Текст книги "Ермак. Выпуск №17/2023"

Ермак
Выпуск №17/2023

Редактор Игорь Владимирович Ваганов

Дизайнер обложки Александр Анатольевич Маров

Фотограф Игорь Владимирович Ваганов

Корректор Игорь Владимирович Ваганов

© Александр Анатольевич Маров, дизайн обложки, 2023

© Игорь Владимирович Ваганов, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0060-9585-4 (т. 17)

ISBN 978-5-4493-8400-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Публицистика

Игорь Ваганов

Храм Иоанна Предтечи. Керчь.

Город Керчь, согласно археологическим находкам и различным рукописным источникам, существует более 2600 лет. Наряду с различными историческими памятниками здесь есть и церковь Иоанна Предтечи, которая считается самым древним православным храмом России.

История церкви Иоанна Предтечи неразрывно связана с историей Керчи. Предположительное время постройки храма вторая половина VIII-начало IX веков. Это подтверждается найденными в его кладке амфор периода VIII века, а также надписью на одной из колонн, которая поддерживает свод храма: «Здесь покоится раб Божий, сын Георгия. Преставился месяца мумия 3 (дня) часа 10 (в лете) от Адама 6260». Эта дата соответствует 752 году от Рождества Христова. Следующее упоминание о церкви Иоанна Предтечи можно найти в надписи Тмутараканского камня, находящегося в Эрмитаже. «В лето 6576 индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тмутороканя до Корчева 14000 сажен». Существует научная гипотеза о том, что на камне высечена не столько ширина Керченского пролива, сколько расстояние между храмом Иоанна Предтечи в Керчи и церковью Богоматери на Таманском полуострове, ныне не сохранившейся.

Согласно легенде, первая церковь в этом месте Керчи была сооружена, вероятно, ещё в 1 столетии н.э. по непосредственному благословению самого Андрея Первозванного. От того первого строения сохранилась плита со следом человеческой ноги. По преданию, этот след принадлежит апостолу Андрею. Хотя другая легенда приписывает след Иоанну Предтечи. Но это только легенды.

Существует также научная версия, что храм построен на месте более древнего культового сооружения. Так, некоторые учёные полагают, что капители церкви относятся к раннему типу византийских и коринфских капителей, а их возраст берет начало в конце V – начале VI вв., поэтому есть предположение, что колонны и капители храма изготовлены задолго до строительства церкви и взяты из древней базилики, находившейся, возможно, на том же самом месте. Доказательством тому служат следы гари, найденные в районе храма, относящиеся к IX в., когда хазары были изгнаны с Боспора, – исследователи выдвинули точку зрения, что базилика просто сгорела, а на её месте и был построен храм Иоанна Предтечи. Кроме того, археологические раскопки 80-х годов 20 века установили, что эта базилика появилась в VI веке.

В первой половине VI века Керчь (в то время она называлась Пантикопей) вошла в состав Византийской империи. С этого времени она получила новое название – Боспор. Один из святейших монахов – Епифаний, который был в Боспоре проездом в 815—820 годах, упоминал в своих записях о храме Святых Апостолов внутри города. Он сообщал, что в основании храма установлен ковчег с мощами Апостола Симона Калита. Византийский Боспор был окружён высокой стеной, и храм располагался на территории города.

В VIII Хазарский каганат захватывает город, и он меняет своё название на Чарша. Однако хазары не разрушали храм. Они не тронули ни прихожан, ни священнослужителей, и службы шли вплоть до X века.

В 964 году сын князя Игоря Святослав напал на Хазарию. Хазары сохранили за собой лишь земли по реке Кубани и берегу Керченского пролива. В 986 году, сказано в сочинении Иоанна Мниха, русское войско совершенно свободно прошло через Северный Кавказ, вдоль Терека, до Каспийского и Чёрного моря и захватили хазарские земли. Восемнадцатимильный Керченский пролив не был преградой. Была взята и Чарша.

После вхождения в состав Тмутараканского княжества город называют Корчевом. Считается, что название происходит от «къркъ» – горло (имеется в виду Керченский пролив). По другой версии название Корчев получилось от слова «корчить», т.е. корчевать. Во время взятия Керчи при уличных боях, в храме возник пожар. По указу князя Мстислава началась реставрация храма, которая длилась более 60 лет. Была восстановлена кладка храма, роспись внутренних стен, а также крестово-купольная система постройки. В процессе реконструкции церковь частично была разобрана, а затем собрана с использованием прежних конструктивных элементов (мраморных колонн с коринфскими капителями, обожжённого кирпича – плинфы и т.д.) и на основе имеющегося крестово-купольного плана.

В конце XI века Керчь захватывают половцы (кипчаки), которые в середине XI века захватили большую часть Крымского полуострова. Половецкие ханы запретили посещение храма, и он приходит в упадок. Храм ветшает и начинает разрушаться. Но владычество половцев было относительно кратковременным. Уже в конце XI века Византия прочно удерживала под своим контролем южную часть Крымского полуострова до Боспора (Керченского пролива), а половцы кочевали в степи.

В середине XIII – начале XIV вв. город находился в составе Золотой Орды. Первое вторжение монгольских армий в Крым произошло в 1223 году, когда отряды Джебе и Субедея совершили рейд по причерноморским степям. Пройдя весь полуостров с севера на юг, монголы направились к крупному и богатому Судаку. Взяв и разграбив город, монгольские отряды покинули полуостров, направившись в Центральную Азию. В 1239 году большое монгольское войско под предводительством хана Батыя вновь вторглось в Крым. Жившие в степных районах кипчаки были разгромлены, города и посёлки в предгорьях и на побережье полуострова сожжены, а часть населения рекрутирована в армию. Далее монгольское войско направилась на запад. Но в 1242 году монгольские отряды вернулись из Западной Европы в причерноморские степи, и Крым превратился в улус Золотой Орды. Естественно, что и Керчь тоже вошла в состав монгольской империи.

Самый жестокий погром крымские города пережили в 1299 году, когда войско Ногая сожгло Кафу, Судак, Керчь. Судьба храма Иоанна Предтечи в это время неизвестна, но последующие события подтверждают, что он уцелел.

В 1330—1360-х годах Керчь постепенно вошла в состав Генуэзской Газарии (колониальных владений Генуэзской республики со столицей в Каффе – нынешняя Феодосия), теперь она называлась Воспоро. С 1332—1333 годов Воспоро являлся центром католической епархии. Город управлялся генуэзским консулом (упоминается в 1455 и 1456 годах), подчинявшимся консулу Каффы. В 1360—1390 годах генуэзцами была возведена крепость с цитаделью, после чего город стал делиться на три градообразующие части: цитадель, крепость, неукреплённые предместья. Цитадель в виде неправильного пятиугольника располагалась на выдающемся в море небольшом мысу. Крепость в виде неправильного многоугольника размещалась на равнинном прибрежном участке под восточным склоном горы Митридат (длина стен около 617 м без стены цитадели), была окружена рвом (длина свыше 400 м; глубина до 5,5—6 м). Укреплённая городская территория имела иррегулярную планировку кварталов.

Во время господства на Чёрном и Азовском морях генуэзцев храм Иоанна Предтечи пользовался большой известностью. Возможно, именно поэтому Керченский пролив называли проливом Святого Иоанна, а сам город именовали портом Святого Иоанна, хотя его официальное название в тот период – Черкио или Воспоро. В этот период времени церковь возрождается уже руками нанятых генуэзцами мастеров. Как полагают историки, роспись стен вели ученики Феофана Грека.

После захвата в 1475 году турецкими войсками южного и юго-восточного побережья Крымского полуострова город был переименован в Керчь. Входил в состав Кефинского санджака (региона) Османской империи. Во время существования Крымского ханства храм был переоборудован в мечеть. Стенные росписи в церкви были соскоблены и покрыты толстым слоем штукатурки.

К моменту присоединения Крыма к России церковь находилась в запущенном состоянии. Фундамент постепенно ушёл под землю из-за нарастающего со временем культурного слоя почвы, так что для входа в храм соорудили лестницу в восемь ступеней. В 1834 году был разобран нартекс с западной стеной и пристроен трехнефный притвор в псевдовизантийском стиле. В 1845 году к церкви пристроили еще двухъярусную колокольню, а позже северный притвор (по проекту архитектора Александра Дигби), освящённый в честь Святителя Николая архиепископа Мир Ликийского. В эти же годы строители, занимающиеся реконструкцией, обнаружили под куполом фрески – изображение двух святых, которые, по мнению историка Игоря Грабаря, могли быть написаны в период правления в Керчи учениками Феофана Грека в период генуэзского правления.

12 (24) мая 1855 года англо-французский флот из 57 кораблей, 11 плавбатарей и нескольких десятков мелких судов вошёл в Керченский пролив. На его борту находилось 16-тысячное войско. Противник занял Керчь. Английские войска разрушили и разграбили город. Были вывезены античные находки. Были сожжены казённые и частные дома. По результатам Парижского мирного договора Россия лишалась флота на Чёрном море. Для обороны Керченского пролива под руководством Тотлебена с 1856 года и вплоть до 1872 года была сооружена мощная Керченская крепость

За годы существования храм основательно ушёл под землю – вокруг него наросли пласты земли; кроме того, при сооружении крепости храм окружили валы. В 1892 году северная пристройка была переделана в придел, освящённый 13 (25) ноября 1893 года во имя Николая Чудотворца и святой Великомученицы Екатерины. 8 января 1896 года в Императорскую археологическую комиссию поступил запрос на разрешение перестройки части храма, и разрешение было выдано, но лишь на работы по переустройству новой части, пристроенной к храму в XIX веке, а древнюю часть комиссия не разрешала перестраивать. В 1896 году придел был расширен за счёт полукруглых выступов и тамбура по проекту А. И. Карапетова.

Храм Иоанна Предтечи

В начале XX века, вплоть до 30 -х годов церковь Иоанна Предтечи была местом паломничества православных христиан Керчи и её окрестностей. Алтарь храма был украшен резным позолоченным иконостасом XVIII века. В центральной аспиде находился престол во имя покровителя церкви Иоанна Предтечи, в правом – престол во имя святой Екатерины, а в западном располагался жертвенник.

В 30-х годах XX века храм был закрыт. Официальная причина – отсутствие прихода. В 1938 году из республиканского бюджета было выделено 26 тысяч рублей Керченскому историко-краеведческому музею, часть этих средств была использована для работ в церкви Иоанна Предтечи. В храме починили кровлю и водостоки, оштукатурили стены, на алтарных столбах раскрыли фрески. Здание храма было передано музею.

Во время Великой Отечественной войны в ходе боев за Керчь здание храма пострадало: был разрушен купол, частично повреждены стены. В это время были утеряны бесценные священные реликвии: греческое рукописное Евангелие XI века, рукописный «Апостол» XII века, иконы Богоматери и Иоанна Предтечи, икона Варвары Великомученицы (1703 года), три старинных медных подсвечника и паникадило.

После войны церковь стояла заброшенной, с выбитыми окнами и трещинами на стенах.

Лишь в конце 1950-х годов о церкви вновь заговорили как о памятнике византийской архитектуры. В послевоенные годы уроженец Керчи, архиепикоп Лука Симферопольский (Войно-Яйценецкий) был обеспокоен состоянием храма и неоднократно обращался к Я. И. Жданову, уполномоченному по делам Русской православной церкви по Крымской области при Совете министров СССР, с просьбой передать храм верующим.

В 1963 году храму Иоанна Предтечи был присвоен статус памятника архитектуры республиканского значения.

В период с 1974 по 1978 годы храм реставрировали. Чтобы поддержать и окончательно не разрушить остатки купола, строители установили металлический поддерживающий каркас. Для восстановления кладки использовались идентичные оригиналу камни и кирпичи. Художники восстановили часть росписей храма и древней штукатурки. Вокруг южного и восточного фасадов понизили поверхность земли до первоначального уровня. Установили православный крест, хотя на это реставраторам разрешение не давали. По окончании реставрации в церкви открыли лапидарную коллекцию керченского исторического музея.

С 1990 года храм снова стал действующим, а в 1991 году был возвращен Православной Церкви. С возрождением самостоятельной Феодосийской епархии, не позднее августа 2013 года, храм Иоанна Предтечи стал её кафедральным собором. Сюда, в эти стены, как и тысячу лет назад, приходят молиться православные христиане.

После вхождения Крыма в состав России в 2014 году распоряжением правительства Российской Федерации №2073-р от 17 октября 2015 года храм был включён в число объектов культурного наследия России федерального значения.

Храм Иоанна Предтечи – один из древнейших памятников раннего средневекового зодчества: здесь как бы соединены две архитектурные системы – базиликальная и крестово-купольная византийской планировки, как и Собор Святой Софии в Константинополе. Храм – выдающееся произведение архитектуры, единственная сохранившаяся в России из византийских церквей.

В настоящее время кафедральный собор Иоанна Предтечи состоит из древней части и постройки XIX века. Древнейшая часть храма сложена из рядов белого камня и плоского кирпича. Во дворике церкви сохранилась каменная плита с углублением, напоминающим след человеческой стопы. По преданиям, этот след принадлежит Иоанну Предтече или Андрею Первозванному.

Церковь Иоанна Предтечи находится в самом центре Керчи, недалеко от горы Митридат. А в шаговой доступности, стоит только пройти несколько сотен метров, плещутся волны Керченского залива. Своё посещение достопримечательностей Керчи многие туристы начинают с горы Митридат, с вершины которой открывается потрясающий вид на город, Керченский залив, руины древнего города Пантикопея на склонах горы, на храм Иоанна Предтечи и Крымский мост. Спустившись по Большой Митридатской лестнице, сразу выходишь к площади Ленина и правее, в глубине небольшого сквера, располагается этот древний собор. От входной двери в глубину церкви ведут восемь ступеней, а затем, миновав небольшую площадку, где можно купить иконы и церковные книги, надо спуститься ещё на четыре ступени. Внутри храм небольшой, но очень величественный, здесь органичным образом сочетаются разные эпохи: древнегреческие колонны из мрамора, византийские фрески, купола, иконы, свечи. Каждый камешек, каждая плита и колонна является безмолвным свидетелем различных минувших столетий.

Поэзия

Вениамин Гумаров

Жемчужина Кадуй

Автобус поломался, он дальше не пойдёт.

Тропинка в город Кадуй опять меня ведёт.

Средь сосенок петляя взбегает на мосток.

Ну, как ты поживаешь, районный городок?

Зимой до крыш под снегом, весной всегда в цвету.

Встречаешь хлебом-солью, когда сюда иду.

Дурманят кроны сосен, качается мосток.

Я вновь приехал в Кадуй, в свой милый городок.

За старенькой калиткой радушье и покой.

Ах, как здесь пахнет мятой да сонной «трын-травой»!

Прекрасен город этот во сне и наяву.

Тебя, волшебник Кадуй, жемчужиной зову.

Автобус отдыхает, он дальше не пойдёт.

Тропинка в тихий Кадуй ведёт меня, ведёт.

 
Моя Россия
 
 
Из рощ ушло тепло,
И с неба серебро
Засыпало встревоженные дали.
Кружат, ложась, снега,
И сонные стога
Стоят, накрывшись саваном печали.
Настанет вновь апрель,
И звонкая капель
Мир известит, что уж весна настала.
И славный соловей,
Прибыв из-за морей,
Начнёт все песни распевать сначала.
Из рощ ушло тепло,
В застывшее стекло
Холодный ветер день и ночь стучится.
Под ветра дикий вой
Средь ночи над трубой,
Мне снова поле с васильками снится.
 
 
Прекрасней много мест за морем и окрест,
Но мне милее всех моя Россия!
 
 
Усталая деревня
 
 
Спит спокойно деревня усталая.
У колодца давно ни души.
Сладких снов тебе, родина малая,
Шумным городом стать не спеши.
 
 
Пусть гармони поют за околицей,
Пусть звенит спелым колосом рожь.
Ночь седая, повиснув над горницей,
Мою душу, прошу, не тревожь.
 
 
Небо кистью как будто написано,
Гонит рябь по воде ветерок.
Моё сердце навечно прописано
В деревеньке средь пыльных дорог.
 
 
Много раз здесь ходил по тропиночкам,
На лужайках косил сон-траву.
Здесь я встретил свою половиночку,
Здесь давно средь тропинок живу.
 
 
Спи спокойно деревня усталая.
У колодца давно ни души.
Русь, Россия моя, зорька алая,
Очерстветь душой не спеши.
 
 
* * *
Ночь да зимняя дорога,
Лес да поле, кочки, гладь.
Отдохну сейчас немного.
Буду вновь к тебе шагать.
 
 
Закуражится позёмка,
Засвистят в ночи ветра.
На селе задорно, звонко
Запоёт петух с утра.
 
 
По снегам, в желаньях смелых,
Через реки и мосты,
Я приду, весь задубелый,
В дом, где счастье, в дом, где ты.
 
 
Ох, ты, дальняя дорога,
Телеграфные столбы!
Молод я, иль стар немного,
Мне не скрыться от судьбы.
 

Вениамин Мальцев

 
Я воюю с войной
 

Посвящается художнику

Василию Верещагину

В день 180-летия

 
Я через сотню с гаком лет
Шлю Верещагину привет,
Музей, дом детства навестив,
О днях прошедших погрустив.
 
 
Как баталист мудрец-творец,
Покинув град Череповец,
В боях закончив жизнь мирскую,
Уплыл не в рай, а в глубь морскую.
 
 
Хоть жизнь на подвиги манила,
Но до поры судьба хранила,
Прошёл моря, пустыни, горы,
Балкан и Индии просторы.
 
 
И Самарканд, и стан турецкий
Брал штурмом сын череповецкий,
Преодолев девятый вал,
На Чёрном море воевал.
 
 
Но на Японском буйном море
Его настигло злое горе,
Старуха-смерть, отвергнув страх,
На небеса забрала прах.
 
 
В житейских подвигов рутину
Война подбросила вдруг мину —
И броненосца в тот же миг
Огромной мощи взрыв настиг.
 
 
Фортуну надо уважать,
Но от судьбы не убежать,
На Бога глупо уповать,
Что суждено, не миновать.
 
 
Ликуя, смерть вошла в экстаз,
Пик наслаждения – скорби час.
Ушёл художник в мир иной,
У жизни взявши обходной.
 
 
Душа умчалась в поднебесье,
А тело похоронной песней
На дно морское Бог отпел
В загробно-траурный отдел.
 
 
И я, той мистики мираж
Включив в музейный вернисаж
И проявивши уважение,
Нашёл в картинах отражение.
 
 
В них Верещагин, страх забыв,
У жизни вставши на обрыв
И предрекая смерти смерть,
Войне желая умереть,
 
 
Своих позиций не сдавал,
С войной войною воевал,
Не пулей – кистью поражал,
Когда врагов изображал.
 
 
Апофеоз – исход войны,
Кошмара праведные сны,
И не елейная банальность,
А жуткой истины реальность.
 

Юрий Тузов

 
***
Купол храма растворился в небе,
Звезды светят в ночной глубине.
Господи, каким бы я грешным не был,
Услыши молитву мою в тишине.
 
 
Я странник, унылый, заблудший,
Одиноко взываю всем сердцем к Тебе.
Казалось раньше – путь мой лучший,
Помоги мне, Боже, одолеть грехи в себе.
 
 
***
Ярко месяц в небе светит,
Надо мною звёздочка горит.
Кто меня в ночи с улыбкой встретит,
Кто в пути далёком сохранит?
 
 
Верю – не покинет Господь, не оставит,
Знаю – за грехи в покаяньи простит.
Верой, Надеждой, Любовью в дороге наставит,
И усталого молитвой сильной укрепит.
 
 
Монастырская
 
 
В белоснежном инее монастырский сад,
Дремлет тихо Вологда – мой любимый град.
За стеной, в миру, жизнь тяжелая, да суровая,
За стеной, в обители, душа страстная да бедовая.
 
 
Плачь душа, чтоб оставить пути неровные,
Плачь душа, чтоб простились дела-думы греховные.
Плачь душа, чтоб в миру стало легче жить,
Плачь, чтоб покаявшись – не грешить.
 
 
В белоснежном инее монастырский сад,
Просыпайся тихо, Вологда – мой любимый град.
За стеной, в миру, жизнь рассветная начинается,
За стеной, в обители, душа грешная просветляется.
 
 
***
 
 
Ветерок срывает листья,
Кружится с ними над землей.
Наша жизнь проходит быстро,
Как листопад осенней порой.
 
 
Снова время бежит,
Вдаль проносятся года.
В церкви колокол звенит,
Напевая о вечном всегда.
 

Проза

Игорь Ваганов

Находка

Рассказ

В конце марта зима начала отступать. Недавние затяжные морозы сменились короткими ночными заморозками. Солнце уже светит по-весеннему ярко, а с крыши капает вода. Сугробы уменьшаются с каждым днём, кое-где начинают появляться первые проплешины земли, покрытые потемневшей прошлогодней травой. Ещё неделя-другая и по улицам побегут грязные ручьи, стекаясь в обширные лужи. А потом – жди ледохода! Здесь, на юге Рязанщины, весна наступает раньше, чем в Москве, не говоря уже о более северных местах.

В избе тепло. Мама с утра протопила русскую печь и, заперев дом на замок, ушла в школу – она учительница старших классов и занята на работе до 16 часов. Весь день шестилетняя Нина и пятилетний Миша находятся одни в запертом доме.

Дети проснулись около девяти часов и сразу побежали к печке. Отодвинули заслонку и вытащили чугунок с пшенной кашей. Это был и завтрак и обед. Хлеба – чёрного – мама оставила каждому по большому куску. Кашу черпали ложками прямо из чугунка, сразу съели весь хлеб. Наевшись, чугунок с остатками каши – менее половины – Нина завернула в старую телогрейку и, взобравшись на стул, поставила на верх печки.

Потом дети подошли к окну посмотреть, что происходит на улице. Погода пасмурная, небо затянуто тонкой пеленой лёгких облаков. Вот рядом с домом с пустым ведром появилась соседка, тётя Саня. Увидела Нину, махнула рукой и, не останавливаясь, пошла дальше по направлению к уличному колодцу.

До прихода мамы ещё масса времени. Но дети не огорчались. Ничего, что на завтрак и обед пшённая каша. Ничего, что целыми днями приходится сидеть взаперти. Главное, что теперь не бомбят!

Нина до сих пор помнила ту ужасную осень 1941 года (ей было четыре года), когда немцы рвались к Москве. Тогда ежедневно летели стаи немецких бомбардировщиков на Москву, на Рязань. Бомбили и соседний город Касимов. Однажды немецкие самолеты прилетели бомбить и их маленький рабочий посёлок, а точнее – местный литейный завод. Но бомбы упали с краю завода, и уничтожили только несколько сараев. Бомбоубежища в посёлке не было. Когда в небе летели немецкие самолеты, и низкий тяжёлый гул, казалось, проникал в каждую щёлочку, мама ложилась в обнимку с Ниной и Мишей на пол и все молча ждали – упадёт бомба или не упадёт? Но всё обошлось. Немцев отбили от Москвы, и самолёты с паучьей свастикой стали появляться реже.

А теперь 1943 год. Бомбёжки закончились. Жить стало поспокойнее, только голодно. Всю зиму семья существовала на скудной однообразной пище, значительную часть которой составляли продукты собственного огорода. Сейчас все с нетерпением ждали, когда пойдёт первая трава, можно будет нарвать свежего щавеля и крапивы. А потом в огороде появится клубника и малина, да и в лесу грибы, ягоды и орехи вырастут. Надо только подождать каких-то пару месяцев…

Нина отошла от окна и посмотрела на часы-ходики – времени десять часов. До прихода мамы ещё очень долго! И как скучно и тесно в этих четырёх стенах, в маленьком домике, разделённом дощатыми перегородками на большую комнату, спальню и кухню.

Вообще-то сам дом был просторный – шесть на двенадцать метров, с двумя перерубами посредине. Но жилое отапливаемое помещение составляло только половину дома. Потом шли холодные сени и вторая половина дома, превращённая в чулан, где хранились разные травы, старые вещи и дрова. Когда-то давно, ещё до войны, отец хотел сделать жилым и эту половину дома, но не успел – в июне 1941 года началась война и его взяли на фронт. А два месяца назад пришла похоронка – погиб в Курской области…

Дети стали носиться по дому, играя в догонялки, выскакивали в сени, вновь забегали в дом. Наконец, вдоволь набегавшись, уселись в зале на небольшой диванчик.

– Эх, сейчас бы пирога с вареньем! – мечтательно сказала Нина.

– Или сахала кусочек, – добавил Миша.

Но ни пирогов, ни сахара в доме не было.

Решили сыграть в прятки. Один считал, стоя у входной двери, а другой прятался за печку, за диван или в спальне под большой железной кроватью, или за деревянным сундуком, в котором мама хранила письма, документы и праздничную одежду. Играли долго, а потом им это надоело, и дети опять подошли к окну. На улице вовсю светило солнце, и на ярко-голубом небе изредка проплывали маленькие полупрозрачные облака.

Мимо дома проходила дальняя родственница тётя Маня, увидев детей, подошла к палисаду, выстроенному перед окнами.

– Как дела? – крикнула она.

– Сидим, маму ждём, – ответила Нина.

– Ждите. К вечеру придёт, – сказала тётя. – Ладно, бывайте здоровы. Мне на работу надо – полы мыть.

Тётя Маня работала на местной пекарне уборщицей и обычно отправлялась в пекарню после обеда, чтобы всё прибрать в конце смены. И каждый раз, проходя мимо дома своей двоюродной сестры, она подходила к окнам убедиться, что с детьми всё в порядке.

Нина подсела на стул у круглого стола, стоявшего на середине зала, раскрыла азбуку и стала, поглядывая на картинки, вслух читать буквы и отдельные слоги. Ей этой осенью в школу – надо готовиться. Миша стоял рядом и рассматривал картинки.

Осилив несколько страниц, Нина остановилась.

– Что-то есть захотелось! – она взглянула на ходики – почти час дня. – Давай, Мишаня, кашу доставать.

Каша была ещё теплая, ели её опять прямо из чугунка. Но без хлеба она была недостаточно вкусна. Кашу съели всю, чугунок полностью оскребли ложками, а потом залили водой – мама вечером домоет. Чай не пили, потому что его надо кипятить, а керосинку зажигать Нина не умела. Выпили по кружке кипячёной воды.

– Ну, вот, почти два часа, – объявила Нина. – Скоро и мама придет. Сейчас бы конфетку съесть… или печенье.

– А я печенье плохо помню, какое оно, – ответил Миша.

– Это кусочки теста – круглые или квадратные, выпеченные в печке, – стала объяснять Нина. – Очень вкусные. Мама до войны их часто покупала.

– Не помню, – вздохнул Миша.

– Ничего. Война закончится – опять печенье появится.

Нина взяла старую газету, положила её на стол и, присев на стул, начала маленьким огрызком карандаша писать на полях буквы.

Миша опять стоял рядом и смотрел. Ему было интересно, но читать и писать он ещё не умел. Он мог только немножечко рисовать. Но карандаш был только один, и надо дождаться, когда Нина закончит писать, а она, похоже, это не собиралась делать. Вот Нина на минутку прекратила свои занятия, положила карандаш рядом с собой на стол… и Миша тут же его схватил.

– Отдай! – крикнула Нина, но Миша, зажав карандаш в кулаке, отрицательно помотал головой.

Нина вскочила со стула, побежала к брату, но он пустился наутёк вокруг стола, а потом выскочил в сени и захлопнул за собой дверь.

Нина подскочила к двери, попыталась открыть, но не тут-то было – Миша держал её с другой стороны.

Нина заколотила ладошками по двери, не надеясь, впрочем, что Миша ей откроет. Но, вопреки её ожиданиям, через пару минут дверь отворилась, и на пороге появился Миша – очень смущённый на вид.

– Где карандаш? Давай сюда! – потребовала Нина.

– У меня его нет, – ответил Миша. – В дырку упал.

– В какую дырку? – удивилась Нина и вышла в коридор.

– Вот в эту дырку, – Миша ткнул рукой в противоположную сторону дверей.

В сенях окна не было, а электрическая лампочка не горела (электричество включали в домах посёлка только вечером на два часа). Свет в сени поступал из кухни через открытую дверь, и с противоположной стороны двери было очень темно. Но постепенно глаза Нины стали привыкать к темноте, и она начала различать отдельные детали.

С обеих сторон дверь была обита клеёнкой, причём со стороны кухни под клеёнкой также прибит слой войлока. Клеёнчатая обивка была старой, ещё довоенной, слегка потрескалась, кое-где попадались небольшие прорехи. Вот именно на одну из таких прорех и указывал пальцем Миша.

– Туда он упал, – сказал Миша. – Я дверь держал, а карандаш из руки выпал и в дырку провалился.

– Всё ясно, – вздохнула Нина. – Придётся доставать.

«Карандаш, наверное, провалился глубоко, – подумала Нина. – И хорошо, что дырка находится невысоко – рука до самого низа двери дотянется».

По размерам дырка была небольшой – Нина с трудом смогла засунуть в нее свою ладошку, а потом аккуратно, чтобы не повредить старенькую клеёнку, стала медленно опускать ладошку под клеёнку. Постепенно рука протиснулась до самого низа. Вот и карандаш! А под ним еще что-то плоское и твёрдое. Нина ухитрилась подцепить пальцами оба предмета и также осторожно начала поднимать руку вверх. Наконец ладонь полностью вылезла наружу, и Нина обнаружила в ней карандаш и… печенье – плоское квадратное – такое, которое мама часто покупала до войны. Неизвестно, как оно попало за обивку двери. Скорее всего, сама Нина могла его туда положить, а потом забыла. Восторг и удивление – вот вкратце можно описать чувства, охватившие в этот момент Нину. В длинной череде полуголодных дней, тянувшихся от самого начала войны, подобная находка казалась чудом. Тем более, что несколько часов назад они с братом мечтали попробовать печенье – и вот мечта сбылась!

Увидев находку, Миша вопросительно посмотрел на сестру, но та, положив добычу в карман платья, вновь запустила ладонь в прореху. На этот раз рука прошла быстрее, и вот уже Нина шарила по самому низу под обивкой. Печенюшки там были, Нина одно за другим вытаскивала их и складывала в карман. Миша молча наблюдал за происходящим.

Вот Нина достала последнее печенье, на всякий случай еще раз тщательно пошарила за клеенкой – пусто! Нина вытащила ладошку из-за обивки, а потом вытащила из кармана печенье – шесть штук! Три печенюшки Нина протянула брату:

– Держи, Мишаня, это – печенье. Оно очень вкусное.

Миша взял печенье и сразу откусил кусочек. Он быстро съел одну печенюшку и радостно сказал:

– Я вспомнил – я его давно-давно, ещё до войны, ел.

Печенье съели сразу. Оно было твёрдым и необычайно вкусным: символом безвозвратно прошедшего прекрасного довоенного детства!

Эту историю, вспоминая военные годы, через семьдесят лет после описываемых событий рассказала мне моя мама. И я, уже поседевший сын, как бы воочию представил эти героические и тяжелейшие годы, когда часовая передышка на фронте воспринималась как удача, а находка завалявшегося печенья становилась для голодного ребенка большим праздником.