Текст книги "Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина"

Такие действия федералов оттолкнули от российской армии даже тех чеченцев, которые раньше были противниками Дудаева.

Грозный в первую чеченскую

Моя встреча с чеченским полевым командиром Русланом Лабазановым произошла при достаточно необычных обстоятельствах. В 1995 году я ночевал в одной из российских военных частей в Чечне. Ночью меня разбудил российский офицер: «Не хотите взять интервью у Руслана Лабазанова? Прошу вас об одном: об этой встрече не должен знать никто из российских военных».

Этого человека в республике называли «чеченским Робин Гудом». Считалось, что он грабит богатых, а деньги раздает бедным. Политическая карьера сидевшего за убийство мастера восточных единоборств началась неожиданно. Во время августовского путча в Москве заключенный Лабазанов поднимает бунт в грозненской тюрьме и освобождает всех заключенных. Дерзкий поступок настолько понравился Дудаеву, что он пригласил Лабазанова стать начальником президентской охраны.

Увы, союз оказался недолговечным. Уже летом 1994 войска Дудаева штурмуют ставку Лабазанова. Во время боя погибают брат Руслана и его ближайший друг. Их отрезанные головы Дудаев выставил на всеобщее обозрение на одной из грозненских площадей. Лабазанов объявил Дудаеву кровную месть и поклялся, что убьет его лично.

Под покровом ночи в закрытом кузове машины меня тайно вывозят из военного лагеря и везут в сторону гор. Мысли невеселые: кто знает, чем это закончится?

Когда я приехал в ставку Лабазанова, хозяин только что вернулся из поездки: по бокам смиренно стояли боевики, а молодая миловидная женщина снимала с «чеченского Робин Гуда» ботинки.

«Я больше не могу терпеть тот беспредел, который творят российские войска. Они грабят всех подряд, убивают ни в чем не повинных людей. Русские должны понять: чеченцев нельзя победить силой. Проблемы чеченцев должны решать мы сами. Против внешней силы мы всегда объединяемся! Сейчас люди смотрят на эту войну как на войну русских с чеченцами и поэтому поддерживают Дудаева. Пусть Кремль даст мне оружие, технику, и я сам расправлюсь с Дудаевым!» – говорит мне Лабазанов.

Руслан выходит из комнаты и возвращается с фотографией. Снимок действительно жуткий: две отрубленные головы лежат на площади Минутка в Грозном. «Так расправился с моим братом и другом Дудаев. Этого я ему не прощу никогда! Рано или поздно я его поймаю и просто скушаю», – когда Лабазанов говорит эту фразу, то его глаза становятся страшными.

«Но, если и дальше российские войска будут творить этот беспредел, я не смогу быть их союзником. Меня просто подталкивают стать махновцем!» – в сердцах завершил беседу бывший начальник охраны Дудаева.

Первая чеченская война закончилось хасавюртовскими соглашениями, в реальности фиксирующими капитуляцию России. Можно спорить, что именно привело к этому поражению.

Так, например, военные утверждали, что как только они побеждали, то в Кремле сразу же заключали перемирие с сепаратистами, сводившее «на нет» все успехи федералов. Наверное, эта точка зрения небеспочвенна. Но, конечно же, это была не единственная причина. В словах Лабазанова, что сепаратистов должны победить сами чеченцы, несомненно, есть доля истины. Против российских войск «работали» и неоправданные жертвы среди мирного населения, возмущавшие не только местных жителей, но и работающих в Чечне журналистов. В результате практически все материалы из Чечни содержали резкую критику федералов, общественное мнение подготовили к необходимости вывода войск.

В чем-то ситуация вокруг Чечни напоминала страсти в американском обществе во время военной кампании во Вьетнаме: резкая критика военных в прессе, недовольство левых, устраивающих многочисленные пацифистские демонстрации, по сути предопределили поражение Белого дома в этой войне.

Увы, лучше после ухода российской армии не стало. В Чечне начали строить исламское государство, по степени «суровости», напоминавшее талибский Афганистан.

В республике был принят новый уголовный кодекс Чечни-Ичкерии, практически неотличимый от аналогичного свода законов Судана, одного из наиболее ортодоксальных государств исламского мира. Президентским указом в школах в обязательном порядке были введены предметы «Законы ислама» и арабский язык (впрочем, из-за резкой нехватки преподавателей арабского языка ему учили лишь в немногих школах). Категорически была запрещена продажа спиртного, перестали функционировать светские суды, преступников стали судить по законам шариата. Так же как и в Иране, автобусы в Чечне были поделены на две «половины» – мужскую и женскую.

На телевидении была введена «нравственная цензура». Иногда дело доходило до курьезов. Так, однажды я смотрел в Грозном по телевизору футбольный матч, транслирующийся из Москвы. Когда футболисты забили гол и стали обниматься, то на экране немедленно появилась «заставка» – на чеченском телевидении сочли эту сцену недопустимой с точки зрения мусульманской морали.

В республике ввели публичные телесные наказания и даже казни. Когда я пришел в шариатский суд, то там было достаточно многолюдно. Среди посетителей был даже русский парень, которому не заплатили за работу.

«К порке за воровство и пьянство мы приговариваем довольно часто, а вот дел о прелюбодеянии пока не было!» – с видимым сожалением сказал мне бородатый судья. Этому человеку явно хотелось приговорить кого-нибудь к забиванию камнями.

Камнями в Чечне действительно не забивали, а вот публичные расстрелы периодически устраивали. «Когда снимал расстрел, то ноги тряслись. А вот народу, похоже, нравилось. Люди реагировали на автоматную очередь, как на гол на стадионе!» – рассказывал мне знакомый грозненский оператор.

«Европейские законы для чеченской натуры противоестественны. Они многими не воспринимаются, а потому и нарушаются. Нам нужны такие законы, которые понимает и уважает народ. Для нас это шариат. Поэтому пугаться ислама не надо. Иначе мы получим неуправляемую вооруженную массу, что создаст много проблем для всех, в том числе и для России», – убеждал меня в 1996 году тогдашний министр иностранных дел Чечни-Ичкерии Мовлади Удугов.

Увы, справиться с «вооруженной массой» не удавалось и при помощи шариата. Если бы Чечня была просто одиозным исламским государством, то это Кремль бы еще мог «проглотить». Но беда заключалась в том, что новое независимое государство стало настоящей бандитской вольницей, существующей лишь за счет хищений нефти, набегов на российскую территорию и торговли заложниками.

По оценкам специалистов, на одного заложника приходилось пять охранников, еще столько же людей осуществляли захват «товара», и столько же оказывали посреднические услуги. До начала новой российской военной кампании в Чечне на территории республики содержалось около 1000 заложников, то есть в работорговле участвовали около 15 тысяч человек, что составляло около 1,5 % мужского населения республики. Если же учесть, что, как правило, жены и дети преступников знали, чем занимается глава их семьи, то число людей, косвенно связанных с работорговлей, получается и вовсе фантастическим.

Экономика Чечни лежала в руинах, а восстанавливать ее никто и не собирался. Криминальному же бизнесу в самой республике становилось все более тесно. Чтобы прокормить огромную массу вооруженных людей, не желающих заниматься мирным трудом, нужна была новая война. И не так уж и важно, спровоцировано ли вторжение Басаева в Дагестан Путиным. В любом случае, Россия просто не могла мириться с существованием у ее границ бандитского анклава, становящегося с каждым днем все опаснее. Война была неизбежна.

Грозный в первую чеченскую

На этот раз Россия подошла к войне более основательно. Главой российской администрации был назначен бывший муфтий дудаевской Чечни, очень уважаемый в республике человек Ахмат Кадыров. С его помощью Кремль надеялся перевести войну в Чечне во «внутричеченскую».

Справедливости ради стоит сказать, что и накануне первой чеченской войны Кремль пытался воевать с сепаратистами руками чеченцев. Так, лидер антидудаевской оппозиции Умар Автурханов был явной креатурой Москвы. Как может засвидетельствовать автор этих строк, его охрана состояла только из русских, по выправке и манерам очень похожих на кадровых российских офицеров. Однако поход антидудаевской оппозиции на Грозный провалился, стало ясно, что расколоть чеченское общество не удалось, и тогда Москва потеряла интерес к своим ставленникам.

В 1999 году, когда Кремль решился на новый ввод войск в Чечню, ситуация в республике была принципиально другая. «Во время войны в Чечне к нам приезжали отряды добровольцев-ваххабитов из арабских стран. Эти отряды были очень хорошо вооружены, и поэтому в них охотно шли и наши чеченцы. Многие из них приобщились к этому учению и стали пытаться учить и нас, утверждали, что мы искажаем ислам. Действительно, мы долго пытались не выносить сор из избы и утверждали, что проблемы «ваххабизма» в республике не существует. Мы пытались договориться с ваххабитами миром: «Пожалуйста, делайте, что хотите, но не навязывайте своих убеждений нам, не обвиняйте нас в ереси». Увы, диалог не получился», – говорил мне муфтий Чечни Ахмат Кадыров в 1998 году, то есть еще до своего перехода на сторону федералов.

На самом деле, тех, кого Ахмат Кадыров называл «ваххабитами», правильнее назвать салафитами, или «исламскими протестантами» – сторонниками первоначального Ислама времен пророка Мухаммеда. Салафиты выступают против всех нововведений, появившихся в исламе после смерти пророка. Этот вид ислама распространен в Саудовской Аравии и соседних с ней странах, однако после распада СССР «ваххабизм» стал распространяться и в СНГ.

В Чечне же традиционно распространено мистическое направление ислама суфизм (дословно суф – это шерсть, так как суфии предпочитают грубые шерстяные накидки). Суфии пытаются достичь Бога с помощью персонального опыта и медитации, во многом очень похожей на ту, что используют буддисты и йоги.

Особое значение в суфизме имеет зикр – специальная духовная практика, заключающаяся в многократном прославлении Бога. В Чечне зикр – это довольно громкий и воинственный танец, вводящий молящихся в настоящий экстаз. Именно на такой зикр каждую неделю собираются многочисленные гости в доме нынешнего лидера Чечни Рамзана Кадырова. Глава Чечни вместе с другими зикристами бегает по кругу и ничем не отличается от обычного верующего.

С точки зрения «ваххабитов» и зикр и многие другие суфийские обряды являются страшной ересью, салафиты отказываются считать последователей суфийского Ислама мусульманами. По их мнению, они – язычники. После окончания первой чеченской войны разногласия между суфиями и ваххабитами перешли в прямые вооруженные столкновения.

Лидером салафитов в Чечне был уроженец Саудовской Аравии Хаттаб. До Чечни этот человек успел повоевать в Афганистане, Боснии, Азербайджане и Таджикистане. Он был убежденным сторонником «перманентного газавата» до полного освобождения мусульман, а чеченских суфиев называл «агентами русских кафиров».

Я встретился случайно с Хаттабом в горах Чечни, но он не захотел говорить с российским журналистом.

«Извини, плохо по-русски знаю. Только военные слова: резать, убивать!» – сверкнув глазами, буркнул в бороду Хаттаб. «А по-английски?» – спросил я. Увы, выяснилось, что знаменитый борец за ислам не хочет говорить с кафиром ни на каком языке.

Конфликтом «ваххабитов» и суфиев сумел воспользоваться Кремль. Ему удалось переманить на свою сторону как Ахмата Кадырова, так и многих видных чеченских полевых командиров, придерживающихся традиционной для Чечни версии ислама.

При этом бывшего муфтия трудно обвинить в предательстве: всю предыдущую военную кампанию он участвовал в войне с русскими войсками. Однако на этот раз ненависть Кадырова к салафитам (против него было совершено четыре теракта) пересилила его нелюбовь к Кремлю.

Таким образом Москве удалось придать конфликту в Чечне форму межконфессиональной войны, Ахмат Кадыров (а после его гибели пришедший ему на смену его сын Рамзан) все время подчеркивал, что воюют с «шайтанами», еретиками, «искажающими ислам».

В этой ситуации очень многие чеченцы отвернулись от сепаратистов. «Одно дело воевать против русских, а совсем другое – против своих же земляков», – приходилось мне слышать от многих бывших боевиков.

Правда, на беду Москвы, салафитов поддержали многие лидеры сепаратистов. Достаточно интересна трансформация воззрений одного из самых влиятельных полевых командиров, знаменитого террориста Шамиля Басаева.

Первый раз Басаева мне довелось увидеть в 1993 году в Абхазии, где он возглавлял отряды, сражавшиеся с грузинскими войсками. У штаба северокавказских добровольцев в Сухуми я спросил невысокого молодого мужчину, где я могу найти их командира. «А вы кто?» – вопросом на вопрос ответил боевик. Узнав, что я корреспондент, незнакомец ответил: «Я и есть Басаев – спрашивайте».

В ту пору ныне знаменитый террорист казался застенчивым человеком. Чувствовалось, что он еще не привык общаться с журналистами и старается отвечать так, чтобы не попасться на «провокационные» вопросы.

Вторично я беседовал с Басаевым вскоре после нападения на Буденновск. Он был уже совсем другим. В его движениях чувствовалась уверенность в себе, но во взгляде появились усталость и грусть. Разговор сначала не клеился. Было ясно, что Шамилю смертельно надоели спрашивающие одно и то же корреспонденты.

Неожиданно положение спас бывший вместе со мной московский представитель Кестонского института (английская организация по защите религиозных свобод в странах бывшего социалистического лагеря) Лоренс Юзелл. Он вдруг обратился к Басаеву: «Как вы, верующий человек, пусть и для доброго дела, могли переступить через смерть невинных людей?!» Этот вопрос не на шутку задел «героя», и мы до четырех утра беседовали на философские и теологические темы.

Создавалось впечатление, что гибель мирных жителей не дает покоя совести командира и ему хочется доказать самому себе, что в Буденновске он поступил, как и подобает истинному мусульманину. Интересно, что Басаев даже пообещал Юзеллу пустить православного священника отслужить службу на братских могилах русских солдат под Ведено.

Следующая моя встреча с Басаевым произошла приблизительно через год. И вновь я столкнулся как будто бы с незнакомым человеком. Басаев уже больше не проявлял веротерпимости: «Никаких попов на свою территорию я не пущу! Юзелл – американский шпион, и я не буду прислушиваться к его мнению».

Однако и во время второй моей встречи с Шамилем Басаевым он еще не был сторонником «перманентной исламской революции». Шамиль заявил мне тогда, что после окончания чеченской войны, он удалится в горы и станет «обычным пчеловодом». Увы, знаменитый террорист не выполнил своего обещания – салафиты убедили его, что настоящей мусульманин не должен «замыкаться» на своей родине, а обязан освобождать мусульман по всему миру.

«Пусть даже весь мир заполыхает синим пламенем, пока не будут освобождены мусульмане от Волги до Дона», – заявил Шамиль Басаев вскоре после того, как его боевики вторглись в Дагестан.

Однако в 1996 году Кремлю удалось уничтожить Басаева, а еще раньше были уничтожены и другие видные лидеры сепаратистов: Аслан Масахадов, Хатаб. В этой ситуации новому главе Чечни, волевому и решительному Рамзану Кадырову, удалось разгромить разрозненные, лишенные харизматических лидеров группировки сепаратистов.

Грозный во вторую чеченскую

То, что ты попадаешь в особый регион Российской Федерации, ощущается в Чечне сразу. Портреты чеченского президента Рамзана Кадырова и его отца – предыдущего лидера республики Ахмата хаджи Кадырова – встречаются в чеченской столице через каждые сто метров. «Гордимся тобой, Рамзан, достойный сын народа!», «Заветам Ахмата хаджи верны!» – написано на стенах многих домов города. «В новейшей истории чеченского народа Р. А. Кадыровым открыта страница, ставшая ярким примером для подражания для многих поколений чеченской нации. Это пример мужественности и героизма, самоотверженности и преданности своему народу», – повествует стенд в грозненском университете.

Профессия художника сегодня стала одной из самых прибыльных в Чечне: портреты Кадыровых, регулярно уничтожаемые боевиками, можно видеть на въезде в каждое чеченское село. Ближайшие приближенные чеченского президента ездят на машинах с номерами КРА (Кадыров Рамзан Ахматович); говорят, милиция такие автомобили не имеет права останавливать.

При этом в республике любят не только своего лидера, но и руководство России. Главная магистраль города поделена надвое. Верхняя часть носит имя Ахмата Кадырова, а нижняя названа в честь второго президента России Путина.

Не забывают в Чечне и о нравственном облике народа. В ресторанах не подается спиртное, а купить алкоголь можно только в специальных магазинах с 8 до 10 утра. В Грозном можно увидеть плакаты с изображением двух девушек: одна в платке на фоне мечети, другая с распущенными волосами на фоне пропасти. Правоверная мусульманка обращается к отступнице: «Я чеченка и горжусь этим. Поддерживаю традиции нации. А кто ты? Твое одеяние оскверняет образ чеченки».

Женщинам – служащим государственных учреждений запрещено появляться на работе с непокрытой головой. Тот же запрет распространяется и на учащихся. По сути, в Чечне де-факто действует «полиция нравов» – гвардейцы Кадырова следят, чтобы женщины ходили в платках, а мужчины не отпускали длинные волосы.

Чеченские ваххабитки

«Твое одеяние оскверняет образ чеченки». Плакат, призывающий к нравственному облику в кадыровской Чечне

Сейчас на улицах чеченских городов уже не встретишь неправильно одетую девушку или патлатого парня, но вот мусорить люди не перестали. И с этим тоже борются. Так на мечетях можно увидеть надписи: «За мусор – штраф и физическое наказание!»

Эта одна из самых больших мечетей в мире является любимым детищем Рамзана Кадырова. В реальности сооружение представляет лишь слегка измененную копию знаменитой Голубой мечети в Стамбуле, и действительно этот крайне дорогостоящий грозненский новодел выглядит величественно.

В 2013 году, по инициативе президента Чечни, мечеть участвовала в конкурсе десяти визуальных символов России и едва не заняла первое место. Дело в том, что по призыву Рамзана Кадырова за мечеть проголосовало едва ли не все население республики. Чтобы проголосовать, можно было послать за 3,5 рубля sms-сообщение, причем делать это можно было неоднократно. То, что символом России может стать мечеть, выглядело просто дико. Некоторые российские националисты даже считали, что победа мечети в конкурсе будет хорошей новостью, так как откроет глаза русским на то, кто реально сегодня правит в России.

«Мечеть имени Ахмата Кадырова будет являться не только символом современной России, но и всей путинской эпохи, выражая не только плачевную действительность, но и отношение действующего правительства к русскому народу», – написал в социальных сетях один из «сторонников» победы «Сердца Чечни» в конкурсе.

Однако вскоре мечеть обошел в голосовании коломенский кремль. После этого Рамзан Кадыров снял «Сердце Чечни» с голосования, заявив о фальсификации подсчета голосов. Сразу же после заявления группы молодых людей в Грозном забросали камнями и яйцами местные офисы «Мегафон» и «Билайн».

Мое знакомство с мечетью «Сердце Чечни» началось нервно. Первое, что я увидел, это как милиция оттесняла с площади группу плохо одетых местных женщин. Выяснилось, что чеченки надеялись встретить на богослужении Рамзана Кадырова и попросить, чтобы им выплатили компенсацию за разбомбленное жилье. Компенсацию в Чечне давали, но нужно было заплатить «откат»; увы, деньги на взятку были не у всех.

Не успел я расстроиться из-за проблем бедных женщин, как проблемы начались уже у меня. Мечеть охраняли и обыскивали всех входивших туда подростки лет семнадцати. По-русски молодые люди не говорили.

– Зачем русский знать? Ты чеченский знать? – спросил меня наслаждающийся своей властью подросток. Обнаружив у меня в кармане пачку сигарет, он немедленно бросил ее на землю. На мое требование поднять сигареты страж не реагировал. После короткой перепалки на чеченском сигареты поднял сопровождающий меня грозненский знакомый.

– Ты еще легко отделался. У местных сигареты «конфискуют» и бросают в специальный чан с водой на входе в мечеть, – сказал мне приятель.

Интерьер святыни поражал своей роскошью: золото, белый мрамор… Но возникает вопрос: откуда такие деньги? Да, у Рамзана Кадырова много богатых друзей среди мусульман всего мира, и щедрые пожертвования, несомненно, были. Но хватило ли этих денег? Осматривая мечеть, дворцы и небоскребы современного Грозного, я ловил себя на тщеславных мыслях: «Не исключено, что вся эта роскошь появилась не без моей помощи!» И основания для таких предположений у меня были. Ведь не секрет, что Кремль, используя деньги российских налогоплательщиков, вложил просто огромные средства в восстановление разрушенной во время войны Чечни.