описанное Жанином. Скорее всего, месторождение располагалось где-то на северо-западе Колорадо. В этом районе работала изыскательская группа Кинга.

На поиски месторождения у него ушло пять дней. Действительно, кругом все было усыпано драгоценными камнями. Но Кларенс Кинг сразу понял, что здесь не обошлось без человеческих рук. Алмазы были чуть присыпаны землей или лежали на поверхности. Его помощник нашел обработанный рубин. Горная порода оказалась пустой. Через несколько дней у Кларенса не оставалось сомнений, что он имеет дело с грандиозным мошенничеством. Кстати, до ближайшей железнодорожной станции Блэк Баттс (штат Вайоминг) было всего 45 миль.

10 ноября 1872 года Кинг вернулся в Сан-Франциско и первым делом зашел в отель к Жанину. Они проговорили всю ночь, а утром вместе появились в офисе Ралстона, где их ждали встревоженные инвесторы «Сан-Францисской и Нью-Йоркской горной и коммерческой компании». Кларенс зачитал им свое заявление для печати. В нем, в частности, говорилось, что месторождение алмазов никакой ценности не представляет, а руководство горной компании стало жертвой невиданного мошенничества.

Для того чтобы расставить все точки на «i» Кинг согласился возглавить новую экспедицию. В ее состав вошли Жанин и несколько специалистов со стороны Ралстона. Близилась зима. Холод был такой, что, по выражению одного из геологов, виски замерзало в бутылке.

25 ноября экспедиция благополучно вернулась назад. Выводы Кларенса Кинга полностью подтвердились. Алмазодобывающую компанию было решено ликвидировать. На следующий день газета «Сан-Франциско кроникл» вышла с огромными заголовками: «Маски сорваны», «Раскрыта грандиозная афера», «Поразительное разоблачение». Больше всего от журналистов досталось одураченным бизнесменам, над которыми все откровенно смеялись.

Арнольду и Слэку постоянно сопутствовала удача. Им даже удалось избежать наказания за мошенничество, в результате которого они получили по разным оценкам от 550 до 660 тыс. долларов (сегодня это примерно 8–9 млн долларов).

Филип Арнольд вернулся домой в Элизабеттаун, купил двухэтажный кирпичный дом и 500 акров земли. Через год он стал владельцем банка. Дела шли неплохо, пока в 1878 году в его офис не ворвался обанкротившийся конкурент и не разрядил коль в бывшего старателя. Арнольд получил ранение в плечо. Через шесть месяцев он умер от пневмонии в возрасте 49 лет, оставив семье в наследство несколько сот тысяч долларов.

О судьбе Джона Слэка ходили разные слухи. Говорили, будто он устроился в Сент-Луисе гробовщиком, а потом переехал в Уайт-Оакс (Нью-Мексико), где открыл собственное похоронное бюро. Он умер в одиночестве в 1896 году в возрасте 76 лет.

Репутация банкира Уильяма Ралстона была безнадежно испорчена. Его враги торжествовали: имя могущественного финансиста теперь ассоциировалось с мошенничеством. В 1875 году полиция выловила тело Ралстона из залива Сан-Франциско. Следствие установило, что он покончил жизнь самоубийством. В его банке была выявлена недостача в 5 миллионов долларов.

Истинным героем этой «великой алмазной аферы» можно считать геолога Кларенса Кинга. Он стал международной знаменитостью, гордостью нации. Как писала газета «Сан-Франциско кроникл», «только благодаря Богу и Каренсу Кингу нам удалось избежать грандиозной финансовой катастрофы».