Текст книги "Закон зеркальной связи"

Глава 6. Задание джинну

Изумление так и осталось на лице Маши, когда Саша закончил свой рассказ.

– Он растворился или улетел? – переспросила она.

Саша, хотя и сам не вполне понимал, что и как произошло, авторитетно ответил:

– Сначала растворился, а потом улетел.

Маша понятливо кивнула:

– А мой волшебник не улетел. Он просто отошел, а потом исчез. Я смотрела, смотрела на то место, где он шел, а там уже ничего не было. Наверно, он тоже растворяться умеет. Как ты думаешь, твой джинн сейчас нас слышит, или он совсем растворенный?

Саша и тут нашелся, как ответить:

– Раз он джинн, то должен слышать, даже растворенный!

Маша задумалась. Казалось, что она сейчас придумывает что-то такое, что даже джинны придумывать не умеют. Наконец, она высказала придуманное ею предложение, способное проверить слух джинна:

– А давай, попроси его, пусть сделает так, чтоб мама нас завтра в зоопарк повела. А то ей всё некогда и некогда. Сможет он?

Саша словно догадывался, что если он засомневается в способностях джинна, тот ничего сделать не сможет. Поэтому он уверенно подошел к раскрытому окну и закричал в него:

– Джи-инн! То-о-оник! Слы-ышишь? Завтра мне вместе с Машей и мамой надо в зоопарк пойти! Мы давно собирались маме зверей показать. Понял? Подскажи маме, чтобы нас туда отвела!

В это время мама, как раз, вошла в комнату. Она покачала головой:

– Саша! Забыл, что окно открытым держать нельзя? Мухи могут залететь.

Маша попробовала выручить Сашу:

– Тут не мухи, а волшебники летали. Как они без раскрытого окна к нам попали бы?

Мама улыбнулась:

– Волшебный обед уже готов без волшебников! Закрываем окно и проходим на кухню!

Глава 7. Удивительный мир вокруг пруда

Джинн долго бродил по берегу пруда, мимо людей, которых стало немного меньше, чем утром. Он смутно помнил, что из пруда был извлечен его флейг, но никак не мог понять, что же произошло, как он там оказался. Зато хорошо помнил мальчика Сашу, который помог ему выбраться из того неудобного контейнера, называемого флейгом.

Он чувствовал, что этот мальчик – добрый, и может ему еще чем-то помочь. Особенно ему запомнилось, что мальчик велел ему учиться, чтобы всё понимать. Джинн не знал, как это можно сделать, но чувствовал, что сделать обязательно нужно. Он стал пытаться думать про разные слова, ведь ему очень хотелось понять, что означает каждое, незнакомое ему слово. Но он уже понимал, что в этом удивительном мире эти разные, немного похожие на него люди, знают намного больше его, и ему надо быть не хуже их.

Еще теперь он знал, что может услышать голос того умного мальчика отовсюду. Ведь он ясно слышал, как невидимый сейчас Саша просил его помочь – подсказать его маме, что его вместе с сестрой надо отвести в зоопарк. Он не знал, как это сделать, не знал пока даже, что такое «мама». «сестра», «зоопарк», но понимал, что это сделать непременно надо. Поэтому он мысленно сказал себе: «Я хочу, чтобы вышло так, как просил мальчик Саша».

Как только он сказал это, ему стало немного не по себе. Его голову словно сдавило с разных сторон, а туловище, будто снова заточили в тот ненавистный флейг, и стали быстро перекатывать с места на место. А к горлу подкатил ком и не позволял ничего говорить, даже мысленно.

Джинн начал припоминать, что нечто такое с ним уже происходило, но ему тогда еще не было так больно. Первый раз это произошло, когда он починил монитор умного мальчика, второй – когда помог девочке в парке. Когда боль немного отпустила, он сам себе задал вопрос: «Сильная боль когда-нибудь повторится?» Но так и не смог сам себе ответить, хотя долго об этом думал.

Вскоре он обнаружил, что добрел до какого-то другого дома, от которого исходила какая-то опасность. Он не знал, какая, даже не вполне представлял себе что такое опасность. Но эта, где то рядом спрятанная опасность сама возвещала ему, что она есть, что она плохая, и от нее опять будет больно. А что она очень велика, и боль может возникнуть очень большая – звенело во всех уголках его головы.

Джинн повернул назад и стал быстро уходить от этого дома. Звон в голове стал стихать. Когда джинн подошел к скамейке в парке, боль почти стихла, и он стал размышлять, что ему делать с собой и с этими ровными рейками и ножками, которые назывались скамейкой.

Постепенно вспоминалось, что днем люди в парке сидели на разных скамейках из реек, похожих на эту. Поскольку он начал понимать, что чем-то похож на этих людей, то решил тоже сесть на скамейку, и сильно обрадовался, что это у него сразу получилось.

Тогда он начал размышлять – что такое радость. Про боль он уже много знал, а про радость хотел узнать больше. Он вспомнил, что видел и чувствовал радость в глазах девочки в парке, а еще раньше – в глазах мальчика, которому был обязан своим спасением. Что это было спасением, он тогда понял не сразу, но теперь уже неплохо понимал, что ему самому – никогда не удалось бы выбраться из того, сковывающего движения, флейга.

Но вспоминать, как его невероятно долго встряхивало и вертело в той темной упаковке, когда он там сидел совсем скрюченным, не хотелось. А всё потому, что лишь только он пробовал вспомнить, как он оказался в том флейге, опять начинались звоны в голове и боли во всем теле.

Джинн сам не заметил, как наклонился, оказался в лежачем положении на скамейке, и заснул. Сон это был, или какие-то воспоминания, он не знал. Ведь ему, насколько он помнил, еще никогда раньше не приходилось спать и видеть сны. А может быть, и приходилось. Но был ли это он, пытающийся увидеть свой сон, или кто-то другой, похожий на него, – он никак не мог уяснить для себя.

Спящий джинн вздрогнул, когда кто-то тронул его за плечо.

– Вы не могли бы приподнять себя с общественного места? – строго спросила его какая-то женщина.

Джинн открыл глаза, быстро захлопал ими, и стал размышлять, что же надо сделать в таких случаях. Но никакого нужного ответа ему в голову не приходило. Тогда он просто сказал первое, что ему послышалось в голове: «Не знаю».

Женщина скривила лицо и сердито заворчала:

– А я знаю, что смогли бы! Ну-ка немедленно освободите место для гуляющих! Приподнимайте себя, приподнимайте быстрее, как нормальный культурный человек!

После таких слов джинн сразу сообразил, что догадаться о значения понятия «культурный человек» он еще успеет, а сейчас ему надо срочно попробовать приподниматься.

Это получилось! Но требуемое приподнимание у него произошло в его лежачем положении. Он, как лежал, так и мгновенно взлетел на метр с небольшим над скамейкой, освободив место для посадки гуляющих.

Женщина почему-то ахнула, стала сползать на его место, которое он только что занимал на скамейке, закрыла глаза и так там осталась, неподвижно лежащей.

Джинн хотел было ей чем-то помочь, но у него опять пронзительно зазвенело в голове и скрючило от боли. Он едва не опустился на женщину, еле-еле успел мягко приземлиться возле скамейки, и шатаясь, встал на ноги.

Вокруг начали собираться люди, недовольно вглядываясь в лежащую на скамейке женщину и на покачивающегося рядом обросшего мужчину.

– Опять от алкоголиков проходу нет! – донеслось до джинна.

– И женщины туда же катятся! – раздалось с другой стороны.

Джинн вспомнил Сашины слова, что алкоголики плохие, потому что пьют плохой лимонад, и нашел в себе силы, чтобы выпрямиться, и, превозмогая боль, отойти подальше от скамейки.

Глава 8. За волшебным обедом

Волшебные обеды – удивительные средства дразнить свои аппетиты и выполнять всё, что они просят. Все, сидящие за столом и не дающие покоя ложкам, конечно же, не догадывались об этом. Им было некогда думать о чем-то другом, кроме того, что опять всё вкусно. Но по мере того, как тарелки опорожнялись, возникали аппетиты на разговоры.

Первым открыл рот, не поднося к нему ложку, Саша:

– Мам! А когда я ем, я же не глух?

Маша сразу поддержала его философское осмысление процесса еды:

– Мам! А он еще и не совсем нем! Я тоже ― не совсем!

Мама, видя, что обед уже почти исчез из тарелок, спокойно включилась в разговор:

– Мы – молодцы! Волшебный обед всегда дает волшебную силу, и на последней ложке разрешает разговаривать, но так, чтобы не давиться.

Маша, опорожнив в рот содержимое последней ложки, неожиданно напомнила про то, что напоминала очень часто:

– Мам! А папа наш, когда кушал, не давился?

Мама, не опуская пустую ложку в тарелку, задумалась на несколько мгновений, но потом сразу сделала с ложкой то, что дети уже совершили со своими ложками. Обед был закончен.

Саша, ожидающий маминого ответа, тоже выразительно посмотрел на маму:

– А на каком стуле он сидел, когда кушал?

– Он сидел на стуле, который стоял рядом с моим, и никогда не давился. Он всегда кушал осторожно.

– Мам! А сегодня ты нам снова осторожно расскажешь, как папа пропал? – вытянулась на стуле Маша.

– Вы уже наизусть знаете мои рассказы, лучше меня рассказать сумеете, – грустно улыбнулась мама.

Маша с Сашей переглянулись, и Маша взяла инициативу на себя:

– Тогда сегодня я сумею. Слушайте и не пугайтесь. Папа шел с работы поздно…

Саша и Мама, не сговариваясь, одновременно закрыли глаза и словно оказались в том месте, про которое стала рассказывать Маша. Они увидели, как молодой, подтянутый папа, очень отдаленно напоминающий по фигуре, джинна, шагает по улице, прилегающей к парку. Вдруг навстречу ему из-за парковых деревьев выбегает растерянная женщина лет двадцати пяти. Она сразу подбегает к папе:

– Извините, вам тут девочка с розовым бантиком не встречалась?

– Нет, а что случилось?

Женщина, сбивчиво объясняет:

– Она в это время уже приходит. Они с подружками здесь на детской площадке играют. Все пришли, а ее нет…

– Звали? Громко звать надо!

– Весь парк обкричала!

Женщина снова кричит в сторону деревьев:

– Соня! Сонечка! Хватит прятаться! Выходи!

Папа сразу находится:

– Парк не такой большой. Сейчас найдем. Вы идите прямо, – он показывает рукой, – а я еще глубже, в сторону леса загляну…

Слушающим Машу, представлялось, что будто это они спешат по парку. А деревья, то поочередно, то все вместе надвигаются на них, исчезая справа и слева, уступая места другим деревьям. Но вот показывается небольшая полянка. На ней настороженно стоит, навострив уши, огромный бульдог. Чуть дальше становится видно другого бульдога, тоже большого и рычащего на сидящую перед ним на корточках, девочку. Она плачет.

Папа хватает большую ветку, без листьев, лежащую под деревом, бежит к собакам. Он кричит на бегу: «Фу! Брысь! Пошли вон!» Вторая собака подбегает к первой, обе преграждают ему путь к девочке, начинают скалить зубы. Девочка осторожно приподнимается, пятится назад, поворачивается и убегает. Из-за деревьев показывается женщина, идущая навстречу ей. Она кричит: «Соня! Сонечка!» Девочка подбегает к женщине, которая звала ее, испуганно показывает в сторону собак. Женщина хватает девочку за руку и быстро уводит…

Мама Саши и Маши всё время рассказа сидела, грустно опустив голову. Саша, взглянув на Машу, прерывает воцарившуюся тишину:

– А ты забыла рассказать, как мама про случай с папой узнала в полиции, когда там женщину встретила. Женщина там, на собак жаловалась, а мама, как раз в это время пришла просить, чтобы папу искать начали. Поэтому она поняла, что это папа девочку защитил, но никак не могла понять, куда он мог исчезнуть.

– Завтра я рассказывать буду! А ты, мам, – обратился Саша к ней, – попробуй рассказать, или придумать, куда он пропал! Тогда мы сможем рассказать, или придумать, как его найти.

Мама медленно подняла голову:

– Если бы мы знали, куда, то он не пропал бы.

– А давай, мы в телевизор напишем! – настаивала Маша. – Там есть хорошие передачи и люди, они нам его найдут!

– Искали! Много хороших людей искало! – мама погладила Машу по голове. – Когда папа исчез, тебя еще не было. А Саша только «мама» и еще несколько слов говорить умел. Больше семи лет прошло.

Саша решил, что пора снова отложить грустные воспоминания:

– Мам! А ты с папой в зоопарк ходила?

Мама улыбнулась сквозь наворачивающиеся слезы:

– Конечно, ходила!

Маша сразу встрепенулась:

– Мам! А давай, завтра сходим!

– Завтра воскресенье. Я стирать собиралась. А то послезавтра мне уже на работу надо.

– Ма-а-м! – умоляюще протянула Маша.

– Ма-а-ам! – продолжил ее просьбу Саша и подумал, что джинн, наверно позабыл про него.

Но мама неожиданно встала и объявила:

– Ма-а-ам торжественно возвещает, что завтра мы идем в зоопарк…

– Ур-а-а! – хором закричали дети.

А мама продолжила:

– Только если тарелки помоете, а еще мне со стиркой поможете. Ура, или не ура?

Маша и Саша сразу поддержали ее, правда, не так энергично:

– Ура-а-а!

Глава 9. Сколько ног у пришельцев?

Иван Иванович, читающий, лежа на диване, книгу о пришельцах с планеты из созвездия Гончих псов, скептически думал, почему все пришельцы ходят на двух ногах?

– Ведь чем больше ног, тем тверже они будут стоять на них. – размышлял он. И тут же сам спорил с собой:

– А может быть, лучше несколько рук иметь, чем несколько ног? Или голов ― чтобы больше было? Недаром же говорят, что одна голова хорошо, а две – лучше. Одна голова у меня читала бы, другая – размышляла бы, а третья ― Сократа дрессировала бы, и всё успевалось бы у моих голов!

Иван Иванович очень увлеченно размышлял, так увлеченно, что не слышал, как Сократ, лежащий под столом о чем-то тихо скулил. Если бы Иван Иванович прислушался, то различил бы странные слова, скрывающиеся в собачьем скулении. А если бы он еще заглянул под стол, то увидел бы, как Сократ лапами прижимает ко рту кончик хвоста и шевелит губами.

Из-под стула тихо доносилось: «Сократес на связи, Сократес на связи! Я нашел его во флейге, в котором он через три дня должен был иссякнуть. Не мог сразу распаковать. Это привлекло бы нежелательное внимание посторонних. Вошел в доверие к одному доверчивому аборигену, чтобы спокойно вернуться к флейгу на следующий день. Потом пошли проблемы. Флейг куда-то переместился, а он распаковался сам. Я чую, что объект ходит где-то рядом. Он же не может соображать, как обычный человек, чтобы уйти далеко, потому что заблокирован. Как только запеленгую, вызову группу захвата. Конечно, швырнуть его на землю, положить лапу ему на грудь и предупредительно зарычать, чтоб не двигался, у меня получится. Но с группой захвата это получится надежнее».

«Почему мы хуже пришельцев? – уныло думал Иван Иванович. – Они и быстрее бегать умеют со своими многими ногами, и еще быстрее перемещаются, если вместо ног лапы прикручивают. Даже летать умеют, если кто-то говорит, что они уже прилетели. А я только со стула слететь могу, если засну на нем! Ну, ничего, мой милый Сократ меня разбудит, если я так и не проснусь, свалившись со стула».

***

А в это время джинн, еле-еле сумевший отойти чуть подальше от скамейки, удивленно озирался, поглядывая на прежнее свое место. Там люди пытались расспрашивать проснувшуюся женщину, что же с ней случилось, и сдержанно похихикивали, когда та рассказывала, как человек стал самолетом, но не летающим, а висящим в воздухе.

Выбравшись из кустов, джинн снова нашел пригодную для ходьбы дорожку, и стал пробовать двигаться по ней так же, как двигались другие люди. Это стало получаться лучше, чем недавно, но в отличие от гуляющих, его иногда пошатывало из стороны в сторону.

Убедившись, что если он будет внимательным, то не упадет и не улетит, джинн продолжил идти вдоль пруда, который чем-то отличался от дорожки и паркового газона. Надо было понять – чем, и джинн стал размышлять, в чем их различие. Но понимание не приходило, зато джинну показалось, что когда-то, очень давно, он всё это уже видел, и даже понимал, что видел.

В своих размышлениях он не заметил, как едва не наткнулся на двух людей, не разгуливающих, а стоящих на дорожке и сосредоточенно рассматривающих пруд. До него дошло, что раз они так пристально смотрят туда, то наверно знают, что это такое, и могут рассказать ему то, что сам себе он никак рассказать не мог.

– Что там? ― вежливо спросил их джинн.

– Там вода! ― уверенно ответил ему Сенек.

– А для чего вода? ― обрадовался джинн, что он сейчас узнает много нового.

– Вода – для рыбы! ― авторитетно включился в разговор Венчик.

– А рыба кто такая? ― с надеждой, что он сейчас узнает даже больше, чем хотел, спросил этих двух, очень образованных людей, джинн.

– А сам-то ты кто такой? ― подозрительно оглядел джинна с ног до головы, Сенек. ― Все люди знают, что рыба для того, чтобы ее ловить и варить, или жарить!

Такой каскад объяснений едва не отбросил джинна на газон, но он устоял. А Венчик, как и Сенек, заподозривший что-то неладное, тоже стал наседать:

– Да ты, вообще, откуда?

– Я, вообще, ниоткуда! ― подумав, сформулировал свой точный ответ джинн. ― Я просто взял и здесь оказался, не знаю, зачем.

– А знать надо! ― стал поучать странного прохожего Венчик. ― Сюда ходят только отдыхать и только ловить. А мы и для того, и другого ходим. Ты хоть знаешь, как ловят?

– Джинна снова пошатнуло. Словно откуда-то издалека до него стало доходить, что люди, да и многие другие существа тоже, ловят друг друга. Непонятно было только, для чего. И джинн задумался, размышляя что такое «варить» и «жарить». Его задумчивость прервал Санек:

– Ты что, думаешь, ловить это легко?

Джинн снова задумался. Ему хотелось понять, что легче, ловить, или уходить от тех, кто ловит. Но надо было отвечать на вопрос, и он выдал первое, что пришло ему в голову:

– Я не разбираюсь, легко, или нет.

– Пока сам не попробуешь, не разберешься! ― поддержал Санька Венчик.

– Как? ― недоуменно посмотрел на пруд джинн.

– Как, как? ― передразнил его Санек. ― Ты возьми, да просто полезай в воду, потом поймай ее за хвост, и сумей сухим из воды выйти обратно! А потом уже спрашивай самого себя, легко это или трудно! И вообще, чаще спрашивай себя, что делать нужно, чтобы получалось, как требуется! А если надумаешь что-то делать, то старайся это сделать правильно! Но сначала сам у себя узнавай, как делать правильно и без ошибок! Понял?

– Не очень, ― откровенно признался джинн.

– Да ты сначала воду навести! ― загоготал Сенек. ― А потом ― и понимание тебя обласкает!

Джинн сразу понял, что пока он не полезет в пруд, ничего тут понимать не сможет. Он кивнул, повернулся лицом к пруду и бодро зашагал, сначала к берегу, а потом по воде, всё больше и больше погружаясь в нее.

Оба рыбака разинули рты от удивления, видя, как их сумасшедший собеседник уже скрылся под водой. Первым пришел в себя Венчик:

– Ты что натворил? ― стрельнул он глазами по Сеньку! ― Видишь же, что мужик чокнутый попался! Зачем ему такое задание дал? Я-то пошутил легонько, а ты его всерьез на дно загнал. Так он и потонуть может!

– Не утонет! ― стал себя успокаивать Санек. ― Раз он так бесстрашно в воду полез, так же скоро и вылезти должен! Давай, подождем, посмотрим, скоро выйдет. А то, если не скоро выйдет, то полицию ждать придется. Но чтобы их не ждать, лучше ему заранее покричать, чтобы возвращался!

Венчик хотел было возразить, но поперхнулся. Из пруда показалась голова джинна, потом плечи, руки. На этих, бережно вытянутых руках, лежала большая рыба, машущая хвостом, и удивленно открывающая рот. Она словно спрашивала: «Эй, ребята! Вам что, у себя места не хватает? Зачем нам покоя не даете?»

― Это ― рыба? ― подошел он к рыбакам, показывая носом на свой улов.

Венчик опять не смог ничего сказать, потому что снова поперхнулся. А Санек в это время сосредоточенно тер себе глаза. Оба только что увидели, что их чудной знакомый стоит абсолютно сухим. Они, пятясь, закивали.

– А что с рыбой будет? ― весело спросил джинн.

– То, что со всеми рыбами бывает! ― понемногу успокаивался Венчик. ― Съедим мы ее. Молодец! Смотри, понимает она, что с ней будет, и отмашку нам хвостом дает, чтобы начинали! Давай ее сюда, но с прудом – осторожней надо себя вести!

– А ей не будет больно? ― спросил для уверенности джинн, но не отдавал рыбу, ожидая ответа.

– Наверно, немного будет, ― весело успокоил Санек. ― Но не тебе же! Да и ты же не знаешь боли, когда тебя съедают.

В голову джинна сразу словно прихлынуло множество прудов, холодных, мутных, в которых почти ничего не видно. Но они будто споласкивали застоявшееся сознание джинна, вымывая то, что препятствовало его пониманию простых истин. Откуда-то снова возникла боль, пронизав его сначала насквозь. Потом, вернувшись, она завертелась во всем его теле по спирали. Эта настырная боль стала проникать во все отдаленные уголки его сущности.

– Я знаю другую боль! ― нахмурился джинн. ― Такую ― не знает никто!

В голове стали роиться мысли, что сейчас надо куда-то уйти и отдохнуть. Джинн повернулся и бросил рыбу обратно в пруд. Оба рыбака попятились. А джинн, больше не обращая на них внимания, двинулся вперед и прошел сквозь них, словно на его пути никого не было.