Текст книги "Вчерашние небеса"

Бытие

– Эта планета мертва, – Координатор грустно усмехнулся, – нет никаких признаков не только разумной, но и простейшей жизни. Пять раз мы проверяли снова и снова. Тысячи проб атмосферы, грунта, воды. Сотни роботов-зондов, миллионы снимков.

– Странно, – отозвался Ученый, – столько кислорода в атмосфере… Вода… температурный режим, тепло, излучение светила… Мягкое излучение… Она далеко от своего светила, и это помогло ей не быть сожженной его лучами… А жизни нет.

– Да, странно. – Координатор снова и снова смотрел на экран, на котором мелькали панорамы поверхности планеты.

– Координатор, я хочу сам посмотреть на это, – тихо, но твердо произнес Ученый, вызвав у коллеги внутреннее удовлетворение.

Но Сборник Параграфов запрещал это. Однозначно. Им нельзя. Только роботы.

– Вы знаете правила, – сухо ответил Координатор, – и, кроме того, там опасно. Активнейшая деятельность вулканов. Цунами. Землетрясения. Она еще так молода, эта планета… И так похожа на ту, которую мы покинули много веков назад. Вернее, на прежнюю…

– Именно об этом я и говорю! – запальчиво продолжал Ученый. – Такой была и наша планета! До того, как сделаться мертвой… – продолжил он уже спокойнее.

– Это не вина жизни, ее населявшей, – произнес Координатор, – природа распорядилась так… С нашей планетой, с нами. Но мы сумели спастись и теперь ищем новый дом. Похожий на свой, старый. Почти нашли, однако… Нужно разгадать загадку этой планеты, мало ли какие сюрпризы готовит нам Вселенная?

– Вы правы, – печально отозвался Ученый, – разгадать загадку…

Глобальная катастрофа началась внезапно, хотя и была якобы предсказана тысячи лет назад. Они всегда верили в Конец Всего… Причины менялись, предсказания рознились, но суть оставалась неизменной – Конец Всего наступит рано или поздно. И он наступил, и был ужасен, гораздо страшнее всех тех, что описывали предсказатели, подобно тому, как жалкий писк комара походит на рев ракетного двигателя. Земля, словно ополчившись на человечество, разом уничтожила его, стерев с лица своего все то, что тысячелетиями создавали люди, кичившиеся собственными «огромными успехами» и прочим. Она еще раз показала, как слаб разумный человек с его неразумными амбициями и деяниями перед лицом Великой Природы. Мало кто верил в сверхъестественное – богов, духов, призраков и прочее, они давно уже уступили место вере в могущество разума. А Природа, Мать живого, просто сдула все это могущество вместе с его авторами со своего лица, как сдувается свежая пыль, легким дыханием ветерка, одним вздохом.

Но они погибли не все, небольшая, очень малая часть сумела спастись и теперь странствовала в Космосе, пытаясь найти место, которое примет их… Они стали Пилигримами Космоса и вот уже несколько поколений всё ищут, ждут и верят, что во Вселенной для них найдется новый дом. Между тем пока даже похожего ничего им не встречалось, хоть странствования и протянулись на многие-многие неисчислимые и непонятные для ума человеческого расстояния.

Огромный Корабль висел на орбите планеты, словно усталый, покрытый дорожной пылью и грязью непрошеный гость, который боится войти в дом хозяев, а те, в свою очередь, не спешат приглашать его. Внизу в голубоватом сиянии далекого светила переливалась зеленью с редкой игрой желто-бурых оттенков незнакомая планета, близкая и одновременно далекая и чужая, словно в насмешку имевшая великолепные условия для жизни, такой же, как и у тех, что наблюдали за ней. Мертвая планета. Ибо ничего живого на ней не было… Даже микроорганизмов не обнаружили роботы, скрупулезно просканировавшие сотни тысяч квадратных километров поверхности, суши и моря, рек и пустынь, лесов, поразивших схожестью с теми, полузабытыми… По молекулам исследовали образцы грунта, скал, песка… Ничего. Никаких форм жизни, хотя все было в норме – на основании критериев гостей. Ни радиации, ни жестких излучений, ни ядовитых газов в атмосфере – ничего. И тогда им стало страшновато – ну почему? Почему в столь благоприятной, по их знаниям, среде нет ни единой живой твари? Даже самой крохотной, простейшего вируса? В чем же причина?

Ученый вновь и вновь перечитывал книгу, которая показалась ему интересной. Он не поленился взять ее сам из хранилища старинных вещей, тщательно оберегаемых на Корабле. Книга была старинной, напечатана на материале, называемом «бумагой», но самое интересное, что она уже тогда, когда вышла в свет, была старше Истории Полета, и намного. Древнее истории нескольких поколений Странников, покинувших мертвый Дом в надежде найти новый…

«…И создал Бог Человека по образу и подобию своему, и вдохнул в его уста жизнь, и…»

Резкий сигнал вызова отвлек Ученого от чтения.

Он нехотя отложил книгу в сторону и включил коммуникатор. На экране возникло хмурое лицо Координатора.

– Здравствуйте, я вынужден вас отвлечь.

– Ничего страшного, я, собственно, ничем таким уж важным не был занят. Что-нибудь срочное?

– Да уж не знаю, срочное или нет, но… Короче, нами зафиксирован мощнейший всплеск энергии. На расстоянии нескольких тысяч километров от поверхности планеты. Интенсивность и мощность просто не поддаются нашим оценкам. Это нечто… совершенно удивительное и незнакомое. Нечто, очевидно, из глубин Вселенной.

– Я поднимусь в командный Центр. – Ученый поспешно стал собираться.

– Да, мы ждем вас…

– Ничего не понимаю!!! Отказываюсь понимать! Это не поддается ни логике, ни законам Космоса, ничему! Что же это? – Физик нервно расхаживал по Комнате Заседаний, где вот уже несколько дней все члены «ученой команды» странников следили за событиями на столь разочаровавшей их планете.

В течение же этих нескольких дней случилось столько, что ни суперкомпьютеры Корабля, ни головы ученых не могли дать этому ни малейшего объяснения. Все началось несколько дней назад. Ранним утром, по времени планеты, датчики одного из роботов засекли всплеск биоэнергии, абсолютно похожей на ту, исходящую от живых существ, населявших когда-то покинутую мертвую землю. На следующий день этих всплесков стало столько, что пришлось отключить сенсоры – они не справлялись с активностью. Это говорило лишь об одном – на планете внезапно зародилась жизнь! Причем формы ее были столь разнообразны, что ученые просто ошалело просматривали видеопотоки, исправно пересылаемые сканирующими роботами-зондами. Тут были и рыбы, и звери, и насекомые, и бактерии… Бактериями кишела вся поверхность, рыбами и морским зверьем наполнились реки, моря и океаны, а на суше появилась такая тьма различных животных, что даже классификатор Суперкомпьютера не в силах был систематизировать все это…

Но самым удивительным оказалось то, что каждый раз предшествовало появлению новых форм живого. Всплески непонятной, пугающей своей мощью, неизвестной энергии, источник которой невозможно было определить. Как ни старались, как ни пытались отследить, откуда берется эта странная, столь могучая неизвестная сила, – все попытки были тщетными.

– Это противоречит всему, что мы и наши предки знали о живом, – Биолог, человек спокойный, даже флегматичный, задумчиво поглаживал короткую бородку, – и у меня нет никакого объяснения этому… Никакого.

– Состав атмосферы не изменился ни на йоту. Как и состав всего остального, – Геофизик, женщина с большими синими глазами и копной рыжих волос, улыбнулась, – никаких изменений ни в структуре коры, ни в магнитных поясах, все по-прежнему. Норма…

– Что же это за энергия? – Координатор, с видимым спокойствием наблюдавший за учеными, медленно развернулся в своем кресле. – Она, хоть и титанически сильна, не меняет в структуре поля планеты абсолютно ничего… Но вы видите сами, к чему это приводит.

– Нечто, некое силовое поле Вселенной? – полувопросительно произнес Астрофизик, молодой человек с отчасти детским выражением лица, на котором смешивались страх и восхищение, вызванные происходившим…

Так прошел еще день. Они наблюдали, спорили, временами просто молча смотрели на экраны, но ничего не прояснилось. Они не могли этого понять и объяснить, ибо разгадки у них не было. Просто мозг отказывался все это как-либо упорядочить, втиснуть в рамки, сжать ограждениями законов, описанием процессов и сущностью реалий. Это больше напоминало сон.

На шестой день, когда, уставшие от обилия впечатлений, непонятности происходящего и споров, все они собрались просто пойти отдохнуть, бесстрастный голос Компьютера произнес:

– Зафиксирован всплеск энергии. Характер – отличный от предыдущих. Интенсивность выше на… порядков. Длительность… Параметры расхождения… Веер частиц…

И через несколько секунд так же бесстрастно доложил:

– Новая форма жизни. Биоизлучение и антропараметры близки к виду «человек разумный». Сигнал от двух особей. Интенсивность и характер разнятся. Вывод – особи разнополые. Разрешите более глубокий скан?

– Д-д-а-а… Разрешаю. – Ошалевший Координатор непослушной рукой пытался настроить сенсорный экран, что позволял увидеть тех, о ком доложил Компьютер.

…На зеленеющей траве, среди деревьев, покрытых плодами, в благоухании сада стояли Двое… Он и Она. Они уже не удивлялись друг другу, они просто знали, что созданы друг для друга и так будет вечно…

– Я понял, что это было, – тихо и спокойно промолвил Ученый, – это уже происходило, видно, не раз и будет еще больше раз повторяться…

– Что… это? – Координатор, словно очнувшись ото сна, пытался унять дрожь рук…

– Это написано здесь, – Ученый положил перед Координатором книгу, – все это описано здесь, это было и с нами. Вернее, с нашим Человечеством. Значит, таких миров много и этот – эта планета – один из них. Вот почему мы сразу не нашли жизни, она должна была появиться, и она появилась…

– Вы хотите сказать, что некто… или нечто создало все это? Сразу, минуя миллиарды лет эволюции? Но… подобное ведь невозможно! Наши предки отказались от этого уже так давно! И доказали несостоятельность данной… теории!

– Значит, они ошибались. Мы ведь видели это, так сказать, своими глазами. Кроме того, были в старину сумасшедшие гении, считавшие, что толчок к эволюции дала именно некая Высшая Сила. Вот вам и доказательства.

– Не знаю… не могу поверить… Это… Нет, не может быть! – Координатор в ярости стукнул кулаком по книге. – Этого не может быть!!!

– Может быть или нет, но это есть… – Ученый грустно усмехнулся. – И говорит это нам о том, что сей Мир… уже занят. А нам нужно продолжать искать другой, если, конечно, Он, – Ученый кивнул головой в сторону экрана, на котором бежали колонки цифр с характеристиками последней вспышки излучения, – если Он предусмотрел такую возможность… Придется уповать на Его милость. И нашу удачу. Мы продолжаем, а они только начинают. И кто знает, что будет дальше…

Июль 2012

Диспут

Гигантских размеров зала, более похожая на целый город, чем на помещение, была вся залита ярким светом. Свет этот, исходящий невесть откуда, шел явно не от свечей или факелов и даже не от солнца. Светом было заполнено все, не оставалось и крохотного уголка, скрывающегося хотя бы в полумраке. Высоченные колонны, подпирая чуть виднеющийся в высоте купол небесно-голубого цвета, тянулись бесконечными рядами по обе стороны залы. Их гладкая поверхность непонятного, все время меняющегося цвета была усеяна еще и некими сверкающими точками, сияние которых, напротив, не кололо, а ласкало взор.

В самом начале залы, на ведущих к возвышению ступенях, увенчанных обширным помостом, стояли двое. Один был одет в черный глухой плащ с капюшоном. Второй – наоборот, весь светился под стать зале, его лицо, лик прекрасного юноши, было открытым, но выражение говорило вовсе не о вселенской доброте. Юноша был хмур, раздражен и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Первым нарушил молчание черный:

– Гавриил, перестань нервничать, еще немного – и все начнется.

– Как? Перестать? Да у меня дел по горло, и ежели бы не приказ, я тотчас отправил бы всю эту публику прямиком в…

– Куда? – расхохотался черный. – В ад? Они оттуда и взяты. Для разбирательства. И мы должны заставить их рассказать правду!

– Какую? Что есть грех? Что они чувствовали, предаваясь ему? О Сущем и Высшем думали? Закоренелые отступники от Деяний Божиих! Отребье, которое следует не просто мучить вечно, а уничтожить! Так, чтобы и следов не осталось! И памяти никакой!

– А вот это, братец, чёрта с два! Людишки там, – черный узловатый палец с длинным желтым ногтем указал куда-то вниз, – помнят именно их грешки. Во всей красе! Всю похоть, весь содом, все это сидит в памяти, приукрашивается, делается историей, и даже фильмы снимают об этом! Они говорят, это часть истории цивилизации.

– Нарушение Заповедей Божьих! Содом и Гоморра! Грех, искушение и кровосмешение! Да я бы их…

– Тихо, кажется начинается…

Зала постепенно наполнялась посетителями. То тут, то там возникали фигуры мужчин и женщин, одиночки и пары. Странная публика. Хитоны и покрывала женщин соседствовали с роскошными нарядами фавориток и дам высшего общества, одежды древних жриц любви – с вечерними платьями, строгими костюмами и даже джинсами и блузками-топ. В толпе же мужчин можно было разглядеть и тоги древних римлян, хитоны греков, латы и пышные камзолы, фраки и костюмы. Кое-где мелькали обнаженные тела, груди, ягодицы, фаллосы и прочее… Толпа шумела, гул удивления и непонимания витал под сводами залы. Все несколько недоуменно разглядывали друг друга, некоторые даже дотрагивались до тел невольных соседей. Никто не мог уразуметь, зачем все это и почему их всех собрали здесь.

Гул недоумения усиливался, толпа волновалась, слышались уже довольно громкие крики возмущения.

– Твоя очередь, Азраил, – промолвил светлый, – скажи им…

– А ну, тихо! – голос Азраила громом прокатился под высоченными сводами, леденя кровь и утихомиривая самых возбужденных – Всем молчать! Слушайте, грешные души! Вас собрали здесь, всех вас, объединенных общею виной. А именно – блудом, прелюбодейством, сладострастием, содомией и развратом! Не стану перечислять всех ваших прегрешений, ибо уже половины сказанного достаточно, чтобы оставить вас всех в огне адовом навеки! Однако есть некая проблема. Высокие стороны, каковые вам известны, никак не могут понять, что же движет вами, вашей… похотью, заставляя совершать столь гнусные поступки. Поэтому решено собрать вас всех и дать возможность самим рассказать об этом. Только честно, без вранья и сказок! Всякое вранье немедленно будет открыто, и подлый лгун, – он усмехнулся, – а особенно лгунья, понесут наказание тут же! И еще – я, Ангел Смерти, Азраил, все меня знают, всем известно, на что я способен, и пощады не ждите! Краснобайства от меня – тоже! Говорю прямо, просто и достаточно понятно для всех! Другую же сторону… э-э-э-э, представляет… Архангел Гавриил, чье имя вы тоже слыхивали, – вежливый кивок в сторону юноши, хмуро слушающего речь своего оппонента. – Сей юноша весьма строг в вопросах, касающихся вас, однако, уверяю, более беспристрастного оценщика подлых ваших деяний вы не сыщете ни на этом свете, ни на том, откуда вы все, нам на головную боль, попали сюда! Итак, начинаем. Первое слово – дамам, – Азраил осклабился.

Толпа, испуганно молчавшая на протяжении всей его речи, была неподвижной. Лица мужчин и женщин выражали противоречивые чувства, однако никто не посмел заговорить.

– Ну, что же вы? Или сладкие грешки легче совершать, нежели поведать об этом? – Азраил иронически оглядел замершую толпу. – Да, кстати, забыл! Ежели объяснение или какой рассказ кого-либо, по мнению высоких сторон, внесет некую… э-э-э… ясность в понимание причин, вам милостиво будет разрешено немного облегчить свою незавидную участь. Как именно? Узнаете сами, но только в случае, мною оговоренном. Ну же, вперед, дамы!

Ослепительной красоты женщина, одетая в расшитый золотом хитон, сверкая драгоценными подвесками и серьгами, с кубком в руках, несмело вышла вперед.

– Я хочу сказать…

– О-о-о-о, Клеопатра Египетская! Ну, слушаем!

Она, проведя рукою по иссиня-черным густым волосам, украшенным тяжелой диадемой с изумрудными скарабеями, сначала тихо, а затем, осмелев, начала:

– Грешные женщины обычно всегда каются. Мол, согрешили, плоть взяла верх над разумом и верою, жажда власти, наслаждений и так далее… Я же скажу правду – виноваты не мы! Виноваты мужчины! Они, делая нас добычею своею в битве, любовных играх или интригах политики, обращаются с нами, как с игрушками, напрочь забыв, что измена и холодность их разбивает не только сердце, но и душу! Предательство мужчин не знает равных! Что им слово, что клятвы, данные женщине, – пустяк, когда на кону – власть, золото или жизнь!

– Это всё?

– Да, – Клеопатра, разгорячившись от речей, была чудо как хороша.

– Ступай. Говорено правдиво… Кто еще?

– Я добавлю! – рыжеволосая красотка, одетая в пурпурно-золотую тогу, смело выступила вперед, видимо ободренная предыдущей речью.

Азраил обратил внимание, что Гавриил неотрывно смотрит на ее изящные маленькие ступни в золоченых сандалиях.

– Валерия Мессалина! Слушаем тебя!

Картинно выпрямившись так, что тонкая ткань облегла ее великолепное тело, подчеркивая все его прелести, Мессалина заговорила:

– Именно так и обстоят дела! И я хочу сказать, что если мы, женщины, идем на злодеяния, то не во свое имя, а во имя того, что люди называют любовью, страстью, похотью, все равно! Яд и кинжал, мечи и кресты служат лишь целью и оправданием всепоглощающей нашей чувственности, влечения к мужчинам, с которыми боги, – она запнулась, – или бог соединил нас навечно стремлением продолжения рода. Так что в ответ на коварство мужчин – а оно неизмеримо больше – мы применяем коварство женское.

– А оно неизмеримо коварнее! – Из толпы выступил мужчина в одеянии римлянина, с лавровым венком на голове.

– Калигула! Вот уж не ожидал от тебя речей! – Гавриил впервые, оторвавшись от созерцания прелестей Мессалины, подал голос.

– Позвольте мне, высокочтимые патроны, высказать мнение свое относительно этой извечной задачи, которую ни философы, ни благородные мужи, ни тем более дамы так и не смогли решить! – Калигула явно был в ударе, его глаза блестели, а лицо покрылось румянцем. – Мы, существа мужского полу, подобны пчелам, кои, летая день-деньской над благоухающими цветами, постоянно опускают хоботки свои в лона этих прекрасных творений богов, собирая сладчайший нектар, дабы потом превратился он в мед, столь ценимый всеми! Но! Пчелы-труженицы собирают сей нектар, мы же, мужчины, напротив, отдаем его сиим созданиям, так привлекающим нас своею красою, чудным ароматом и боги ведают, чем еще. Однако не может одной пчеле принадлежать только один цветок! Пчела должна собрать… простите, дать множеству цветков свое, скажем, семя, дабы меду сего было как можно более! Но цветы эти сколь красивы, столь и коварны! Подобно Сиренам, завлекающим Улисса, пытаются они привлечь пчелу-беднягу, привязав его только к себе, пускаясь для этого в столь сильные интриги, коварство и прочее, что куда уж бедным пчелам тягаться с ними! Боги, или бог, не буду уточнять, создавая все, видимо, надеялись на благоразумие прекрасных цветов, однако сии создания обманули их надежды! Я кончил, граждане, – с пафосом произнес он.

– Хм-м-м… Оправдание разврата и многоженства, мультигамия по Калигуле… Красиво, но… неубедительно, – Гавриил взмахнул рукой, и развратный император тут же исчез, словно растворился.

– Куда его, назад отправил? – негромко спросил Азраил.

– Да. Знаешь, небось, каково его наказание?

– Убирать за своим конем навоз. И изредка конь этот его еще и… А потом наоборот. И так целую вечность, – давясь смехом, прошелестел Азраил.

– Вот-вот… Достойное занятие. Ну, видите, я держу слово, – вновь обратился к притихшей толпе грешников Гавриил, – этот оратор сморозил глупость, скажем, сказал неправду, и возвращен обратно. Итак, кто еще хочет попытать счастья? Не бойтесь же, терять особо нечего, смелее! Говорите как есть, это только на пользу.

– Грех наш нельзя измерить никакою мерою, – старик в красной мантии, с тиарой на голове, тяжело дыша, выступил вперед. – Это касаемо и мужчин, и женщин! Не буду просить прощения и каяться, ибо устал от всего за долгую свою жизнь. Что же толкает людишек на разврат? Дьявол-искуситель? Жажда познать запретное, та самая, которая в виде змия соблазнила прародителей наших, Адама и Еву, в райских кущах? Нет! Жажда продолжения рода людского, созданного по образу и подобию Господом! Велика сия сила, и мы, мужчины, зная, что наградою нам будет безумное блаженство, стремимся, как одержимые, к этим самым цветкам, о коих говорил император Калигула! Всевышний дал нам влечение сие, в награду ли, в наказание ли, но – дал! И мы не можем ничего поделать с этим – ибо слаб человек! Потому вновь и вновь желаем познать аромат и вкус все новых и новых плодов!

– Кто это? – вполголоса спросил Гавриил.

– Сразу видно, ты не знаком с грехом во всей его красе, – улыбаясь, ответил Азраил. – Знаменитый Борджиа-отец, он же Папа Римский Александр Шестой… Из всей вереницы чудовищ-понтификов он, пожалуй, самый выдающийся. Такой смеси коварства, жестокости и развратности мир до него, наверное, не знал. Но… Тут говорит честно. Я чувствую. И детей своих любил, хоть и собственную дочь, Лукрецию, того… А сынка Чезаре пытался отравить. Или наоборот… Уж не помню. Они-то тоже здесь, и их, может, послушаем. Однако он правду говорит. Засчитывается.

– Борджиа, ты правдив. Иди на место.

– Хвала Всевышнему, я сказал правду…

– Дайте мне слово! – дородная дама в парчово-атласном платье с роскошным кринолином и высоком парике, украшенном бриллиантовой диадемой, властно выдвинулась вперед, уверенно оттесняя невольно расступающихся соседей.

– Ваше Императорское Величество! – пропел с некоторой издевкой, но все же почтительно Азраил. – Просим, просим. Скажите слово!

– Слушайте же, наделенные властью и те, кто этой власти никогда не знал, да будут они благодарны Господу за это! Женщина, как задумал создатель, – существо более слабое, созданное для дома, продолжения рода и воспитания детей. Так повелось с незапамятных времен, так и поныне, – императрица указала куда-то вдаль пухлой белой рукой, унизанной бриллиантами, – в том мире и осталось. Правда, дошли и до меня слухи, что женщины пытаются воевать с мужчинами за равенство свое. Но я еще Вольтеру и Дидро писала: равенство полов – утопия, и сия утопия не сможет никогда победить, что бы великие вольнодумцы ни делали, какие бы мысли свои они ни изливали на бумаге. Однако… Я была правительницей великой державы, о коей, прибывши туда еще девочкой, не знала ничего! И превратила ее, ослабленную и раздираемую интригами и междоусобицей, в сильную и великую! Я правила, повелевая мужчинами, которые поначалу хотели сделать меня своей puppe, но затем желали и убить меня, когда увидели мою силу и стойкость, оценили мой разум! Однако сказать я хочу другое – я стала мужчиной! Да, да! Не в прямом смысле, но я стала думать не как женщина, желать не как женщина, а как государственный муж! Я стала императором, хоть и называлась Императрицей Екатериной! И я поняла горькую истину мира сего: только мужчина или наделенная властью мужчины, его образом мыслей и твердостию женщина, превратив сердце свое из женского в мужское, обратив даже похоть свою, неотъемлемую от женщин, на благо сих деяний, может стать великой, достойно соперничая с государями достославными! А вот наградой за это было… – Екатерина на секунду умолкла, лицо ее помрачнело, но очень скоро голос вновь зазвенел твердостью, – было пустое место… Не знала я ни покоя, ни отдыха, любви настоящей, мужа и соратника во всем, заменяя это фаворитами. Да, были средь них и достойные мужи, которые у руля державного пеклись о благе государства, но… Я сделала их! Не они себя! И все, что говорят о похоти моей, – правда. – Екатерина опустила глаза, однако вновь вскоре подняла их. – Ибо не было у меня того, что предписывает Всевышний каждой женщине! И предавалась я разврату и греху, ибо – майн готт! – это только спасало меня от пустоты, которая долгие годы жила во мне вместо женского начала! Итак, оправдание такому греху – дела власти. Может, и не стоит стремиться женщинам к ней, однако же, коль уж выходит так, – нет другого выбора. Я все сказала.

Азраил молчал, сосредоточенно думая.

Гавриил после нескольких секунд паузы произнес:

– Ваша правда, императрица. Честно. Однако же гордыня – худший из грехов… Ждите.

– Она даже собственного сына подозревала… И было за что – он ее ненавидел, ибо его всячески притесняли, – подал голос мужчина средних лет, в щегольском камзоле, высоких ботфортах и шляпе с легкомысленным пером. Небольшая бородка украшала красивое холеное, но несколько обрюзгшее лицо. Шпага, болтающаяся на боку, дополняла облик мужчины, вызывая у присутствующих смутные догадки. Впрочем, даже здесь он успел глазами «раздеть» немало дам, а некоторые, на которых одежды было совсем немного, почувствовали жгучее желание во всем теле…

– Дон Жуан, вы решились сказать слово в защиту женщин? – Азраил захохотал.

– Да, сеньоры и сеньориты, клянусь Святым Калатравой, я, может, и развратник, искуситель и еретик, но не лжец! Слово гранда Испанского Королевства, а оно чего-то да стоит. Великая государыня, имея во владении великую державу, свою, внутреннюю державу оставила в запустении! И виною сему – власть! Власть и честолюбие, как мужское, так и женское! Женщина – это создание, которое любит, чтобы ему постоянно напоминали о его красоте, шептали комплименты, сочиняли и пели серенады, дрались из-за нее на дуэлях и множество прочего! Такова природа женская, сеньоры и сеньориты, так Создатель захотел, повторю я слова, уж прозвучавшие сегодня в этом зале, и так оно и есть! А мы же, доблестные мужи, привычные к смертям на поле брани и к грубой силе, таем, подобно воску свечному, от их красноречивых взглядов, страстных вздохов… глаз, за которые согласен отдать все сокровища мира… – Дон Жуан мечтательно прикрыл веки, но, опомнившись, откашлялся и продолжал: – Мы одаряем их яхонтами и златом, украшаем их божественные тела лучшими одеждами, страстно ловим каждый взор, зная, что, сокрушив неприступную фортецию, будем одарены неземным блаженством… Ибо женщина, если она доверилась мужчине, отдает ему не только тело, это удел шлюх, простите меня, милые сеньориты, но и душу! Она как бы полностью доверяется мужчине, отдаваясь во власть его, под его защиту и покровительство, ведь мужчина, согласно Заповеди Божьей, – Дон Жуан истово перекрестился, – обязан стать ей господином, защитой и опорой! Но мы иногда лукавим. Ложно клянемся мы в любви, и не оттого только, что не любим вовсе, а оттого, что так уж повелось для знающих женскую душу. Затем, получив свое, насладившись, нарушаем клятвы… Поскольку считается, что клятва государю, церкви или же кровным своим свята. А клятвы женщине – так… пустяк… Мы виноваты, сеньоры и сеньориты, мы – грешны! Причем обе стороны, ибо с противоположной оказывается нам сопротивление, а как известно, чем оно сильнее, тем слаще победа, ведь в природе истинного мужа – жажда битвы! Итак, виноваты обе стороны, мои уважаемые слушатели, и я готов поклясться на крови Христовой, ежели соврал!

– Ну, без крови, уважаемый! – строго заметил Азраил. – Ее и так не хватает для вас всех… Очень похоже на правду… По крайней мере, искренне. Но… Ждите, Дон Жуан.

– По-вашему, любая женщина, отдающая тело мужчине, – шлюха?! – Голос, громкий и высокий, принадлежал молодой особе, одетой по моде XVIII века, сильно накрашенной, но настолько разозленной, что даже густой слой пудры и румян на лице не мог скрыть пурпура злости. – Какая чудовищная ложь! Вот в этом весь грех мужчин – они считают, что женщины, отдавшие им тело, уже грязны, а сами они – агнцы Божьи, чистые и невинные, как младенчики! Гнусная ложь!

– Я не имел намерения огульно назвать всех женщин шлюхами! – попытался возразить, несколько смутившись, Дон Жуан. – Я хотел лишь оправдать великие чары любви и наслаждения ею, заклейменные, – он сделал паузу, оглянувшись и посмотрев на строгие лица Азраила и Гавриила, – Всевышним и столпами веры! Однако же грех есть грех, каноны веры запрещают и прелюбо…

– Достаточно! – бесцеремонно оборвал его Гавриил. – Вы, милый мой развратник, пытаетесь прикрыться верою и законом Божьим, как бы каясь? Отпущение грехов, раскаяние волка в овечьей шкуре! И ничего по делу! Как можно соблазнять чужих жен, ведь вы произносите: «Перед Богом и людьми клянусь хранить верность этой женщине!» Во-он!

Дон Жуан, как был с открытым ртом, так и исчез вслед за Калигулой, не оставив даже следа.

– Ты заметил, мужчины менее убедительны, – язвительно усмехаясь, Азраил наблюдал за своим собеседником, который продолжал пожирать глазами Мессалину, стоящую в передних рядах.

Впрочем, та, опытная в таких делах, сама давно заметила взгляд Архангела и теперь открыто изредка бросала ответные молнии из своих зеленых глаз…

«А мальчишка-то запал на рыжую! – смеясь про себя, отметил Азраил. – Да уж эта особа кого хочешь соблазнит…»

Тем временем разгоряченная дебатами дамочка, зажав в кулаке невесть откуда взявшийся инкрустированный перламутром веер, гневно продолжала:

– Шлюхи!!! Мы для них всегда шлюхи, легкодоступные, развратные, думающие только о порочных наслаждениях и греховных связях! А ежели какая из нас и отличается истинным целомудрием, они говорят, что она сумасшедшая или же порочна внутри и сохраняет под личиной монашеской стыдливости самые бесстыдные фантазии отъявленной шлюхи! Они не ставят женщин ни во что и этим гордятся! Бахвалятся за пирами, наливаясь вином, своими существующими и несуществующими победами, но при этом крепостей и городов, взятых ими, неизмеримо меньше, нежели соблазненных юбок! Негодные, низкие создания!

– Кто это? – Гавриил наконец оторвался от созерцания фигуры рыжеволосой дьяволицы в людском обличье. – Что за предвестница эмансипации? Лет через двести пятьдесят после нее такое будет везде – в их газетах, журналах, в этой… как ее, Сети – Интернете. А она смела не по времени.

– Говорит-то правильно, – сухо заметил Азраил, – но не по делу. А причины сего гневного обличения не собирается раскрывать… Она сама-то просто содержанка. Фаворитка какого-то из Людовиков, уж не помню какого, их, этих содержанок, как и содержателей, было предостаточно…

– Вы забыли, любезнейшая маркиза, на чьи деньги купались в роскоши, занимаясь всякой дребеденью, которую уж никак не назовешь ни благими деяниями, ни тем более целомудренными! Сколько всяческих тайных игрищ устраивалось по вашей прихоти, таких, где разврат полыхал, словно тысячи версальских люстр, принимая небывалые формы и размах! Сколько денег из государственной казны ушло на ваши прихоти! А как вы умели помыкать августейшими вашими покровителями? Я скажу просто – вы и есть шлюха! Только не грязная дешевка из борделя на окраинах Парижа, а дорогая, знающая себе цену! Вы двуличны, как Янус, когда обвиняете мужчин во всех смертных грехах! Есть спрос – есть и предложение? Да! Но есть мера и есть превышение этой меры! Итак, ко всем вашим наказаниям я добавлю еще одно – за лицемерие! И – вон отсюда!