Текст книги "Напишите Тянитолкаеву письмо"

О величии замысла

Один человек взялся считать пальцы на своих руках и довольно быстро пересчитал и умер. Другой взялся считать волосы на голове и считал довольно долго, а после тоже умер. А третий пошел считать песчинки на берегу моря и живет до сих пор. И мы вместе с ним, с песчинками.

Первый, последний

Сегодня выпал первый снег, он же последний. Первый и последний снег лег ровным слоем на все вокруг – на землю, на травы, на деревья, на лицо мое и на глаза, и на душу мою, и на небо.

А птицы забились между землею и небом и перья просыпали. И солнце забилось и лучи просыпало. Легли вперемежку лучи и перья, белые и черные.

И поднялся я, весь в первом, последнем снегу. И в перьях белых и черных. И в лучах весь вывалянный, ну будто курица, и пошел всех пугать.

Пугать всех, спасать.

Нет разницы

Один человек любил что-нибудь отмечать. В прямом смысле слова.

Например, прохожих.

Возьмет такой тетрадочку и карандаш, сядет у окошка и давай ставить палочки, сколько прохожих прошло слева направо. А если справа налево идет прохожий, то палочка зачеркивается и таким образом получается крестик.

Но из окна не все было видно, да и дома по целому дню надоедало уже сидеть, поэтому один человек перебрался на улицу.

Он вытащил из квартиры и поставил поперек тротуара письменный стол, и стул принес, и так за столом в тетради, уже большой и конторской, стал дальше отмечать прохожих. Слева направо пройдет человек – палочка. Справа налево – палочка зачеркивается и получается крестик.

Потом один человек решил расширить и укрепить свою деятельность. Он принес из дома еще стул, и еще один, а потом уже все стулья и полностью перегородил тротуар, оставив узкий проход у стола. А еще принес швабру и закрыл ею проход наподобие шлагбаума. И стал требовать у прохожих паспорта, и записывал их фамилии, имена и отчества в конторскую тетрадь, и только после этого пропускал. Если же паспорта не было, то не пропускал прохожего, но отправлял за справкой об отсутствии паспорта и еще за справкой о наличии у прохожего фамилии, имени и отчества.

А противоположную сторону улицы, да и саму проезжую часть один человек загородил двумя платяными шкафами, которые тоже приволок из своего дома, и сервантом, и кухонной плитой, и гладильной доской, и обувной полкой, словом, всей мебелью своей и другими вещами, вплоть до кастрюль и цветочных горшков. Ничего ему не было жалко ради ответственного дела.

И что удивительно, прохожие слушались одного человека и предъявляли ему паспорта и ходили за справками и так далее. Даже по вечерам, когда один человек отправлялся домой и оставлял проход закрытым шваброй, никто не пытался эту швабру убрать и пройти. И машины тоже разворачивались и уезжали.

Потом один человек стал требовать от прохожих, чтобы они проходили через пропускной пункт строем и хором пели песню. А тех, кто ходил строем неумело или песню пел неправильно, отмечал он на отдельной страничке тетради и отводил в свою квартиру и замыкал на сутки и двое. Даже самому уже негде было спать и поэтому один человек стал ночевать на улице, сидя за письменным столом.

И совершенно непонятно, что случилось бы далее в этой истории, только в какой-то прекрасный день один человек, пропуская очередную марширующую и поющую колонну через проход из стульев, взял и умер. Прямо за письменным столом, когда чертил крестик. Наверное, от ответственности.

А потом неведомая сила подняла и стол, и стул, и одного умершего человека в воздух и вознесла и переместила их на крышу самого высокого здания в городе. И вороны облетали то место.

Но прохожие, что же они?

А какая разница.

Трамвай номер четыре

Древние говорили и новые за ними повторяли, и даже самые современные тоже так выражаются, что наш мир и тот, который потусторонний, разделяет какая-то речка, и лодчонка по ней, типа, шныряет, и если кому очень надо, того и перевезет.

Да черта с два. Где-где, а уж в Иркутске точно не лодка по речке, а трамвай номер четыре по улице Степана Разина в потусторонний мир возит, куда-то далеко за улицу Зимнюю. Там и снег круглый год, и льда там выше крыши, и солнце никогда уже не светит. Так что не зевай, выходи из трамвая того скорее, если раньше времени туда попасть не хочешь.

– А-а, явился, брателло! Вылазь, конечная! – встречают черти или кто они там закемарившего в трамвае пьяненького, а он им:

– Дык я, этово, заснул маленько, щас трамвай назад поедет и я с ним обратно!

А трамвай не едет никуда. Стоит и льдом вековечным покрывается.

Но оставим бедолагу и вернемся к жизни нашей.

А жизнь прекрасна!

Только трамвай номер четыре ее немного отравляет.

На улице Разина рядом с трамвайной остановкой стоит себе домик такой смешной, деревянный, и непонятно, сколько в нем этажей. Сдается мне, что три целых, а еще четырнадцать сотых или около того. Когда я был фарфоровой куклой, то некоторое время своей жизни обитал я в этом домике, а трамвай потусторонний мимо проезжал, да с таким грохотом великим, что домик сотрясался до основания своего. И все валилось в нем с полок и шкафов – книги, цветы в горшках, посуда, статуэтки какие-то и другие причуды, – и шкафы тоже опрокидывались, а кошки и люди от страха разбегались кто куда.

Но трамвай проезжал, кошки и люди сбегались обратно, шкафы поднимали и все вещи на место ставили, и меня тоже, и так до следующего трамвая, через полчаса. С шести утра до двенадцати ночи.

Вот однажды от удара и разлетелся я на части. Руки, ноги, туловище в одну сторону, а голова в другую. Потом все собрали и склеили, а голову искали-искали и не нашли. А все дело ведь в голове.

Голова моя в уголок за плинтус закатилась, а потом уборщица, не разобрав, на улицу ее вымела. Так и лежал я на асфальте этой самой головой набок и с ужасом следил за тем, как огромные стальные колеса трамвая номер четыре прокатываются рядом, но пока еще мимо. Колеса судьбы.

А после какой-то мужик добрый вышел из того деревянного и побрел себе, да запнулся о мою голову и поднял ее и рассмотрел и рассмеялся и сунул в карман и пошел в ночную темноту.

– Петрович, заходи еще, – скрипнули двери и мигнули лампочки в том домике смешном на улице Степана Разина, а потом нас нагнал трамвай номер четыре.

Но мы ведь пешком пошли.

А поговорить?

Один человек любил говорить с едой.

Например, приготовит себе яичницу и говорит ей:

– Вот щас тебя съем!

И ест.

Или купит жареную курицу в супермаркете и подберется к ней с ножиком и вилкой и говорит:

– Вот съем тебя щас!

И тоже ест.

А то над тарелкой супа в столовой нависнет с ложкой и прошепчет ему, супу:

– Щас съем тебя вот!

И снова ест.

В общем, не соскучишься с ним, с одним человеком.

Но однажды, поговорив таким образом с едой и после поедая ее, один человек подавился. А когда окружающие поколотили его по спине, у него случился заворот кишок. А когда его повезли в больницу, у него открылся аппендицит.

Вы не подумайте чего плохого, вылечили одного человека. Но с тех пор, как нужно поесть, припадает он к еде и рот открывает и закрывает беззвучно, будто рыба, и мычит чего-то и грозит еде кулаком, а после уже ест и немного плачет.

Никогда не разговаривайте с едой.

Постучали

Крякутому в дверь постучали.

Крякутной подошел к двери и постучал в ответ.

Там подумали и еще раз постучали.

Крякутной тоже подумал и тоже еще раз постучал.

За дверью постучали сильнее.

Крякутной, со своей стороны, постучал так крепко, что костяшкам пальцев его стало больно.

А с той стороны поколотили в дверь кулаком.

Крякутной же развернулся и начал бить в дверь ногой.

Там разбежались и врезались в дверь плечом.

Дверь, наверное, сломалась бы, но в это время Крякутной тоже разбежался и тоже врезался в дверь плечом.

После за дверью послышалось сопение и было притащено что-то тяжелое, возможно, пианино. Этим пианино, будто средневековым тараном, в дверь начали наносить сокрушительные удары.

Но Крякутной не дал маху и приволок из спальни здоровенный платяной шкаф, которым уверенно отвечал на противоположные толчки.

Потом за дверью притихли.

И Крякутной притих.

Потом за дверью раздались шаги, будто кто-то уходит.

Крякутной тоже сделал вид, что уходит.

Потом и с той стороны и Крякутной с этой побежали и одновременно бросились на дверь.

От удара Крякутному стало очень больно и он сел на пол и заплакал.

И по ту сторону тоже кто-то завыл.

Потом Крякутной уснул прямо на полу у двери.

И за дверью тоже послышался храп.

А потом мне наскучило об этом рассказывать, поэтому дальнейшее неизвестно.

Спаси, Господи!

У одного человека были вставные челюсти и они себя неправильно вели.

Все же знают, что вставные челюсти нужно на ночь вытаскивать изо рта и класть на стол или на полку. Полежат таким образом челюсти до утра – и обратно, так сказать, на службу.

Но неправильные челюсти одного человека просто так не лежали.

Заметит, например, один человек мышь в траве и подумает зачем-то: «Эх, мне бы эту мышь!»

А утром приходит на кухню и обнаруживает свои челюсти с пойманной мышью. Радуйся, хозяин!

В другой раз обратит внимание на привлекательную девушку в толпе и тоже невзначай подумает: «Эх, мне бы эту девушку!»

А челюсти выскакивают и прихватывают девушку за попу, не больно. И одному человеку с извинениями приходится отцеплять челюсти от мягкого места красавицы, и едва до скандала дело не доходит.

А однажды на одного человека накричал начальник, и один человек, с ненавистью глядя на его красную шею, подумал: «Да чтоб тебя!»

На утро начальника нашли едва живого с впившимися в шею теми самыми челюстями. Спаси, Господи!

Следователи потом крутили-вертели эти челюсти, но так ничего и не смогли предъявить одному человеку, ну и вернули челюсти владельцу.

Предмет

Алкоголик Селедкин нашел неизвестный ему предмет. Предмет был абсолютно непонятен: без дырочек, без кнопочек, без лампочек и без буквочек. И бесцветный какой-то. И бесформенный.

Алкоголик Селедкин пожал плечами и понес неизвестный ему предмет в ларек с некоторой надеждой поменять его на бутылку пива «Абаканское».

– А-а-а, – вымолвил алкоголик Селедкин и протянул неизвестный ему предмет в окошечко ларька.

Продавец, мужик-металлист в кожаной косухе с заклепками и множеством опознавательных металлических знаков, как то: черепа с костями, орлы, мозг на цепочке и др., выставил перед алкоголиком Селедкиным крепкую руку в игольчатом напульснике и сделал ему козу, после чего сбежал из ларька в каком-то направлении.

Алкоголик Селедкин зашел в ларек и прихватил искомую бутылку «Абаканского», а неизвестный ему предмет погладил и положил в карман.

День заладился.

Вышеупомя и нижеподлиза

Некто положил на стол лист бумаги, взял ручку и принялся писать заявление на имя начальника. Потому что нужно было.

– Уважаемый… – написал он и посмотрел на стену, где в портрете висел никто.

Потом скомкал бумагу, взял другой лист и написал:

– Глубокоуважаемый… – и снова задумался.

Отрицательно помотав головой, он выбросил и этот лист, положил третий и вывел:

– Многоуважаемый…

Потом нервно дернулся, бросил бумагу на пол и на очередном листе решительно начертал:

– Премногоуважаемый…

На следующем было:

– Очень много и глубоко уважаемый…

На следующем:

– Действительно и в самом деле уважаемый…

Боже, нет!

– Обожаемый…

Хорошо, но… Нет!

– Остро обожаемый…

Не то, нет!

– Воистину отображаемый…

Чего?

– Неотражаемый… Или отражаемый?

Ааа!

– Высоко умножа…

А-а-а-а!!!

– Глубоко обнуля…

Не-ет!!!

Некто заплакал и зарыдал. Стол и комната были завалены скомканной бумагой. Некто царапал ручкой по мокрому от слез столу:

– Ваш вышеупомя… Ваш нижеподлиза…

Никто со стены никак не смотрел на него.

Натоптал

Тянитолкаев шел себе по улице и, не заметив, ступил во что-то фиолетовое, ну и дальше пошел. И фиолетовыми следами истоптал весь город. В магазинах были его фиолетовые следы и на остановках, и в общественном транспорте, и в аптеках и поликлинике, и в театре были, представьте себе, и даже в мэрии. Весь город стал в фиолетовых следах Тянитолкаева.

Уже и полиция его ловила и следователи тоже и, наконец, на тридцатый день поймали Тянитолкаева и посадили в закрытую машину и увезли. Одни говорили, что в Бугульму, другие – что в Новую Москву.

Вот пусть там теперь топчет.

На правах рекламы

Один человек любил шляпы и покупал их часто и дома у него везде были шляпы, фетровые, соломенные, войлочные и какие там еще.

И в шляпе жил его кот. А в другой шляпе стоял будильник, чтобы не громкий был звон по утрам. А в третьей шляпе один человек хранил деньги. И герань у него росла из шляпы. И так далее.

Спал один человек тоже в шляпе и даже ел из шляпы.

В общем, жил один человек в шляпе и все дела его были в шляпе.

Но однажды он на спор проглотил целую шляпу и умер от закупорки кишок. И по завещанию прах его, понятное дело, захоронили в шляпе.

Вашему вниманию предлагаются шляпы от ведущих производителей. Фирма «Герман» изготавливает качественные головные уборы в классическом стиле. Фирма «Гуурин бразерз» радует покупателей шляпами современных моделей. Головные уборы от «Гуурин бразерз» выбирают многие публичные люди: шляпы этого бренда можно увидеть на музыкальных звездах, актерах и творческих личностях. А бренд «Р. Маунтин» предлагает шляпы, удобно сидящие на голове.

На восьми лапках

Когда я стану стареньким, я заведу себе палочку для ходьбы. А когда я еще поживу, то раздобуду вторую палочку и буду при ходьбе опираться на обе. Постарев еще, я обзаведусь уже четырьмя палочками и, передвигаясь, буду держаться за все четыре. Ну а когда я совсем состарюсь, мне понадобятся все восемь палочек, чтобы сойти с места. И все равно не получится, потому что палочки эти я буду ронять, то одну, то две, а то сразу четыре и даже больше, и вместо передвижения выйдет пустой грохот.

Надоест небесному Богу на такие дела смотреть и запустит Он в меня тем, что под руку попадет, – солонкой или бильярдным шаром, – и прямо в темечко.

Но не подумайте, что я умру – нет-нет, я окажусь вдруг маленьким таким паучком на восьми лапках, как оно и положено. Шмыгнет паучок к сосне и спрячется, чтобы не склюнул кто, в нагретой полуденным солнцем коре.

Ни с того ни с сего

В жизни одного человека ничего не случалось и ничего не происходило. Скучная это была жизнь.

– Ну хоть бы что-нибудь случилось! – сетовал один человек. – Ну хоть бы что-нибудь произошло! – расстраивался он. – Ну хоть бы кошелек, что ли, нашелся! Да пусть бы хоть кирпич на голову свалился! Как скучно!

И взгляд одного человека упал на асфальт, а там – кошелек! Не веря глазам своим, один человек потянулся за находкой, а тут ему с крыши на голову свалился кирпич.

Тряпичная кукла

Вчера полез на стремянке достать со шкафа коробки с какими-то забытыми вещами, набрал их в руки, одну, вторую, третью, и так свалился с ними на пол. Нет, не ушибся. Рассыпались вокруг старые фотографии, мотки пряжи в потускневших полиэтиленовых пакетах, еще от бабушки остались, старые ключи непонятно от каких замков, еще много чего, а также девчачья тряпочная кукла, откуда она? Так и лежал посреди различного бывшего добра и думал.

И думал о том, что произошло. Я потерял равновесие и падение стало неизбежным. Я осознал это, но уже ничего не мог исправить. Полсекунды странного, нелепого состояния – и я на полу.

Вот так же, в мгновенном ужасе и в то же время в холодной и ясной длительности осознания неизбежного оказывается человек перед стремительно надвигающимся автомобилем или поездом. Еще полсекунды и произойдет наезд. Или сорвался несчастный с обрыва. Или сердце ухнуло болью и замерло и потеряло себя. А смятенное сознание еще полсекунды всматривается в пришедшую пустоту. Исправить ничего нельзя.

Можно ли что-нибудь противопоставить этой неизбежности? – подумал я дальше. И ответ пришел сам собой: можно – если научиться снова, еще раз прожить свою жизнь, пусть и не сбывшуюся, за оставшиеся полсекунды.

Там, на полу, я вспомнил, откуда эта тряпочная кукла. Это моей покойной двоюродной сестры, она часто гостила у нас в детстве. Одному пять, другой шесть, играли и бесились. Она прожила потом короткую несуразную жизнь, спилась и замерзла зимней ночью на автобусной остановке.

Все равно

Один человек всему и всем показывал фиги. Характер у него был такой, а также отсутствовало воспитание.

Пройдет, например, мимо посторонний, а он ему фигу под нос. Проедет машина, и ей фигу. Солнце поднимется – и ему тоже фига. И луне фига. Всему и всем фига.

Даже начальникам один человек свои фиги сворачивал.

И вы, по всей видимости, ожидаете, чтобы прилетала одному человеку, как говорится, ответка.

Но в том-то и дело, что ответка не прилетала.

Потому что кто-то терпел, кто-то понятливо кивал головой, а кто-то и соглашался, ага, мол, я эту фигу действительно заслужил.

А солнцу и луне вообще было все равно.

Выключил или не выключил

С утюгом и электрическим чайником в руках шел Тянитолкаев по улице счастливый.

И счастье это было заслуженное.

Просто вышел Тянитолкаев утром из дома и задумался:

– А выключил ли я чайник?

Вернулся, проверил – вроде выключил. И на всякий случай включил его, и подождал, пока тот зашумит, а потом уже наверняка выключил.

Вышел и подумал:

– А утюг я выключил?

И хотя Тянитолкаев с утра и не включал его вовсе, все равно вернулся и проверил. Взялся за шнур, покрутил его и обратно положил на гладильную доску.

И вышел.

А через минуту вернулся хмурый, решительно зашел в квартиру и снова проверил утюг и чайник и снова их включил и выключил, и снова включил и выключил, и снова…

Потом сел в отчаянии на пол и схватился за голову. Потому что окончательно запутался в вопросе, выключил ли он чайник и выключил ли утюг? Или не выключил? Или включил?

Тянитолкаева осенило. Он схватил в одну руку чайник, в другую утюг – и вышел вон, совершенно счастливый.

И счастье это было заслуженное.

Только вот… А закрутил ли Тянитолкаев кран на кухне?

С ножом

Один человек купил в магазине колбасы. Он еще хотел купить сосисок, но отговорил себя.

– Лучше чего-нибудь одного, но побольше. В этот раз колбасы, а в другой раз сосисок, – так рассудил один человек.

Но дома, положив на стол колбасу, он понял, что ему невыносимо хочется сосисок.

Один человек посмотрел на колбасу почти с ненавистью и ткнул в нее ножом, но колбаса увернулась и спрыгнула на пол.

– Ах ты! – воскликнул один человек и бросился за ней, но колбаса от его прыжка укатилась дальше, в угол за диван.

И один человек, шумно задышав, тоже полез в угол.

А потом долго возился в тесноте и звякал нож и раздавались проклятия и удары кулаком, а после все стихло и только глухие рыдания были изредка слышны из-за дивана.

А что

Вот пишут:

В японском городе Хадано, префектура Канагава, арестовали мужчину, который притворился слепым, попросил женщину отвести его в туалет и по дороге схватил ее за щиколотку. Личность злоумышленника помогло установить видео.

Я вообще не знаю, кто этот мужчина, кого он схватил и за что, и мужчина ли он.

А что касается меня, а что касается меня, а что касается меня, а что касается меня, а что касается меня, а что.

Довольно короткий рассказ про любовь

Один человек так любил свою возлюбленную, что они катались на лодке и она утонула.

Остановка

Один человек, когда еще учился в школе, царапал на партах нехорошие слова. И другой человек, когда учился в школе, тоже царапал на партах нехорошие слова, а еще шариковой ручкой водил в бороздках, чтобы слова эти не смогли стереть. И третий человек, как вы уже догадались, тоже в школе царапал на партах нехорошие слова и тоже ручкой водил, а еще рисовал рядом соответствующие картинки.

И вот спустя много лет эти трое оказались рядом на автобусной остановке в одном городе и стояли и не смотрели друг на друга, потому что были незнакомы, а читали нацарапанные на бетоне нехорошие слова и рассматривали соответствующие картинки.

Не знаю, как вам, а мне в этой истории не хватает какого-нибудь ангела, который невидимо подлетел бы к этим людям и тихо и терпеливо наблюдал бы за ними, ожидая их слез.

Удивительно

Дерево стоит на земле, качается и смотрит на все стороны сразу. И вверх тоже. И в почве корнями шевелит. А я человек, я мимо проходил. И дерево удивилось. Я обратно прошел. И снова дерево удивилось. Теперь я вокруг хожу, давно уже хожу. Дерево машет ветвями, поймать меня хочет. Ловило, ловило, устало.

А тут я сам прильнул к стволу и обнял его.

И опять удивилось дерево. Оплело меня ветвями, чуть не задушило. Не вырваться мне теперь. Страшно? Нет. Жалко? Тоже нет. Хочется на свободу? Нет, не хочется.

Мне не страшно, не жалко, я стою себе на земле, качаюсь и смотрю на все стороны сразу. И вверх тоже. И в почве корнями шевелю.

А мимо человек проходит.

Удивительно.