Текст книги "Терроризм от Кавказа до Сирии"

В конце сентября 1999 года военные получают приказ о начале контртеррористической операции в Чечне. Началась вторая кампания.

Перед Объединенной группировкой федеральных сил поставлена задача: создать вокруг Чеченской Республики санитарную зону. Наурский, Надтеречный и Шелковский районы республики первые в списке. Подразделения федеральных войск делятся на три группировки. «Восточная» наступала со стороны Дагестана, «Южная» из Ингушетии, «Западная» продвигалась от границ Ставропольского края.

Мы беседовали с Владимиром Булгаковым, в августе 1999-го командующим группировкой войск в Дагестане. Он рассказывал:

«На половине дороги никто не останавливается, естественно, мы уже знали, что будем бить их до конца. Санитарная зона шла уже как прикрытие, как дезинформация уже начала работать. Причем объявили, что Грозный брать не будем, зимовать будем на хребтах. Республика поделена на две части: мирную и военную, по Терскому хребту. Отсюда до Грозного всего два с половиной километра. В городе окопалось несколько тысяч боевиков».

Войска двинули на Грозный. Кажется, учтены ошибки прошлого, особенно зимы 95-го года. Поэтому за две недели до начала операции на подходах к городу развернуты контрольно-пропускные пункты. Из Грозного стали выходить и чеченцы, и русские. На КПП работала военная контрразведка. Разведчики собирают информацию об оборонительных сооружениях в городе и силах боевиков.

Свидетельствует Владимир Булгаков:

«Грозный имел важное политическое значение для бандитов, моральное и политическое значение. Они его укрепляли несколько лет. Они готовились к войне серьезно».

Город разбит на сектора, как и в 1994 году, здесь три кольца обороны. Совершенная система инженерных сооружений и коммуникаций. Дома превращены в опорные пункты. Между ними ходы сообщений, замаскированные так, что внешне почти не различимы. Заводской район превращен в одну большую крепость. Боевики вооружены самым современным оружием: крупнокалиберными снайперскими винтовками, орудиями, минометами, гранатометами. Оборону в городе держало до 7 тысяч хорошо обученных боевиков.

29 декабря 1999-го федеральные войска начнут осаду Грозного. Многие из тех, кто будет участвовать в этой операции, уже не узнают, что всего через несколько дней в России сменится власть…

31 декабря 1999 года. В стране с самого утра по всем телеканалам идут праздничные программы, концерты и старые советские фильмы. Но в 12 часов дня выходит экстренный выпуск новостей. К россиянам обращается президент Борис Ельцин, который заявляет о своей отставке.

«Дорогие друзья! – говорит президент. – Дорогие мои! Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам с новогодним приветствием. Но это не все. Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам как президент России. Я принял решение. Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку».

Исполняющим обязанности президента назначают Председателя ПравительстваВладимира Путина. Сразу же после заявления Ельцина о своей отставке он обратится к гражданам России с новогодним обращением. А вечером того же дня подпишет указ, гарантирующий Ельцину защиту от судебного преследования и значительные материальные льготы.

С этого дня начнется новая страница в истории России. Но последствия политических и экономических кризисов 90-х будут сказываться еще долго…

За время правления Бориса Ельцина территория страны сократилась на 23 %, а население уменьшилось на 10 млн человек, 3 млн детей не ходили в школу, а 5 млн поселились на улице. Бюджет страны сократился в 13 раз, а по уровню жизни с 25-го места Россия переместилась на 68-е. К 98-му году резко вырос внешний долг России, который составил 146 % ВВП. Это стало одной из причин дефолта, из-за которого к концу 99-го безработными были 9 млн россиян, а количество бедных увеличилось в 20 раз…

Но самое страшное – из великой военной державы к концу 90-х Россия превратилась в страну, обороноспособность которой была практически полностью разрушена. Российская армия с 1992 года, когда она насчитывала 2,5 миллиона человек, была сокращена почти вдвое. Военнослужащие получали мизерное денежное довольствие, которое зачастую не выплачивалось. Более 100 тыс. офицеров, прапорщиков и мичманов не имели жилья. Новое вооружение практически не закупалось, а самые крупные заказы на новейшие разработки российская оборонка получала из-за рубежа, а не из Кремля…

Глава 7
Коммерческая война

1994 год. Рынок в Грозном. В те дни здесь можно было купить все, даже весьма специфический товар. За доллары или рубли клиентам предлагали на выбор ручные гранаты, снайперские винтовки, пистолеты, автоматы и даже переносные зенитно-ракетные комплексы. Поговаривали, что за очень большие деньги здесь можно было приобрести танк. С началом боевых действий в первую чеченскую войну бизнес на крови приобрел гигантские масштабы и стал одной из самых охраняемых коммерческих тайн нашего времени.

На местах боев вокруг огневых позиций боевиков солдаты федеральных войск находили неразорвавшиеся фрагменты выстрелов гранатометов. На них имелась маркировка, которую наносят на оружейном заводе. По ней не сложно проследить путь изделия от завода до склада, а потом и до последнего хозяина. Так кто же из своих и за какие деньги вооружал противника? Такие вопросы во время чеченской кампании военнослужащие Российской армии будут задавать не один раз.

Наш собеседник – Николай Петелин, в 1995 году старший лейтенант, офицер управления 34-й бригады внутренних войск. Он рассказывает:

«У них было очень много одноразовых гранатометов, РПГ-18 и РПГ-26. Причем они были в упаковках, даже некоторые в запаянных заводских, и новее по годам, чем те, что были на вооружении у нас, что нас удивляло. То есть ими не пользовались никогда, сразу привезли с завода. Не знаю, каким образом они попали к боевикам».

Были случаи, когда боевики пользовались оружием, которое еще не начинали серийно выпускать. А значит, у них была возможность получить эти образцы прямо с завода. Это тоже относится к неразгаданным коммерческим тайнам той войны.

Горы оружия остались в Чечне после распада СССР. В начале мая 1992 года министром обороны России был назначен генерал Павел Грачев. Спустя три недели он отправляет телеграмму командующему войсками Северо-Кавказского военного округа такого содержания:

«Командующему войсками СКВО (лично). Разрешаю передать Чеченской Республике из наличия 173-го гв. ОУЦ боевую технику, вооружение, имущество и запасы материальных средств в размерах:

– боевую технику и вооружение – 50 %;

– боеприпасы – 2 бк.;

– инженерные боеприпасы – 1–2 %.

Автомобильную, специальную технику, имущество и запасы материальных средств реализовать по остаточной стоимости на месте.

П. Грачев».

Скорее всего, эта телеграмма узаконивала уже существовавшее положение вещей. Дело в том, что воинские части начали грабить в Чечне еще с ноября 1991-го после указа Дудаева, запрещавшего вывоз военного имущества с территории республики. И уже к маю 1992 года экстремисты захватили 80 % всей военной техники и 70 % стрелкового оружия, находившихся на территории Чечни.

Такую щедрость Минобороны проявило в обмен на обещание Дудаева помочь вывести из Чечни части Советской, а позже Российской армии. Всем было ясно – оружие это рано или поздно начнет стрелять в тех же солдат и офицеров.

Вот что рассказывал мне начальник направления антитеррористического центра ФСБ России Александр Гусак, один из тех офицеров, кто имел непосредственное отношение к событиям, происходившим в то время в Чечне:

«С начала кампании в Чечне пропало около 60–70 тысяч стволов только автоматических. Включая тяжелую броневую технику, самолеты «Л-39», естественно, танки и так далее. Особенно гвардия дудаевская была достаточно сильно вооружена, в техническом состоянии достаточно боеспособна».

В январе 1995 года военнослужащие внутренних войск из дивизии имени Дзержинского обнаружили один из дудаевских арсеналов. В нем, в числе прочего, находились десятки переносных зенитно-ракетных комплексов. Одной такой ракеты достаточно, чтобы сбить любой самолет или вертолет, военный и гражданский. А это – сотни погибших людей. Сотни артиллерийских снарядов – излюбленное средство боевиков, их устанавливают в виде фугасов. Каждый из них – спасенный от подрыва автомобиль, автобус, а следовательно – десятки человеческих жизней. Поражает, что все это в заводских упаковках, словно только вчера с конвейера. Потребовалось несколько автомобильных колонн, чтобы вывезти этот смертоносный груз.

Конечно, склады, подобные этому, федеральным войскам удавалось находить не часто. Боевики старались не держать свои арсеналы в одном месте, а распределяли и прятали их во всевозможных схронах. Однако военные находили и их, лишая бандитов возможности вовремя получать оружие и боеприпасы. Кроме того, после завершения тяжелейших боев в Грозном федеральные войска начали уничтожать отряды боевиков в других населенных пунктах республики. Весной 1995 года военные провели успешное наступление и к началу июня вытеснили боевиков из равнинной части Чечни в горные районы на юге республики. У бандитов тяжелые потери, заканчивались оружие и боеприпасы. Боевой дух в федеральных войсках небывало высок. Но вместо приказа нанести по бандитам решающий удар из Москвы приходит совершенно иное распоряжение – начинаются переговоры с лидерами боевиков.

Вот что рассказывал нам старший лейтенант Николай Петелин, офицер управления 34-й бригады внутренних войск:

«Как раз после окончания активной фазы боевых действий начались перемирия и переговоры с боевиками. Под чьей они эгидой были, непонятно. Для нас это было очень удивительно. Потому что в низах ходило мнение, что надо боевиков было добить быстрее, чтобы быстрее это все закончилось. Но, тем не менее, начались переговоры. Были сформированы так называемые СНК – согласительно-наблюдательные комиссии. В которые входили представители комендатуры, миссии ОБСЕ, представители боевиков и представители частей, которые находились тогда на том месте. В тех местах, где велись переговоры».

Договариваться с боевиками московские военные чиновники обязали представителей командования федеральных войск. Но при этом все решения согласовывать с вышестоящим командованием, а еще как можно лояльнее относиться к требованиям бандитов. У солдат и офицеров такое решение вызвало настоящий шок. Выходило, все предыдущие жертвы оказались напрасными. Обреченным боевикам дается возможность выжить, чтобы продолжать войну. В войсках все чаще стали говорить о предательстве.

Такое же мнение в беседе со мной высказал начальник направления антитеррористического центра ФСБ России Александр Гусак:

«Я, честно говоря, не пойму, почему было такое перемирие. Ходили откровенные разговоры, что это было сделано за взятку в 4 миллиона долларов. Конкретно, естественно, я не могу назвать этого человека. Бандиты в это время перегруппировались, основная часть ушла в аулы».

Боевики начали беспрепятственно возвращаться из горных убежищ в населенные пункты. И сразу же утверждать свои порядки. Дело в том, что среди населения Чечни у Дудаева и боевиков не было единодушной поддержки. Правда, редко кто открыто осмеливался говорить об этом. Но когда федеральные войска освобождали населенные пункты от боевиков, многие из этих людей начинали работать в органах власти, восстанавливать разрушенные предприятия, сельское хозяйство. Для этих людей, как и для военных, возвращение боевиков оказалось полной неожиданностью.

Нагло и цинично среди бела дня бандиты расправлялись с неугодными чеченцами. Устраивали это специально на виду у односельчан. Демонстрировали свою вседозволенность и просто-напросто внушали страх остальным жителям. Так бандиты доказывали, что теперь они здесь хозяева, за ними сила оружия и покровители в Москве. Николаю Петелину однажды пришлось лично встречать одну из таких «сложивших» оружие групп боевиков.

«С гор вернулось, по-моему, 2 или 3 «газона» «66-х» высокой проходимости, наши машины-вездеходы, – рассказывает он. – Там сидели такие крепкие ребята, порядка 50 человек, с довольно серьезным вооружением, довольно-таки серьезные люди. То есть постарше нас даже были. И мы их потащили, переписали номера оружия, составили списки, переименовали боевиков в отряды местной самообороны».

Не исключено, что формирование этих отрядов самообороны – одно из звеньев тайной коммерческой цепи, порожденной той войной. Ведь решение об их создании стало одним из первых результатов начавшихся переговоров. Хотя представители федеральных войск изначально согласились встречаться с лидерами боевиков при условии, что их отряды будут разоружены. Полевые командиры на удивление быстро согласились, но при этом высказали свое условие: вывести подразделения федеральных войск из всех населенных пунктов Чечни и создать в них так называемые отряды самообороны. Военные попытались было возразить, но московское руководство потребовало согласиться.

Наш собеседник – Валерий Швигель, в 1995-м подполковник, начальник штаба 34-й бригады внутренних войск. Он вспоминает:

«Отряды самообороны были нужны боевикам, чтобы иметь, считайте, по 10 человек в каждом поселке легально вооруженных людей, которых в принципе мы не могли задержать. Потому что мы их сами создали, есть списки, есть номера автоматов, которые мы им сами дали. Населенных пунктов несколько тысяч в Чечне. Если в каждом по 10 человек, посчитайте, это целая армия практически».

В соответствии с договоренностью, эти отряды подчинялись командирам частей федеральных войск. Они же эти отряды и формировали. Но по согласованию со старейшинами населенных пунктов. Эта на первый взгляд незначительная оговорка помогла боевикам легализовать часть своих сил на время перемирия. Ведь на деле старейшины приносили офицерам уже готовые списки отрядов, утверждая, что они составили их сами. Но сомнений не было: старики только озвучивали мнение полевых командиров. По условиям договоренностей офицеры были вынуждены соглашаться с подобной «волей народа» и вооружать это войско. Ополченцам выдавали боеприпасы, гранаты, 10–20 автоматов, в зависимости от наличия людей в отряде. Это были молодые крепкие парни. Причем многие из них день-два назад вернулись с гор и сдавали этим офицерам это же самое оружие.

Николай Петелин продолжает свой рассказ:

«Им оставлялось только стрелковое оружие. Оно переписывалось по номерам, это стрелковое оружие, составлялись списки, кто вернулся, их переделывали в отряды самообороны. Якобы они несли службу по охране своих сел от боевиков от каких-то. Хотя они и сами были боевиками. И мы их развозили по домам. То есть они не имели права теоретически покидать то место, где они были приписаны».

Парадокс ситуации состоял в том, что официально боевиков в селах не было. Считалось, что они находятся где-то в горах. Отряды располагались в одном из крайних домов у дороги, ведущей в поселок. Дорогу перегораживал шлагбаум, по обочинам вырыты окопы. Но при этом поблизости от поселков находились заставы подразделений федеральных войск, командирам которых официально подчинялись ополченцы. Однако все чаще и чаще заставы начали обстреливать именно со стороны домиков, где располагались отряды самообороны. Оружие, которое попало к бандитам, продолжало действовать.

Так случилось и под Новогрозненском. Обстреляли расположение батальона 34-й отдельной бригады оперативного назначения Приволжского регионального командования внутренних войск. Командир бригады подполковник Валерий Швигель немедленно отправился на место происшествия.

«Я принял решение взять с собой БТР спецназа и поехать как бы в мирный поселок на переговоры, – рассказывает Валерий Швигель. – Когда мы подъехали на окраину поселка, нас остановили, осветили прожекторами со стороны поселка. И потребовали, чтобы мы вышли из бронемашины и положили оружие. Я вышел сам, значит, и оружие оставил в БТР. Показал боевикам и отряду самообороны – что, наверное, одно и то же было в тот момент, – что у меня ничего с собой нет, кроме авторучки и сигарет. Мне позволили подойти. Щелкая при этом затворами, то есть я понимал, что меня держат на мушке».

Офицер вошел в дом, где размещались ополченцы. Внутри грязь, на стенах висели ножи и автоматы, на столе валялись пустые бутылки из-под спиртного и консервные банки. Вдоль стен набросаны тряпки, похоже, на них спали. Чтобы сохранить шанс выйти отсюда живым, Швигелю оставалось только вести себя как хозяин. Он приказал всем построиться.

«Они нехотя, но как бы растерялись, видимо, построились, со стволами, – продолжает Валерий Швигель. – Я им пофамильно сделал перекличку. Не хватало одного, и командира не было. Я им дал 15 минут времени найти командира и еще одного ополченца. Значит, откуда-то они его притащили, это все было ночью, темно абсолютно. Я им приказал выложить все оружие на стол. Все автоматы сам разобрал, значит, на одном была свежая копоть».

А это значило, что из автомата только что стреляли. Оружие вновь действует. Но, согласно договоренности, даже после этого офицер не имел права увезти с собой владельца этого оружия для разбирательства. Единственное, что сделал Швигель, – забрал закопченное оружие, поручил командиру отряда во всем разобраться, а утром приехать в часть и объяснить, в чем дело.

«Он это все свел к тому, – рассказывает Валерий Швигель, – что этот так называемый солдат отряда самообороны просто обкурился и стрелял не в наших, а стрелял просто в воздух, по деревьям и так далее. То есть как бы без злого умысла, скажем так. Но комбат докладывал, что стреляли прицельно».

Лишь по счастливой случайности на заставе тогда никто не пострадал.

Вскоре в 34-й бригаде внутренних войск поняли, какая роль отводилась отрядам самообороны на самом деле. Они охраняли других боевиков, которые тем временем скрывались в населенных пунктах, восстанавливали силы, залечивали раны, вербовали в банды односельчан. Периодически разведчики бригад узнавали, что в том или ином селе скрываются преступники, чья вина уже давно доказана. Туда для их захвата отправляли подразделения спецназа. Но у шлагбаума на въезде в село приходилось останавливаться и ждать. По условиям перемирия военные не имели права находиться на территории населенных пунктов без разрешения на то старейшин. Именно за соблюдением этого условия ревностно и следили ополченцы. Военным приходилось подолгу ждать, пока сторожа свяжутся со старейшинами, те якобы посоветуются и сообщат свой ответ. Кстати, он всегда оказывался положительным. Но за те 15–20 минут, пока шли переговоры, из села уходили все бандиты, которые там находились.

«Практически по всей Чечне происходило то же самое, что у нас, – рассказывает Валерий Швигель. – Ну, на сто процентов одно и то же. Потому что все эти отряды руководились кем-то одним. Поэтому и тактика их действий, и размещение, и поведение, все было одинаково везде. Поэтому нельзя сказать, что это было в Новогрозненском только, так было и в Шали, так было и в самом Грозном».

Но иногда даже такая отработанная схема давала сбой. Все началось с того, что в 34-ю бригаду приехал председатель колхоза из поселка Исти-Су Гудермесского района. Рядом с селом находилось поле в 5 гектаров. Жители решили его вспахать, но тут же наткнулись на зарытые в земле артиллерийские боеприпасы. Руководитель хозяйства просил военных разминировать поле. В Исти-Су отправился начальник инженерной службы части майор Юрий Гулай и 10 солдат из инженерной роты. То, что они обнаружили на том поле, превзошло все их ожидания.

«Это было настоящее минное поле, – рассказал Юрий Гулай во время нашей встречи. – Там находились в основном снаряды от 122-миллиметровой пушки. Где-то в пределах 650 снарядов. А еще стояли гранатометы. Одна растяжка разовая стояла, и гранаты осколочные на растяжках. Стояли эти 122-миллиметровые снаряды на растяжках. Там было снято примерно тогда нами 1100–1200 боеприпасов».

Саперы работали почти трое суток. За это время им пришлось перелопатить практически все 5 гектаров этого поля. Ведь чтобы обезвредить даже один снаряд, требовалось отрыть несколько кубометров земли. Для неразорвавшихся снарядов выкапывали специальные окопы. По мере их наполнения снаряды подрывали.

Позже выяснилось, что до начала войны на этом поле размещались позиции дудаевских артиллерийских подразделений. Орудия боевики захватили еще в 1991 году в одной из артиллерийских воинских частей Советской армии, расположенных тогда на территории Чечни. Когда началась война и боевиков выбили из этого района, на поле обосновалась самоходная батарея десантников. Поэтому, кто оставил эти боеприпасы, поставил их на растяжки и заминировал, теперь уже не определить.

Пока продолжалось разминирование, военных сопровождал агроном местного колхоза. Председатель хозяйства по секрету признался военным, что брат агронома находится где-то среди боевиков: мол, запутался и не знает, как выбраться. Но сам агроном честный и уважаемый в районе человек. Поэтому с ним военных не тронет ни один боевик.

Вместе с саперами в Исти-Су приехал и Николай Петелин. Его задача наблюдать за всем, что происходит вблизи места работы, а в случае опасности предупредить товарищей. Николай часто общался с агрономом. Вот как он рассказывал мне об этом общении:

«Когда речь заходила о боевиках, этот чеченец постоянно говорил: «Мы все за народную власть, никогда мы не поддерживали ни Дудаева, никого, боевиков у нас в селе нет. Мы мирные дехкане». Никакого оружия, не знаем, с какого краю к нему подходить, и так далее, и тому подобное. В душе где-то я понимал, что он говорит неправду, но все-таки хотелось верить, как-то уж так честно он это все рассказывал».

Правда, опыт участия в боевых действиях подтверждал совсем обратное. В те дни в чеченских селах можно было встретить людей, одетых в цивильную одежду, но с оружием и обвешанных боеприпасами. Оружие продолжает выполнять свою кровавую работу, пусть его взял в руки мальчишка или старик. Задолго до начала войны Дудаев издал указ о формировании вооруженных резервистов президентской гвардии. Их в республике насчитывалось более 60 тысяч человек. Подобные распоряжения официально позволяли местным жителям хранить оружие дома. Хотя и прежде мало кто упускал возможность заполучить ствол в личное пользование.

«Если пройти по любому селу, зайти в любой дом, то можно найти автомат, либо «СВД», винтовку», – подтверждает Александр Гусак, начальник управления антитеррористического центра ФСБ России.

Вот только при федеральных войсках оружие старались как можно надежнее припрятать. Ведь по российским законам у людей оно находиться не должно. Так же было и в Исти-Су. Саперы закончили работу, уничтожили найденные боеприпасы и вернулись в часть. Перемирие продолжалось. Через несколько дней неожиданно для себя Петелин снова поехал в Исти-Су. На этот раз по приглашению боевика – родственника Исрапилова, который пообещал познакомить Николая со своим другом – главным местным боевиком. Связь у бандитов была налажена очень хорошо, поэтому, когда они только подъезжали к Исти-Су, их уже встречали словно дорогих гостей – с музыкой и танцами.

Рассказывает старший лейтенант, офицер управления 34-й бригады внутренних войск Николай Петелин:

«Выбегает этот родственник, бежит вперед, обнимает человека и кричит мне: «Коля ФСК, иди сюда, я тебе покажу главного боевика здесь, местного района». Ну, я как раз выхожу, и, конечно, стоит передо мной агроном в зеленом берете, в натовском камуфляже, обвешанный пулеметными лентами. Он с диким видом смотрит на меня. Я его фотографирую, говорю: «Ну что, агроном? Вот мы и встретились».

Правда, на следующий день большинство мужчин покинули Исти-Су. После такого прокола им ничего не оставалось делать, как уйти в лес или горы – переждать от греха подальше.

Тем временем переговоры продолжались. Полевым командирам удалось выторговать новые уступки. Вскоре решили создать смешанные комиссии из представителей федеральных войск, комендатур, боевиков и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Этим людям предстояло вместе ездить по селам, агитировать население против войны и сдавать имеющееся на руках оружие. Мол, не будет из чего стрелять – прекратят воевать. Республика в то время была наводнена оружием.

Однако во время переговоров летом 1995 года речь шла только о стрелковом оружии. Кроме основной комиссии федеральных войск, которая вела переговоры с руководителями боевиков, в московском приказе требовали создать собственные комиссии по ведению переговоров в зоне ответственности. В 34-й бригаде переговорную группу возглавил заместитель командира бригады по воспитательной работе подполковник Виктор Фельк. Практически ежедневно он и солдат-водитель выезжали для работы в смешанной комиссии.

Мы беседовали с подполковником Виктором Фельком. Вот что он рассказал:

«Это была смешанная комиссия. Там были представители от части, представитель ОБСЕ был, подполковник из Испании, от комендатуры были представители. И представители от командования боевиков этого фронта восточного направления».

В комиссии не было ни одного представителя федеральной власти. В очередной раз ответственность за происходящее пытались свалить на военных. Дескать, закончится все хорошо, можно раструбить о правильности принятого решения. Что-то не заладится – так во всем военные виноваты. Мол, привыкли у себя командовать. Но почему так интересовались этой проблемой в ОБСЕ? Ведь в каждой переговорной группе были их представители. Причем во время первой чеченской кампании, как только начинались переговоры с боевиками, сразу же приезжали европейские наблюдатели. По виду это были малоприметные люди, но с очень внимательным и цепким взглядом. Подобный представитель постоянно ездил и с подполковником Фельком.

Рассказывает Виктор Фельк:

«Он не первый раз был, он русский хорошо знал, русский, французский, немецкий. Специально, как представитель, он изучал язык для того, чтобы можно было именно быть представителем ОБСЕ».

Многие представители ОБСЕ были профессиональными военными. Очень хорошо знали русский язык. За месяц-другой так не научишься. Для этого потребуется не один год. Вряд ли обычному строевому офицеру любой европейской страны предоставили бы такую возможность. Они вникали во все, что происходило на их глазах. Особенно, если это касалось военных вопросов. Их с особым радушием встречали боевики. Чем на самом деле занимались эти люди, было неизвестно. Возможно, это – одна из тайн той войны.

Поездки российских офицеров по населенным пунктам и выступления на митингах оказались довольно полезными. Люди начали сдавать оружие. Обычно это происходило подобным образом. На окраине села проводили митинг. На нем выступали представители российских войск, кто-то из полевых командиров боевиков. Говорили, что необходимо завершить войну, покончить с боевиками и восстанавливать мирную жизнь. С военнослужащими 34-й бригады чаще всего ездил командующий юго-восточным направлением боевиков Хункар-Паша Исрапилов. Кстати, в свое время он сам служил во внутренних войсках Советского Союза.

Рассказывает подполковник Виктор Фельк:

«Командующим юго-восточным направлением был Исрапилов Хункар-Паша. Он был такой требовательный командир. Они все подчинялись ему беспрекословно. Поэтому что как он скажет, так все и будет. Но он вел себя предупредительно, такой был дружелюбный, и так вроде готов тоже к мирному исходу всего, всех событий».

На митингах Исрапилов всегда говорил на чеченском языке. Среди офицеров 34-й бригады чеченский никто не знал. Правда, полевой командир уверял военных, что агитирует исключительно за мир. Но после одной из таких речей Исрапилова в Новогрозненском к старшему лейтенанту Николаю Петелину подошел пожилой чеченец.

Рассказывает старший лейтенант Николай Петелин:

«Ко мне подошел чеченец сзади и спросил: «А ты знаешь, о чем говорит вообще Хункар-Паша перед тем, как выступает?» Я спрашиваю: «О чем?» Он говорит: «Он предупреждает, что если кто будет сдавать много оружия, они потом вечером подойдут и разберутся по-своему с теми». То есть он разрешил им сдавать норму, какую имеет право население местного поселка сдавать. То есть, допустим, имеет право сдать два автомата».

Но чаще всего приносили очень старое оружие. Например, карабины Симонова и винтовки Мосина еще времен Великой Отечественной войны, старые раскладные ружья, которые, возможно, использовали еще в конце XIX века. Вряд ли из них можно было стрелять. Это была обычная рекламная кампания. Люди демонстрируют свое стремление к миру и доказывают, что никакого оружия у них нет, раз сдают такие раритеты. При этом избавляются от старого, ненужного.

Так называемая добровольная сдача оружия продолжалась, пока в Москве не придумали новую идею. Чтобы ускорить этот процесс, оружие решили выкупать у населения. Полевые командиры тут же поддержали такое предложение. Воплощать его в жизнь поручили военным.

Рассказывает подполковник Валерий Швигель, начальник штаба 34-й бригады внутренних войск:

«Привезли упаковку где-то примерно метр на метр, ну, кубический метр, запаянный в целлофане. Там было 100 миллионов новых российских денег. И так как мы жили в поле, в окопах, то вот эта пачка, даже не пачка, такой большой блок, он лежал под моей кроватью. Ни сейфов, ничего у нас, естественно, не было в полях. Вот так. Вот так смешно хранились 100 миллионов».

(Следует заметить, что речь шла о деноминированных рублях, которые ходили в России до 1997 года. Каждая тысяча таких рублей в 1997-м обменивалась на 1 рубль).

Как командир бригадыВалерий Швигель был категорически против выкупа оружия у населения. К тому же все удивлялись, откуда в стране появилось такое огромное количество наличных денег? Ведь 34-я бригада была не единственной частью, куда привезли денежные кубометры. Между тем офицерам и прапорщикам месяцами не выплачивали денежное довольствие и командировочные, объясняя, что в бюджете для этого не хватает денег. При этом все попытки узнать в штабе группировки о происхождении этих денег также оказались безрезультатными. Командование федеральных сил в Чечне просто поставили перед фактом – получить и распределить. До сих пор это остается одним из самых больших коммерческих секретов той войны. Ну а дальше все развивалось по правилам бизнеса. Даже определения использовали не совсем привычные в то время для военного лексикона.

Рассказывает старший лейтенант Николай Петелин: