Текст книги "Сокровище forever!"

– Я подумал, – принимая пуговицу, упрямо продолжал Вадька, – давайте я Саляму еще чего-нибудь куда-нибудь присобачу!

Кисонька поглядела на него изумленно:

– Третью ногу? Или ухо посреди лба?

– Нет, ну там что-нибудь стреляющее в галстук вмонтирую или нож в рукав! – азартно предложил Вадька.

– И огнемет в пупок! Будет у нас не Салям, а Терминатор! – подключилась Мурка. – Пойдет с губернатором знакомиться, а из рукава нож торчит!

– Конфуз может выйти чрезвычайный, – серьезно согласилась Кисонька.

– Тогда хоть очки возьмите! – предложил Вадька, загоревшийся идеей «апгрейдить» Саляма по полной программе. Он протянул Кисоньке здоровенные, как консервные банки, темные очки. – Тут куча всего – и вторая камера, и даже ночное видение!

– Эффектные, – вертя очки в руках, одобрила Кисонька.

– Так берете? – возрадовался Вадька.

– Обязательно, – согласилась Кисонька, – только кучу всего ты отключи, пожалуйста, – скомандовала рыжая. – А очки возьмем. Они с Салямовым костюмом смотреться будут – исключительно!

– Так что?! – возмутился Вадька. – Мы на него, кроме камеры и микрофона, ничего и не нацепим?

– Вадька, не увлекайся! – отрезала Мурка. – Салям на презентацию, а не на спецоперацию идет!

Вадька поглядел на жестоких девчонок с трагизмом непонятого гения, но ничего не сказал. Лишь упрямо сжал губы и, гневно сопя, принялся монтировать в пуговицу мини-камеру.

– Сами там не увлекайтесь древностями своими, – проворчал он, пинцетом поправляя последний проводок. – А то я вас знаю – будете на эту скифскую медяху пялиться и ахать: произведение искусства, бесценная находка… Ваше дело не экспонатом любоваться, а Саляма пасти! И внимательно следить, с кем он… то есть мы через него… разговариваем.

– Мальчишки, значит, – на Саляме, вы с Кисонькой – на контроле, – вдруг возмутилась Катька, – а Евлампий Харлампиевич? А я?

– А ты-ы… – многозначительно протянул Вадька. – Ты… – он оглядел Катьку с сомнением, словно колеблясь, можно ли доверить младшей сестре такое рискованное и опасное дело. И, наконец решившись, торжественно провозгласил: – А ты – пришей Саляму пуговицу обратно!

Глава 2. Презентация тщеславия

– На такое везение я даже не рассчитывала – чтоб нас одних отпустили! – радостно объявила Мурка.

– Если бы мама вчера не уехала – не отпустили бы, – резонно заметила Кисонька. – А отцу на завод надо, он только счастлив, что мы вместо него у Остапчука отметимся.

Шофер Володя остановил «Мерседес» у высокого парадного крыльца старинного особняка, в котором размещался исторический музей. На открытой дубовой двери висела афиша, объявляющая, что в город прибыло бесценное сокровище, но официально экспозиция открывалась лишь завтра. Тем не менее у ступенек особняка перетаптывалась кучка возбужденных людей с плакатами.

– Это что за демонстрация? – пробормотал шофер Володя.

Кисонька прильнула к боковому стеклу, пытаясь прочитать надписи на плакатах. Надписи слегка ошеломляли.

«Нет осквернителям древних могил!» – гласила одна. «Тутанхамона – египтянам, пектораль – скифам!» – сообщала вторая. «Каждый честный человек должен отобрать у археолога лопату!» – наконец, призывала третья.

– Может, мне вас проводить? – засомневался Володя.

– Они вроде не буйные, – ответила Кисонька, и сестры выбрались из машины.

К ним сразу пристала невысокая, спортивного вида женщина в джинсах. Длинные, завитые крупными кольцами седоватые волосы рассыпались по плечам не слишком чистого свитера. Женщина приблизила смуглое худое лицо к девчонкам и с интонацией хорошо оплаченного энтузиазма спросила:

– А если бы разрыли могилу вашего отца?

– Наш папа жив! – с невольной дрожью в голосе пробормотала Кисонька, шарахаясь в сторону.

Сестры бегом взлетели по высоким ступенькам и, миновав настороженно косящихся на демонстрантов охранников на посту у входа, нырнули внутрь. Мимо них торжественно шествовали дамы в сопровождении мужчин. Молодые, в платьях для коктейля от Шанель, как новенькие и о-очень дорогие спортивные машины с открытым верхом. Другие – как старинная лепнина музея – так же хорошо отреставрированные. Мужчины казались совершенно одинаковыми из-за черных смокингов и выражения превосходства на лицах.

Кисонька отдала свое пальто слегка ошалевшей от нарядов и драгоценностей старушке-гардеробщице и остановилась перед высоченным зеркалом XVIII века в золоченой раме. Старинная амальгама словно бы слегка размылась и отразившуюся в зеркальном стекле девочку с ярко-рыжими волосами и зелеными глазами, одетую в коротенькое коричнево-золотистое платье без рукавов, казалось, окружал смутный ореол. Будто коридор в прошлое, по которому шествовали мужчины в камзолах и при шпагах, их дамы в пудреных париках и кринолинах… Рядом с Кисонькиным отражением возникло еще одно – точно такая же девочка с рыжими волосами и зелеными глазами, только платье на ней было черно-серебристым. Кисонька была уверена: если когда-нибудь, в далеком будущем, научатся «отматывать» зеркальные отражения назад, на такую пару, как они, будут любоваться долго!

– Как думаешь, мама станет ругаться, что мы пошли сюда одни и так поздно? – озабоченно спросила Мурка, поглядывая на широкие окна, за которыми уже сгущались сумерки.

– Когда она узнает, что ты вылезла из своей «защитной» рубашки и надела нормальное платье, – от счастья простит нам что угодно! – Кисонька шагнула ко входу в зал. – Ой! Извините, пожалуйста! – охнула она, чуть не врезавшись в неожиданно оказавшуюся позади нее девушку лет двадцати пяти.

Но откуда та взялась? Ведь Кисонька только что гляделась в зеркало – как же она не увидела человека прямо у себя за спиной?!

– Извините, – еще раз пробормотала Кисонька.

Девушка лишь молча улыбнулась в ответ, тряхнув вьющимися черными волосами, – дескать, ничего – и пошла прочь той легкой упругой походкой, какая бывает только при отлично развитых мышцах. Кисонька слегка растерянно глядела ей вслед – одета девушка была в нечто вроде нешироких шаровар и свободную рубаху ниже бедер из казавшейся грубой и жесткой, но явно натуральной материи. Не иначе как от какого-нибудь крутого итальянского модельера, с уважением подумала рыжая.

Направляясь к высоким дверям в зал, Кисонька еще разок оглянулась – но девушки уже не увидела.

– Здравствуйте, барышни! – с грузной тяжеловесностью Олег Петрович Остапчук, организатор и подлинный хозяин выставки, шагнул им навстречу. – Вы все хорошеете! – сделал он комплимент девчонкам. – Повезло вашему папаше – самые красивые невесты города у него подрастают!

– Это брак по любви или просто объединяются два состояния? – Между девчонками и Олегом Петровичем вдруг просунулась холеная женская ручка с пестрым маникюром и черный микрофон, в лицо уставился объектив переносной телекамеры.

– Вы кто?… – Растерявшийся Остапчук невольно попятился.

– «Городские новости», Карина Артюхова, – отбарабанила дама с микрофоном.

– Вы сбрендили? – взвился Остапчук. – Я им в папаши гожусь! У меня жена есть!

– Какую часть вашего состояния она отсудит при разводе? – тут же навострила ушки журналистка.

– Хе-хе, слыхали, Остапчука супруга бросает, – проскрипел рядом склочный голос. – Что, плохи делишки? Финансы дружно запели романсы?

Девчонки оглянулись. Рядом с ними, ехидно разглядывая Остапчука, переминался гном средних лет. Росту он на самом деле был совершенно нормального – просто приземистая фигура, очень широкие плечи да густая борода делали его похожим на гнома. Только топора в руках не хватало. Зато рядом…

Кисонька затаила дыхание. Возле кряжистого гнома стоял самый настоящий эльф! Лет семнадцати-восемнадцати, высокая, чересчур изящная для парня фигура, большие синие глаза, длинные, стянутые в тугой хвост золотистые волосы – вылитый Леголас из «Властелина колец». Одет вроде бы современно, но тоже с явной претензией на «эльфийскость»: кожаные джинсы в обтяжку, белоснежная рубашка с отложным воротом, и даже куртка немного смахивала на средневековый колет. Позади «эльфа» и «гнома» переминалась свита гоблинов – каменные, неотличимые одна от другой физиономии, черные кожаные пиджаки и пудовые кулаки.

– Выгодный брак для вас – единственный способ избежать разорения? – не отцеплялась от Остапчука Карина.

– Не получится, – заявила Мурка, недобрым взглядом окидывая журналистку.

– Что не получится, деточка? – Артюхова скосила на Мурку накрашенный глаз.

– Было бы нам хоть шестнадцать, может, полноценная сплетня… в смысле новость… и вышла бы, – рассудительно сообщила девочка. – А так мы маленькие еще. Деточки. Не поверят. Разве что Олег Петрович будет нас держать в гареме, пока дорастем.

Карина задумчиво поглядела на Мурку, оценивая ее слова… потом досадливо цокнула языком… круто повернулась и, не оглядываясь, нырнула в толпу гостей, как охотящаяся щука в глубину. Следом потрусил оператор.

– Фу-ух! – Остапчук судорожно перевел дух и покрутил головой. – Спасибо тебе, Мурка! Я уж думал, что пропал…

– И придется на нас жениться? – очень серьезно поинтересовалась Мурка.

– Бог с тобой! – отмахнулся Остапчук. – Если нужны женихи, так этот больше подойдет! – кивая на «эльфа», предложил он. – Знакомьтесь, барышни. Господин Неваляшкин – генеральный перевозчик нашей акции, – представил «гнома» Остапчук.

«Гном» Кисоньку не очень интересовал, но вот «эльф» – дело другое! Она изобразила улыбку в стиле «молодая, но о-очень симпатичная девушка, так и быть, согласна с вами познакомиться». И даже протянула руку…

– Может, кому они и лучшие невесты, – проскрипел «гном», – а по мне – слишком много чести дочкам Косинского, чтоб с ними мой личный сынок знакомился! – «Гном» гордо задрал нос и прошествовал в зал. Поглядев на девчонок сверху вниз с высокомерным превосходством, «эльф» направился за ним. Следом утопали гоблины охраны.

– Он и раньше-то много о себе понимал, а как первый миллион заработал, так решил, что пуп земли и центр вселенной! – торопливо сказал Остапчук, сочувственно поглядывая на Кисоньку. – За перевозку пекторали из Киева запросили такую смешную цену, что я сразу согласился, а теперь жалею. Привезли мне ее к самому началу презентации – еле установить успели. Всю рекламу с этого дела на себя перетянули. С пекторалью в самолете летели, теперь и на презентацию приперлись. Мало еще рекламных фоток нащелкали! Ты на них не обращай внимания.

– Я и не обращаю. – Кисонька подняла на Остапчука глаза и хладнокровно улыбнулась. – Пожилые мужчины часто говорят гадости молодым барышням. Они называют это воспитанием подрастающего поколения. – Она коротко кивнула Остапчуку.

Мимо еще одного охранника, замершего у дверей, сестры прошли в презентационный зал, вливаясь в неспешно циркулирующую тусовку.

– Вроде мы пришли сюда пектораль смотреть и Саляма рекламировать, – в пространство сообщила Мурка.

– Да, я как раз и ищу… – туманно ответила Кисонька, продолжая шарить взглядом.

– Будешь так высматривать каждого парня, который осмелился не влюбиться в тебя с первого взгляда, – заработаешь косоглазие. И Севка в офисе взбесится.

– Еще скажи, Большой Босс на меня обидится, – повернулась к ней Кисонька.

– Если узнает, – очень серьезно подтвердила Мурка.

– Хорошо тебе, – надула накрашенные губки Кисонька, – у вас с Вадькой все так нормально, спокойно. А у меня один – в офисе бесится, второй – вообще в Лондоне…

– И еще сто штук по разным углам, – в тон ей закончила Мурка. – Кончай дурью маяться, Кисонька! Вон, Салям уже приехал…

Толпа у входа колыхнулась… Кисонька ощутила невольную гордость – не зря она старалась! Дорогой пиджак отлично сидел на накачанной фигуре Саляма. Изъятые у Вадьки очки с затемненными стеклами скрывали простецкую физиономию, придавая Саляму зловещий шарм. Он казался крутым и опасным – то ли старший инспектор полиции из американских детективов, то ли гангстер из российского кино. Кисонька сразу заметила, как насупились мужчины и оживились женщины. Салям просиял улыбкой… и двинулся прямо к девчонкам.

– Он же должен делать вид, что мы незнакомы! – простонала Мурка.

– Успокойся, – с коротким смешком ответила Кисонька, – он не к нам идет, а к ней!

– К кому? – удивилась Мурка.

– Да к салями!

В двух шагах от девчонок Салям резко свернул к фуршетному столу – и навис над блюдом с бутербродами.

Глава 3. Безумный непрофессор

– Бутербродики у них ничего, – одобрительно сказал Сева, разглядывая попавшие в поле зрения камеры художественно исполненные бутерброды. – Слышь, Катька, – он оторвался от монитора и сдвинул наушники, в которых сам себе казался похожим на оператора из центра управления полетами космодрома Байконур, – бутерброд сделай, а?

– Я тебе не секретарша, – ответствовала нахохлившаяся в кресле Катька, – сам встань и сделай!

– Я не могу, – с достоинством сообщил Сева, – я Салямом рулю… Он без меня…

– …бутерброд не съест, – закончила Катька. – А вот фиг тебе! Бутерброд он съест как раз без тебя! А ты рули, рули…

Вот злобное существо! И не скажешь ей, что она, мол, ничего не делает, а он тут страшно занят – сразу ведь предложит поменяться! На экране появилась Салямова рука, ухватила бутерброд – тот медленно проплыл вдоль экрана и исчез за верхним краем, словно межгалактический крейсер, бороздящий просторы вселенной. Салям немедленно потянулся за вторым. Чего-нибудь такого – с колбаской – захотелось до дрожи в желудке.

– Он сюда жрать пришел?! – пробормотал Сева.

Все пространство перед камерой занимал вид на фуршетный стол. До ребят доносилось лишь жужжание голосов.

– Я же не требую от вас ничего особенного! – где-то поблизости прозвучал дребезжащий старческий фальцет. – Я всего лишь прошу передать мне пектораль для исследований – что в этом такого?

– Ничего себе – всего лишь! – после изумленной паузы откликнулся второй голос, показавшийся Вадьке смутно знакомым. – Вы соображаете, о чем просите?

– Естественно, – мгновенно откликнулся фальцет, – я практически все вычислил! Видите ли, первоначально я думал, что дело в зайце! Но теперь точно установил – в утке! Утка и есть ключ! Но мне, конечно, нужно провести ряд исследований с самой пекторалью. Вы можете отдать ее мне прямо сейчас, – буднично закончил он.

– Послушайте, профессор… – раздраженно начал второй голос.

– Я не профессор! Эти ретрограды из Академии наук объявили мою диссертацию антинаучной!

– Я их понимаю… Я хотел сказать, я вам сочувствую! Но не собираюсь отдавать пектораль кому бы то ни было! Она стоит бешеных денег…

– Всего лишь гроши – перед иными ценностями! – пафосно изрек непрофессор.

– В буклете сказано, что пектораль стоит 150 миллионов баксов! – у монитора в офисе возмутился Сева. – Салям, а ну-ка развернись! Хочу посмотреть, для кого там 150 лимонов – жалкие гроши?

Салям неспешно повернулся, но камера по-прежнему передавала отличный вид на его бутерброд.

– Пектораль останется на выставке, и прекратим этот разговор! – отрезал раздраженный голос.

– Салям, бутерброд от камеры убери! – рыкнул Вадька.

Бутерброд наконец убрался. Мелькнуло гневное лицо мужчины, потом он повернулся и зашагал прочь.

– Да это же Остапчук! – воскликнул узнавший бизнесмена Вадька.

– А разговаривал он с кем? – переспросил Сева.

Старческий фальцет звучал уже с другой стороны – и опять, как назло, вне поля зрения камеры!

– Даже слушать не стал! – искренне возмущался непрофессор. – Люди не понимают, что надо жертвовать малым ради большего!

– А вы? Вы понимаете? – новый голос прозвучал так тихо, будто его обладатель шептал своему престарелому собеседнику в ухо. Если бы не высокочувствительный микрофон – его бы и впрямь никто не услышал!

– Салям! – завопил в офисе Вадька. – Еще повернулся, быстро!

Изображение испуганно дернулось, крутанулось, на мгновение размывшись, – на экране мелькнули старенькие очочки с перемотанной изолентой дужкой. Блеклые, выцветшие глазки под ними кротко моргнули.

– Вы знаете, что должны делать… – голос сочился откуда-то сбоку и растворился в шуме других голосов.

– Клянусь, я сделаю это! Ради науки! – прокричал старичок и топнул ногой. Не обращая внимания на устремленные на него недоуменные взгляды, скрылся в толпе.

– Ты что-нибудь понимаешь? – в рабочей комнате «Белого гуся» растерянно поинтересовался у Вадьки Сева.

Тот только покачал головой. Потом защелкал мышью, выводя на экран изображение пекторали из Интернета.

– Но утка тут действительно есть! – разглядывая картинку, сообщил он. – И заяц тоже.

Глава 4. Официоз с тумбочкой

Девчонки обернулись на прокатившееся по толпе шевеление: «Губернатор приехал, губернатор…» – мимо, здороваясь то с одним, то с другим, продефилировала группа официального вида мужчин и женщин. Плетущийся в конце процессии Остапчук бросил несколько слов охранникам у занавеса, за которым скрывалась пектораль. Те немедленно сорвались с места и, стараясь не слишком привлекать внимание, выскользнули из зала. Остапчук повернулся, и Кисонька поймала его загнанный взгляд.

– Что случилось? – одними губами прошептала она.

– Губернатор приехал, а мэра еще нет, – так же одними губами ответил Остапчук. – Начну – мэр обидится, заставлю ждать – губернатор меня в порошок сотрет. Он и так злой. Его на входе демонстранты поймали и потребовали «восстановить исторический рельеф степей нашей области» – насыпать обратно все раскопанные за последние сто лет курганы, а нераскопанные – забетонировать и обнести колючей проволокой под током, чтоб ни один археолог не сунулся. Пришлось всех охранников из зала ко входам отослать – а то эти «закопщики» внутрь уже пробиваться начали! Еще сорвут мне презентацию!

Кисонька поглядела на него сочувственно.

– А вы время потяните, – предложила она. – Познакомьте пока губернатора… хотя бы… – она кивнула на Саляма, – с ним! Шеф детективного агентства «Белый гусь»! Звезда сыска, современный Шерлок Холмс!

Остапчук поглядел на Саляма с некоторым сомнением. Тот и впрямь вел себя странно: сперва вертелся на месте, как потерявший след пес, потом в упор уставился на какого-то старичка с внешностью безумного ученого из очень старых фильмов, потом снова завертелся… Едва не врезался в стол, но наконец успокоился и опять потянулся к блюду с бутербродами.

– Ладно, другого варианта все равно нет… – пробормотал Остапчук и деловито двинулся к Саляму.

Девчонки видели, как он остановился возле бородача, сказал что-то… Уже ухвативший следующий бутерброд Салям замер с выражением обиженного сенбернара на лице. Потом помотал головой, будто отвечая категорическим «нет!» только ему слышным голосам. Тяжко вздохнул, смиряясь… дрожащей рукой вернул бутерброд на блюдо. Постоял над ним, прощаясь. Глаз его не было видно за темными очками, но уголки губ трагически опустились… И он покорно зашагал следом за Остапчуком к губернатору. Было слышно, как бизнесмен представляет его, приговаривая:

– Звезда отечественного сыска, современный Шерлок Холмс…

На лице губернаторши мелькнул неподдельный интерес, толпящиеся вокруг люди начали протискиваться поближе, разглядывая Саляма, как некую диковину. С другого конца зала уже спешила Карина Артюхова из «Городских новостей».

– И больше не говори, что я «Белого гуся» не рекламирую! – улыбаясь, как налопавшаяся сметаны кошка, промурлыкала Кисонька.

Толпа у входа вновь заколебалась – прибыл запоздавший мэр.

Центробежные силы, распределявшие элиту города вдоль фуршетных столов, сменились центростремительными. Публика стянулась к отделяющему часть зала занавесу, перед которым возник счастливый Остапчук.

– Господин губернатор, господин мэр, дорогие друзья! Теперь, когда мы все собрались, хотелось бы сказать пару слов о том, как более сорока лет назад я, еще совсем мальчишкой, стал свидетелем открытия погребальной камеры скифского царя, в которой и было обнаружено бесценное сокровище – выполненная греческими мастерами золотая пектораль! Именно с этой находки началась слава великого археолога Бориса Мозолевского, которому мы обязаны многими открытиями…

– А поэт какой был потрясающий! – Рядом с Остапчуком появилось нечто, больше всего похожее на украшенную кружевными салфетками тумбочку. На крашеных кудрях цвета пожарной машины красовалась ажурная шапочка, сплетенная из красных, зеленых, синих, оранжевых нитей, дополненная свисающей на лоб бахромой золотых бусин! Квадратные плечи прикрывала пестрая вязаная шаль с кистями, а из-под цыганской юбки с алыми маками торчали отделанные серебром кавалерийские сапоги. Наслаждаясь всеобщим вниманием, «тумбочка» начала декламировать: – «Ее глаза слегка косили. Меня косили, не траву…» Между прочим, посвящено мне, – скромно добавила она и в доказательство свела глазки в кучку.

Потерявший дар речи Остапчук ошалело уставился на самозваную ораторшу.

– А я на это ответила следующими поэтическими строчками… – продолжала вещать «тумбочка». – «Ах, загадка для тебя моя душа напудренная, моя любовь, как и вино, кислящая и мутная…»

– Надо же, как оригинально! У других поэтов любовь, как вино, искристая или сладкая, – обалдело прокомментировала Кисонька.

– Это она просто такую бормотуху пьет, – прошептали ей на ушко так, что рыжая прядь зашевелилась от чужого дыхания.

Кисонька стремительно обернулась – на нее в упор синими глазищами глядел тот самый золотоволосый «эльф».

Очнувшийся Остапчук попытался снова привлечь к себе внимание:

– Сегодня золотая пектораль, пусть ненадолго, но вернулась в наш город, фактически на ту землю, в которой она была найдена…

– Мозолевский как услышал мои строки – так прямо весь и вспыхнул, весь… зафонтанировал, – прикрывая глаза и прижимая руки к сердцу, взвыла поэтическая «тумбочка». – Но я была холодна…

– Как мороженая туша на прилавке… – снова шепнул Кисонькин сосед.

Девчонка невольно хихикнула.

– Моей единственной любовью была и остается поэзия… – взвизгнула тетка. – «Поэзия – откель ко мне пришла?» – возопила она, причем звучали эти пафосные строчки в стиле «Чего приперлась, дура?». И точно таким же тоном базарной торговки изобразила ответ поэзии: – «Откель пришла, откель пришла? Из подсознанья…»

– …блин, – в тон ей закончил «эльф».

Теперь уже хихикали многие.

– Этого Мозолевский вообще спокойно вынести не смог… – не обращая внимания, упоенно продолжила поэтесса.

Вокруг ржали уже без дополнительных комментариев.

– Он впал в такой восторг, что все свои дальнейшие находки посвящал только мне! А пектораль – ее он мне просто подарил! Так и сказал: «Эта пектораль – твоя!»

Остапчук сдался:

– Если вы, э-э… простите, не знаю, кто вы… но если вы знали Мозолевского…

– Как бескультурны наши бизнесмены! – грустно перебила его «тумбочка». – Не знать властительницу душ и умов, великую, непревзойденную поэтессу Раймунду Радзивиловскую!

– Мурка, – прошептал зловещий голос за спиной у девчонки, – слушай и не оглядывайся!

Девчонка нервно вздрогнула. Разгорающийся перед бархатным занавесом скандальчик мгновенно потерял для нее всякий интерес.

– Что случилось? – глядя прямо перед собой и стараясь даже не двигать губами, промычала она.

– Не знаю, что делать! – тихо выдохнул сзади Салям. – Вадька с Севой меня совсем не слушают, а вот-вот беда будет!

Мурка растерялась – беда? Какая?

– Я тут со всякими губернаторами разговариваю – и все время пью: то вино, то сок, то воду… – жалобно протянул Салям. – Можно мне в туалет?

Мурка едва не подавилась. Салям в своем репертуаре! Да и мальчишки хороши! Она повернулась, постучала ногтем прямо по скрывающей камеру пуговице Салямового пиджака и, привстав на цыпочки, прошептала Саляму в ухо, где прятался микрофон:

– Вадька-а! Имей совесть, своди Саляма в туалет!