Текст книги "Ксенофоб"

VII
Дом скорби «Зонненшайн»

Едва свернув с дороги и выехав на широкую аллею, по обе стороны которой стояли покрытые снегом деревья, я наткнулся на предупреждающую табличку: «Justizvollzugskrankenhaus Sonnenschein. Sozialtherapeutische Anstalt Friedrichsgrad»[10]10
  «Больница осуществления правосудия «Солнечный свет». Социально-терапевтическое учреждение г. Фридрихсграда» (нем.).


[Закрыть] – все официальные надписи в империи делали на дойче. Снизу шла приписка на кириллице: «Въезд на территорию разрешен только служебному транспорту».

Я скинул скорость и медленно поехал вперед.

Клиника «Зонненшайн» для душевнобольных осужденных преступников пользовалась весьма мрачной репутацией. По сравнению с этой больницей обычная тюрьма была курортом – так говорили знающие люди. И я совершенно не понимал, каким образом Грэг Рат оказался пациентом именно здесь.

То, что мне рассказала Элен, ни в коей мере не должно было привести репортера в клинику. Ведь он никого не убил и даже никого не покалечил, хотя и пытался. И слушания по его делу не проводилось. Судья на закрытом заседании определил отправить Грэга на психическую проверку с возможной последующей реабилитацией в «Зонненшайн», и никакие доводы Элен о вменяемости супруга и мольбы не помогли.

Она в тысячный раз пожалела, что вызвала полицию в тот злосчастный вечер, когда Грэг вернулся домой после торжественного приема в посольстве фогелей. Был он, по словам супруги, в подавленном состоянии, не шутил, как обычно, выглядел мрачным и молчаливым. Элен списала все на усталость, но чуть позже, когда она заглянула в детскую, то увидела, что Грэг навис над кроватью Адди – их приемного сына, и душит того подушкой. К счастью, Дара – родная дочь Грэга и Элен, находилась в своей комнате и крепко спала.

Элен с криком бросилась к Грэгу, но тот не реагировал, только сильнее давил на подушку, намереваясь быстрее покончить с делом. Женских сил недоставало, чтобы оттащить репортера от жертвы, поэтому Элен схватила первое, что подвернулось под руку, – бронзовый бюст Генриха Первого и ударила им мужа по голове.

Грэг упал на пол как подкошенный, а Элен тем временем выскочила на улицу и попросила первый встречный патруль о помощи. К счастью, ребенок не пострадал, и Грэг быстро оклемался после удара, хотя крови потерял достаточно, но ему это не помогло. Патрульные забрали репортера с собой, и с тех пор Элен его не видела.

– Кира, ты же знаешь Грэга, он бы никогда не причинил вреда Адди! Это было какое-то затмение! Кира! Его чем-то опоили, я уверена. Он был не в себе…

Я слушал рассказ с тяжелым сердцем. В невиновности Грэга я почти не сомневался, не тот он был человек, чтобы даже ради высшей цели допустить мысль об убийстве ребенка.

Да, Адди был весьма странным мальчиком с особой способностью открывать двери между мирами, и год назад за его головой гонялись все вокруг. Но с тех пор многое изменилось: все четыре посольства уже появились в Фридрихсграде, а по законам природы большего числа и быть не могло, к тому же Адди перестал быть маяком, навсегда или временно утратив возможность прокладывать новые пути, искать лазейки и щели между мирами, так что нужда в нем отпала и его давно оставили в покое. Грэг и Элен усыновили его – отдать мальчика в приют они не смогли.

Элен была права: ее мужа явно чем-то опоили на том приеме, он совсем потерял рассудок. Но зачем ему потребовалась смерть мальчика? Или кто-то заказал убийство, использовав Грэга в качестве простого инструмента?..

В любом случае встретиться с репортером было просто необходимо. А там уже решить, каким именно образом помочь ему выбраться из клиники. И все же бюрократический аппарат мог не позволить так запросто отдать мне Грэга, даже если бы я попросил Арабеллу посодействовать мне. Чиновники от медицины ничем не отличались от чиновников других видов, а медлительность и скрупулезность машины принятия важных решений оставляла желать лучшего. Что ж, для начала я планировал побеседовать с главным врачом в «Зонненшайне», а дальше действовать исходя из результатов этой беседы. Нельзя было полностью исключить вероятность того, что Грэг на самом деле помешался.

Но в своем нынешнем виде соваться в клинику я и не думал – меня мигом упрятали бы в соседнюю с Ратом палату.

Поэтому, закончив беседу с Элен обещаниями сделать все возможное и невозможное, я приказал подать завтрак в номер. О черном убийце я старался не думать. Он вряд ли совершит новую попытку немедля, а значит, у меня есть время приготовиться к ответному удару.

Но сначала Грэг! Мой друг, один из немногих, кто всячески поддерживал меня в трудную минуту, был хорошим человеком. Не помочь ему, бросив все текущие дела, я просто не мог.

Завтрак оказался сытным и обильным: шницель с жареным яйцом поверх мяса, горка хрустящей картошки, мелко нарезанная морковь и большая кружка кофе, – а через четверть часа явился и посыльный из магазина готового платья. Он принес с собой однотонный серый костюм и пару сорочек, а также пальто, шляпу и шарф, три комплекта нижнего белья, перчатки тонкой кожи, несколько пар носков и галстуков и две пары туфель.

– Это то, что удалось подобрать за ночь, господин Бреннер, – извиняющимся тоном рапортовал посыльный. – Все исключительно по вашим меркам, остальное будет доставлено к вечеру или же завтра с утра.

Я рассчитался, выписав первый чек в своей новой чековой книжке, и щедро добавил пару марок за качество и скорость обслуживания.

Следом за посыльным пришел цирюльник и за час привел меня в человеческий вид. Косматая мужицкая грива и борода исчезли, теперь я выглядел вполне добропорядочным членом общества: аккуратная прическа с пробором, тонкие усики, ухоженные ногти, запах дорогого парфюма.

Я переоделся в обновки. Посыльный не обманул. Костюм сидел на мне как влитой. Шить в магазине готового платья стали на порядок лучше, чем раньше.

Глянув в зеркало, я поразился произошедшим переменам. На меня смотрел не давешний бродяга, а крепкий господин средних лет, по-военному подтянутый, строгий, с тяжелым взглядом из-под насупленных бровей и волевым подбородком.

Близняшкам я бы понравился сегодня…

Я равнодушно посмотрел на графин с коньяком и достал папиросу.

Бумаги, предоставленные Беллой, я бегло просмотрел еще за завтраком, но ничего путного, кроме списка гостей, в них не нашел. Собственно, сам список я вырвал из дела и сунул в карман пальто, остальные документы, включая многочисленные отчеты шпиков и большую часть наличных денег, вернул обратно в портфель. Люди нынешнего шефа полиции наверняка знали свое дело, вот только похититель никак себя не проявил. Украв реликвию, он затаился. Он не пытался продать ее, никому не показывал, а попросту залег с ней на дно. Пожалуй, странная история с Грэгом, случившаяся сразу после приема, – это единственное, за что я мог зацепиться.

Спустившись в холл, я попросил сменившегося консьержа – на этот раз жизнерадостного толстяка лет тридцати – положить портфель в сейф отеля. Тот с удовольствием согласился, не забыв пояснить, что услуга эта совершенно бесплатная для гостей, снимающих апартаменты подобного класса. И что если будет нужно, то и любые прочие ценные вещи, да хоть сами императорские драгоценности, если они вдруг попадут мне в руки, будут надежно укрыты в самом безопасном месте, тщательно охраняемом силами безопасности отеля и двумя жандармами.

Приметив в дальнем конце холла пару весьма крупных господ в просторных пиджаках, под которыми явно скрывали оружие, я одобрительно кивнул, надеясь, что мои вещи окажутся под надежной защитой. Жандармов, по возрасту или вследствие ранений не способных к интенсивным нагрузкам, вынужденно нанимали отели высокого класса, следуя особому указу шефа полиции, и это, на мой взгляд, в первую очередь пошло на пользу безопасности подобных мест, хотя значительно ударило по карманам владельцев отелей – платили жандармам по высшей ставке. Да и сами жандармы перестали чувствовать себя людьми второго сорта, а вновь почувствовали себя мужчинами, способными добыть денег для своих семей. Один из лучших указов Константина, на мой взгляд.

Впрочем, даже случись кража из сейфа, я бы немногое потерял – в портфеле все равно не было ничего ценного – чековую книжку, револьвер и переговорник я рассовал по карманам пальто. В портфеле же остались документы и бесполезное для меня орудие черного убийцы. Я, кстати, изучал его ночью и пришел к выводу, что убийца использовал эту вещь как трубку для плевания. Сами же снаряды, очевидно, хранились отдельно, потому что ни одного в номере я не нашел.

Мой мехваген уже подогнали к главному входу, заранее прогрев мотор и счистив снег и ледяную крошку.

К утру снегопад кончился, а дороги уже успели к этому часу немного расчистить, поэтому через город я проехал быстро, но вот за городом скорость пришлось резко скинуть.

Кранкенхаус[11]11
  От нем. Krankenhaus – больница.


[Закрыть] располагался в пригороде, на территории, принадлежащей некогда эрцгерцогу Леопольду. Это место довольно давно считалось его летней резиденцией, но под конец жизни, полтора столетия назад, Леопольд передал поместье под медицинские нужды. Эрцгерцог вообще был большим филантропом, что, впрочем, не уберегло его во время покушения.

Однако клинике повезло. Финансирование, поступавшее от эрцгерцога, переняла на себя имперская казна, но и условия, поставленные ими, оказались весьма своеобразными. Кранкенхаус превратился в психиатрическую лечебницу для душевнобольных преступников. Отныне там содержали наиболее опасных сумасшедших, коих прогрессивное сообщество отказалось казнить в силу тяжести их душевных заболеваний. Говорили даже, что «Зонненшайн» – наиболее успешное медицинское учреждение по числу выздоровевших пациентов. Впрочем, как только тех признавали здоровыми, прогрессивное сообщество тут же допускало мысль о казни, и более того, незамедлительно приводило приговор к исполнению. Раз преступник выздоровел, то обязан ответить за свои деяния. Так что бывших пациентов клиники на улицах Фридрихсграда или других городов империи встретить было невозможно.

Я же очень надеялся, что Грэга еще не успели подвергнуть процедурам особого лечения и он находится в здравом уме и твердой памяти. Только так я имел шанс вытащить его на свободу.

В мехвагене было холодно, и я изрядно замерз в дороге. Но оглядываться время от времени назад не забывал.

Никто за мной не следил или же делал это столь искусно, что я ничего не заметил до самого съезда с трассы к территории клиники.

Миновав парк, я выехал на широкую просеку – хорошо просматриваемую и наверняка столь же хорошо простреливаемую с дозорных башен, видневшихся впереди. Земляная дорога превратилась в брусчатку и запетляла вверх по склону прямиком к стоящему на значительном возвышении замковому комплексу.

Главной же особенностью клиники было то, что располагалась она на отвесной скале и подобраться к ней можно было только этой дорогой. С другой стороны – лишь десятки метров камня и льда, а внизу река. Эрцгерцог выбрал весьма продуманное месторасположение для своей резиденции. При желании единственную дорогу можно было перекрыть и засесть в замке, легко обороняясь там от целой армии.

Четверть часа тряски привели меня прямиком к массивным воротам, в обе стороны от которых шла пятиметровая стена с самой настоящей колючей проволокой поверху.

«Акульи зубы» – так ее называли у нас. Я много раз в своей прежней жизни сталкивался с «зубами» и успел возненавидеть ее и тех, кто применял подобные вещи во время войны. Многие мои боевые друзья погибли из-за проволочных заграждений. Ведь даже подготовленному десант-риттеру требовалось время, чтобы преодолеть участок, защищенный проволокой. И в те минуты боец представлял собой легкую мишень, чем не гнушались пользоваться коварные ниппонцы.

Вдоль стены через равные промежутки в сто метров высились дозорные башни. С ближайшей уже давно и внимательно за мной следили, я видел суету наверху. Дуло пулемета, установленного на башне, немедленно развернулось в мою сторону.

Да, клиника была хорошо оснащена от вторжения извне. Далеко не всякое тюремное заведение могло бы соревноваться с кранкенхаусом «Зонненшайн» по подготовке и вышколенности персонала.

Мне даже не пришлось давить на клаксон. Ворота без малейшего скрипа сами собой пошли в стороны, позволяя мне проехать.

Но едва я воспользовался столь явным приглашением и въехал в небольшой карман, как сверху и с боков опустились решетки и я оказался запертым в буквальном смысле в железной клетке, а ворота за моей спиной так же быстро и плавно затворились.

«Зонненшайн» относился настороженно к незваным гостям.

VIII
Профессор доктор-доктор

– Пожалуйста, немедленно покиньте самодвижущуюся коляску! Руки держите на виду. В случае невыполнения приказов мы не несем ответственности за вашу жизнь! Повторяю!..

Мужской голос, усиленный рупором, я слышал четко и требования принял к сведению сразу. Тем не менее говоривший повторил свою речь трижды, прежде чем умолк.

Видно мне из нутра мехвагена было немного. Железная клеть, в которую я угодил, не позволяла из нее выехать. Приоткрыв боковое окно, я смог лицезреть направленные на меня пулеметные стволы.

Хорошо же тут встречают посетителей. Или это именно я удостоился подобной чести?

Пренебрегать столь серьезными приказами я не стал – слишком губительно для здоровья, подобные люди патологически не умеют шутить, поэтому, предварительно избавившись от ножа и револьвера – все равно конфискуют, так лучше оставить в «Мавританце», – и демонстративно подняв руки вверх, я неспешно выбрался из мехвагена.

За пределами клетки оказался узкий дворик, в дальнем конце которого виднелись вторые ворота. Я же находился в зоне досмотра, миновать которую не мог ни один посетитель. Не кранкенхаус, а настоящая боевая крепость, способная выдержать долгосрочную осаду. Так ли уж прост был старик Леопольд?..

– Положите руки на затылок и встаньте на колени! – продолжал требовать голос.

Вот это уже ни в какие ворота не лезло. Одно дело – вопросы безопасности, а совсем иное – унижение персон, облеченных доверием… Я, к счастью или несчастью, нынче относился к сильным мира сего. По крайней мере, пока у меня был при себе краденый императорский перстень.

Поэтому вместо того, чтобы пасть на колени и ждать решения местных властей, я скрестил руки на груди и заорал в ответ:

– Личный посланник его императорского величества Константина Первого. Дело государственной важности! Имею все необходимые полномочия! Прошу немедленно вызвать управляющего клиникой, говорить буду только с ним!

На несколько долгих минут воцарилась тишина. Я стоял недвижимо, даже не переступал с ноги на ногу, дабы излишне не нервировать людей, держащих руки на гашетке пулемета. Мало ли, всякое бывает, по себе знаю. В такие смутные моменты может произойти что угодно – а очередь прошибет и меня, и мехваген насквозь.

Откуда-то сбоку – я даже не сообразил, откуда именно, – во дворик выскочил невысокий лысоватый человечек. Одет он был обычно: костюм, сорочка, галстук, фиолетовые штиблеты. Движения его отличала определенная степень нервозности. Точно не врач. Я бы не доверил свое здоровье человеку столь нервического типа. Скорее администратор.

Я угадал.

– Господин мой! – воскликнул он. – Прошу, извините великодушно! Наши люди несут свою службу ответственно, и нельзя их за это винить. Ваш визит столь неожидан, иначе я встретил бы вас еще за воротами. Так и доложите, прошу, его императорскому величеству! Мы верные его слуги и чтим его волю! Да вы и сами в этом убедились…

Произнося речь, он приблизился к клетке, достал из кармана ключ и отпер один из блоков, достаточный для того, чтобы сквозь него прошел человек.

– Моя фамилия Благостаев, я заведую внутренним распорядком заведения, отвечаю за безопасность наших пациентов. Еще раз прошу меня извинить за произошедший казус…

Я степенно вышел из клетки, пожалев, что все-таки оставил оружие внутри мехвагена – теперь до него точно не добраться.

– Бреннер, Кирилл Бенедиктович. Представляю интересы империи в вопросах особой важности. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?..

Перстень, который я незамедлительно продемонстрировал Благостаеву, выглядел солидно – личный герб императора знал каждый подданный Руссо-Пруссии, а представить себе, что некто решился его подделать, даже я бы не смог – это каралось жестокой публичной казнью. В конце я даже добавил немного таинственности, понизив голос на полтона, так что Благостаеву пришлось чуть приблизиться ко мне, дабы расслышать каждый звук. При желании я легко мог схватить его за шею и использовать в качестве заложника, вот только я решительно сомневался, что столь ничтожная личность, пусть даже и облеченная немалыми полномочиями, заставила бы охрану бросить оружие. Нет, тут требовалось действовать иначе…

– Разумеется, особый приказ его величества… я все понимаю!.. – забормотал Благостаев.

– Мне нужен заведующий клиникой. Доктор…

Я специально сделал паузу, давая возможность Благостаеву назвать правильное имя. И он не подвел.

– Профессор доктор-доктор Морган. Он сейчас как раз совершает утренний обход. Думаю, мы можем присоединиться.

– Это хорошо, давайте присоединимся к профессору доктору-доктору, – благосклонно кивнул я.

Двойное титулование было неслучайным. Каждый дважды защитивший докторскую диссертацию имел полное право также дважды именовать себя докторской степенью, вот только другой вопрос – далеко не каждый желал так хвастаться и выпячивать все свои достижения перед другими.

Но профессор доктор-доктор Морган не обладал излишней скромностью.

– Вы не возражаете, если мы прогуляемся пешком? – предложил Благостаев.

Я только кивнул в ответ.

Мы прошли коротким проходом сквозь неприметную дверь, потом миновали еще одну дверь и внезапно оказались в прекрасном зимнем парке. Громко чирикали воробьи, слышалась беличья трескотня. Миновав парк наискосок, мы вышли на просторную лужайку, которую вдоль и поперек пересекали расчищенные тропинки-дорожки, ведущие к разным корпусам клиники, включая, разумеется, и самое массивное центральное здание особняка – бывший замок эрцгергоца.

Слева от входа переминались с ноги на ногу дюжие охранники, державшие на поводках двух псов.

– Милые собачки обычно находятся в клетке, – пояснил начальник охраны. – Нам не нужны случайные посетители, а собачки учуют и остановят. Поверьте, они умеют. Но разорвать не разорвут, так, потреплют слегка. Знаете, на моей памяти всякое бывало, и бежать люди пытались, но собачки чу́дные, от них не уйдешь. Обучены по высшему разряду!

Чуть в стороне я приметил и каретный двор, а пока мы шли одной из тропок, заметил и мой мехваген, который как раз туда подгоняли.

Кроме нас в парке и на лужайке работали с десяток человек, расчищавших большими лопатами тропинки. Впереди у одного из корпусов я увидел вооруженный патруль, обходивший территорию.

По всему парку то тут, то там попадались лавочки, многие из которых были заняты пациентами, гулявшими совершенно без всякого присмотра со стороны медперсонала. Но я не забывал о многочисленном патруле и высоких стенах с пулеметными гнездами. Бежать обычным способом отсюда не получится.

Благостаев болтал без умолку, рассказывая о самых современных методиках лечения, применяемых в «Зонненшайне».

– Свобода – это главный фактор, движущий человеком. Именно ради свободы мы готовы идти на великие жертвы. Но если свобода уже имеется, что же еще желать? Вот видите, наши пациенты гуляют в парке днем. Они совершенно свободны, в определенных рамках, конечно. Да, это лишь мнимая свобода, но в других подобных заведениях они и этого были бы лишены. Пусть они преступники, но ведь не по зову сердца, а, можно сказать, преступники поневоле. Они больны, их требуется лечить. Прогулки на свежем воздухе – одно из средств. Вы спросите, к чему это? Зачем лечить тех, кого лучше бы казнить? Я отвечу вам: лучше уж погубить с десяток преступников, тестируя методики лечения, и вылечить в итоге одного, дав возможность в дальнейшем лечить многих других, обычных граждан, чем сидеть сложа руки и ничего не делать вовсе.

В теории я был с ним согласен, но ведь нужно учитывать и особенности нашего судебного производства. Процент невинно осужденных среди заключенных был весьма велик.

– В нашем случае невиновных нет и быть не может. Они все душевнобольные люди, каждый из которых успел совершить преступление за пределами клиники. Поэтому их и направили на лечение к нам. Император, славься его имя в веках, уже давно отдал распоряжение о мгновенной передаче подобных преступников нашей клинике, без обычной бюрократии и долгих процедур.

Вот, значит, почему Грэг оказался здесь столь быстро. Им нужны пациенты. И они их получают напрямую из судов. Высочайшее повеление, надо же. Что же здесь творится на самом деле?..

– Охрана у нас на высоте, – продолжал хвастаться Благостаев, – тут работают только лучшие из лучших. По всей наружной стене пущен электрический ток, ночью в парке отпускаем порезвиться собачек, патруль обходит территорию каждые полчаса, пулеметы на башнях, мощные прожекторы, местность отлично просматривается в любое время, так что если кто-то рискнет покинуть кранкенхаус без разрешения, то сильно об этом пожалеет.

Я поменял свое мнение о Благостаеве. Этот человек недаром ел свой хлеб.

– А вы не думаете, что случайный гость может случайно пострадать?

– Ну что вы, какой еще случайный гость? Таких у нас не бывает. Все гости прекрасно знают о наших мерах безопасности. Даже персонал на ночные смены проводят группами во избежание именно таких случайностей. А днем охрана на выходе, обязательный досмотр, внутренний двор. Да вы все видели. За все годы работы нашей клиники не было ни одного случая побега пациентов. У нас лучше чем тюрьма – у нас лечат!

Наконец мы добрались до центрального корпуса – главного особняка резиденции, именно тут некогда находились личные покои Леопольда. Теперь же, как поведал по дороге Благостаев, на нижнем этаже располагались врачебные кабинеты и архив, второй и третий были отданы под палаты, а последний четвертый этаж занимали кабинеты высокого больничного начальства и операционные.

Конечно, ноги начальства требовалось беречь, поэтому еще несколько лет назад здание было оборудовано двумя грузовыми ауфцугами и еще одним пассажирским. Императорские дотации, как объяснил мне Благостаев, необходимо было использовать в срок и в полном объеме, иначе в следующий раз при распределении бюджета могли решить, будто дают много, и урезать выплачиваемые суммы.

Бюрократы – преступники иногда похуже грабителей и даже убийц. Пара росчерков пера может лишить надежды, практически уничтожить не только человека, но даже идею. Я знал бедолаг-ученых, годами пытавшихся выбить сущие крохи на финансирование своих проектов и не получивших в итоге ни гроша. В клинике же с финансированием все обстояло гладко, главное, вовремя тратить приходящие суммы.

На первом этаже в холле несколько крепких санитаров в белых халатах и круглых шапочках пили чай. Оружия у них я не заметил, даже резиновых дубинок, но такие и голыми руками способны скрутить любого буйного пациента. Нас они проводили долгими взглядами, но от своего занятия не оторвались.

Мы поднялись на второй этаж, но дежурный санитар у решетки, отделявшей крыло с палатами пациентов от общего больничного коридора, сообщил, что профессор тут уже побывал и отправился с осмотром дальше.

Я мельком заметил за решеткой нескольких пациентов в больничных халатах, бесцельно слонявшихся по коридору. Кто-то замер у зарешеченных окон, бессмысленно пялясь во двор, другие просто прохаживались вдоль стен туда и обратно. Движения их были медлительны, заторможенны, видимой агрессии никто из них не проявлял. Очевидно, на втором этаже содержали спокойных пациентов. А во дворе тогда кто гулял? Выздоравливающие?..

Профессор доктор-доктор Морган обнаружился на верхнем этаже. Это был высокий мужчина с вытянутым безэмоциональным лицом. Он как раз закончил обход и в сопровождении двух санитаров и медсестры покинул лечебное крыло, выйдя в холл к дежурному посту. Мой провожатый кинулся к нему и быстро зашептал что-то на ухо.

– Посланник его величества? – переспросил он, прислушиваясь. – Вопросы о ком-то из пациентов? Что же, прошу в мой кабинет!

Мы поднялись на верхний этаж и зашли кабинет с табличкой на двери, на которой готическим шрифтом была выведена фамилия «Морган».

Кабинет был просторным. Стеклянные шкафы один за другим стояли вдоль стен, в некоторых были книги, в других экспонаты в банках – заспиртованные конечности, зародыши в позах эмбрионов, отдельные полки занимали человеческие черепа. На почетном месте в одной из банок плавал мозг серого цвета, размером с мой кулак.

На одной из стен висела карта Фридрихсграда и окрестностей. На ней концентрическими кругами были отмечены разные области. Некоторые области были заштрихованы, иные нет. Я бросил на карту лишь беглый взгляд, но никаких закономерностей с ходу не уловил.

Профессор уселся в кресло за широким письменным столом, мне же указал на стул напротив. Благостаев скромно примостился у одного из шкафов.

– Итак, господин…

– Бреннер.

– …господин Бреннер, о ком именно из моих пациентов вы хотите навести справки?

– Грэгуар Рат, репортер «Городских новостей». Доставлен к вам несколько дней назад на принудительное лечение. Но, боюсь, судья ошиблась с вынесением приговора. Господин Рат не совершил ничего предосудительного…

Мне стоило обратить внимание, как изменилось лицо Моргана при упоминании фамилии Грэга, как дернулся Благостаев, чуть пошатнув зазвеневший банками шкаф, но я продолжал говорить и замолчал только тогда, когда Морган проорал на весь кабинет:

– Кого вы ко мне привели, Благостаев! Это шпион! Разве вы не знаете, что по Рату имеются особые распоряжения…

Но шеф безопасности не дослушал до конца, он уже прыгнул на меня, целя растопыренными пальцами мне в глаза. Благостаев оказался ловким и быстрым, чего я лично от него никак не ожидал.

Но ему не повезло. Я был еще быстрее.

Вскочив со стула, я пропустил его чуть вперед, тут же припечатав всей массой о стол профессора, отчего что-то в моем противнике ощутимо хрустнуло. А потом для надежности я ударил его стулом по спине. Стул оказался не таким крепким, каким выглядел, и разлетелся в моих руках, но и начальник службы безопасности упал недвижимо на ковер.

В двери уже ломились снаружи – охранники услышали шум. Я подхватил выпавший из рук Благостаева нож и приблизился к Моргану. Тот сидел в кресле не шевелясь и, кажется, даже не моргая.

Одним рывком я поднял его на ноги, развернул лицом к дверям и схватил левой рукой в захват за шею, укрывшись за его телом, как за щитом. В другой руке я сжимал нож, который готов был пустить в ход в любой момент.

– Кто вы? Зачем вам репортер?

– Что за особые распоряжения по Рату? – вопросом на вопрос ответил я, чуть сильнее сдавив шею доктора.

Морган захрипел, и я ослабил захват, дав ему возможность ответить.

– Он слишком глубоко копнул. Скандал нам сейчас ни к чему. Мы ничего с ним не собирались делать, Бреннер. Оставьте его нам, а через месяц-другой можете забрать. Обещаю, перед вами окажется совсем иной человек. Вежливый, воспитанный, трудолюбивый, разносторонне развитый…

– Вообще-то я собирался забрать его сейчас. Вы мне его отдадите?

– Я бы с радостью, но распорядок клиники не позволяет выдавать пациентов так запросто… охрана не пропустит похитителя.

– Зачем мне кого-то похищать? – поразился я. – Вы же слышали, я – представитель его величества и наделен всеми полномочиями. Вот перстень, подтверждающий мои слова.

– Даже если перстень не фальшивый, я вам не верю! И полномочия ваши липовые! Вы – шпион, а шпион должен умереть!

Морган замолчал, словно испугавшись сболтнуть лишнее.

– Умереть? Для начала я могу убить! – Я чуть сжал его шею, надеясь, что страх перед немедленной физической расправой сделает профессора более разговорчивым. Мне нужна была информация, я совершенно ничего не понимал в происходящем.

– Ладно, забирайте своего репортера и убирайтесь прочь. Здесь вам не место! – захрипел Морган и вдруг заорал: – Вон из моей клиники!

Я нажал еще сильнее. Угрозы выслушивать времени не было, дверь уже трещала под ударами снаружи. Профессор захрипел и умолк на полуслове.

– Договор такой – вы помогаете нам с Ратом убраться отсюда, я оставляю вас в живых. Условия понятны?

– Согласен, – прохрипел Морган.

В этот момент дверь наконец не выдержала натиска и рухнула, чуть не прибив собой лежавшего на полу Благостаева. В кабинет ворвались несколько санитаров с резиновыми дубинками в руках, но, мгновенно оценив обстановку, замерли на месте, не решаясь нападать.

– Профессор, мне нечего терять! Ведь вы не выпустите меня отсюда? И передавать полиции не будете. Не так ли? А значит, я с вами церемониться тоже не стану. Если хотите жить, прикажите привести Рата к вам в кабинет. И пусть подгонят мехваген к входу в корпус. Или вы умрете прямо сейчас! Считаю до трех!..

Но считать мне не пришлось. Профессор умел быстро принимать решения.

– Привести Рата. Живо! И мехваген его подгоните, бездельники!

Два санитара опрометью кинулись выполнять приказ. Остальные перекрыли двери кабинета, отрезая мне пути к бегству. Но я бы и не побежал один без Грэга.

Следующие минуты прошли в тягостном ожидании. Я не сомневался, что там, снаружи, мне готовили засаду и что так просто нас не выпустят. А я не собирался сдаваться просто так, надеясь забрать с собой на тот свет как минимум профессора доктора-доктора – всех троих в одном лице. И Морган это чувствовал. Первая волна адреналина схлынула, и я ощутил, как его тело била дрожь.

– Не бойтесь, профессор, я вас не трону. Вы мне не нужны. Мне нужен только мой товарищ.

– Послушайте, – сделал еще одну попытку Морган, – он же больной человек. Он пытался убить сына, он может захотеть убить и вас. Это больше чем просто болезнь. Это помешательство!..

– Что с Грэгом?

– Его надо лечить, – продолжал яростно шептать профессор, – а сделать это можно только здесь. Иначе смерть! Или много хуже, чем смерть! Безумие! Оставьте его в клинике, а вас я не трону, отпущу восвояси. Обещаю!

Но я не верил ни единому его слову. Нет, уходить, так вместе.

В кабинет втащили Грэга. Выглядел он плохо. Желтушного цвета, закутанный в смирительную рубашку, он словно сбросил десяток килограммов. Грэг смотрел на меня мутным взглядом, не узнавая.

– Я же говорил! Он не в себе…

– Это все ваши препараты, делаете из человека овощ! Освободите его! Живо!

Один из санитаров развязал рукава смирительной рубашки и быстро стащил ее с репортера. Он остался в обычной пижаме и простых домашних тапочках.