Текст книги "Пассии"

Глава 3

Количество клиентов у Николая неуклонно росло, хотя назвать клиентом человека, который благосклонно и без особого энтузиазма соглашался на то, что риэлтор какого-то мелкого агентства будет помогать ему в продаже квартиры, можно было лишь с большой натяжкой. Ячейки заброшенной Николаем сети были слишком крупны, и рыба-клиент могла легко уплыть через них на вольные хлеба или попасться в зубы акул из крупных агентств, тоже не терявших времени даром.

С другой стороны, Николай тоже не работал со всеми подряд. Во-первых, он оценивал, насколько перспективна квартира, адекватна цена и т. д. Во-вторых, он оценивал и клиента. У Николая интуитивно сформировался своего рода фильтр, и если человек на другом конце провода был слишком уж груб, подозрителен или высокомерен, то лучше было даже не начинать.

Наткнувшись на объявление о продаже трёхкомнатной квартиры за 10 с лишним миллионов недалеко (но и не близко) от метро Бибирево на Костромской улице с «несложной альтернативой», Николай хотел было пройти мимо, но почему-то передумал. Продавец по имени Евгения чуть низковатым, слегка усталым и чертовски сексуальным голосом объяснила Николаю, что ей нужна просторная двушка где-нибудь в Новых Черёмушках, естественно, не в «хрущобе». Застенографировав всё это в своём кондуите, Николай стандартно пообещал вернуться с покупателями, повесил трубку, создал объявление в риэлторской базе и стал работать дальше, не особо надеясь, что это объявление кого-то заинтересует. Так оно, в общем-то, и вышло.

По объявлению никто не звонил до самой зимы. А зимой стали почему-то звонить. Николай перезвонил Евгении, которая тем же голосом сказала, что квартира по-прежнему продаётся. «А кому она нужна», – подумал Николай, а вслух сказал, что у него есть клиенты, которые хотели бы её посмотреть. Беспросветным и слякотным вечером Николай приехал в Бибирево, дождался возле подъезда потенциальных покупателей, и они вместе поднялись на 6 этаж 12-этажного дома 1980-х годов постройки. Евгения, бизнес-вумен (как почему-то решил Николай) лет 40, ухоженная и довольно привлекательная, но с надломом (как тоже почему-то решил Николай), здесь явно не жила, а приехала незадолго до них. А жила здесь семья, состоявшая из молодых супругов и троих детей, мал мала меньше. Николай едва ли ошибся, приняв их за арендаторов, и справедливо предположил, что с них хватило бы и двушки. Но, может быть, эта семья славян планировала расширяться и далее, всё глубже пуская корни в Москве. А тут такой казус – продажа квартиры. Впрочем, когда она ещё продастся? Размышляя таким образом, Николай, вместе с остальными, рассматривал квартиру, такую же милую и сдержанную, как и её хозяйка.

– А какая у вас альтернатива? – прервала всеобщее молчание хрупкая женщина, в которой Николай как-то сразу признал собрата по профессии.

– Быть или не быть, – задумчиво ответила Евгения, но, увидев всеобщее удивление, вкратце рассказала о своём желании переехать в Новые Черёмушки.

– Уже смотрели что-нибудь? – строго спросила Николая хрупкая женщина, которой явно не очень понравилась странная шутка хозяйки.

Пикантность первого просмотра квартиры при выбранной схеме работы состояла в том, что покупатели думали, будто Николай представляет интересы продавца и какое-то время уже работает с ним. Продавцы же, в свою очередь, думали, что Николай работает с покупателями. Эта неопределённость его статуса со временем, конечно, прояснялась, но поначалу Николаю приходилось вести себя очень аккуратно и не слишком торопиться рассеивать туман.

– Есть варианты, – уклончиво ответил Николай, чем окончательно разочаровал хрупкую женщину, которая схватила в охапку своих клиентов, холодно попрощалась и ушла в ночь.

– По-моему, им что-то не понравилось, – всё так же задумчиво проговорила Евгения, вопросительно глядя на Николая.

– Как знать, – всё так же уклончиво ответил Николай. – А действительно, Евгения, Вы уже смотрели что-нибудь в Новых Черёмушках?

– А какой смысл, если мою квартиру никто не покупает пока? – продолжала грустить Евгения.

– Наличие найденной альтернативы оказывает на покупателя исключительно вдохновляющее действие, – как можно более убедительно постарался произнести Николай, которому захотелось чем-то растормошить Евгению, чья вера в успех была почти на нулевом уровне. – Давайте я подберу варианты, которые могут быть Вам интересны и вышлю Вам по электронной почте.

Евгения согласилась, хотя и без особого энтузиазма.

Через пару дней квартиру Евгении вновь захотели посмотреть уже другие покупатели. То, что они попросили назначить просмотр не на вечер, как обычно бывает, а в 4 часа дня, никакой проблемы для Евгении не составило. И Николай вновь наведался в Бибирево, на сей раз – при неярком свете пасмурного декабрьского дня. Народу на улице было немного, и Николай, по дороге к дому Евгении, издалека заметил идущую ему навстречу прогулочным шагом пару – невысокую женщину в бесформенном белом пуховике до пят и её спутника, который был повыше и в тёмном. Что-то знакомое почудилось Николаю в небольшом айсберге, увенчанном маленькой головкой с копной тёмных волос. Женщина тоже как будто узнала Николая, но предпочла не показывать этого и прошла мимо со своим спутником. А может, показалось.

 
                                        * * *
 

Как только ни называли пресловутые 1990-е годы. Люди лихие (а таких в России много, по крайней мере, в душе каждый второй считает себя таковым) придумали идиому «лихие 90-е». Гарик никогда лихим не был, хотя его комната в общаге Главного Здания МГУ пользовалась славой если не дурной, то уж точно не доброй. Там постоянно тусовались его друзья и друзья друзей, которые в эпоху, предшествовавшую социальным сетям, были живыми и вполне материальными людьми, пившими материальную водку (а чаще разбавленный американский спирт с красивым названием «Royal», гадкий на вкус, но дешёвый), курившими что-нибудь материальное и не всегда легальное. Словом, они использовали жильё Гарика, чтобы жить на полную катушку, что создавало самому Гарику дурную репутацию и всевозможные проблемы. Но Гарик, который тогда относился к жизни легко, эти проблемы более-менее успешно разрешал – из аспирантуры, в которую он поступил исключительно ради отдельной комнаты в общаге, его не выгоняли, и жизнь шла своим чередом.

Так вот, Гарик, если бы его спросили (хотя его никто ни о чём таком не спрашивал), назвал бы 1990-е временем тотального поиска себя. И то были бы слова не мальчика, но интроверта. Кто-то из многочисленных друзей Гарика, пользуясь открывавшимися возможностями, искал себя в изготовлении денег из воздуха, то находя, то вновь теряя. Другие занимались, в принципе, тем же, используя менее быстрые и рискованные, но более разумные методы. Третьи начинали употреблять тяжёлые наркотики (в общаге у Гарика таких не водилось, Боже упаси) и часто обнаруживали себя уже за гранью этой жизни. Но таких, к счастью, было меньшинство. Гарик не относился ни к одной из этих категорий. Он работал за копейки научным сотрудником в институте, писал диссертацию и иногда подрабатывал общеполезным физическим трудом, например, в качестве дворника, которые тогда ещё были, по большей части, русскими. Его не слишком трогали так называемые путчи. Хотя зрелище колонны танков и прочих боевых машин, тяжело и грозно двигавшихся по проспекту Вернадского в направлении Белого дома, было впечатляющим с чисто эстетической точки зрения.

Когда Гарик оставался в своей общаге один, а такое, к его большому сожалению, случалось редко, он читал книги Карлоса Кастанеды. Однажды, по совету кого-то из своих друзей, любивших употреблять растения силы, он приобрёл первый том сочинений этого автора, а потом и остальные девять или десять. Тогда говорили, что описанные автором путешествия в нагваль под руководством мексиканского мага дона Хуана, скорее всего, просто выдуманы им, возможно, под действием какого-нибудь мескалина. Гарика не очень беспокоило, было ли правдой то, что писал Кастанеда. Его зацепила магия этих книг. Магия не в смысле какой-то сверхспособности, хотя и этого в книгах Кастанеды было предостаточно, а в смысле внутреннего, очень интимного намерения достичь если не сути, то глубоко скрытых под гнётом повседневности слоёв существования. Гарик воспринял прочитанное очень серьёзно и даже практиковал тенсёгрити – особые разработанные Кастанедой магические пассы, чем-то напоминающие ци-гун. Но слишком уж открыто он жил, слишком много в его жизни было друзей. Хотя были ли они друзьями? Само время ответило на этот вопрос, потому что почти все они, один за другим, исчезли из жизни Гарика. Исчезла и весёлая курносая девушка Таня, с которою они даже жили вместе некоторое время, пока она внезапно не уехала не то в Америку, не то в Германию в поисках простого человеческого счастья.

Освободившись от бремени излишних социальных связей, Гарик стал всерьёз задумываться о том, чтобы найти способ заняться магией по Кастанеде. Он любил одиночество. Но в этом деле – он чувствовал – ему необходимо найти единомышленников. А это было не так легко в эпоху до социальных сетей. Да какие сети, когда Интернет был ещё редкостью? Но Гарику повезло (хотя повезло ли?). Он продолжал теперь уже тихо и почти одиноко жить в общаге универа и после окончания аспирантуры, приплачивая коменданту небольшую, но существенную для них обоих сумму. Там, в универе, на доске объявлений, он и наткнулся на написанное от руки на тетрадном листке в клетку объявление, гласившие, что в Москву приезжает некий учитель, разработавший собственную методику личностного и духовного роста, в основе которой, помимо его собственных инсайтов, лежат восточные практики и учение Карлоса Кастанеды (!). По указанному на листке телефону Гарику сказали, что семинар мастера длительностью две недели состоится в одном из подмосковных пансионатов и будет стоить 120 долларов США. Это было много, но Гарик решил, что непременно должен посетить это мероприятие.

Сергей Светлый, бывший врач из Петербурга, был человеком неглупым, непростым и, как сказали бы теперь, харизматичным. Он действительно много чего прошёл и много у кого учился, хотя и не особо распространялся на эту тему, сохраняя вокруг своей личности ауру таинственности. Гарик быстро понял, что упоминание Кастанеды было чистой воды маркетинговым ходом. Сергей Светлый действительно разработал собственную методику личностного и духовного роста, в которой использовал некоторые термины, встречающиеся у Кастанеды, но не более того. Да и сам автор методики всячески упирал на её уникальность и эксклюзивность. И это не было пустыми словами. Методика была столь же проста, сколь и действенна (на первый взгляд). Суть её состояла в наблюдении за собой, выслеживании (или сталкинге, как называл это Кастанеда). Наблюдению подвергались не столько мысли, сколько такие более реальные и надёжные для регистрации проявления человека, как ощущения тела, эмоции, желания, и, наконец, комплексные паттерны поведения, называемые субличностями. Такое наблюдение, при должном усердии и под чутким руководством мастера, приводило к тому, что человек обучался быть хозяином своих проявлений, то есть себя, а это совершенно магическим образом открывало ему дорогу к исполнению желаний. В качестве примера Сергей Светлый приводил себя. И он, действительно, выглядел необычайно устойчивым, самодостаточным, а главное, мог каким-то образом влиять на людей. Большинство учеников подпадали под его странное обаяние. На Гарика методика и личность Сергея Светлого произвели неоднозначное впечатление. То, чему учил Светлый, было интересно и действительно работало на каком-то поверхностном уровне. Человек постепенно начинал отличать свои настоящие эмоции и желания от выдуманных (навык довольно редкий в мире, где большинство живёт умом, который легко обмануть), видел внутреннюю правду, ставил реальные цели и достигал их (иногда). Но Гарику категорически не нравилась манера Светлого общаться с учениками. Под видом внутренней правды он мог в жёсткой форме что-то высказать ученику для его же, ученика, пользы. Так, Светлый сказал Гарику, что тот слишком серьёзен, и поставил перед ним задачу всё время улыбаться. Это напоминало идиотизм, но Гарик, будучи человеком мягким и податливым, старался это исполнять, по мере сил, уговаривая себя тем, что дон Хуан тоже не церемонился с Карлосом Кастанедой и всё время повторял ему, что чувство собственной важности – злейший враг воина. В итоге со временем из Карлоса вышел толк, да ещё какой. И Гарик после первого семинара отправился на второй, который состоялся через три месяца, потом на третий и так далее, а всего их было семь. Тем более, что Гарик вскоре устроился на работу в одну контору с дядьками, делавшими экспертизы для «Газпрома», а там платили нормально.

На последующих семинарах часть людей отсеивалась, но приходили и новички из эзотерически настроенных масс. Общая атмосфера семинаров Светлого сильно отличалась от принятых в обществе правил поведения. Так называемая открытость провозглашалась и культивировалась как норма жизни. Участники семинара в течение недели жили в пансионате, в комнатах по несколько человек. Обучение начиналось в 7 утра и заканчивалось часов в 10 вечера, а то и позже. Понятное дело, были перерывы. Время летело незаметно, но в конце дня многим казалось, что прожит не день, а целый год жизни. Значительная часть времени посвящалась психоэнергетическим практикам и медитациям из самых разных духовных традиций, а также придуманных лично Сергеем. В промежутках между ними Сергей излагал собравшимся истину, и все внимали ему, сидя в большом зале на полу, подложив что-нибудь под зад. Комфорт и удобство – злейшие враги осознанности, считал учитель, и был в этом, безусловно, прав. И, конечно же, все делились своими наблюдениями со всеми. Молчать не нужно. Отсидеться невозможно. Да и зачем? Ведь это шанс. За тем и собрались. В безопасной обстановке, оставив на время социум с его писаными и неписаными правилами, автоматизмами и несвободой.

Как и зачем люди попадали в эту школу – трудно сказать. Но только идиот может сказать, что всё происходящее с ним в жизни продумано и просчитано им самим. А кем тогда? Кастанеда об этом ничего не писал…

Так что, если, к примеру, кто кому нравился, к чему скрываться? В пределах разумного, конечно. Хотя где они, эти пределы? К слову сказать, секс и прочие излишества на семинарах запрещались. Тем более, что люди там собирались, в основном, приличные. Хотя крыша, в большей или меньшей степени, ехала практически у всех.

Гарик, как типичный интроверт, чуть ли не с детства склонный к самоисследованию, на семинарах погружался в это с головой, внимания ни на кого особо не обращал и близко ни с кем поначалу не сходился.

Лена Щукина имела два высших образования, хорошего мужа и неистребимую склонность к запредельному. Всё это не мешало ей любить мужчин. Хотя угодить ей было не так и легко. Гарик, видимо, подходил ей по типажу и темпераменту (в том смысле, что «они сошлися – лёд и пламень»). И они сошлись. Они не говорили о любви. Которой и не было. Следуя своим ощущениям и желаниям, Лена прямо сообщила Гарику, что хочет его. А Гарик, не задумываясь, дал добро. Нельзя сказать, что Лена ему очень нравилась. Пожалуй, единственное, что было в ней безупречным – это её тело. Оно было мягким и податливым, гибким и упругим. Оно умело живо откликаться на ласку и страстно её требовать. Словом, Лена была идеальной любовницей. Во всём остальном она была далека от совершенства. Небольшие карие глазки её, в зависимости от настроения, то лучились внимательной радостью, то буравили злым сарказмом, то уныло глядели куда-то внутрь себя. Гарик и рад бы видеть Лену более простой и приземлённой. Но в школе Сергея Светлого люди, что называется, обычные были большой редкостью. А если таковые, по какой-то нелепой случайности, в этой школе оказывались и на какое-то время задерживались, то всю их обычность как рукой снимало. Вот и Лена обычной, конечно же, не была. Но это бы ещё ничего. В Лене были две вещи, которые Гарика раздражали. Во-первых, её стервозность. Во-вторых, её причёска. Бесформенная шапка тёмных волос, которые Лена, опять-таки в зависимости от настроения, то пыталась расчёсывать, то бросала на произвол судьбы, Гарику категорически не нравилась, но он смирился, поскольку их безудержной животной тяге друг к другу такие пустяки помешать не могли.

В Москве им встречаться было неудобно. Но они встречались. Иногда у него (к тому времени он уже переехал к родителям). Но чаще всё-таки у неё. Её муж, промышленный альпинист, много работал и дома появлялся редко. Гарик приезжал к ней в Алтуфьево. И они немедленно и жадно приступали к соитию. Чаще всего они отправлялись на супружеское ложе Лены и Алексея, её мужа, торопливо раздевались, как будто муж мог вернуться в любую минуту (теоретически, так оно и было, но им всегда везло). Надо сказать, достоинство Гарика в возбуждённом состоянии достигало внушительных размеров. Лена любила его, то есть достоинство. Млея, она играла с ним руками и губами, время от времени повторяя что-то вроде: «Какой прекрасный член!» Причём произносилось это с такой возвышенной интонацией, словно речь шла о каком-то готическом соборе. И когда терпеть не было уже никакой возможности, Гарик, что-то нечленораздельно рыча, обхватывал её маленькое, аккуратное, гибкое тело своими длинными руками и ногами, как паук – свою добычу, и они исчезали из этого мира на неопределённое время, пока всё пространство небольшой трёхкомнатной квартирки на последнем этаже девятиэтажки по улице Абрамцевской не оглашалось его криком, исполненным сладостного облегчения. Если в квартире присутствовала мама Лены или её младшая сестра, крик заменялся сдавленным урчанием.

В тёплое время, если погода была хороша, они гуляли по Лианозово. Лена, словно нимфа, уводила Гарика в какой-нибудь глухой уголок парка, где они ложились на зелёную травку. Она капризно-игривым голосом маленькой девочки говорила: «Я хочу посмотреть…» и немедленно лезла к нему в штаны, извлекала, как любимую игрушку, его набрякший член, оглядывалась – нет ли кого поблизости – снимала трусики, зачастую оставаясь в короткой юбке, что особенно возбуждало Гарика, и превращалась в амазонку, скачущую на верном жеребце.

В сексе отношения Лены и Гарика можно было назвать гармоничными. Во всём остальном они таковыми не являлись. Имея перед глазами образ Сергея Светлого, в которого были тайно или явно влюблены, наверное, все ученицы его школы, Лена ожидала увидеть хотя бы слабое подобие его в Гарике. Но не видела. Член Гарика был само совершенство, всё остальное не выдерживало никакой критики.

Забавно, что Гарика даже в школе Сергея Светлого, этой стране странных, многие считали странным. Он мало говорил, что шло вразрез с политикой открытости, и почти всегда был омерзительно печален, за что нередко подвергался насмешкам Сергея Светлого и других воинов света, среди которых попадались персонажи весьма примечательные. Подруга Лены Щукиной по имени Наталья, приезжавшая на семинары откуда-то из центральной России вместе с мужем Юрием, желая поддеть подругу, говорила не без ехидства: «Ты же любишь странных мальчиков…» Сама-то она, Наталья, любила Виталия Самсонова, молодого человека, лет на 10 моложе её, излучавшего мужество и оптимизм. Так вот, этот Виталий имел неосторожность на одном из семинаров сказать ей в качестве комплимента, что она здорово изменилась за последнее время. Факт изменения, признанный окружающими и особенно Сергеем Светлым, считался в школе наивысшей похвалой. Неудивительно, что, услышав такое от Виталия, бедная Наталья моментально съехала с катушек и стала строить планы их с Виталием совместной жизни, которыми делилась с Леной Щукиной и которым, конечно, не суждено было воплотиться по причине их полной беспочвенности.

Гарик и Лена никаких планов друг относительно друга не строили. Гарик, хотя годы шли, жил по принципу «рано тебе, барин, жениться» и вообще по-настоящему интересовался чем-то другим, хотя и не мог определённо сказать, чем именно. Да и не любил он Лену. Лена была резкой и прямой, никого (и особенно Гарика) в грош не ставила, кроме, конечно же, Сергея Светлого. Поэтому, хотя Гарик был неконфликтным человеком, они частенько ссорились, но потом неизменно мирились ради того, чтобы самозабвенно заняться сексом.

 
                                        * * *
 

Почти тут же выбросив из головы женщину в белом пуховике, Николай пошёл своей дорогой на Костромскую улицу, где возле подъезда его уже поджидала семейная пара, желавшая посмотреть квартиру Евгении. Риэлтора с ними не было. Квартира им сразу понравилась. Крупного загорелого мужчину лет 35 с ярко выраженным южнорусским акцентом особенно радовало, что она не требует срочного ремонта, и в неё можно заехать и жить. Женщину примерно тех же лет, в которой по выговору можно было безошибочно узнать москвичку, это тоже радовало, но даже больше её радовало то, что её мама живёт совсем рядом, на улице Лескова, а значит, будет кому присмотреть за её сыном Костенькой. Никакими альтернативами Степан и Татьяна (так представились покупатели) не интересовались, не торговались и ушли в приподнятом настроении, пообещав Николаю перезвонить в ближайшее время.

Николай и Евгения, спустя короткое время, тоже ушли, тоже вместе, тоже в приподнятом настроении, и Николай без церемоний спросил:

– Слушайте, Евгения, а сейчас-то Вы где живёте?

– В гости напрашиваетесь? – неожиданно игриво спросила Евгения и впервые за всё время рассмеялась.

– Да нет, – смутился Николай, – я в смысле альтернативы интересуюсь. Насколько она действительно срочная? Может, пока возьмёте деньги, а потом спокойно найдёте… найдём то, что Вам понравится?

– Я с бывшим мужем пока живу, так что альтернатива действительно срочная, как Вы выражаетесь, – помрачнев, объяснила Евгения. – Вы пешком? Давайте я Вас до метро подброшу.

– Тогда нужно что-нибудь подыскивать. Я посмотрю, что есть интересного в Новых Черёмушках. Куда Вам выслать варианты? – деловито осведомился Николай.

Евгения протянула ему визитку с телефоном и почтой, из которой, между прочим, следовало, что она является владельцем фирмы, занимающейся косметикой.

Из десятка вариантов, которые подобрал Николай, Евгении понравились только два.

– Остальные хуже, – немного виновато сказала она.

– Когда будем смотреть? – осведомился Николай.

– В любое время, – с готовностью ответила Евгения.

– В любое – это хорошо. Но всё-таки смотреть лучше при дневном свете, – профессионально заметил Николай и договорился о просмотрах на ближайшую субботу днём.

 
                                        * * *
 

Квартиру в двенадцатиэтажном доме на улице Архитектора Власова им показывала одинокая интеллигентная женщина средних лет, которая хотела продать свою настоятельно требовавшую ремонта двушку за 8 миллионов (а то и дешевле, как почуял Николай, не забыв отметить факт свободной продажи) и уехать в Кисловодск («На воды, так сказать», – усмехнулась она) к своей одинокой же дочери («Это у нас семейное», – продолжала грустно шутить она). Дочь плотно осела там, разрывалась между работой и двумя маленькими детьми и явно нуждалась в материнской помощи, да и в улучшении жилищных условий. С точки зрения выгоды, эта квартира казалась Николаю очень привлекательной. Но нужно было, конечно, взглянуть и на другую квартиру.

Дом на улице Намёткина был той же серии, но располагался рядом с Воронцовским парком. Хозяин квартиры Арнольд, интеллигент в очках, с довольно высоким голосом, но при этом накачанный, даже чересчур, выглядел немного комично, но располагал к себе. Он обстоятельно показывал квартиру, попутно шутливо отбиваясь от двух без конца пристававших к нему мальчишек, одного совсем небольшого и другого, чуть постарше. Его жена деликатно держалась в стороне, но внимательно наблюдала за происходившим. Они хотели 8 миллионов 300 тысяч рублей за свою квартиру, которая была поприличней той, что на Архитектора Власова. Кроме того, у них как раз была альтернатива: они собирались приобретать таунхаус по Рижскому шоссе, который давно подобран и ждёт их, как с обезоруживающей честностью уверял Арнольд.

– Ну как Вам? – с волнением в голосе спросила Евгения, глядя на Николая, когда они, посмотрев вторую квартиру, вышли на улицу.

– Если честно, я бы советовал Вам квартиру на Архитектора Власова, – ответил Николай, стараясь быть объективным.

– Но энергетика! Там невыносимо. Там тоска. Я знаю это чувство, – как-то уж слишком горячо возразила Евгения, что заставило Николая внимательно посмотреть на неё. – На Намёткина совсем другая атмосфера. И парк рядом.

– Но не забывайте, что у Арнольда альтернатива, – не сдавался Николай.

– Но ведь подобрана… Правда, он смешной? Арнольд Шварценеггер! – весело засмеялась Евгения, что заставило Николая ещё раз посмотреть на неё.

– Ну… Вам решать, – сказал он и тоже отчего-то засмеялся.

 
                                        * * *
 

Эйфория сверхглубокого самоисследования, порой приводившая многих учеников Сергея Светлого к спонтанному кратковременному постижению Истины (наиболее ярые фанаты учителя объясняли это магическими способностями Сергея), после семинаров довольно быстро куда-то испарялась. В жестоком мире полученные на семинарах знания оказывались не только бесполезны, но часто становились источником проблем. Ученики уходили из семей, а если оба супруга были учениками, это, как ни странно, только ускоряло процесс. Работа часто оказывалась не соответствующей их настоящим желаниям и целям и, как результат, посылалась ко всем чертям.

В ответ на жалобы некоторых учеников Сергей Светлый, сурово и задумчиво кивая, говорил, что это нормально, потому что «социум всегда сопротивляется вашему просветлению, социуму нужны винтики, а вы – не винтики, вы – индивидуальности; главное – не сдаваться и не останавливаться». Наставлениями Сергей Светлый не ограничивался и предлагал ученикам альтернативное трудоустройство, которое, по его мысли, позволяло гармонично сочетать личностный рост с зарабатыванием денег. Он создал в Петербурге бизнес-структуру со скромным названием «Моя вселенная», вложив в неё деньги, полученные им за проведение семинаров, и пригласив туда на работу своих учеников. Многие ученики туда радостно потянулись. В здании на Васильевском острове нашлось место и магазину, торговавшему чаем, предметами силы и прочей эзотерической лобудой, и помещениям, где проводились всевозможные семинары Сергея Светлого и его последователей из числа продвинутых учеников. Чем они там только ни занимались – холотропным дыханием, арт-психотерапией, танцами народов мира, гаданием на картах таро и т. д. и т. п. Всё это пользовалось какой-никакой популярностью у нашего любознательного народа и приносило доход. Большой или маленький – об этом знал, наверно, только Светлый. Главное – все находились под колпаком у «папы», который, шевеля соломенного цвета усами, веско говорил, что нужно быть вместе, чтобы «не рассеивалась энергия», но, на самом деле, приобретал всё больший контроль над жизнью учеников.

Всё это мракобесие процветало в Питере. Были и другие региональные центры, возглавляемые особо хваткими учениками из местных. Созданные по образу и подобию питерского центра, они не процветали, но худо-бедно существовали. А вот в Москве всё было спокойно. На встречах учеников, называемых группами поддержки, куда приходил и Гарик, часто подымался вопрос, что, мол, надо бы и нам. Но не хватало лидера. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков» – слова шутливой песни Высоцкого очень точно описывали жизнь московских последователей Сергея Светлого.

Гарика все эти бизнес-проекты не интересовали совершенно. У него была работа, и она его устраивала. Семьи у него не было, и это его тоже устраивало. Он изучил себя вдоль и поперёк. Так ему казалось, по крайней мере. Он ездил по своим энергоинформационным каналам… Кстати, о каналах. Согласно теории, которую изложил Сергей Светлый, жизненная энергия в человеке движется по особым путям, к которым эта энергия привыкает, и её уже не заставишь так просто течь по другому пути. Внешне это выражается в том, что человек имеет определённый характер, привычки, внешность, болезни, пороки и т. д. Как трамвай каждый день из года в год ездит по проложенному кем-то маршруту, так и жизненная энергия. И скучно, и грустно, и свернуть нельзя. И это Гарика как раз не устраивало. Ему хотелось перемен, новизны, внутреннего освобождения. Но ничего такого в его жизнь не приходило. Зато иногда приходили университетские друзья с глупой улыбкой и парой бутылок водки. Это ничего не меняло, хотя угрозы тогда ещё, вроде бы, не таило.

Лена Щукина не работала, да и зачем? Всем необходимым, включая недешёвые семинары Сергея Светлого, её обеспечивал идеальный муж Алексей, которого она по-своему любила, но почти без угрызений совести позволяла себе спать с другими мужчинами. Начав обучаться у Сергея Светлого, она одно время пыталась где-то работать, но скоро оставила это. Детей у них с Алексеем не было. Всё в её жизни, как она сама считала, было подчинено поискам высшего смысла. Возможно, так оно и было, кто знает. Но высший смысл не спешил открывать себя Лене. Она обвиняла в этом всех, кроме самой себя, то приходя в бешенство, то погружаясь в депрессию.

Помимо двухнедельных семинаров, в программу обучения в школе Сергея Светлого входили специальные летние лагеря, или кэмпы, как предпочитал называть их Сергей, тоже, как правило, двухнедельные и проходившие где-нибудь на природе. Кэмпы были любимы всеми, кто в них участвовал, потому что, хотя и представляли собой стационарное пребывание в каком-нибудь замечательном месте, по сути всегда были внутренним путешествием в неведомое. В программу кэмпов входили духовно-оздоровительные практики вроде йоги, ци-гуна, тай-цзи-цюаня и прочих. Кроме того, Светлый насыщал кэмпы магическими практиками, которые уходили своими корнями в традиции разных народов. Он также придумывал что-то новое, придумывал зачастую спонтанно, поскольку, кто бы что о нём ни говорил, он всегда находился, что называется, в потоке и умел слушать себя и Вселенную (что, в сущности, было одним и тем же). Места для кэмпов подбирал сам Сергей и его ученики-энтузиасты. География кэмпов была широка – берег Ладоги, Прибалтика, Карпаты, Крым, Южный Урал…

Однажды летом Гарик и Лена, вместе с сотней других учеников, отправились на поезде в небольшой город Юрьевец Ивановской области на берегу Волги. Оттуда на катере они в несколько приёмов переправились на заросший лесом песчаный остров посреди великой русской реки.