Текст книги "Риски социальной трансформации российского общества: культурологический аспект"

Игорь Григорьевич Яковенко
Риски социальной трансформации российского общества: культурологический аспект

Введение

Российское общество переживает всеобъемлющую социальную трансформацию. Стремясь выразить суть происходящего и обозначить масштаб перемен, исследователи говорят о целостном трансформационном процессе, или историческом транзите. Постепенно складывается убеждение, что подлинный масштаб происходящего сегодня можно будет оценить лишь с ретроспективной позиции, когда отшумят самые бурные перипетии и раскроется веер более или менее отдаленных последствий фундаментальных преобразований российского универсума.

Преобразования такого масштаба неизбежно несут в себе драматические коллизии, сопровождаются большими и малыми потерями самого разного характера, чреваты резким ростом неопределенности. Речь идет о негативных, нежелательных и опасных для человека последствиях социальных изменений. Надо сказать, что и рутинное существование общества также вызывает негативные последствия. Они рождаются в каждом акте человеческой деятельности и социального взаимодействия. Однако пласт социальных издержек относительно стабильного существования общества опривычен и воспринимается как нормальный фон жизнедеятельности. В обществе формируются механизмы решения возникающих проблем, которые частично берут на себя компенсацию негативных последствий функционирования социального организма. Наряду с этим негативные последствия человеческой деятельности накапливаются, создавая экологический, генетический, социальный, технологический, культурный груз. Груз этот не заявляет о себе до поры до времени, не воспринимается обществом гак серьезная проблема, но влияет на происходящие процессы и резко актуализируется в эпохи масштабных преобразований, когда срабатывают стратегические и тактические факторы. Драматизм происходящего обновляет видение и дает обществу шанс приметить многое из того, чего не замечают люди, живущие в относительно благополучные времена.

Сущности, о которых идет речь, – опасности, потери, негативные последствия человеческой деятельности – в рамках социологической традиции концептуализуются в понятии риска. Риски – базовая категория и основной объект исследования рискологии. Социальная рискология – энергично развивающаяся отрасль социального знания, предметом которой является двойственная созидательно-разрушительная природа всякого социального действия [Яницкий, 2003].

Социология риска возникла на Западе несколько десятилетий назад. Основания рискологии покоятся на цивилизационных основах западной культуры. Она предполагает определенный тип ментальности, которой свойственна глубокая рациональность и специфически рыночное, калькулирующее мышление. Такое мышление ориентировано на постоянную оптимизацию поведения человека. Последняя достигается оценкой возможных приобретений и потерь, оценкой рисков и выбором оптимального варианта, для которого можно ожидать наилучшее соотношение приобретений и потерь при допустимых значениях риска.

Общественные науки в СССР не интересовались концептуализацией проблемы риска. Это связано как с глубинными основаниями российской культуры, в которой описанное рыночное мышление профанировано и существует на периферии общественного сознания, так и с идеологической спецификой советского общества. Финалистический оптимизм коммунистической идеологии предполагал, что построение коммунизма стоит любых жертв и усилий. В такой ценностной перспективе калькуляция приобретений и потерь смотрелась плохо. Советское общество избегало обсуждения проблемы социальных издержек и исторической цены социальных преобразований. А разговоры о рисках, имманентно присущих советскому обществу, представлялись клеветой на социалистический строй.

С началом эпохи реформ в обществе коренным образом изменилась социокультурная ситуация. Рыночный тип мышления последовательно завоевывает позиции и утверждается. Советская идеология утратила статус директивной истины. Мера включенности России в общемировые процессы существенно выросла. Наконец, резко увеличился масштаб осознанных обществом проблем. Все это способствовало формированию отечественной рискологии.

Концепция общества риска позволяет расширить перспективу теоретического видения социальных и культурных процессов. В этой теоретической перспективе риск предстает как неустранимый момент, внутренне присущий человеческой деятельности. Так называемые «нормальные риски» производятся обществом постоянно в рамках легитимных процедур и институциональных структур. Производство, распространение и потребление рисков составляет один из аспектов функционирования современного общества. Причем его развитие ведет к накапливанию рисков. Согласно У. Беку, в отличие от опасностей прошлых эпох, риски – следствия модернизации и порождаемых ею чувств неуверенности и страха.

История развития рискологических исследований освещалась в работах зарубежных и российских специалистов. Подробный обзор ключевых идей западной рискологии можно найти в работах О. Яницкого, А. Мозговой, Е. Шлыковой [Яницкий, 1996, 1998,2003; Мозговая, 2001; Шлыкова 2001]. Опираясь на положения рискологической теории, автор обращается к разворачивающимся на наших глазах процессам социетальной трансформации нашего общества. При этом социологическая перспектива рискологического анализа центрируется на культуре.

Человек существует «внутри» культуры и неотделим от нее. Все его отношения со Вселенной опосредованы культурой, а потому проблема рисков выводит нас на проблематику культуры. Исследуя устойчивую специфику культуры конкретного общества, а также рассматривая стадиальные характеристики этой культуры, можно выявить и описать факторы риска, «упакованные» в ткань культуры. Факторы, коренящиеся в ментальности, в устойчивых элементах психологии, в заданных культурой нерефлексируемых оценках, мифах и фобиях, в диктуемых культурой гносеологических процедурах, аксиологических конструктах и моделях разрешения типичных проблем, принадлежат пространству культуры.

Как правило, эти сущности ускользают от внимания неспециалиста. Их выявление и развернутый анализ требует специальных исследовательских процедур. Более того, каждая культура прячет от своих носителей базовые установки и в известном смысле манипулирует человеком. Все это маскирует детерминированные культурой факторы риска. Впитывая родную культуру с молоком матери, человек усваивает присущую этой культуре конфигурацию типичных рисков. В данной ситуации необходимо обращение к аппарату культурологии. Методологические и содержательные наработки гуманитарных дисциплин культурологического цикла (культурология, цивилизационный анализ, россиеведение, цивилизационная компаративистика) позволяют решать предложенную проблему и выделять аспекты и факторы риска, заданные культурой общества. В этом отношении настоящая работа может быть охарактеризована как взгляд на проблему рисков трансформации российского общества глазами культуролога.

Специфика актуальной и традиционной культуры рассматривается нами в аспекте потенции к порождению рисков. Исследуется, как, в каких моделях культура предлагает своему носителю осмысливать риски, какие оценки рисков она диктует, какие механизмы поведения в ситуации риска предполагает. В этом – специфика и новизна настоящей работы. Исследование проблемы рисков под культурологическим углом зрения раскрывает новое, неизученное пространство, позволяет нам лучше узнать самих себя, дает основания для развернутых прогностических суждений.

ЧАСТЬ I
РИСКИ И КУЛЬТУРА

Глава 1
КУЛЬТУРНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ РИСКА

В силу фундаментальных обстоятельств, коренящихся в природе бытия, риски представляют собой неустранимый фон человеческого существования. Не только любой акт деятельности, но и фрагмент бездеятельности, иными словами, любое человеческое поведение может привести к последствиям, не совпадающим с желаниями и позитивными ожиданиями субъекта.

Концептуализуя понятие риска, социологи говорят об опасностях (hazards), которые есть угрозы (threats) людям и тому, что они ценят. Тогда риски (risks) – это меры опасностей (hazards). Таким образом, риски возникают в связи с нежелательным, опасным для человека развитием событий и осознанием этих угроз. Риски связаны с неустранимой неопределенностью значимых параметров среды человеческого существования. Причем эти параметры либо полностью, либо частично неподконтрольны человеку.

События, несущие в себе опасности, представляются нежелательными как для отдельного человека, так и для общества в целом. Безопасное состояние связано с понятием порядка и организованности. Уточним: с таким порядком, параметры которого соответствуют биологическим, культурным и социальным потребностям человека. Опасности лежат на противоположном полюсе и связаны с понятием хаотизации, дезорганизации среды человеческого существования. То есть такого измерения параметров этой среды, которое делает ее неоптимальной и неприемлемой для человека.

Решая задачи самоподдержания, отдельный человек и общество в целом постоянно воспроизводят требуемые параметры внутренней и внешней среды. В этой перспективе хаотизация среды предстает как результат самых разнообразных ошибок – в прогнозировании, оценке, деятельности, во взаимодействии с другими социальными акторами и т. д. Ошибки делятся на обратимые и необратимые. Обратимые ошибки можно исправить. Результаты необратимых ошибок разгребают те, кто остались в живых. Здоровое, адекватное ситуации общество следит за тем, чтобы количество ошибок не превышало некоторого критического уровня. Накопление ошибок ведет к хаотизации социального пространства. Кроме того, в любой замкнутой системе при температуре выше абсолютного нуля растет энтропия. Природное пространство, в которое вписано общество, само по себе перманентно вносит дезорганизацию и рождает риски.

Упорядоченное состояние любой системы не есть наиболее вероятное. Упорядочивая одно пространство, субъект деятельности неизбежно хаотизирует другое. Для описания этого процесса допустим образ: перекачивание упорядоченного состояния из одного пространства в другое. Отходы и порождающие риски последствия (социальные, культурные, экологические) сопутствуют любой целерациональной деятельности. В числе факторов, порождающих риски, – то обстоятельство, что человек в принципе не может знать всю совокупность близких и отдаленных последствий своей деятельности. Он работает в ситуации неполного знания и неполноты информации (плюс неустранимые частичные искажения) в масштабе реального времени, когда принимаются и исполняются решения. В процессе деятельности человек также ошибается, нарушая идеальный план деятельности.

Имманентно конфликтная природа социальных взаимодействий несет в себе многообразные опасности и чревата нежелательным развитием событий для субъекта такого взаимодействия. Конфликт личностных и групповых интересов, идеологий, культур и субкультур, этнических и социальных целостностей, поколений, стилей и образов жизни и т. д. несет в себе тенденцию к хаотизации пространства человеческого бытия.

Человек существует «внутри» культуры и неотделим от нее. Все его отношения как с обществом, так и с природным окружением опосредованы культурой, а потому проблема рисков выводит нас на проблематику культуры. Хаос в принципе, по понятию, предшествует космосу. Культура может пониматься как ответ на задачу борьбы с хаотизацией, как механизм противостояния неустранимым тенденциям хаотизации социокультурного пространства, которые растут по мере усложнения общества и культуры. Культура структурируется многократно дублирующимися системами исправления ошибок, корректировки, взаимоувязывания, регулирования и дехаотизации.

Антропо– и культурогенез связаны с генезисом ритуала. С ритуала, собственно, и начинается формирование пространства человеческого бытия. Но ритуал транслирует образцы и нормы, к которым следует приводить пространство, хаотизируемое в результате человеческой деятельности. Механизмы, обеспечивающие снятие ошибок и исправление погрешностей, принуждение к следованию нормам, трансляцию этих норм, пересмотр и упразднение норм и образцов, следование которым ведет к росту хаоса, составляют ядро культуры. В любой культуре формируются специальные формы и роды деятельности по устранению хаоса, выделяются профессии, формируется социальное пространство, создаются нормы и правила такой деятельности [Пелипенко, Яковенко, 1998].

Механизмы, обеспечивающие эти функции, мощны и избыточны, что свидетельствует о витальном статусе описываемых элементов культуры. Прежде всего избыточен разговорный язык человека. Информация в каналах коммуникации дублируется в силу природы языка, что позволяет правильно интерпретировать сообщение даже в случае частичной утраты текста. Социальные и культурные регуляторы также избыточны. Они представляют собой широчайшую палитру формальных и неформальных механизмов и регулятивов.

Добавим, что сам феномен социальности связан с проблемой рисков. Общественная, то есть коллективная, форма жизни людей есть одна из стратегий, решающих задачу страховки как отдельных членов, так и общества в целом от неизбежных и неустранимых рисков, вырастающих из факта бытия. Во все времена обществу угрожает хаотизация. Чем стабильнее общество, чем отлаженнее и оптимальнее его культура, чем лучше вписано оно в природный контекст, тем меньше хаос (а значит, ниже уровень рисков) в устойчивых условиях. Уровень хаотизации и рисков растет в ситуации изменений внешнего для социокультурного организма контекста и ответных изменений культуры и общества.

До сих пор культура человечества рассматривалась нами как качественно однородное целое. Между тем это не так. Целостность человечества дробится на пространственно локализованные этнические единицы. Каждая из этнических единиц конституируется собственной культурой. Существуют и следующие, надэтнические, уровни объединения людей, характеризующиеся общностью культуры (национальные культуры, цивилизации). Таким образом, перед исследователем встает проблема различий между культурами.

При всей универсальности тенденции к хаотизации разные культуры существенным образом отличаются друг от друга по устойчивому, принятому в данной культуре как допустимый уровню социального хаоса. Эти отличия зависят от типологии культуры, от ее возраста, от того, в какой мере процессы развития данного общества носят имманентный характер. Чем старше культура, чем более «пригнана» она к природному контексту, чем старше и устойчивее социальные институты, тем ниже уровень хаоса и эффективнее механизмы его локализации.

Культуры существенно различаются и потенцией к исторической динамике. Динамита неминуемо ведет к росту хаотизации социального, культурного, освоенного человеком природного пространства. При этом проблема рисков встает с особой остротой и осознается в своем качестве – как специальная теоретическая проблема.

Итак, человек неотделим от культуры. Весь универсум человеческого поведения задан его культурой. Соответственно, проблема рисков, с которыми сталкивается и которые порождает человек, опосредована актуальной культурой общества. Анализ специфики конкретной культуры с точки зрения выявления заданных культурой детерминатив риска углубит наши представления о социокультурной природе рисков и позволит выйти на качественно иной уровень рефлексии. На этом пути обнаруживаются два измерения, или два аспекта, проблемы рисков. Первое связано со спецификой культуры, задающей тот или иной уровень рисков. Второе – с исторической динамикой как специфическим источником новых – нетрадиционных, неосвоенных, слабо осознанных – рисков.

Соответственно обозначаются два поля исследований. Первое предполагает рассмотрение специфики конкретной культуры, в нашем случае российской. Предмет этих исследований – тенденции к хаотизации и упорядочиванию, присущие отечественной культуре. Второе поле исследований связано с реакцией российской культуры на изменения. В этом отношении особый интерес представляет переход от статичного, традиционного общества к динамичному. В сложившейся терминологии такой переход обозначается как модернизация.

Разрешая поставленные задачи, мы попадаем в пространство культурологических дисциплин. Исследование культуры российского общества обращает нас к теории локальных цивилизаций, или цивилизационному анализу. Цивилизационный анализ – специальная научная дисциплина, предмет которой составляют так называемые «локальные цивилизации».

Понятие «локальная цивилизация» требует развернутого объяснения. Среди множества определений культуры есть такое, которое трактует ее как присущий виду homo внебиологический способ решения общебиологических проблем. Иными словами, культура предстает как генеральная стратегия выживания и развития человечества. Теория локальных цивилизаций базируется на идее о том, что в ходе общеисторического развития на земном шаре формируется ограниченное количество особых, отличающихся друг от друга стратегий человеческого бытия. Каждая из этих стратегий, доминируя на определенной, весьма значительной территории, оказывается фактором, задающим весь строй жизни. Это и есть локальная цивилизация. В качестве примера можно привести западнохристианскую, или евроатлантическую, исламскую, индийскую, латиноамериканскую цивилизации.

Если культура может рассматриваться как родовая стратегия человеческого бытия, то цивилизации представляют собой устойчивые варианты такой стратегии, ограниченные во времени и пространстве. Для социолога локальная цивилизация может быть представлена как системный фактор, задающий характер и специфику социальной жизни, социальной структуры, образа жизни, культуры и т. д.

Цивилизация – категория стадиальная. Цивилизация и культура соотносятся как часть и целое. Локальные цивилизации возникают на определенной стадии развития человечества, когда родовое сознание утрачивает статус главного интегратора, распадается изначальный синкрезис, возникают города, письменность, появляется государство. Понятие «цивилизация» употребляется в двух смыслах: мировая цивилизация и локальная цивилизация. Родовое понятие – мировая цивилизация – трактуется в качестве атрибута человечества. Реально мировая цивилизация представляет собой целостность взаимодействующих между собой локальных цивилизаций.

Локальные цивилизации сменяют друг друга по мере разворачивания истории, они находятся в сложных диалектических отношениях, постоянно конкурируют друг с другом за территорию и ресурсы, в сумме составляя целое культуры человечества. В порождении цивилизаций, их взаимодействии и смене одних цивилизаций другими реализуется стратегия homo sapiens. Типологически это соотносимо со стратегией биоценоза.

Цивилизационный анализ – динамично развивающаяся сфера гуманитарного знания, разворачивающегося на пересечении общей культурологии, философии истории, геополитики и других дисциплин. Цивилизационный взгляд на общество и культуру позволяет обновлять восприятие всемирно-исторического процесса. Видение универсума человека как совокупности локальных цивилизаций и представление истории человечества в виде процесса разворачивания цивилизаций и смены одних другими открывает новые познавательные возможности и перспективы научного исследования [Ерасов Б.С., Ионов, Хачатурян, 2002].

Крах советского общества не мог не привести к отказу от монополии формационного подхода. Поиск новых теоретических ориентиров, наметившийся еще в недрах позднесоветского периода, активно разворачивался в последнее десятилетие. В конце 80-х – первой половине 90-х годов перипетии отечественной истории осмысливались в рамках теории модернизации. Поначалу эта теория представлялась моделью, способной преодолеть теоретический кризис обществоведческой мысли. Однако по мере ее освоения и проработки на конкретном материале становилось очевидным, что одной теории модернизации мало, поскольку она не дает ответов на ряд кардинальных вопросов. Прежде всего: почему, в силу каких фундаментальных факторов общества разделяются на первый, второй и третий эшелоны модернизации?

В работах последнего десятилетия отчетливо наблюдается обращение к теориям и представлениям цивилизационного анализа. Серьезные исследователи всегда чувствовали специфику конкретного общества, коренящуюся в истории его становления, культуре, ментальности. Однако языка для описания и корректной компаративистики (сопоставительного исследования) этих феноменов ранее не существовало.

Анализируя конкретную цивилизацию, исследовательская мысль движется от явления к сущности. Культуролог обращается к анализу всего множества порождаемых человеком процессов и явлений, рассматривая их как феномены культуры. Выявляя культурные смыслы этих феноменов, их телеологию, место в целостной системе культуры, исследователь приходит к формированию моделей универсума, в котором только и возможен подобный набор явлений. В избранном нами масштабе анализа речь идет о модели российской цивилизации. Построив такую модель, можно исследовать специфику локальной цивилизации. Специфика цивилизации находит свое отражение в социальных институтах, реализуется в социальном взаимодействии, окрашивает весь универсум человеческой активности, выступает как фактор разворачивания исторического процесса. Рассмотрение истории России с позиции исследований, вскрывающих системные характеристики российской цивилизации, существенно обогащают арсенал познавательных возможностей исторического анализа [Яковенко, 2000а, 2001а, 2001б, 2001в].

Как показывает история человечества, всякая цивилизация ограничена во времени и пространстве. Понимание локальной цивилизации как одной из частных версий родовой стратегии человеческого бытия предполагает следующую картину: синтез конкретной цивилизации задает оптимальную для исходных условий конфигурацию, обладающую определенным ресурсом развития (самоизменения, расширения, адаптации к изменениям внешнего контекста). Разворачиваясь во времени и пространстве, данная цивилизация проходит отпущенный ей историей путь и однажды упирается в своем развитии в границы, заданные собственным системным качеством. Дальнейшее самоизменение для нее невозможно. Наступает деструкция. Цивилизация исчезает. Часть ее достижений ассимилируется соседними цивилизациями, часть – безвозвратно утрачивается. Территория и население могут быть как разобраны другими цивилизациями, так и стать полем для следующего цивилизационного синтеза. При таком понимании история человечества предстает как процесс смены локальных цивилизаций, в ходе которого человечество идет по пути эволюционного восхождения.

Следует помнить о том, что теория локальных цивилизаций – новая, становящаяся сфера научного знания. Здесь больше вопросов, чем убедительных ответов. Так, при обращении к конкретным обществам часто возникает вопрос об их цивилизационной принадлежности и цивилизационном статусе. Из всего этого вытекает целый комплекс проблем: систематики, критериев выделения и отнесения феноменов к тем или иным родовым структурам, выделения сущностных признаков и т. д.

Среди проблем, ожидающих своего разрешения, есть и проблема сопоставимости результатов исследования различных цивилизаций. Дело в том, что описание локальных цивилизаций с помощью набора сопоставимых, инвариантных характеристик, таких, как возраст, границы, устойчивая структура, способность к динамике и т. д., не содержит главного, ибо не дает ответа на вопрос: почему данная цивилизация обнаруживает именно эти, легко объективируемые, характеристики. Ответ лежит в пространстве культурологического анализа. Исследователи более или менее успешно конструируют понятийный аппарат, который позволяет описать некую цивилизацию, раскрывая ее специфику. Однако результаты оказываются сложно сопоставимыми с описаниями соседней цивилизации. И это – свидетельство этапа в развитии цивилизационного анализа. Создание метаязыка, который позволил бы адекватно и полно описать различные локальные цивилизации, представив их в их сопоставимости, – дело будущего. Сегодня мы имеем дело скорее с совокупностью суждений и консенсусом ученых.

Так в самом общем изложении может быть представлена теория локальных цивилизаций. Нас интересует российское общество и присущая ему культура. Обращение к теории локальных цивилизаций позволит поставить вопрос о культурной специфике России. Рассмотрев эту специфику, мы сможем выделить и описать специфические факторы риска, заложенные в нашей культуре.