Текст книги "Ермак. Контртеррор"

Когда царская чета еще только собиралась в эту поездку, вышли газеты. Так сказать, проправительственные и «Московский листок» осветили трагедию и действия царя в нужном русле. Фото Николая и Елены со слезами на щеках, сделанное на фоне трупов у Ваганьковского кладбища, пробирало до мурашек. Я бы тому репортеру-фотографу точно Пулитцеровскую премию вручил, жаль только, что ее основатель Джозеф Пулитцер еще жив. Жаль, конечно, в переносном смысле.

«Русские ведомости» опубликовали большую статью Гиляровского. Талант есть талант. Статья Владимира Александровича была яркой, бьющей по нервам. С одной стороны, автор практически ничего не исказил, но после ее прочтения возникало ощущение, что давка была по всему Ходынскому полю и что количество убитых и раненых, о которых официально сообщается, явно занижено.

Деятельность царской четы в тот день в этой газете отражена не была. Было только упоминание в один абзац о том, что «его императорское величество, глубоко опечаленный этими событиями, повелел оказать пособие пострадавшим: выдать по тысяче рублей на каждую осиротевшую семью и расходы по похоронам погибших принять на его счет».

«Русское слово» чуть ли не слово в слово напечатало материал, как в «Московском листке». Насколько я успел узнать, господин Пастухов дружил с господином Сытиным.

А вот газета «Новости дня» несколько расстроила, напечатав статью, в которой критиковалась работа полиции по организации народных гуляний на Ходынском поле, досталось и генерал-губернатору за привлечение к наведению порядка гренадеров. И самое главное, слезы царской четы на фото, опубликованном во многих изданиях, автор статьи под псевдонимом «Скучающий россиянин» назвал «крокодиловыми».

На этот счет у нас с Евгением Никифоровичем были наработаны определенные заготовки. Редактор и хозяин газеты «Новости дня» должен был стать первым, кто испробует их на себе. Тем более звали его Абрам Яковлевич Липскеров.

– Чего там пишут-то? – повысив голос, чтобы перекрыть гул трактира, поинтересовался у своего соседа мужчина лет сорока, судя по одежде из мещан.

– Про трагедию на Ходынке читаю. Больше пятисот человек погибло и почти полторы тысячи пострадало еще. Ужас-то какой! – уверенно ответил ему крепкий мужчина лет тридцати.

За этим столом сидело двое крепких мужчин, которых отличала какая-то подтянутость, поджарость, пластичность движений, и еще два представителя мужского пола. Один, как было описано выше, из мещан, а вот второй, вернее всего, принадлежал к купеческому сословию.

Трактир был переполнен. На коронацию Николая Второго приехало множество народа, и все забегаловки, харчевни, трактиры, рестораны в Первопрестольной были забиты в течение всего времени открытия заведений. Данный трактир пусть и не дотягивал хотя бы до плохонького ресторана, но и забегаловкой не назовешь. Публика здесь собралась чистая, а нехватка мест привела к тому, что в обеденное время за столами можно было встретить вместе представителей крестьянства, рабочих, студентов, купцов. Солдатики, находящиеся в увольнении, также присутствовали.

– Да, трагедия. Но император молодец. Несмотря на праздник, и на месте трагедии побывал, и на Ваганьковское кладбище съездил вместе с государыней, куда задавленных свезли. Как вспомню фотографию вот эту, – купец перегнулся через стол, ткнул в газету, лежавшую перед чтецом, – мураши по всему телу. По тысяче рублей государь на каждую осиротевшую семью из своих средств выделил. А это почитай больше полумиллиона получается. И похороны за его счет.

– Иди-ка, ты. Тысячу рублей. Это ж какие деньги-то. Вот свезло! – мещанин лет сорока покрутил головой. – Даже не верится.

Произнес всё это мужик настолько громко, что на него стали оборачиваться посетители трактира от других столов.

– Скажешь тоже, свезло. У тебя близкий человек погиб, а ты – свезло, – осуждающе произнес молчавший до этого второй крупный мужчина. Купец хмыкнул и вернул ложку, в которой были щи, назад в тарелку.

– А я чего?! Близкие всё равно мрут. У меня вона трое детей да первая жена умерли. А тут целую тыщу дают, – громко и как-то визгливо произнес в ответ на упрек мужик.

Тьфу на тебя! Разве в деньгах счастье?! – перебил мужика купец и грохнул кулаком по столу, чем привлек к себе внимание уже многих присутствующих в трактире.

– Уважаемые, попрошу немного тишины, – можно сказать, прокричал поднявшийся на ноги купец.

Гул в трактире стих, и народ вопросительно уставился на говорившего.

– Уважаемые, вчера случилась трагедия на Ходынском поле – погибло много православных, и многие были покалечены. Наш государь с царицей-матушкой сразу же отреагировали на это, и панихиду по убиенным организовали, и большую помощь пострадавшим из своих средств оказали, – купец сделал паузу, глубоко вздохнув, и произнес: – Выставляю за свой счет всем присутствующим здесь по две чарки «Московской». Первую за помин, вторую во славу Государя нашего.

Трактир буквально взорвался радостными воплями, а половые заскользили между столами, расставляя посуду с налитой водкой. Некоторые тут же опрокидывали рюмки в рот, но основная масса дождалась, когда обслужат всех, после чего все дружно поднялись и, перекрестившись, молча выпили.

Через несколько секунд поднялся купец и провозгласил здравицу Николаю Второму и всему его семейству. Народ дружно это поддержал. Не каждый раз почти двести пятьдесят граммов халявно на грудь падает.

Прошло несколько минут. Жизнь в трактире вернулась на круги своя, только гул усилился, да и лица у многих раскраснелись.

– Нет, вы посмотрите, что пишут, – вскочил за одним из столов, потрясая газетой в руке, какой-то мужичок невзрачного вида, одетый в несколько затасканный костюм, с раскрасневшимся лицом и какими-то безумными глазами за стеклами очков. – Это же уму непостижимо!

Гул в помещении быстро стих.

– Слушайте, что пишут в этой газете, – развернув газету, очкарик начал читать: – «Император и императрица, прибыв к Ваганьковскому кладбищу, куда свезли раздавленных и затоптанных насмерть с Ходынского поля, пролили немало слез. Только не были ли эти слезы крокодиловы?!»

– Я чего-то не понял, – на ноги поднялся здоровый мастеровой, находившийся в состоянии уже хорошего алкогольного опьянения. – Причем тут государь с царицей и крокодиловы слезы?!

– Это аллегория. Крокодил плачет, когда поедает свою жертву, – начал было объяснять мужчина, поправив на носу очки, но мастеровой его перебил:

– Это чё… Писака императора с крокодилом сравнил?! Это чё творится-то?! Да я ему…

Дальше пошел непередаваемый русский фольклор, посвященный убийству, нанесению травм и неестественной половой жизни с репортером, написавшим эти слова.

– А что за газета? – раздался чей-то крик.

– «Новости дня». Статью подписал какой-то «Скучающий россиянин», а редактор и хозяин Абрам Яковлевич Липскеров.

– Млять, и здесь евреи…

– Царя оскорблять…

– Где типография…

– Рядом на Неглинке…

– Доходный дом купеческого общества…

– Айда громить…

– Пошли…

– Бей жидов…

Трактир быстро опустел. Купец, подойдя к стойке, расплатился за свой заказ и, покидая помещение одним из последних, тихо под нос произнес:

– Вот про Абрама Яковлевича Липскерова Гаврилову говорить не надо было. Как бы еврейские погромы не начались.

– Дмитрий Фёдорович, объясните мне, каким образом в Москве возникли волнения, погромы и что вообще произошло? Мне что, одной Ходынки мало во время коронации?

– Ваше императорское величество, народ разгромил пять типографий, в которых сегодня были напечатаны материалы с критикой в вашу сторону, действий генерал-губернатора и моих, как московского обер-полицмейстера при организации народного гулянья на Ходынском поле, – чеканя каждое слово, твердо ответил генерал-майор Трепов, готовясь про себя к получению отставки.

– И какая же критика?

– Про «желтую прессу» говорить не буду, но в газете «Новости дня», редактором и хозяином которой является господин Липскеров, вышла статья некоего «Скучающего россиянина», сравнившего слезы императора и императрицы на фотографиях у Ваганьковского кладбища с крокодиловыми. Почти как в пьесе Островского «Волки и овцы», где звучало: «И крокодилы плачут, а всё-таки по целому теленку глотают».

– Что?!

– Вот народ и отреагировал так. В общем, редакция и типография данной газеты полностью разгромлены негодующей толпой. Да тут еще господин Абрам Яковлевич Липскеров – выкрест из польских евреев. Его фамилия означает «житель Липска», это город в Подляском воеводстве. Еще и это наложилось, – московский обер-полицмейстер сожалеюще развел руками.

– А что Липскеров говорит о статье? – заинтересованно спросил император.

– Ничего не говорит. Он пока без сознания в больнице лежит. Ему голову проломили. Но врачи говорят, что всё будет хорошо.

– Даже так?! И кто это сделал?

– Пока выяснить не удалось, ваше императорское величество. И если честно, вряд ли удастся. В той толпе, что вышла из трактира на погром издательства, по словам хозяина трактира, чуть ли не все были приезжими. Свою клиентуру из москвичей тот хорошо знает. Так что… – Трепов тяжело вздохнул.

– А кто автор статьи – выяснили?

– Выяснили, ваше императорское величество. Пётр Иванович Кичеев, сорок пятого года рождения. С шестьдесят седьмого по семьдесят девятый год совершил несколько преступлений, в том числе убийство. Провел два года в тюрьме и три в ссылке. Дважды за составление подложных денежных документов направлялся в Сибирь, откуда сбегал. В последний раз инсценировал самоубийство, содержался в психиатрической лечебнице.

– И этот псих и убийца – писатель?! – удивленно произнес император.

– Да, такой писатель. С семьдесят шестого года пишет стихи, поэмы, очерки, выпустил несколько сборников. Сотрудничал с «Русским курьером», потом с «Русскими ведомостями». Последнее время пишет для газеты «Новости дня». Сегодня с утра Кичеев помещен в психиатрическую лечебницу. Соседи вызвали полицию, когда он рано утром начал громить свою комнату.

– Да… А остальные редакции?

– Мелкие газетенки. Им лишь бы тираж поднять. Любую гадость напечатают. Но в них в основном великого князя Сергея Александровича хают. В одной газете его даже «Князем Ходынским» назвали.

Николай изумленно посмотрел на Трепова, а потом, улыбнувшись, спросил:

– И здесь разъяренные москвичи отличились, предварительно в трактирах разогревшись?

– Да, ваше императорское величество. Что интересно, все погромы прошли практически в одно время, будто их кто-то спланировал.

– Я понял, господин генерал. Можете идти.

Когда довольный Трепов, развернувшись кругом, покинул кабинет, император тихо произнес:

– Кажется, я знаю, кто более подробно мне расскажет об этих погромах.

Глава 5
Волнения-2

Вечером того же дня вместе с Ширинкиным я присутствовал на докладе графа Палена о первых результатах расследования трагедии на Ходынке. Судебный следователь по особо важным делам надворный советник Кейзер свое дело знал отлично и сумел за столь короткое время проделать огромный объем работы.

На представленном графом протоколе осмотра места происшествия, тщательно вычерченных схемах расположения вещественных доказательств, следов, из допросов многочисленных свидетелей следствием было установлено следующее.

Во-первых, линия треугольных будок-буфетов-ларьков для раздачи подарков не была препятствием для движения толпы и не могла быть причиной трагедии. Будки были открытой стороной обращены к полю, дверей с тыльной стороны не имели. Сами по себе представляли собой легкие деревянные сооружения, сколоченные из досок. Ни одна из ста двадцати будок не была повреждена или разрушена. Не пострадал ни один человек из раздатчиков подарков. Непосредственно у стен будок не было обнаружено ни одного трупа.

Во-вторых, не подтвердилось и мнение, что люди были затоптаны толпой, которая после многочасового, терпеливого ожидания ринулась вперед после «провокационных криков». Кстати, по поводу провокаций следствию пока не удалось установить личности кричавших, но крики были.

Если кратко, то предварительные выводы Кейзера были таковыми. К ночи перед гуляньем на Ходынском поле собралось около полумиллиона человек. Самое большое скопление было возле проходов к буфетам, из которых с десяти часов утра должна была начаться раздача царских подарков. Эти помещения были устроены вдоль шоссе, и планом предусматривалось, что народ пойдет со стороны Москвы и, получив подарки, будет проходить на поле, где уже всё было подготовлено для празднования.

К сожалению, никто, включая и сотрудников Аналитического центра, не учел широкий овраг с другой стороны шоссе напротив первых буфетов. Именно этот овраг и стал причиной гибели большинства пострадавших. Медиками при осмотре тел, собранных у Ваганьковского кладбища, было установлено, что четыреста двадцать шесть человек из пятисот одиннадцати умерли от асфиксии, инсультов и инфарктов, вызванных кислородным голоданием. Повреждения тела они получили уже будучи мертвыми.

Опрос свидетелей показал, что народ, в своей основе крестьяне, прибывшие из губерний за подарками, так боялись пропустить очередь, что набились перед входом к буфетам и в этом овраге, как сельди в бочке. К утру народ начал прибывать, на землю лег туман, и сдавленные массой тел люди в овраге начали задыхаться, при этом не имея возможности как-то покинуть эту всё возрастающую толпу.

Свидетели рассказывали, что люди в толпе умирали стоя, на глазах окружающих, и так и оставались стоять, сжатые со всех сторон. Один из допрошенных Кейзером очень натуралистично поведал о том, как он длительное время перемещался вместе с толпой, зажатый между двумя покойниками.

Когда раздались «провокационные крики» и народ рванул к буфетам, то под их ноги падали уже мертвые или потерявшие сознание люди. Только быстрые и решительные действия гренадеров позволили осадить толпу и «разрезать» ее на части, сбив этот порыв.

Таким образом, по мнению судебного следователя, которое озвучил граф Пален, в силу ряда метеорологических факторов (высокое атмосферное давление, полное отсутствие ветра, высокая для мая температура воздуха и другие) над оврагом образовалось густое скопление выдыхаемого плотно сжатой толпой воздуха, других людских испарений и выделений, бедных кислородом, что создало массовое кислородное голодание. «Замор» – так это явление называли свидетели. Окутав толпу, этот слой выделений прекратил нормальный доступ кислорода. В результате этого от кислородного голодания и вызванных этим инфарктов, инсультов и прочих заболеваний со смертельным исходом, погибла основная масса жертв Ходынки.

А вот вывод, который сделал Константин Иванович, меня, признаться, шокировал, да и не только меня. По его мнению, основной причиной трагедии явилось неконтролируемое и неорганизованное движение на Ходынском поле большой массы людей, что привело к чрезмерному их скоплению и нахождению на сравнительно небольшом пространстве значительное время при крайне неблагоприятных погодных условиях, что привело к смерти большого количества людей. Также среди тяжелораненых и изувеченных большинство составляли потерявшие сознание и оказавшиеся под ногами толпы. Следствие установило число жертв Ходынки: пятьсот одиннадцать человек погибших и одна тысяча четыреста восемьдесят семь человек, получивших травмы.

И далее граф Пален, со свойственной ему прямотой, изложил императору свое мнение о виновности великого князя Сергея Александровича и московского обер-полицмейстера Трепова в преступлении, предусмотренном статьей 370 «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных». Данная статья предусматривала следующее содержание обвинения: «Противозаконное бездействие власти в случаях, особенно важных». Санкция по части II статьи 370 предусматривала: «Лишение всех особенных, лично и по состоянию присвоенных ему прав и преимуществ, ссылку на житье в губернии Томской или Тобольской, с заключением под стражу на время от одного года до двух лет».

«Ни хрена себе, как дед шашкой машет! Дядю императора решил в Сибирь упечь, – мысленно покачал я головой. – Только почему-то про Иллариона Ивановича ничего не сказал?! А именно граф Воронцов-Дашков отвечал за организацию коронации, оттерев от этого дела москвичей. Эх и гадюшник вокруг трона, точнее серпентарий, где не только гадюки водятся. И кобры есть, и удавы с ласковыми объятиями».

За небольшое время царствования Николая вокруг него образовалось как бы три основных партии. Первая – это клан Романовых, состоящий в основном из дядьев императора и их отпрысков, которые между собой не очень сильно ладили. Вторая партия – это старая гвардия служак, доставшаяся новому царю от его деда и отца. И наконец, третья – небольшой круг людей, поставивших на Николая и доказавших ему свою преданность.

Сейчас передо мной разворачивалась картина, как старая гвардия пытается через трагедию на Ходынке защитить себя, а всю вину свалить на великого князя Сергея Александровича и его людей, тем самым ограничив власть некоторых представителей дома Романовых. А два представителя третий партии, то есть я и Ширинкин, невозмутимо внешне, но ошарашенно внутри смотрели на это представление.

Когда граф Пален, закончив доклад, ушел, император взялся за нас.

– Евгений Никифорович или Тимофей Васильевич, кто мне из вас расскажет об организации погромов газет, в которых была напечатана критика в мой адрес?

Я переглянулся с Ширинкиным, тот тяжело вздохнул и произнес:

– Это была совместная операция Дворцовой полиции и Аналитического центра.

– И зачем это нужно было делать? Тем более, не поставив меня в известность?!

– Ваше императорское величество, мы надеялись, что критических статей о Ходынской трагедии, затрагивающих государя и царствующий дом, в газетах не будет, но всё равно решили разработать мероприятие по организации народных возмущений на данные публикации. Вы уже собирались уезжать в объезд по больницам, когда вышли газеты, включая и «Новости дня». Решили попробовать, – я виновато развел руками. – Не ожидали мы такого развития событий. А какие результаты будут, посмотрим в завтрашних выпусках.

– Что значит результаты? А разгром издательств, избиение их сотрудников – это не результат?

– Ваше императорское величество, на настоящий момент газеты, журналы, с учетом ежегодного роста тиражей и охвата всё большего количества читающегося населения, становятся эффективным средством по воздействию и влиянию на общественное сознание и мнение людей в различных сферах и областях жизнедеятельности общества.

«Вот это завернул, аж самому понравилось», – успел подумать про себя и продолжил:

Точно не помню, но, кажется, Джозеф Пулитцер, ставший в Соединённых Штатах миллионером на выпуске газет, сказал, что «правда – это то, во что верит большинство». Чаще всего после получения информации, в которую верит большинство, человек принимает ее на веру, то есть считает единственно верной. Таким образом, через газеты, журналы, которые стоит назвать средствами массовой информации, можно сформировать любое мнение о произошедшем событии, включая и абсолютно ложное. Главное, чтобы в это поверило большинство. Поэтому считаю, что лучше разгромить пять типографий и редакций газет, чем потом пытаться как-то изменить сложившееся мнение в обществе. Надеюсь, что остальные издатели поймут этот намек.

Император удивленно смотрел на меня, несколько ошарашенный моим напором.

– Евгений Никифорович, вы так же считаете? – после небольшой паузы Николай обратился к Ширинкину.

– Да, ваше императорское величество, в этом я полностью поддерживаю Тимофея Васильевича.

– Что же, Тимофей Васильевич, через три дня жду краткого доклада по вашему взгляду на влияние, как вы сказали, «средств массовой информации» на сознание и мнение людей. И посмотрим, какие будут результаты от ваших действий.

На этом раздача «плюшек» закончилась, а дальше пошел конструктивный разговор о завтрашнем мероприятии.

На следующий день на Ваганьковском кладбище хоронили погибших. На похоронах присутствовали царская чета со всеми Романовыми и свитой, митрополит Антоний со своей братией.

Раньше всех на кладбище прибыл отец Иоанн Кронштадтский, имевший в это время такое почитание в народе, что всюду в России, где только становилось известно о его приезде, заранее собирались многотысячные толпы. Появление отца Иоанна и его утешительные слова произвели сильное впечатление на удрученных родных. Потом митрополит Антоний провел панихиду, и было произведено захоронение погибших в братской могиле.

Бал, который должен был пройти у австрийского посла, также был перенесен на другой день.

Газеты, вышедшие в день похорон, в ярких красках расписали вчерашнее посещение царской четой раненых в больницах. О погромах редакций газет не было сказано ни слова, даже в «желтой прессе». Видимо, никому не захотелось повторить судьбу Липскерова и оказаться на больничной койке с пробитой головой.

На следующий день первые полосы изданий были посвящены похоронам, участию в них императора с императрицей и Иоанна Кронштадтского. В общем, пиар-кампанию «народного царя-батюшки» провели нормально. Если в народе и вспоминали про Ходынку, то в основном речь шла о том, как государь окутал заботой всех пострадавших и помог семьям погибших.

Только вздохнули посвободнее, как через день после похорон семнадцатого мая из столицы пришло известие о столкновениях рабочих Обуховского сталелитейного завода с полицией и матросами. Есть убитые и раненые с обеих сторон.

Эта новость вызвала шок у императора и его окружения. Я из своего прошлого-будущего помнил, что была так называемая «Обуховская оборона», когда рабочие впервые в российской истории вступили в открытый бой с полицией и армией, но без подробностей. Когда начал знакомиться с поступающей информации, также испытал удивление – взбунтовалась элита рабочего класса Санкт-Петербурга.

Обуховский сталелитейный завод является одним из крупнейших промышленных предприятий Российской империи. Основанный в шестьдесят третьем году Обуховым и Путиловым как частный, завод был через двенадцать лет выкуплен в казну. При этом предприятие продолжало работу на коммерческой основе, то есть существовало на средства, полученные за изготовленную продукцию. Данный подход позволял руководству завода проявлять разумную инициативу в решении вопросов расширения и модернизации производства, стимулирования труда рабочих.

В настоящее время на заводе морского ведомства производились двадцать сортов стали, броня для кораблей, артиллерийские башенные установки, пушки разных калибров, снаряды, мины, стальные ружейные стволы и магазинные коробки для винтовок. Было освоено и производство для гражданских нужд: пароходные коленчатые валы, хирургические и чертежные инструменты, налажено производство колес и осей для подвижного состава железных дорог России.

На предприятии трудилось более трех тысяч рабочих, положение которых считалось завидным по сравнению с рабочими многих других промышленных предприятий столицы. Еще пять лет назад заводчане были переведены с повременной оплаты на сдельную, рабочий день уменьшен до десяти часов, в предпраздничные дни до восьми часов. В среднем рабочие Обуховского завода зарабатывали в месяц от тридцати до шестидесяти рублей.

Много это или мало? Если сравнивать с доходами крестьянских семей, проживающих в столичной губернии, то со своих трех с половиной десятин земли они максимум могли получить сто рублей в год или чуть больше восьми рублей в месяц. И это не один человек, а семья.

Самой малооплачиваемой частью наемных работников в России являлась прислуга, которая получала в месяц от трех до пяти рублей женская и от пяти до десяти рублей мужская. Но наниматель помимо денежного довольствия предоставлял слугам бесплатно крышу над головой, питание и, как правило, еще и одежду с «барского плеча». И это автоматически ставило их выше крестьян. Смерть от голода слугам точно не грозила.

Далее по возрастанию заработной платы идут рабочие провинциальных заводов, деревенских мануфактур, чернорабочие, грузчики. Их жалованье составляло от восьми до пятнадцати рублей в месяц.

Самые маленькие оклады в размере двадцати рублей в месяц среди государственных служащих были у младших чинов. Столько же получали простые служащие почты, земские учителя младших классов, помощники аптекарей, санитары, библиотекари и так далее.

В армии подпоручик имел оклад семьдесят рублей в месяц, плюс тридцать копеек в день за караульные и семь рублей доплату за наем жилья, итого вместе получалось рублей восемьдесят.

Так что рабочие Обуховского завода по зарплате были действительно элитой. Кроме того, руководство завода уделяло достаточное внимание улучшению их положения.

Помимо производственных зданий при заводе имелись общественные и культурные сооружения, такие как заводская церковь, трехгодичное училище на двести человек, школа для детей рабочих с вечерними классами и воскресными чтениями для взрослых.

Работала библиотека для техников и служащих завода, читальня для рабочих. Были организованы хор и оркестр. Для рабочих устраивали спектакли и концерты, зимой – катания с горок и каток, летом в заводском саду по воскресным дням играла музыка.

Больше всего меня добило, когда узнал, что на территории завода действует баня на шестьсот человек. Имеется заводская больница с амбулаторией на сто двадцать мест, в которой могли лечиться не только сами рабочие, но и их жены, дети и родители. Для обеспечения рабочих была создана ссудо-сберегательная касса. Кроме того, администрацией завода покупались участки земли, на которых велось строительство домов для рабочих. Уже триста семей мастеровых разместились в уютных зданиях поселка Власьевка, названного так в честь начальника завода генерал-майора Власьева Геннадия Александровича.

В общем, на меня пахнуло чем-то из советской эпохи времен застоя с ее лозунгом: «Всё для человека». Когда я выпал сюда из две тысячи восемнадцатого года, в той России редко уже можно было встретить предприятия, на балансе которых находились бы больницы, санатории, летние лагеря для детского отдыха. Да и дома для своих работников даже в кредит уже не строили. Всё оптимизировали.

Предысторию волнений в столице я знал. Присутствовал на докладе начальника столичного Отделения по охране общественной безопасности и порядка полковника Пирамидова, да и центр по этому вопросу собирал информацию.

Если кратко, то в июле девяносто девятого года министр просвещения Боголепов ввел в действие разработанные Витте «Временные правила о студенческих учреждениях», по которым студенты, участвующие в беспорядках, отдавались в солдаты, увольнялись представители оппозиционно настроенной профессуры. В одна тысяча девятисотом году за участие в студенческих волнениях были отданы в солдаты сто восемьдесят три студента Киевского и Санкт-Петербургского университетов. Это событие вызвало активное обсуждение среди русской молодежи, обучающейся за границей, что привело к резкой активизации среди нее революционной пропаганды и агитации.

Под их влиянием вольнослушатель Берлинского университета Пётр Карпович, являющийся сторонником террора социалистов-революционеров, выехал десятого февраля одна тысяча девятьсот первого года в Петербург, а четырнадцатого совершил покушение на Боголепова, тяжело его ранив. Через несколько дней министр умер, а Карпович четвертого марта предстал перед закрытым судом.

Возмущенные тем, что суд закрытый, на митинг к зданию Санкт-Петербургской судебной палаты вышли студенты, которых поддержали и рабочие; среди них активно вели работу представители различных революционных движений. Этот митинг перетек в настоящее побоище против полиции и войскового наряда с применением холодного и огнестрельного оружия. Были пострадавшие с обеих сторон. А на столичных заводах после этого начали обсуждать проект собственной рабочей демонстрации, назначенной на двадцать второе апреля, или первое мая по Григорианскому календарю.

Столичные рабочие решили поддержать День солидарности рабочих всего мира, проведя массовую демонстрацию по Невскому проспекту с требованиями установить на промышленных предприятиях восьмичасовой рабочий день и с другими социально-экономическими лозунгами.

Настроение среди лидеров революционного движения в столице было приподнятое. Волновалась Выборгская сторона. Заговорили о стачке за Невской заставой. На сходках представители подпольных кружков Обуховского, Александровского и Семянниковского заводов, фабрик Паля, Торнтона, Варгуниных и других договорились о совместных действиях. Но всё закончилось пшиком.

По словам Пирамидова, Невский проспект скорее стал демонстрацией сил полиции и армейских подразделений. Охранке были известны большинство лидеров революционных кружков. Были проведены массовые задержания. Следователи начали возбуждать уголовные дела.

На докладе Владимира Михайловича я впервые услышал, что Надежда Константиновна Крупская работает учительницей в воскресно-вечерней школе Обуховского завода и занимается революционной пропагандой среди рабочих. Не удержался, лично попросил Пирамидова прислать копию ее дела и всю-всю информацию.

Кстати, с Обуховского завода в этой демонстрации участвовало не больше ста человек. В основном молодежь и низкооплачиваемые рабочие. Дальше в столице как-то всё утихло. Поэтому на коронацию уезжали спокойными и в уверенности, что революционные кружки на основных промышленных предприятиях разгромлены и рабочие успокоились. И вдруг такая информационная бомба.

– Что нового известно о событиях в столице, Евгений Никифорович? – вопрос императора заставил начальника Дворцовой полиции положить на стол перед собой папку и достать из нее несколько листов.

В кабинете кроме Николая Второго и Ширинкина присутствовали еще два брата – великие князья Александр Михайлович и Сергей Михайлович, который последние два вечера постоянно присутствовал на вечерних рабочих «посиделках» нового императора, ну и я.

– Ваше императорское величество, пока только есть доклад полковника Пирамидова о том, что беспорядки за Невской заставой прекращены. В столицу срочно выехал начальник Обуховского завода генерал-майор Власьев, который был в числе приглашенных гостей на коронации. Также в Петербург отбыл Кошко. Аркадий Францевич продолжает работать по покушению и провокаторам на Ходынском поле. Я поручил ему также собрать первичную информацию по событиям на Обуховском заводе, так сказать, «по горячим следам», – Ширинкин с каким-то сожалеющим видом посмотрел на бумаги в своих руках и продолжил: – Пока какой-то конкретной информации нет. В депешах только общие слова.