Текст книги "Метро 2033: Слепая тропа"

Замыкали процессию торговцы – мужчины, женщины и их охранники, держащие за древки ярко пылающие факелы.

– Олимпиада-34 в натуре, – хмыкнул Батон, присоединившись к охранникам Турнотура. – Великое посольство.

Яков тоже был здесь, готовый переводить остальным русским и корейцам. Протиснувшаяся сквозь толпу Лера, доверху застегнув куртку, встала рядом с охотником. Разглядев Олафа и Милен, кивнула им и улыбнулась, наблюдая суетящихся в запарке Паштета и Треску.

– Чего одна? – спросил Батон.

– Пусть спит. Успеется.

Пестрели костюмы, звучала музыка, чадили факелы, все возбужденнее гомонили окончательно проснувшиеся люди, наконец дождавшиеся гуляний в честь прибытия каравана. Соревнуясь между собой в достатке, что автоматически означало престиж, соседи любили пустить друг другу пыль в глаза. Судя по выражению лица вышедшего навстречу процессии в окружении свиты Турнотура, сандурцам это сейчас удалось. Огромный предводитель был роскошно одет, опирался на вычищенный посох и даже успел умастить заплетенную бороду щепотью благовоний; теперь же во всем этом великолепии, выйдя на заливаемое лучом маяка пространство, он ждал подъезда гостей.

Процессия приближалась и волнение нарастало. Наконец кавалькада замерла в десятке метров от Турнотура. Смолкла музыка, перестали скрипеть поводья, натруженные животные не издавали ни звука, и над площадью повисла тишина.

Стоявший в джипе Балдер Никалунд снова воздел руки – по традиции приветствие первыми начинали гости – и начал петь. Ему подпевали вставшие по бокам автомобиля менестрели.

 
Нет краше земли в мире славной моей!
Я щедро богат, счастлив я жить на ней.
Прекрасен и в зиму и в лето порог
Родных островов, подарил что нам Бог.
Когда вас открыли, то дали вам имя –
Фареры, бог любит мой край!
 

Обитатели Сувуроя дружно подхватили гимн Фарер:

 
Лучи солнца летом на пиках блестят,
Гнетут в зиму буйные бури наш взгляд.
О рьяное сердце, о духа полет
Нас объединяет в единый народ!
И с верою нашей стоим мы на страже
Фарер, будь спокоен мой край!
Склоняемся низко пред Божьим перстом,
Ты мир нам даруй, Боже, светлым лучом.
Очисть нас во славе, веди нас вперед
Сквозь грозы и пламя дерзая в восход.
Крепи дух отваги, чтоб высились стяги
Фарер, да, мы любим наш край!
 

Пение закончилось, и Никалунд с помощью телохранителя стал спускаться с внедорожника под улюлюканье и аплодисменты собравшейся толпы. Ступив на землю, он поправил свои одеяния и направился к ожидавшему Турнотуру. После нескольких положенных дипломатией фраз предводители обнялись и расцеловались в щеки. Только когда они оказались рядом, стало заметно, что Балдер моложе.

– Сувурой приветствует «Стальных землекопов»! Рады вам, дорогие гости! – зычно, чтобы все слышали, провозгласил Турнотур, отказавшись от предложенного ему громкоговорителя. – На время пребывания на нашей земле вы находитесь в дружеском окружении! Наш дом – ваш дом! Пусть торговля и мен будут взаимовыгодными, а сделки крепкими, как рукопожатия. И да не омрачат Судные дни отары наших общин! И да хранит вас святой Олаф! А сейчас отдыхайте с дороги. Ешьте, пейте, устраивайтесь и будьте как дома! Нам не терпится услышать новости с других берегов! Да начнутся гуляния! Добро пожаловать!

Под приветственные крики и овации Турнотур повел Никалунда в харчевню, где их уже дожидались накрытые столы. Местные конюхи помогали кучерам, пока джип, автобус и повозку в сопровождении охраны отгоняли под специально заготовленный навес рядом с гаражами, возле которого предполагалось разбить шатры. Актерам указали место, чтобы освежиться и переодеться с дороги, а затем продолжить развлекать правителей на торжественном ужине.

– Да-а, это тебе не наши Пионерские ходоки, – усмехнулся протиснувшийся к Лере Ерофеев. – Ты, поди, и не видела такого никогда.

– Нет, – согласилась девушка и даже ощутила легкий укол обиды, ведь ей довелось столько всего повидать.

– А твой-то чего, проспал?

Может, зря она не разбудила Мигеля? Но он был такой измученный накануне, что, почти не жуя, закинул в себя ужин, на который она угробила целый вечер, и даже не помывшись, сразу повалился спать. На время пребывания каравана стройку приостановили, так что будет еще время им погулять и все посмотреть. Лера поняла, что сердится на деда. Ну проспал, и что? Чего они все до нее докапываются? Сам бы на стройке повкалывал, это тебе не в библиотеке сидеть. Это их семья, в конце концов. Сами как-нибудь разберутся. Без чужих советов.

– Да, он очень устал, – как можно спокойнее ответила она и помахала идущей навстречу Милен.

– Ладно, молодежь, вы как хотите, а мы – гулять! – хитро подмигнул Ерофеев.

– Точнее пить.

Лера посмотрела на его лицо. Еще по возвращении в Пионерск она заметила, что дед заметно похудел и осунулся. Конечно, это можно было списать на ситуацию в бункере, вызванную определенными лишениями из-за отсутствия лодки. Многих знакомых тогда трудно было узнать. Люди были болезненны, измождены, кидались друг на друга по пустякам. Да и устранение Ерофеева из Совета с последующим восстановлением не прошло для него без последствий, возраст все-таки. Да и Пионерский Совет здесь по сути не нужен был. Выдвинули нескольких представителей к местным, на том и ладно. Все же теперь друг у друга под боком, семья, считай. Много они сами по своим избам нарешают-то… К порядкам бы привыкнуть.

С возвращением «Грозного» дед оживился, природа островов и атлантический воздух сделали свое дело. Старик небось уже и не думал снова когда-нибудь увидеть такое небо, холмы, луга, океан. Да и свадьба Леры с Мигелем на какое-то время явно отвлекла его от своих мыслей. Девушка видела, что что-то не так, но Ерофеев каждый раз соскакивал с темы. Бабе Дине и ее товаркам тоже ничего не удалось выведать, как Лера к ним не подкатывала. Хотела даже попросить мужа пригласить деда на исповедь, но Мигель нахмурился и осадил ее, напомнив о неразглашении таинства, да и церковь была не достроена. Само, глядишь, образуется.

Образуется, как же.

Вот и сейчас явно невыспавшийся Ерофеев не желал отставать от остальных.

– Шел бы лучше домой.

– Но-но, дочка. Не бузи. Тебе не к лицу. – Дед закашлялся и поднес к губам мятый платок, вытирая их.

– Дело твое. Простыл?

– Фигня, до свадьбы заживет, – отмахнулся Ерофеев и хихикнул. – Ой, так была ж ведь уже. О старый лунь.

Лера проводила его взглядом, отвернулась и заговорила с подошедшей Милен.

Толпа на площади постепенно рассасывалась, люди расходились кто по домам, кто в кабачок поскромнее, не упуская повода опрокинуть стаканчик за гостей. Собравшиеся на шум встревоженные корейцы отправились обратно на лодку. То ли сказывалось их длительное пребывание в море на борту танкера, то ли азиатам не по нраву была фарерская земля, но они продолжали жить на «Грозном», следя за реактором и наотрез отказавшись расселиться на берегу в отличие от остальной части команды.

– Что будешь делать? – Попрощавшись с Милен, Лера подошла к Батону.

– Обратно на насест. – Охотник кивнул в сторону маяка. – Погашу иллюминацию и домой. Тихий час. – Он потянулся, смачно хрустнули косточки.

После того как Батон вновь обрел семью, которую столько времени считал утраченной, охотник заметно изменился. Стал более разговорчивым, хоть и продолжал дистанцироваться от остальных. Но самое главное, что не могло не радовать Леру, он перестал пить. С появлением Жени и Димы как отрезало. Конечно, Батон мог пропустить рюмку-другую в компании, но этим и ограничивался. Регулярные запои на износ остались в прошлом. Что говорить, это путешествие каждого из них изменило по-своему. У кого-то отобрало, кому-то, наоборот – вернуло. Оставалось надеяться, что они усвоили уроки.

– А ты?

– Тоже. Утро вечера мудренее.

– Добро. Тогда до утра.

– Спокойной ночи.

На том и разошлись.

* * *

Расположившись в «Трех овцах», за накрытым столом беседовали Турнотур и Никалунд. Столы в просторной зале традиционно были расставлены буквой «П», свет приглушен. По бокам расположились торговцы с телохранителями, а также приближенные из свиты Турнотура, мадам Ламбар сидела на почетном месте рядом с мужем. В центре на специальном помосте выступали артисты, развлекавшие собрание негромкими мелодичными песнями. Дежурившая у стен прислуга, поклевывая носами, внимательно следила, чтобы у всех хватало закусок и питья.

– Почему задержались? – спросил Вальгир, отламывая над своим блюдом краюху хлеба. – Гонец от вас вернулся неделю назад.

– Неотложные дела, – неопределенно ответил вождь «Землекопов». – Плюс ждали, пока в проливе успокоится, и подлатали паром.

Турнотур кивнул. Погода в последние дни действительно была неспокойная.

– Надолго к нам?

– На пару дней, по обстановке. Просим прощения за задержку, но это было необходимо, Вальгир. Наши ученые заканчивали одну разработку по усовершенствованию очистительных сооружений, я ждал результатов. Это нововведение оценят все жители островов.

– Дай-то небеса!

– Как у вас, кстати, с пресной водой?

– Не жалуемся. Песок иногда намывает – колодцы, конечно, пора чистить, но не к спеху.

– Я могу прислать людей, пусть посмотрят. Как ваши щупы, колена не пора менять?

– Сами управимся, инструменты есть.

– А подземные ручьи? Плывунов не было?

– Пока нет. Хотя в южной бухте скалы подмыло, но это уже не по вашей части. Хватит об этом. В случае чего я знаю, куда бежать.

Турнотур усмехнулся, и они с Балдером звякнули кубками.

– Жаловаться тебе не на что, – кивнул Никалунд. – С прибытием лодки сувуройцы должны процветать. Провидение очень балует тебя, Турнотур.

– Этим людям нужна была помощь, – осторожно ответил Вальгир, тщательно подбирая слова – разговор переставал быть приятной светской беседой. – Они выполняли благородную миссию, мы не могли остаться в стороне.

– Да. Мы знаем, чем все закончилось.

– К сожалению. Но кто мог предвидеть такой исход…

– Разве не ты? С другого конца света на наши земли приходят чужаки, посягая на сокровища, столько лет хранившиеся в неприкосновенности. Решают ограбить нас, а когда ничего не вышло, уплывают, чтобы привезти тебе еще больше голодных ртов. Тебе мало своих людей, Вальгир?

– Но вместе с беженцами они предоставили нам реактор. – Разговор все меньше нравился Турнотуру. Сегодня он не желал, чтобы ему снова наступали на больную мозоль. Правитель покосился на жену. – Энергию. Ее не хватит на новое плавание. Да и куда им теперь держать курс? С их слов в мире хоть и есть еще очаги выживших и места, не подвергшиеся заражению, но как там устраиваться? В Антарктике? Сахаре? Сейчас невозможно начать все с нуля. Без поддержки и ресурсов.

– И ты им веришь? После того, что они сотворили с Хранилищем?

– А что с Хранилищем? От него и так все эти годы не было никакого толку. А так хоть что-то удалось извлечь.

– Хоть что-то, – фыркнул Никалунд, отпивая из кубка. – Когда можно было вынести все.

– И что бы мы делали с теми же эмбрионами, штаммами ДНК? Без надлежащих условий, людей, специальных лабораторий? А семена злаковых мы и так приготовили для мена и торговли.

– Мена и торговли, – повторил Балдер. – Вот как ты обращаешься с соседями, Турнотур. Русские приплыли к тебе, и ты, как представитель всех нас, должен был вынести правильное решение. Поделиться. А не быть собакой на сене. Они пришли как завоеватели, чтобы отобрать то, что по праву принадлежит нам.

– Я советовался с Семиброком. То, что мы достали, было поделено.

– Семиброк, – покачал головой Никалунд, свободной рукой перебирая намотанные на запястье четки. – Семиброк труслив. Он и шагу не сделает, не посмотрев в рот своим нянькам. И теперь ты катаешься как сыр в масле, в то время как нам перепали жалкие крохи с барского стола.

Мадам Ламбар молча трапезничала, внимательно слушая разговор мужчин, и изредка отдавала негромкие распоряжения подходившим официантам.

– Мы никого не принуждали. Это было желание русских – обосноваться здесь, я лишь дал разрешение. В темные времена нельзя отказывать нуждающимся в помощи.

– А ты дипломат. – Никалунд лукаво погрозил Турнотуру пальцем. – Смотри, не ровен час, объявишь нам всем войну. Вальгир-завоеватель!

Мадам Ламбар чуть заметно вздрогнула и поспешно взяла свой кубок.

– Войну? – нахмурился Турнотур. – О чем ты толкуешь?

Никалунд несколько раз щелкнул костяшками четок, внимательно глядя на него. Турнотуру показалось, что в зале стало намного тише и собравшиеся уже некоторое время прислушиваются к их разговору. Даже артисты будто поубавили темп своих музыкальных пассажей.

– Войну?

Наконец лицо Никалунда разгладилось, и он непринужденно рассмеялся в усы.

– Да остынь, сосед, какая война. – Он дружески хлопнул Вальгира по плечу. – Шучу! Хорошо твой хмель с дороги в голову дает, да не оскудеют твои винокурни. Пожалуй, возьму пару бочек для своих погребов. Нам всем и без твоей лодки забот хватает. Может, когда-нибудь, подобно спруту, она и протянет свои щупальца на все острова, а пока, раз уж это твоя ноша, так ты ее и неси! Нам не жалко, верно?

Прибывшие с Сандура купцы согласно закивали.

– Давайте пить! А завтра мы пойдем, и ты покажешь свое диво и как вы тут все устроили. – Балдер сделал жест и, когда ему наполнили кубок, поднялся. – За хозяев!

– За хозяев! – дружно поддержало собрание.

Турнотур, облизнув пересохшие губы, с облегчением осушил кубок почти до дна и, переглянувшись с женой, опустился на место.

– Смотрю, вы в этот раз прилично нагружены? Целый автобус. – Он решил сменить тему.

– Верно. Нашему краю тоже есть чем похвастать. Кое-что из разработок, некоторые детали для систем. Сундуки из Торсхавна. – Услышав о столице, Вальгир оценивающе присвистнул. – Не так давно с ними контачили по неотложным делам, так что откусили от пирога неплохой кусочек. Сами увидите. Овощи, одежда, прочий стандарт для мена-торговли. И небольшой сюрприз. – Балдер хитро подмигнул и отпил из кубка.

– Сюрприз? – внутренне напрягся еще не отошедший от разговора Турнотур, а вслух шутливо добавил: – Надеюсь, приятный?

– Тебе понравится. – Пощупывая бороду, Балдер хищно посмотрел на девушку в пестром платье среди артистов, которая перестала петь и завела на свирели лирическую пастушью балладу. – Но для него потребуется определенное количество удобрений. Торф, компост и прикормки из того, что заготовили на зиму. Кое-что мы захватили с собой, но не тащиться же в гости с собственным перегноем. – Он рассмеялся.

– Не понимаю, – удивился Турнотур.

– Днем все увидишь. Просто отдай распоряжение фермерам, потребуется немного.

– Ты интригуешь, говоришь загадками, но хорошо. Вскроем один из законсервированных погребов. Мы тоже подготовились. Оцените, когда поставят шатры.

– Но об этом завтра. Гей! – Никалунд хлопнул в ладоши. – Сыграйте нам что-нибудь повеселее, ребята!

Музыканты перестроились, и зазвучала непринужденная ритмичная песенка. Наступила смена блюд, и гостям подали десерт. Банкет продолжался.

– Благодарим, дорогая Клара, – сказал Никалунд, взяв под руку мадам Ламбар, когда гуляние окончилось и все выходили на свежий воздух, пока в помещении гасили свет.

– Мы рады тебе, Балдер, – ответила мадам Ламбар, слегка разморенная банкетом и духотой наполненного запахами еды зала. – Как Илва, дети? Передавай им низкий поклон.

– Непременно. Илва шлет тебе привет. Дети уже догоняют родителей и подумывают о собственных гнездах.

– Время летит.

– Не говори, не говори. Слыхал, вы выдали Милен замуж?

– Да, недавно.

– И кто счастливый избранник?

– Олаф Ульгерссон. Толковый парень, из хорошей семьи.

– Чем промышляет?

– Ремесленник и рыбак. Учится. Думает подать заявку в Совет. Вальгир присматривает за ним.

– Рыбак… Тебе не кажется, что не по рангу пара?

– Хорошие руки здесь всегда были в цене, тебе ли не знать. Мы с Вальгиром тоже не родились с серебром во рту. Они молодые, политика им сейчас ни к чему. Пусть сначала семья наладится, а там видно будет. Мы уважаем ее выбор.

– А помнишь, мы думали сватать Милен за моего младшего? Вот был бы крепкий символ нашей дружбы? Да и порода бы сохранилась.

– Много воды утекло, – улыбнулась мадам Ламбар, внутренне поморщившись от слова «порода».

– Верно, верно. Как не стараешься оградить детей от необдуманных решений будучи уверен, что твое мнение есть истинно верное, а все равно они сами должны выбирать свой путь.

– Да. Они должны учиться самостоятельно строить собственную жизнь.

– Глядишь, скоро и внуки появятся, – весело вздохнул Балдер и поспешил кокетливо добавить: – Но я это не к тому. Ты потрясающе выглядишь, Клара! Просто великолепно! Время не подступает к тебе!

– Да брось.

– Нет, серьезно! – Никалунд остановился и патетически обвел рукой погруженные в лиловый сумрак холмы, окружавшие поселение. – Это климат, воздух. Земля нашей родины, наконец, да благословят ее небеса! Судьба оградила наши края от чудовищного кровопролития, ввергнувшего мир в хаос, и мы должны ценить и беречь, то, что нам оставлено.

– И мы будем, – к ним подошел опиравшийся на посох Турнотур. – А сейчас пора отдохнуть. Заговорил он тебя, а, Клара? Эй, Давен, Кент!

– Да сама дойду, ребята, гуляйте, – отмахнулась от сопровождения мадам Ламбар. – Доброй ночи, Балдер!

– Доброй ночи, Клара!

– Рад тебя видеть, друг, – улыбнулся Балдер, когда жена Турнотура удалилась.

Они снова обнялись, похлопав друг друга по спинам.

– Взаимно, сосед. Идем, баня уже растоплена. Пора тебе смыть с себя дорожную грязь. И я распорядился, чтобы нам принесли бочонок.

На том с официальной частью было покончено. Утром обитателей Сувуроя ожидала ярмарка.

Глава 2
Ярмарка

После того как высокие чины разошлись по своим покоям, народ попроще – актеры, охрана и кое-кто из молодых купцов – продолжил возлияния в другом кабачке, который предприимчивый хозяин решил не закрывать до утра в надежде стрясти с разгоряченных посетителей лишний навар.

– Ну они и жрут, – резюмировал Паштет, в компании Трески спускаясь на улицу с черного хода «Трех овец». – Чё?

– Чё «чё»? – вопросом на вопрос отозвался приятель.

– Делать что будем?

– Хрен знает, – цыкнул зубом Треска, оглядев пустынную улицу. – Спать неохота.

– Ага.

– Ваши предложения?

– Завтра выходной вроде как, подрываться никуда не надо, только сети проверить, – начал издалека заходить Паштет.

– И?

– Может, нам… – Долговязый щелкнул себя пальцами по острому небритому кадыку.

– Присоединиться к джентльменам, дабы продолжить вечер? – осклабился Треска, покатав в кармане куртки полированные зубы гринд, слывших на островах за ходовую валюту.

– Ну, – кивнул напарник. – Добавить русского колориту.

– Так мы же по-ихнему не шпрехаем нифига.

– С ними Яков пошел, и я еще кое-кого из наших видел. Пара рюмок и разберемся. Первый раз, что ли.

– И то верно. Погнали.

– Обожди, сначала поссу. На шухере стой.

– Да кому ты нужен, рожа имбецильная.

– Почки расцвету-у-ут…

– Хе-хе-хе.

Когда Паштет управился, парочка двинулась было в сторону кабачка, как вдруг Треска остановился, разглядывая что-то в темноте за домами.

– Зырь.

– Чё?

– Вон, там. – Треска ткнул пальцем в движущийся со стороны леса силуэт.

– Пф, – пожал плечами Паштет. – Может, тоже отливать бегал, делов-то.

– В лес? Ночью? Не смеши. – И прежде чем Паштет успел ответить, Треска зычно свистнул, привлекая к себе внимание. – Гэй! Фью-и-йть!

– Ты чего? – испугался напарник. – Сбегутся же.

– Не бзди, братан, – решительно оборвал толстяк. – Вдруг это ворье какое. Видел, какую барыги тарантайку с собой притаранили?

– Так там же охрана.

– Охрана, охрана, – передразнил Треска. – Охрана с местными бухать ушла, я тебе отвечаю. Делать им больше нечего, как жопы морозить. А вот если мы его сами за сраку подденем, может, нам магарыч какой отсыпят. – Эй, любезный! Да ты, ты. Ну-ка постой!

Загадочная фигура, облаченная в плащ с капюшоном, остановилась и испуганно заозиралась, прижимая что-то к груди, пока к ней быстро приближались повара.

– Ты чего это впотьмах от народа шкеришься? – грозно поинтересовался Треска. – Чего это у тебя?

Из-под низко надвинутого капюшона донеслось нечленораздельное мычание.

– Чё ты там бормочешь, не слышно ни хрена. – С этими словами Треска протянул руку и сдернул с незнакомца покрывавший голову капюшон. – Птах?!

– Здорово, ребятушки. – Морщинистое личико блаженного растянулось в вымученной улыбке.

– Твою мать! – опешила парочка. – А ты-то чего здесь забыл, пернатый? Со стройки, что ли?

– Или по нужде? – уточнил Паштет.

– Нужда, нужда, ребятушки, – согласно закивал Птах. – Большая, неразрешимая.

– Куда ходил-то, ну? – оборвал Треска, теряя терпение. – Саечка за испуг.

– На поляну к башенке. Дяденьку навестить. – Перехватив ношу, блаженный махнул свободной рукой в сторону леса.

– Какой дяденька? Какая башенка? Ты на время смотрел? Или маслят обожрался что ли, нарк хренов? Покажь-ка. – Треска вырвал из покрытых шелушащимся псориазом рук Птаха кулек, который тот прижимал к груди, и, развязав веревку, высыпал содержимое на ладонь. – Орехи…

– Орешки, орешеньки, – закивал Птах. – Дяденьке носил. Попоститься. Не берет.

– Тьфу-ты, стерлядь. – Треска раздраженно сунул Птаху кулек, который тот тут же снова крепко прижал к груди. – Шатаешься тут, народ пугаешь.

– Не шатаюсь, а паломничаю, – обиженно насупился Птах, снова натягивая на голову капюшон. – В вереске башня стоит, а в ней отшельник. Не видел его, не показывается. Нельзя смотреть, беда будет. Сглаз! Привечает Пташку, советом выручает, мешочек ношу. Спрашивает про нас, как живем, чего делаем. Беспокоится.

– Ты про сотовую вышку у запруды, что ли?

Птах отрицательно затряс головой.

– Башня в вереске. Там.

– От здешнего климата окончательно крыша поехала, – уверенно пробормотал Паштет.

Пока повара переваривали услышанное, Птах поспешил дальше и вскоре скрылся за домами на противоположном конце площади.

– Вот же ж блин. – Тряхнув головой Треска сплюнул на землю. – Не понос, так золотуха. Орешки, черт бы их взял.

– А где у нас тут поляны с вереском-то? – задумался Паштет.

– Ой, только ты еще голову говном не забивай, – как от зубной боли, скривился Треска. – Ну сидит в лесу какой-нибудь идиот, или выдумал опять. Нам-то что. Потопали, а то вылакают все без нас.

– Точняк. В большой семье клювом не щелкают, – поддержал Паштет, у которого упоминание выпивки потеснило остальные мысли, и они зашагали по улице.

Кабачок встретил уютным гомоном и теплом. Караванщики и местные братались, оживленно переговариваясь и перемешавшись за столами. Поднимались пенные кружки, кто-то тискал кокетливо хихикавшую певичку, посадив ее себе на колени и нашептывая в ушко явно жаркие речи. В дальнем углу у стола, за которым схватились руками в борьбе два голых до пояса здоровяка, оживленно улюлюкала окружившая их кучка зевак, на все лады подбадривая взмокших соперников. Под прокопченным низким потолком то и дело раздавались взрывы полупьяного гогота, кто-то из артистов насиловал фальшивящее старенькое пианино.

Ввалившиеся в натопленное помещение повара с наслаждением вдохнули пахнущий салом и копотью воздух. Стянув ушанку, Треска окинул столы взглядом и увидев за одним из них Ерофеева, Якова и Ворошилова, толкнул Паштета в бок. Расстегивая крутки, парочка стала пробираться к своим, проложив маршрут мимо стойки, где перехватила пару бокалов.

– Здарова-те, – подвинулся Ерофеев, уступая место на скамье плюхнувшемуся Треске. – Вот и компания.

– Чё как?

– Да вот хлебосолим, как видишь, – усмехнулся Ерофеев. – Скандинавы бузят.

– Чего рассказывают? – сняв куртку и скомкав ее рядом с собой на скамье, огляделся Паштет.

– Концами меряются, – с вечно недовольной гримасой Ворошилов покосился на стол армрестлеров, откуда донесся низкий победный рев. Кому-то из соперников улыбнулась удача.

– Давайте уже, трубы горят, – нетерпеливо облизнулся Треска, и русские чокнулись кружками. Яков присоединился к остальным.

– А где Батон? – осушив кружку до половины, спросил Паштет, вытерев рот ладонью.

– К семье пошел. Отсыпаться.

– Э-э, – расплылись повара. – Жинка кислород перекрыла. Каблук.

– Дебилы вы, – беззлобно посмотрел на них Ерофеев. – Человеку такое счастье невиданное выпало. В наши-то времена… Считайте, вторую жизнь фантом вытянул. Тут задуматься надо, чего да как, а не здоровье гробить. Люська моя, память светлая, говорила, что по повороту ключа уже знала, когда я поддатый приходил. Дурак. Даже по такой фитюльке скучаю.

– Где оно, здоровье-то. Почки расцвету-у-ут, – тоненько затянул Паштет.

– Печень запорха-ала-а, – в тон поддержал Треска, и парочка захохотала. – Ну даешь, философ. А сам-то что сейчас делаешь?

– Я так, – посмотрел в свою кружку старик. – За компанию.

– Вот и мы за компанию, – согласились повара, снова прикладываясь к кружкам.

– Вам еще в фёркей завтра играть, – напомнил Ерофеич.

– Сделаем! – заверили повара.

Сидевший с краю Яков потягивал пиво, прислушиваясь к разговору за соседним столом, где уже некоторое время речи велись на повышенных тонах.

– …а я тебе говорю, охренели вы со своей лодкой вконец, – напирал рослый скандинав из свиты каравана с окладистой, заплетенной косами бородой и заплывшими красными глазками. – Сидите тут, горя не знаете. Присвоили все себе. А какого рожна она ваша? Кто сказал? Покажи?!

– Чего там у них, – тихо поинтересовался Ворошилов.

– Да все то же, – не поворачиваясь, хмурился переводчик. – Лодка покоя не дает.

– Чего ты до меня докопался, – закипая, раздраженно парировал оппонент из местных. – Я тебе что, начальство? Совет? Турнотур?!

– Ну конечно, стрелочник. Яиц нет за базар отвечать, так все на главных спихнем, так? – не унимался бородач, которому выпивка с дороги и недосыпа крепко ударила в голову. – Ты свою рожу видел? Рот в кружку не помещается, отожрались, скоты. Баб наших лапаете, своих мало? – Он ткнул пальцем в местного, державшего на коленях певичку. – Руки от нее убрал! А ты чего стелешься, еще ляг под него!

– Отвали, – вальяжно огрызнулась девушка. – На пароме не дала, так яйца прищемило?

– Пасть закрой!

– Э-э, – набычился клеивший разомлевшую певичку амбал.

– Иди овцу себе постели, импотент!

– Остынь брат, выйди на воздух, – стиснув зубы, прибегнул к последней попытке спустить ситуацию на тормозах сидевший напротив буяна оппонент.

– Брат?! Какой я тебе брат, сука! Мой брат дома сидит, на семью впахивает, пока вы тут в ус не дуете. А мы ишачим, с дарами вон к ним идем, жопы надрывая!

– Что, переломился? Обычаи нельзя нарушать. Мы к вам тоже ходим.

– А не ходите! Вы нам не сдались! Зажритесь, чтоб вы тут жиром все захлебнулись! Ой-ой-ой! Лодочка приплыла, попку нам всем подтирать. Прогнулись под русских, да? Да?! Я тебя спрашиваю! Отвечай, дерьмо! Или ты не мужик, а баба? Ко-ко-ко-ко-ко…

– Ты под кем ходишь? Овечий сын! – отпихнув скамью, не выдержав, поднялся местный.

– Ты сейчас под себя ходить будешь!

– Полундра. – Без перевода втыкая в происходящее и стараясь сделаться незаметным, Паштет увлеченно присосался к своей пустой кружке, делая вид, что пьет.

Видя назревшую ссору, от стола армрестлеров отделился один из борцов и, накинув на плечо влажную тряпицу, подошел к сверлящими друг друга взглядами мужикам.

– Заканчивайте балаган, оба, – встав между ними и веско роняя каждое слово, посоветовал он.

– Пшел ты! – огрызнулся распалившийся караванщик и толкнул борца. Тот, не удержав равновесия, повалился на завизжавшую певичку, с грохотом увлекая ее и горе-ловеласа на пол.

Мелодия пианино зазвучала динамичнее и веселее.

– Остынь! – Кто-то плеснул пива в лицо заревевшему бородачу.

– Валим, – озвучил общую мысль Треска, напяливая куртку и посмотрев в запотевшее окно, за которым тускло занимался рассвет.

– Вот и посидели, гости дорогие, – заключил Ерофеев и в несколько глотков осушил содержимое своей кружки.

Когда они вывалились на улицу, потасовка внутри переросла в хорошую массовую драку, сопровождаемую грохотом, бранью и звоном посуды. Со стороны бараков к кабачку уже спешила группа из местных стражей правопорядка – видимо, еще в самом начале назревающей ссоры кто-то догадался вызвать подмогу.

– Никого не забыли? – Русские и переводчик оглядели друг друга.

Все были на месте.

– Ну дают. – Треска цокнул языком, прислушиваясь к долетавшему на улицу шуму.

– Пьянь, – презрительно бросил Ворошилов.

– Пьянь не пьянь, а меру знать да язык контролировать нужно, – сказал Ерофеев. – Ладно, хлопцы. Пусть разбираются. Почапали на боковую, что ли.

Кутаясь в куртки и пряча в карманы руки, компания направилась в сторону своих жилищ.

* * *

Когда Мигель проснулся, Лера, тихонько напевая, уже вовсю колдовала на маленькой кухоньке. Увидев, что Чучундра, спустившись по столешнице, юркнула в спальню, девушка, продолжая взбивать в миске яйца, зашла следом.

– Доброе утро, соня, – прислонившись к дверному косяку, улыбнулась она, пока Мигель ворочался, пытаясь выудить забравшуюся под одеяло мышь. – Как спалось?

– В мертвую. – Откинувшись на подушки, Мигель раскинул руки и посмотрел в потолок. – Даже не снится ничего.

– Совсем-совсем? – Одетая лишь в бесформенно свисавшую тельняшку Лера потерла одну босую ногу о другую.

– Как выключатель нажимают. – Рывком сев на кровати, Мигель быстро натянул штаны. – Проваливаюсь куда-то и все.

– Даже я? – понизив голос, лукаво поинтересовалась Лера, когда он подошел к ней и, обняв за талию, прильнул к губам долгим поцелуем. – Ну погоди, погоди. Я же разолью.

– Я соскучился.

– И я. – Лера нежно куснула его за губу. – Но сначала умываться и завтракать.

Прошлепав через кухню, Мигель распахнул дверь и поежился на утреннем воздухе.

– Что случилось? – прислушавшись к звукам, доносящимся из селения, поинтересовался он. – Неужели приехали?

– Да, ночью. А ты проспал.

– Как всегда.

– Не вводи в привычку.

Пока Мигель, фыркая, умывался в поставленном на табуретку тазу, Лера сбегала на задний двор и дернула в теплице луковицу и пару редисин. Едва они сели за яичницу, мужчина сразу же заглотил почти половину своей порции.

– Не торопись ты, подавишься, – с улыбкой следила Лера. – Выходной же. Я что, столько старалась, чтобы ты за три секунды все съел?

Мигель прожевал кусок и виновато на нее посмотрел.

– Вкусно хоть?

– Очень.

– Вот и растягивай.

Лера смотрела, как ест Мигель, и думала о том, как он изменился после женитьбы. Как они оба изменились. Раньше она относилась к нему как к другу, человеку, всегда готовому помочь советом. Они столько пережили вместе, и даже первая близость не внесла кардинальных перемен. Скорее это был определенный этап, после которого ей было необходимо время, чтобы разобраться в себе и своих чувствах. Она знала, что и ему тоже. Лера не боялась секса, но знала, что после этого отношения между ними уже не смогут быть прежними. Так и вышло. И если до этого Мигель был просто Мигелем из соседней каюты, священником с далекого края земли, то после он стал ее Мигелем. Мужчиной, которого она выбрала. И который стал ее мужем.