Текст книги "Советская историография отечественной истории (1917 – начало 1990-х гг.)"

И. А. Шебалин
Советская историография отечественной истории (1917 – начало 1990-х гг.)

ВВЕДЕНИЕ

С точки зрения современных представлений историография представляет собой историю исторической науки, которая определяет и изучает закономерности развития исторического знания на разных этапах, воздействие на него внутренних и внешних факторов, выясняет механизм складывания, утверждения тех или иных исторических концепций. На этой базе анализируется современное состояние исторической науки, делается прогноз ее развития в ближайшем будущем. Историография как история исторической науки включает в себя изучение:

1) организационной структуры исторической пауки, деятельности определенных исторических учреждений, журналов, неформальных объединений историков и т. п.;

2) научных школ, течений и направлений, возникновение и развитие которых обусловлено единством основных взглядов той или иной группы историков, общностью или преемственностью принципов и методов их работы;

3) истории жизни и деятельности отдельных ученых, трудам которых историческая наука обязана своим становлением, развитием и изучением всех ее проблем и аспектов;

4) отдельных этапов развития науки с выделением наиболее важных и характерных компонентов, взятых во взаимосвязи и взаимозависимости.

Представляется целесообразным подходить к советской историографии как к феномену, который нужно изучать «в двух разных, хотя и взаимосвязанных измерениях: первое – место, роль и основные функции исторической науки в советском обществе; второе – внутренняя жизнь и состояние самой науки, ее структура, правила, предпочтения, тематика, методики, стиль» (Советская историография. – М.: Российск. гос. гуманит. ун-т., 1996. – С. 9.).

При составлении учебного пособия использовался опыт имеющихся работ, написанных в постсоветский период. В большинстве из них применяется универсальная внутренняя структура глав и периодов. Она включает, как правило, следующие компоненты:

– условия развития и организационные изменения исторической науки в соответствующий период;

– изучение проблем дореволюционной отечественной истории;

– достижения в исследовании истории советского периода.

Особое внимание в пособии уделяется дискуссиям в исторической науке и характеристике фундаментальных работ: монографий, многотомников, а также новых учебников. Это дает возможность заострять внимание на тех проблемах, которые были в центре внимания дореволюционной историографии: образование древнерусского и Московского централизованного государства, феодализация русского общества, опричнина Ивана Грозного, реформы Петра I, формирование абсолютизма, внешняя политика России и т. д.

При использовании лекционного курса нужно иметь в виду, что изложенный материал не может дать исчерпывающих знаний по курсу, а лишь закладывает фактологическую основу, которая нуждается в постоянном обновлении и переосмыслении в связи с развитием историографии как научной дисциплины.

1. УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ И ОРГАНИЗАЦИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ В ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ (1917-1931 гг.)

Развитие отечественной исторической науки в первое десятилетие советской власти можно условно разделить на два этапа, соглашаясь в принципе с периодизацией, предложенной зарубежными историками С. Томпкинсом и А. Мазуром. Первый этап охватывает годы гражданской войны и иностранной военной интервенции (1917-1920 гг.) и характеризуется практическим отсутствием серьезных исследовательских работ и свертыванием большинства научных изысканий. Второй этап ограничен периодом НЭПа (1920-1928 гг.) и приурочен к началу ожесточенной полемики историков оформляющегося марксистского направления с исследователями старой школы, которых принято называть буржуазными и мелкобуржуазными. Третий этап внутри первого периода истории отечественной науки в советское время датируется 1928-1931 гг. Он связан с окончательным разгромом немарксистской историографии в России, достаточно четко наметившимся кризисом марксистского понимания истории и началом процесса унификации исторического знания.

В 1920-е гг. организационная структура отечественной исторической науки была представлена двумя группами учреждений:

1) центры нового типа: Социалистическая (Коммунистическая) академия, Институт Красной профессуры (ИКП), Институт К. Маркса и Ф. Энгельса, Институт Ленина, Музей революции, созданные Коммунистической партией для реализации партийных задач, марксистские по характеру;

2) центры старого типа, сложившиеся до 1917 г. (университеты, Археографическая комиссия, Исторический музей, Историческое общество, гуманитарные институты Академии наук) или в первые годы советской власти (ГАИМК, Институт истории РАНИОН). Они были автономны по своим целям и задачам и свободны от марксистского влияния в выборе тематики исследований.

1.1. Становление марксистского направления в отечественной историографии

В марксистской историографии первого десятилетия советской власти складывалась довольно сложная обстановка, обусловленная множественностью интерпретаций марксизма. Первое его осмысление применительно к российской действительности принадлежит B. И. Ленину, которого по праву считают основоположником советской исторической науки. Он не был профессиональным историком, но многие его труды историчны. В ряде случаев им были высказаны оценки явлений истории, ставшие на многие годы основой для изысканий марксистских историков.

Ленинские взгляды на историю России включили в себя немногочисленные оценки феодального периода истории и более или менее разработанную схему истории XIX – начала XX в.

Из проблем дооктябрьской истории России В. И. Ленин наибольшее внимание уделял империализму. Именно им был сделал вывод о наличии в России государственно-монополистического капитализма, который является «полнейшей материальной подготовкой социализма».

Детально разработал В. И. Ленин историю возникновения и развития РСДРП(б). Им была высказана мысль о полувековых поисках передового учения в России. Возникновение большевизма как течения политической мысли и как политической партии он датировал 1903 г. История партии рассматривалась им в единстве с историей рабочего движения. Ленин углубил мысль о месте и значении первой русской революции, указав, что «…без «генеральной репетиции» 1905 года победа Октябрьской революции 1917 года была бы невозможна». Им же была развита мысль о Декабрьском вооруженном восстании 1905 г. как высшем пункте развития революции.

В. И. Ленин стал основным историком первых лет диктатуры пролетариата, предложив собственную трехэтапную периодизацию событий. Он выделил период с 25 октября 1917 г. по 5 января 1918 г.

как время довершения буржуазно-демократической революции, а главное – время упрочения советской власти. В качестве второго этапа В. И. Ленин выделил Брестский мир, затем – этап гражданской войны от чехословаков и «учредительцев» до Врангеля (1918-1920 гг.) и, наконец, этап перехода к мирному строительству в 1921 г.

Ленинская концепция истории России явилась исходным пунктом последующих построений марксистских историков и обществоведов, которые стали предлагать свою интерпретацию не только марксизма, но и ленинизма. При этом широкое развитие получило цитатничество, допускалось использование высказываний В. И. Ленина, относящихся к истории одной эпохи, для характеристики другой. Историки не всегда проводили грань между мыслями, обусловленными генеральной направленностью того или иного сочинения, и идеями «случайными», которые также возводились в ранг абсолютной истины.

Следом за В. И. Лениным свое толкование истории России предложил Л. Д. Троцкий. По мнению его биографа И. Дойчера, «исторические сочинения Троцкого диалектичны до такой степени, что в марксизме подобного не видывали со времен Маркса, от которого Троцкий заимствовал свой метод и стиль» (Дойчер, И. Троцкий в изгнании / И. Дойчер. – М., 1991. – С. 275). Он же считает, что Троцкий – единственный гениальный историк среди марксистов.

Основное внимание при разработке собственной концепции Л. Д. Троцкий уделил особенностям исторического развития России. По его мнению, вынужденная развиваться под экономическим и военным давлением Запада, Россия не могла пройти через все фазы «классического» цикла западноевропейского прогресса. Она не могла провести собственную реформацию или буржуазную революцию под руководством буржуазии. Отсталость страны заставляла ее стремительно продвигаться политически к уровню, достигнутому Западной Европой, и за ним – к социалистической революции. Слабая русская буржуазия была неспособна сбросить с себя бремя полуфеодального абсолютизма, но в тандеме с рабочим классом, поддержанным мятежным крестьянством, она стала революционной силой. Рабочий класс не мог удовлетвориться установлением буржуазной демократии и стал бороться за реализацию социалистической программы. Таким образом, в силу «закона комбинированного развития» крайняя отсталость имела тенденцию соединиться с крайним прогрессом, что и привело к взрыву 1917 г.

Особую роль Л. Д. Троцкий отводил роли личности в истории.

Его детерминистский взгляд на исторический процесс позволил относиться ему к политическим противникам не свысока, а объективно. Он, как правило, не квалифицировал врагов большевизма как коррумпированных и гнусных людей. Примером может служить историческая характеристика, данная Николаю II: «Николай II унаследовал от своих предков не только гигантскую империю, но и революцию. Они не оставили ему в наследство ни одного качества, которое дало бы ему возможность управлять империей, губернией или даже уездом. Историческому паводку, каждый вал которого подкатывался все ближе к воротам его дворца, наследник Романов противопоставлял лишь немое безразличие».

Историческая концепция Л. Д. Троцкого была подвергнута резкой критике и не породила направления в исторических исследованиях. Однако ее воздействие на историографическую ситуацию 20-х гг. несомненно. Оно проявилось хотя бы в том, что возникла целая школа историков и обществоведов, которая специализировалась на критике работ Л. Д. Троцкого и борьбе с троцкизмом.

Свою интерпретацию истории России на базе марксизма в 20-е гг. предложил М. Н. Покровский. Относительно его роли и места в развитии исторической науки существует несколько точек зрения, среди которых можно выделить две диаметрально противоположные. Первая сводится к его характеристике как существенного видного историка-большевика 20-30-х гг., обладающего безграничной, диктаторской властью над исторической наукой и ответственного за преследования буржуазных историков. М. Н. Покровскому приписывается, по сути дела, незавидная роль «передаточного рычага» между партийно-государственной машиной и сферой исторической науки. Второе мнение апологетическое.

М. Н. Покровский был последним историком, пытавшимся осмыслить историю России в целом. Однако, с профессиональной точки зрения, предложенная им концепция достаточно уязвима, так как при ее создании автор выступал как компилятор, а не исследователь.

В концентрированном виде концепция М. Н. Покровского была изложена в «Русской истории в самом сжатом очерке», первые две части которой увидели свет в 1920-е гг. и были высоко оценены В. И. Лениным. Историческая схема М. П. Покровского проникнута пафосом отрицания теории надклассового государства и исключительности пути России. Считается, что ему принадлежит фраза: «История – это политика, опрокинутая в прошлое». И хотя авторство отрицается рядом исследователей, однако оно несомненно. В трудах М. Н. Покровского мы находим подобную характеристику работ буржуазных историков. А его многочисленные ученики уже при жизни учителя и без возражений с его стороны использовали эту мысль для описания исторической науки в целом, что позволяет считать ее заостренной формулировкой взглядов самого М. Н. Покровского. Кроме того, М. Н. Покровский, выступая 8 декабря 1930 г. на партийном собрании Института истории Комакадемии, заявил: «Борьба на историческом фронте есть борьба за генеральную линию партии. Положение «история – политика, обращенная в прошлое» означает собой, что всякая историческая схема есть звено, цепочка для нападения на генеральную линию партии. Существует самая тесная связь между борьбой за генеральную линию партии и борьбой на историческом фронте. Их нельзя разрывать. Трудно себе представить такую вероятность, что сторонник генеральной линии партии является ревизионистом в исторических работах. История … не есть самодовлеющая задача, история – величайшее орудие политической борьбы; другого смысла история не имеет» (Артизов, А. Н. Критика М. Н. Покровского и его школы / А. Н. Артизов // История СССР. – 1991. – № 1. – С. 106). По сути дела, М. Н. Покровский призывал к прямому подчинению исторических исследований требованиям партии. Попытки критики М. Н. Покровского предпринимались еще в 20-е гг. (А. Н. Слепков, С. Г. Томсинский, В. Н. Рахметов), однако в условиях незыблемого авторитета ученого как руководителя советской исторической науки они не получили развития.

Организационное оформление марксистского сектора российской историографии связано с возникновением исследовательских учреждений и учебных заведений нового типа. Среди них – Социалистическая академия общественных наук (1918 г.), Институт К. Маркса и Ф. Энгельса (1921-1922 гг.), Истпарт (1920 г.) и т. д. Наибольший интерес представляют Институты Красной профессуры, деятельность которых была наиболее плодотворной в научном плане.

Идея создания специального центра для подготовки марксистских кадров обществоведов и историков была выдвинута на 1-м совещании по народному образованию (декабрь 1920 – январь 1921 г.) и нашла воплощение в декрете СНК РСФСР от 11 февраля 1921 г. На его основании в Москве и Петрограде и были созданы Институты Красной профессуры, в которых сложился новый тип учебного заведения при сочетании теоретико-методологической подготовки и проработки отдельных тем в рамках научно-исследовательских семинаров по истории. Ядро педагогических коллективов составляли старые большевики и первые ученые-марксисты (В. В. Адоратский, В. П. Волгин, В. И. Невский, М. Н. Покровский, Е. М. Ярославский и др.). Часто приглашались видные партийные руководители (Н. И. Бухарин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев). Основным принципом подбора слушателей ИКП была политика пролетаризации, ставшая причиной глубокого кризиса организаций на рубеже 20-30-х гг. У большинства выпускников отсутствовали прочные систематические знания по истории, многие усвоили лишь общесоциологические формулировки. ИКП выступили инициаторами дискуссий о Советах в революции 1905-1907 гг., о характере финансового капитала в России и о двух путях развития капитализма в сельском хозяйстве, о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую и так далее, однако точки зрения немарксистски настроенных историков в их ходе априорно отвергались и расценивались как идеологически вредные.

Сформированные большевиками в 20-е гг. исторические учебные заведения наряду со способными и нестандартно мыслящими историками выпустили значительный отряд малокомпетентных в профессиональном отношении людей, которые оказали негативное воздействие на последующее развитие исторической науки в стране. Именно ими был привнесен дух воинствующего догматизма и интеллектуальной нетерпимости.

К концу 20-х гг. на фоне меняющейся общественно-политической ситуации в марксистском секторе российской историографии сложилась достаточно негативная ситуация, которая характеризовалась изоляцией от лучших достижений немарксистского обществоведения. Наметились тяга к отвлеченному схоластическому теоретизированию, подмена интеллектуальной аргументации обвинениями идеологического порядка. Начался процесс унификации и догматизации марксистской исторической науки. В среде историковмарксистов стали раздаваться требования «чистоты марксизмаленинизма», «идейной выдержанности». Складыванию подобной ситуации способствовала борьба за лидерство между группировавшимися вокруг М. Н. Покровского и Е. М. Ярославского историками.

1.2. Буржуазная историческая наука

Российская буржуазная историческая наука в массе своей негативно встретила установление диктатуры пролетариата. Уже в ноябре 1917 г. один из крупнейших ее представителей, академик А. С. Лаппо-Данилевский обратился с воззванием, в котором говорилось о «великом бедствии», постигшем Россию, о непризнании советской власти и необходимости поддержки Учредительного собрания. С антибольшевистскими заявлениями выступила профессура Московского, Казанского, Харьковского и других университетов.

Октябрьская революция привела к массовому выезду из России цвета буржуазной исторической науки. Уже в 1917 г. страну покинули профессор Томского университета С. О. Гессен (1887-1950) и будущий профессор Гарварда М. М. Карпович (1888-1959). В 1918 г. Советскую Россию покинули преподаватель Петроградского политехнического института П. А. Остроухов (1885-1965), известный исследователь античности, в будущем профессор Йельского университета М. П. Ростовцев (1870-1952). В 1919 г. выехали киевский профессор Д. И. Дорошенко (1882-1951), исследователь истории церкви, бывший министр Временного правительства А В. Карташев (1875-1960). Резко увеличился потолок эмигрантов в 1920 г. (Н. Н. Алексеев, Н. А. Баумгартен, Г. В. Вернадский, И. Н. Голенищев-Кутузов, К. И. Зайцев, В. В. Зеньковский, М. В. Зызыкин, Е. П. Ковалевский, Н. П. Кондаков, П. Н. Милюков, А. Л. Погодин, М. Г. Попруженко, В. А. Розов, А. В. Соловьев, Г. В. Флоровский и др.).

В какой-то мере этапным событием в складывании российской исторической школы за рубежом был так называемый «философский пароход». Сообщение о готовящейся высылке буржуазных ученых появилось в «Правде» 31 августа 1922 г. Однако еще до этого в Москве, Петрограде, Киеве и других местах были проведены аресты. Кандидатуры на высылку намечались В. И. Лениным. Общее число высланных по одним данным составило 50-60 человек, по другим – 300. Среди них ученые-историки: профессор Московского университета А. А. Кизеветтер (1866-1933), профессор Новороссийского университета А. В. Флоровский (1884-1968), профессор Петроградского университета и Александровского лицея В. А. Мякотин (1867-1937) и др. Одновременно были высланы яркие представители философской мысли – И. А. Бердяев, С. Л. Франк, С. Н. Булгаков, Ф. А. Степун, Б. П. Вышеславцев, П. И. Лапшин, И. А. Ильин, Л. П. Карсавин, А. С. Изгоев, С. Н. Трубецкой – ученые, труды которых в значительной степени лежали в основе методологии отечественной исторической науки.

Характеризуя эмиграцию, известный историк барон В. Э. Нольде писал: «С библейских времен не бывало такого Грандиозного «исхода» граждан страны в чужие пределы. Из России ушла не маленькая кучка людей, группировавшихся вокруг опрокинутого жизнью мертвого принципа, ушел весь цвет страны, все те, в руках кого было сосредоточено руководство ее жизнью, какие бы стороны этой жизни мы ни брали. Это уже не эмиграция русских, а эмиграция России…» (Мухачев, Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР / Ю. В. Мухачев. – М., 1982. – С. 42-43).

Таким образом, в начале 20-х гг. за пределами России оказалась большая группа историков и обществоведов, составлявших цвет отечественной исторической науки. Они продолжили разработку интересующих их проблем и тем самым заложили основы будущей западноевропейской и американской «русистики» и «советологии».

Помимо историков, покинувших Россию или высланных из нее, существовала значительная группа исследователей, которые попытались приспособиться к марксистской идеологии и социальной практике большевиков. Однако подобная «адаптация» шла чаще всего формально и носила чисто внешний характер. И именно эта группа историков наиболее активно противостояла губительным тенденциям, которые несли в науку марксистские школы, в частности, М. Н. Покровского.

Немарксистская историческая наука в России в 20-е гг. развивалась в чрезвычайно сложных условиях. Со стороны большевистского правительства были предприняты шаги по реорганизации ее традиционных центров. Фактически было ликвидировано университетское историческое образование, и вместо исторических факультетов в университетах были созданы факультеты общественных наук. В 1921 г. СНК принял декрет, установивший обязательный минимум преподаваемых здесь предметов: 1) развитие общественных форм; 2) исторический материализм; 3) пролетарская революция; 4) политический строй РСФСР; 5) организация производства и распределения в РСФСР; 6) план электрификации РСФСР. Не менее тяжелая обстановка сложилась в Академии наук, историческое отделение которой начало сотрудничать с новой властью, лишь спасая исторические архивы и библиотеки. При этом историки руководствовались мыслью академика С. Ф. Платонова о необходимости служения народу и России.

Ученые-немарксисты довольно часто вступали в полемику с начинающей господствовать марксистской историографией. Тот же С. Ф. Платонов обратился к изучению петровского времени и характеризовал Петра I как «неподкупного и сурово-честного работника на пользу общую». Тем самым он противопоставлял свою оценку официальной, представляющей императора в виде «грязного и больного пьяницы, лишенного здравого смысла и чуждого всяких приличий».

К концу 20-х гг. наметилось явное ужесточение политики правительства по отношению к буржуазным историкам. Своего апофеоза оно достигло в ходе «дела историков». Поводом к нему послужило обнаружение в библиотеке АН подлинных экземпляров манифестов об отречении Николая II и его брата Михаила. В 1930 г. был арестован академик С. Ф. Платонов, следом его друзья и ученики: А. И. Заозерский, А. И. Андреев, С. В. Рождественский. Вскоре за ними последовали профессора Б. А. Романов, В. Г. Дружинин, П. Г. Васенко, М. Ф. Приселков, академики Е. В. Тарле и Н. П. Лихачев. Позднее были арестованы академик М. К. Любавский, члены-корреспонденты АН Ю. В. Готье, Д. Н. Егоров, А. И. Яковлев, профессора С. В. Бахрушин, В. И. Пичета и др. Всего по «делу историков» проходило 115 человек.

Несмотря на «мягкий» приговор, именно «дело историков» ознаменовало собой фактический разгром и ликвидацию буржуазного направления в исторической науке России.

В 1930 г. состоялась дискуссия на тему «Буржуазные историки Запада в СССР», в ходе которой в качестве объектов жесткой критики были избраны Е. В. Тарле, Н. И. Кареев и В. П. Бузескул. Причем последние были людьми преклонного возраста и не пережили организованной травли (в 1931 г. они умерли).