Текст книги "История Андрея Петрова"

– Ты сказала, Штейн все это сказал по телефону? Когда это было?

– Я же говорю, только что! У себя в кабинете, мы точно слышали! Я же говорю, орал так, что двери тряслись!

– Что он конкретно сказал, говорили дословно! – заорал Андрей.

– Ну вот, – опять начиная всхлипывать, – сказала Мелиссова. – И ты на меня орешь, Андрей! Дословно сказал, что закрывают журнал на…й! Так и сказал! – перешла на визг, больше похожий на смех дельфина, Алла и тут же вскочила, поправила прическу и быстрыми шагами вышла из кабинета, хлопнув дверью так, что Петров сам слегка подпрыгнул.

Томик Воннегута валялся на полу, рядом лежала выпавшая скомканная закладка в виде сложенного пополам белоснежного листа А4. Ни о каком приятном чтении не могло быть и речи. «Что все это значит? – рассуждал вслух Андрей, – Какого черта весь этот цирк? Неужто Штейн сошел с ум, или вспомнил, что он еврей, и решил придумать что-нибудь повеселее, чем ездить на встречи с крупными рекламодателями и пить с ними с понедельника по пятницу?»

Андрей надел пиджак, погасил свет, закрыл кабинет и быстрой уверенной походкой прошел по пустому коридору до кабинета Штейна. Петров прислонился ухом к теплому дереву большой красивой двери с орнаментом в виде двух львов, пытаясь понять, что происходит там, внутри. В ответ тишина, только двери лифта, цыкающие в конце коридора. Андрей постучал, но ему никто не ответил. Он постучал еще раз и открыл дверь. В конце кабинета за большим деревянным столом в кожаном кресле кто-то ездил влево-вправо.

– Привет старина! Заходи, – сказал Штейн, даже не обернувшись.

– Слушай, Александр Олегович, что тут происходит?! Ты должен был приехать вечером, но взвод доложил, что находишься ты в штабе по крайней мере с обеда! Едем дальше. Мы должны были встретиться вечером, в девять, но приходит, черт бы ее побрал, эта ненормальная Мелисса и говорит, что это журнал закрывают! Что за хрень, Сашка?

– Не хотите выпить, коллега? – ответил Штейн. – Сегодня знаете ли, очень полезно выпить. Да, да, именно полезно. Мы с тобой стояли у истоков милого сердцу издания, нам вдвоем все и расхлебывать.

Штейн наполнил на треть стаканы двадцатипятилетним виски неизвестной, как и все старые и резкие сорта, марки и пригласил приятеля присесть на диван.

Андрей обвел взглядом знакомый кабинет, но что-то показалось ему странным. «Точно, – подумал он, – все эти картины, такие любимые хозяином этих темных стен, куда-то исчезли. Единственное, что осталось, – часы и модный календарь с названиями английских футбольных команд». Друзья отпили по глотку. Затем еще. Андрей вопросительно уставился на приятеля.

– Ладно, ладно. В заднице мы, причем в полной, – сказал Штейн. – Я не стал ничего говорить, думал сам разберусь и все наладится. Встречался я утром с Мариной Деминой, той самой, которая, как ты помнишь, доверила мне стоять у руля нашей субмарины, именно ее я до 11:30 сего дня считал женщиной порядочной и даже другом. Однако, коллега, – отпив еще глоток, продолжил Штейн, – Демина решила издание продать, а посему сообщаю, если эта дура Мелиссова слышала мои слова по поводу закрытия журнала, от правды это не сильно далеко. Ты же понимаешь, Андрюх, придут новые люди, и все руководство, разумеется, тоже будем новым. А знаешь, почему я в этом так уверен?

– Саня, давай заканчивай уже, говори как есть, – сказал Андрей.

– Покупает журнал Виталий Носов, наш с тобой старый добрый друг, – сказал Штейн, хихикнув.

Андрей вздохнул и посмотрел на Сашу еще раз. «Да уж, – подумал Петров, вспоминая этого Носова, – дела наши плохи».

Бизнесмен и медиамагнат Виталий Носов работал и сотрудничал в городе буквально со всеми, кто хоть малейшим образом связан с издательским делом, кроме двух людей – Штейна и Петрова, считающихся, по его мнению, прилипалами и бездарями, правда, почему он так думал, никто не знал. Видимо, это была обычная людская неприязнь. Петров посмотрел на Сашу еще раз и понял, что Штейну судьба журнала далеко не безразлична, просто он был уже прилично пьян. В окне на секунду показались две птицы. Крылья прижаты к телу, голова и туловище соединились в одно целое, с бешеной скоростью они летели вниз. «Символично», – подумал Андрей и сказал:

– Что думаешь, Сань?

– А что тут думать?! Этот мудак Носов нас ненавидит, идти к нему на поклон – это выставить себя пугалом… ему-то что? Он будет и дальше получать деньги, потому что сейчас – спасибо Саше и Андрею – очередь на рекламу у нас на полгода вперед.

– Ну а Демина?

– Честно, я понятия не имею, зачем она это делает. Мы приносим огромные прибыли, и, насколько я знаю, у нее кроме журнала ничего нет. Кто-то из знакомых недавно вскользь сказал, что она уезжает за границу и все распродает, но понятно, что логики здесь тоже никакой. Я пытался до нее дозвониться, но после нашего разговора она отключила телефон. Наверное, сел, – закончил Штейн.

– Это и были твои исключительно хорошие новости, да? – спросил Андрей, вспоминая утренний телефонный разговор.

– Андрюх, – поставив бокал с виски на небольшой столик, сказал Саша, – тебе переживать нечего, все мои знакомые будут заказывать у тебя статьи и дальше, и скорее всего, этот мудак Носов не сам, так через других будет платить тебе за обзоры, а вот что будет со мной, я не знаю. Последние два года я ведь ни черта не делал, хотя на черный день собрать немного удалось. Вот он и пришел, день этот… Друзья какое-то время сидели молча, по очереди посматривая в экраны телефонов, чтобы хоть чем-то заполнить длинную неловкую паузу. Андрей понял, что вряд ли они пойдут сегодня в бар, и даже больше: возможно, настал тот самый момент когда дружба трещит по швам. «Да и были ли мы вообще друзьями?» – спросил себя Петров.

– Ладно, – прервал паузу Штейн, – заявление я уже написал, ты тоже до конца недели оформи все эти обходные листы и прочую туфту. Коллектив я сам оповещу. Давай, поехал я домой, что-то голова трещит. Может, встретимся на недельке? – добавил он, протягивая руку.

– Давай, Саш, конечно, – сказал Андрей, пожал не слишком спортивную кисть приятеля и неторопливо зашагал к выходу, втайне надеясь, что в коридоре он не встретит никого, кроме собственного отражения в большом зеркале возле лифта.

Петров спустился в холл, пожал руку охраннику, похожему на реинкарнацию Ленина, скрещенного с кабаре-дуэтом «Академия» в полном составе, мельком взглянул на большие электронные часы над входной дверью: ярко-синий неон показывал 19:40. «Интересно, – подумал он, – есть еще более бесполезное время суток, чем без двадцати восемь? Что можно делать в такое время? – рассуждал молодой человек. – Возвращаться с работы – поздно, пойти и напиться в баре – в такое время там обычно натирают бокалы вафельными полотенцами и колют лед. Сходить в супермаркет за продуктами? Пожалуй, тоже нет, ведь именно в это время людей там больше всего. Все будто и ждут без двадцати восемь, чтобы, как по команде, оказаться в крупном магазине и толпиться в очереди у касс, изображая искреннее недоумение от всего этого флешмоба, или они там просто мечтают, чтобы поскорее прошло хотя бы часа три».

Андрей прошел мимо знакомой троллейбусной остановки с довольно нелепым и старомодным названием «Проспект космонавтов». Настроение было неплохим, и даже приподнятым. Молодого человека будто вообще не волновало сегодняшнее увольнение. Обычно такое отношение к работе складывается у двух типов людей: у идиотов, которым все равно, чем именно заниматься, лишь бы платили вовремя, и у настоящих профессионалов, которые на сто процентов уверены в своей незаменимости, точнее тех, кто знает и понимает что он делает. Ну и слово – подумал Андрей, «незаменимость», и улыбнулся.

По иронии судьбы чуть вдалеке, метрах в двадцати, показалась та самая девушка с ребенком, от которой потрясающе пахло. Все тот же нежный фруктовый аромат чуть слышно парил в холодной ночи. Все та же маленькая голова мальчика виднелась из-под огромной коричневой зимней шапки. Женщина пыталась вложить в его маленькие ручонки игрушечную гитару, но та постоянно падала на асфальт. То ли ребенок был еще слишком мал для чудес моторики, то ли его мама гуляет с ним с утра и пальцы малыша настолько окоченели, что надо было радоваться, что он вообще в состоянии производить хоть небольшие телодвижения. На обоих ручках коляски висели большие пакеты из супермаркета «Большой», и было видно, с каким трудом девушка держит равновесие коляски. Костяшки рук молодой мамы выпирали от напряжения, как ножи у Росомахи, героя знаменитого фильма.

Молодые люди поравнялись и будто по команде посмотрели друг на друга. Девушка смущенно опустила глаза. Большие, карие, умело подведенные, как говорится, ничего лишнего.

– Извините, я могу помочь? Вы ничего не подумайте, просто вижу, как вам тяжело, – сказал Андрей.

Женщина остановилась. Ребенок опять выронил свою гитару и удивленно уставился на незнакомого взрослого человека. «Интересно, – на секунду подумал Андрей, – о чем сейчас думает этот мальчик, если в таком возрасте люди вообще умеют думать?»

– Да нам два квартала осталось всего, – сказала девушка, выпуская небольшие клубы холодного воздуха.

– И все же позвольте, хотя бы два квартала. Разумеется, если на конечной ваш муж не забьет меня насмерть этими же пакетами.

– Спасибо большое, у меня нет мужа, – сказал девушка, улыбнувшись. – Я Инна, – представилась она, протянув окоченевшую от мороза изящную кисть с красивым разноцветным кольцом, какое обычно носят школьницы или просто веселые девчонки без возраста, которым плевать на стереотипы и окружение (что давно пора бы считать одним и тем же).

– Андрей, – протянув руку девушке, сказал Петров. – Позволите? – Андрей снял с ручек коляски два тяжелых пакета килограммов по семь каждый и почувствовал, как коляска вмиг стала легкой и невесомой, как перекачанный волейбольный мяч. – А я вас утром видел возле остановки, там еще здание такое стеклянное большое.

– Да, точно, мы там гуляли утром с Максом.

«С Максом, – повторил про себя Андрей. – Если бы она сказала «с Максимкой», я бы вряд ли потащил пакеты дальше, – пронеслось у него в голове.

– От вас потрясающе пахнет, – сказал Андрей и увидел, что девушка мельком улыбнулась.

– Спасибо. А вы? Возвращаетесь с работы?

– Да, сегодня пришлось немного задержаться. Случай не из рядовых: я уволился.

– Правда? Очень жаль, – сказала Инна. – Вам, наверное, тяжело сейчас, а тут я со своими пакетами.

– Ну, вообще-то да, тяжело! Пакеты весят, как мешки с цементом, – сказал Андрей, и молодые люди рассмеялись. – Да все в порядке, переживу.

– А кем вы работали? – спросила девушка, поправив длинные черные волосы.

– А на кого я, по-вашему, похож?

Девушка посмотрела на него, потом еще раз, уже более обстоятельно, не забыв заострить внимание на туфлях, часах и прическе (стандартный ход конем).

– Вы знаете, Андрей, обычно о других можно сказать многое, но я в недоумении, ничего на ум не приходит. Видно, что вы не менеджер, но и директором вас не назовешь, ничего напускного, в общем, я сдаюсь.

– Я числился журналистом… правда, не люблю это слово, – сказал Андрей, мельком посмотрев на огромную витрину с женскими манекенами, разодетыми в красивое и модное нижнее белье. – А вообще я пишу статьи, ну и выпиваю по пятницам в баре, напротив того самого здания, где мы с вами случайно встретились утром. Я могу работать и дома, просто там, – показывая рукой назад, добавил Андрей, – там у меня был большой кабинет, мне оплачивали поездки, гостиницы и все такое прочее. Одним словом, ничего страшного не произошло.

– Значит вы писатель? Очень интересно!

– Инна, вы меня не поняли, я не писатель, я пишу статьи, – сказал Андрей и понял, что говорит чушь. Молодые люди опять рассмеялись. – Хотя да, вы, наверное, правы, можно и так выразиться, – сказал Андрей, чувствуя, что начинает смущаться этой красивой и, без сомнения, умной девушки. – Ну, а вы?..

– У меня ювелирный магазин, на работе появляюсь редко. А если вам интересно по поводу мужа… у меня его и не было. Я встречалась с одним человеком, забеременела, а потом он исчез. По крайней мере в городе его никто с тех пор не видел. В общем, самая обычная городская история, каких тысячи, – сказала Инна и виновато опустила глаза.

«Да, и впрямь, легче не придумаешь, проще простого! – подумал Андрей. – Молодой человек встречается с девушкой, а потом исчезает безо всяких следов. Так, рядовой случай, с кем не бывает…»

На улице резко похолодало, поднялся сильный ветер. Весна должна была прийти через несколько дней, по крайней мере так гласил календарь, но то, что происходило на улице, вряд ли можно был назвать приближением самого прекрасного времени года. Оставшийся квартал молодые люди прошли молча, почти не меняя поз и напряженных от ветра лиц. Инна лишь изредка поправляла сползавшую на макушку шапку маленького Максима. Через несколько минут они дошли до дома Инны. Андрей помог поднять пакеты и коляску на 10-й этаж и на вежливое приглашение девушки зайти на чай зачем-то посмотрел на свои туфли и сказал, что ему еще надо увидеться с одним человеком.

– С барменом? – спросила Инна, улыбнулась и протянула свою визитку. – Было приятно познакомиться, – сказала она и аккуратно закрыла дверь.

Только спускаясь в лифте, Петров понял, что Инна, кроме своих внешних достоинств, обладает прекрасным чувством юмора и за словом в карман явно не лезет. «Зачем я сказал ей про выпивку по пятницам? Нельзя было сообщить, что я писатель, и в свободное время играю в домино с приятелями? – подумал Андрей. – Хотя, – продолжил он, – кому интересен молодой человек, на досуге раскладывающий черные прямоугольники с белыми точками? Кстати, – закончил мысль Петров, – все, кто играет в домино – сплошь алкоголики, так что первый вариант оказался не самым плохим».

Внизу у подъезда стояло несколько машин с шашками. Ни о какой дальнейшей прогулке не могло быть и речи. Ветер усилился, началась настоящая метель. Андрей уселся в серебристый «опель», назвал адрес и уставился в окно. В машине было тепло и уютно, тихо играло радио и в меру пахло табаком. Она медленно тронулась и покатила по узкой дороге, ведущей от многоэтажки на широкий проспект. Стеклоочистители еле справлялись с частыми мелкими снежинками, нахально липнувшими к лобовому стеклу. Таксист оказался молчаливым мужчиной лет сорока пяти с усами и в кепке. Даже если бы тот и начал болтать, у Андрея не было никакого желания заводить беседу. Так бывает иногда в такси. Буквально все, каждая мелочь, располагает к тому, чтобы просто сидеть и смотреть в окно. В таком состоянии можно проехать долго, даже всю жизнь…

Он расплатился с толстым шофером-молчуном и быстрой походкой пошел в сторону дома. Настроение было странным: приму душ и спать – сказал он себе.

Лежа в постели с книгой, Андрей думал о Штейне и своей теперь уже бывшей работе. Оказалось, что не так-то просто взять и забыть о журнале, в котором ты проработал два года, о своем большом кабинете, а главное, диване, на котором было так удобно читать и засыпать, пока коллеги усердно работали. Перед глазами почему-то предстали картины судеб уволенных сотрудников. Половину коллег он никогда не видел, но прекрасно понимал, что человек, работающий в должности корректора или верстальщика, скорее всего, сейчас напивается дома, понимая, что работу в ближайшее время он не найдет и подумывая о предстоящих голодных днях.

Окна в спальне были расшторены, и в первый раз в жизни Андрей не листал страницы любимых книг, что с неизменным успехом повторял последние лет двадцать, а просто смотрел на метель, умело подсвеченную уличным фонарем, будто это не природное явление, а постановка в театре «Снега и холода». Ветер дул так, что умудрялся свистеть сквозь двойной стеклопакет. Усталые глаза Петрова закрылись как по команде. Провалившись в сон, он оказался в большом длинном зале с двумя барными стойками по углам. Вокруг много знакомых лиц. Всех присутствующих Андрей знал лично, но, подходя поздороваться к очередному знакомому, он не никак не мог вспомнить как того зовут, а когда в разговоре все-таки надо было произнести имя визави, он виновато извинялся и тут же бежал к следующему приятелю, но и там спустя немного времени ситуация повторялась. Андрей заказал виски, выпил, стало немного легче. Он оглядел зал и понял, что это заведение очень похоже на какое-то до боли знакомое место, где он бывал много раз, а потом вдруг понял, что это сон и на самом деле этот бар он посещал раз сто, только в реальной жизни, но вот названия, к сожалению, вспомнить не получалось. Молодой человек выпил еще и почти полностью расслабился, но тут его охватил ужас. Страшными были две вещи: он понимал, что спит, но все никак не может проснуться, но еще более странным было то, что он понял – этого заведения в реальной жизни нет и не было, и во сне его тоже нет, оно существовало в предыдущем сне, который снился ему несколько недель назад… Глаза резко открылись. В окне все та же метель и тот же свет от фонарного столба.

Проснувшись в холодном поту, Андрей резко вскочил и включил свет. Тело было мокрым, как после душа, сердце колотилось, как после сильного испуга. «Этого еще не хватало, я что параноик? – спросил себя Андрей. – Надо позвонить Стивену Кингу и срочно пересказать историю, пока я ничего не забыл. Ай-ай! Голова! Ай да Петров, ай да сукин сын!» – комментировал Андрей воображаемый восторженный отзыв мастера ужасов по пути на кухню.

На часах 6:20 утра. Телефон, оставленный на кухонном столе, освещает однотонные стены ярко-белым светом, что означает полную зарядку и готовность сообщать владельцу плохие вести и многочисленные предложения выпить. Андрей сделал крепкий кофе и медленно, как в рекламе, стал потягивать горячий напиток. Что бы означал этот сон? – думал он. И вообще, что такое сны? Многие говорят, что это не иначе как продолжение нашей реальности, другие – что это обратная сторона человеческой жизни. Петров не верил ни в одну из версий – ну нет в них логики, хоть убей. Какое продолжение реальности, если вы, к примеру, начинаете летать во сне? И можно ли представить, что в реальности вы ходите по мраморному полу замка, закованный с ног до головы в чугунную робу, в шлеме и с мечом за пазухой, находясь при этом в XV веке, но действие происходит на крыше небоскреба? Едва ли. Если же сон – наша обратная сторона, то какого черта эта самая обратная сторона не явь? Давно ведь подмечено, что снов хороших нам снится больше, чем плохих, в жизни же плохие события случаются куда чаще, чем посиделки с друзьями, свадьбы или дни рождения. Значит, и эта логика тоже несостоятельна и является не более чем домыслами бездельников, ласково называемых учеными.

Андрей подлил еще кипятка, кинул ложку растворимого кофе и добавил ложку сахара. Аромат перемолотых зерен, размешанных в горячей воде, делал это ранний час каким-то легким и особенным. Сонное состояние улетучилось, да и воспоминания о сне стали не такими яркими, как обычно бывает в первые несколько минут после пробуждения. «И все же у всех бывают сновидения, которые мы помним очень долго, – подумал Петров, – вот они, наверное, что-то да и значат». Длинная, неуклюжая стрелка на огромных коричневых часах довольно громко отсчитывала секунды, чтобы, вдоволь наигравшись, приблизить утренний час, а с ним и все проблемы, заботы, радости и печали.

Он опять думал о продаже родного издания… будто только что он вышел из кабинета Штейна и осознал, что здесь больше не появится. «Почему еще вечером я был спокоен, а сейчас разволновался, может, все этот чертов сон?» – думал он. На самом же деле, все было гораздо проще. Мы, услышав дурную весть, в душе понимаем, что все вокруг теперь поменяется: наше расписание, круг знакомых, наше положение в обществе, да и вообще, настроение и общий тонус – все может измениться в любой момент. Каждый человек реагирует по-разному на происходящее вокруг, да и понимание и осознание произошедшего – увы, не всегда приходит сразу.

Выпив еще несколько кружек кофе и окончательно проснувшись, Андрей начал собираться в офис. Он искупался, погладил новые брюки, приготовил чистую белую рубашку и черный пиджак. «Пусть другие ходят, поджав хвост с синяками под глазами от бессонной ночи, утопленной в алкоголе и мыслях о суициде, а я не буду показывать ничего, – думал Андрей. – Просто еще один обычный день. Надо написать заявление, – напишем! Надо сказать, что новый владелец издания – тупой напыщенный баран, любящий свитера без рукавов, – это мы тоже при случае отметим, да так, чтобы все слышали правду!» Андрей был в прекрасном настроении и понял тогда, что во многом именно от тебя самого и зависит каждый наш день.