Текст книги "Смерть в кармане"

9

Богданов вскочил, как ужаленный.

– Где он?

– Прямо сейчас спускается на «Университете». Я вот смотрю на него. Проходит турникет…

Богданов замахал рукой Гущину, веля ему следовать за ним, и первым выскочил из кабинета.

– Василич, ты помнишь, что с меня бутылка? Я тебе не бутылку, а ящик поставлю! Но на время забей на все и просто побудь нашими глазами! Говори, что он делает и куда едет!

ОВД располагалось всего лишь в 50 метрах от спуска в метро. Богданов и Гущин рванули к станции что есть мочи, при этом Богданов не выпускал из рук сотовый телефон.

– Где он сейчас? Все еще на «Университете»? Что делает?

Кадык, он же Анатолий Чебачев, не делал, на первый взгляд, ничего. Он просто слонялся по платформе и вертел головой.

Богданов и Гущин перемахнули через турникеты, ткнув в лицо всплывшей из ниоткуда дородной женщине в форме сотрудника метрополитена, и скатились по лестнице на платформу. Им повезло – поезд, следующий по кольцевой к нужной им станции «Парк культуры», как раз прибыл. Богданов и Гущин запрыгнули в вагон в последний момент.

– Василич, не молчи! – молил Богданов, распугивая своим полубезумным видом пассажиров. – Василич?

– Подошел к поезду, – устало ворчал Василич, следя за картинкой на мониторе. – В город собирается. Подходит к дверям… А, нет. Не поехал. Посмотрел на часы. Газетку из пакета достал. И к другой стороне платформы пошел. Странный, скажу тебе, тип.

Когда поезд, промчавшись пару остановок, прибыл на место, Богданов и Гущин рванули к переходу.

– Он уже сел? Сел?

– Говорю же, стоит. Высматривает что-то… Что он там высматривает, интересно? Придурок какой-то. О, поезд пришел. Идет к нему.

Тем временем на станции «Университет» Кадык действительно шел к прибывшему поезду, потому что его внимание привлекла женщина с увесистой полуоткрытой сумкой. Он уверенно шагнул за ней в вагон, а через секунду двери захлопнулись, и голос из динамиков промычал:

– …Следующая станция – «Проспект Вернадского»…

Богданов и Гущин заскочили в ближайший же вагон остановившегося у платформы поезда. Через мгновение он дернулся и, набирая скорость, устремился на юго-запад. Богданов на секунду опустил телефон и бросил Гущину:

– Кадык на своем любимом маршруте. Там же, где и в прошлый раз.

– Он тогда вышел на «Юго-Западной», – вспомнил Гущин. – Может, живет там где-то?

– Хрен его знает. Лишь бы не разминуться… Василич, ты на связи? Переключайся на «Вернадского» и смотри в оба!

Василич так и поступил, ворча в трубку:

– Я уже как спортивный комментатор себя чувствую. А ты знаешь, что я не люблю спортивных комментаторов?

«Проспект Вернадского». Двери вагонов распахнулись, и на платформу посыпали люди. Другие ждали своей очереди, чтобы просочиться внутрь. В этой обычной толчее Василич, щурясь, пытался разглядеть высокого горбоносого мужчину с выдающимся кадыком.

– Он не вышел. Погоди… Нет, нет, точно. Нету его. Едет дальше.

Когда поезд Кадыка тронулся, Богданов и Гущин только прибыли на «Фрунзенскую». Богданов никогда не думал, что его будет раздражать и буквально терзать жуткая медлительность поезда, причем одного, конкретного, поезда. Он матерился сквозь зубы, ожидая, когда двери захлопнутся, а потом матерился, ожидая, когда же, наконец, будет следующая станция.

Они следовали по пятам за Кадыком, и разделяли их сейчас ровно пять станций.

– «Юго-Западная», – подал голос Василич. – Он вышел. Слышишь меня? Вышел на платформу.

– Твою мать, как долго мы ползем, – простонал Богданов. – Что он делает? Стоит? Или идет?

– Стоит. Стоит себе и стоит. А теперь идет… Все, пошел к выходу в город. Быстро так пошел, будто вспомнил что-то.

Богданов обреченно поблагодарил Василича и отключился. А потом не выдержал и яростно двинул кулаком по поручню. Сразу несколько человек осуждающе и испуганно уставились на него, и Гущин был вынужден виновато улыбнуться им:

– У друга жена рожает. Волнуется.

Богданов лихорадочно соображал, что делать. Наконец сообразил и принялся названивать в дежурку:

– Алло? Это Богданов! Богданов, твою мать, оглох, что ли? Срочно свяжись с постом на «Юго-Западной». У тебя фотка Чебачева висит? Как не висит, я сам вешал! Глаза разуй! Видишь? Опиши его ребятам с «Юго-Западной». Этот чувак должен выйти в город сейчас. Пусть скажут, куда он идет, в какую сторону. Если есть кто-то в штатском, пусть проследят. Это важно! Ты тупой, что ли? Это очень важно!

«Воробьевы горы». Осталось три.

Сидящие рядом люди хранили обычное отрешенно-безучастное выражение лиц, но один из них – пожилой седовласый мужчина с печальным взглядом – продолжал коситься на Богданова. Наконец он не выдержал:

– Жена рожает от любовника, да?

Богданов посмотрел на него, как на пришельца.

– Что?

– Ну, вы его выслеживаете. Любовника. Сильно только не убивайте. Посадят же. Найдете себе другую. Стоит оно того?

– Господи, – простонал Богданов.

Станция «Университет». Осталось две.

Богданов не выдержал и снова позвонил по телефону, чтобы узнать обстановку. Номер дежурного был занят. Богданов выругался. Пожилой человек встал, приготовившись к выходу.

Станция «Проспект Вернадского». Пожилой человек шагнул к дверям, напоследок тепло и грустно кивнув Богданову.

– Господи, – повторил Богданов и снова принялся звонить дежурному.

На следующей выходить. Гущин протиснулся к выходу, практически носом уткнувшись в дверь. Проверил травматический пистолет за поясом – все в порядке, оружие было на месте. Богданов встал рядом, спрятал телефон и коротко бросил:

– Ушел куда-то налево. Все, что сказали. Будем искать.

Станция «Юго-Западная». Богданов и Гущин выскочили из вагона и, распугивая людей на платформе, рванули к выходу на поверхность. За тот короткий срок, что они провели под землей, заметно потемнело – сгущались сумерки. Поозиравшись, Богданов бросил:

– Туда!

Они побежали по тротуару. Впереди была автобусная остановка. За ней тянулась уходящая вниз парковая зона, а за вершинами деревьев виднелась очередная стройка. Куда дальше, никто из них не имел понятия.

И в этот момент они услышали выстрел. От неожиданности оба вздрогнули. Звук, эхом пронесшийся мимо, растаял в шуме улицы, но Гущин сообразил, откуда он донесся.

– Деревья!

Выхватывая оружие, они со всех ног припустили по дорожке. Деревья были все ближе. А когда первые ряды расступились, в траве Богданов и Гущин увидели полицейского в форме. Совсем молоденький парень лежал, сжимая одной рукой табельный пистолет, а вторую прижимая к животу. Ладонь была залита кровью.

– Парень, парень, мы свои! – увидев, как раненый дернул пистолетом при их появлении, заторопился Богданов. – Свои! Полиция! Куда они пошли? Туда?

Парень был на грани потери сознания. Он попробовал что-то промычать, поперхнулся, закашлялся, и его перекосило от боли. Трясущимся в руке пистолетом слабо взмахнул, указывая на тропинку, и уронил голову на траву.

– Вызывай «скорую»! – рявкнул Богданов младшему оперу и со всех ног припустил по тропинке, держа табельное оружие наизготовку на вытянутых руках.

Сразу за леском был пустырь, прилегающий к высокому забору стройки. Противников было двое. Чернявые, с крупными орлиными носами, в бейсболках, почти скрывавших лица, и черных олимпийках с капюшонами. Один что-то говорил на гортанном наречии по сотовому телефону, жестикулируя второй рукой с зажатым в ней вороненым стволом, второй занимался Кадыком – швырнув его грудью в землю, заломил руки и быстро и профессионально связывал их с помощью мотка скотча. Чтобы Кадык не орал, ему в рот затолкали какую-то тряпку.

– Лапы в гору, оба! – проревел Богданов, вскидывая оружие и выходя из зарослей. – Кто дернется, стреляю!

Противники замерли, уставившись на Богданова.

– Полиция! Оглохли? Оба лапы в гору и на колени! Быстро, вашу мать!

Они колебались, буравя Богданова недобрыми взглядами, в которых была растерянность от неожиданного его появления – но не было ни малейшего страха.

А уже через секунду стало ясно, в чем дело. Они не колебались, а выжидали. Потому что где-то рядом заревел двигатель, и из-за угла стройки на пустырь вылетела, поднимая облако пыли, синяя «Киа». Автомобиль, угрожающе ревя, на полной скорости рванул прямо на Богданова.

– Стой! – завопил он, стреляя в воздух. «Киа» взревела еще громче, неумолимо приближаясь. Богданов шарахнулся назад, сообразив, что за деревьями он будет в безопасности, и на бегу открыл огонь. Четыре выстрела разнесли лобовое стекло. Которая из пуль достигла цели, Богданов не знал. Но водителя швырнуло на дверцу, забрызгав ее кровью, потом на руль, и синий ревущий автомобиль резко пошел вправо. Он пронесся мимо Богданова и с грохотом и скрежетом врезался в столб дерева. Сверху полетели встревоженные осенние листья.

Противники, заполучившие Кадыка, времени зря не теряли. Они выхватили оружие, и один из них, который до этого общался по телефону – наверняка с водителем «Киа» – открыл огонь. Богданов метнулся в заросли, нырнул головой вперед в спасительные кусты, перекатился в сторону и вскочил. Теперь его защищал ствол дерева. Но высунуться ему не давали – как только Богданов пытался дернуться, в ствол вгрызались, разбрасывая в стороны щепки, раскаленные капли свинца.

– Я здесь! – донесся до Богданова крик Гущина, и с другой стороны донесся другой, более низкий, характерный для табельного старого доброго Макарова, выстрел.

Гущин подоспел вовремя. Со стороны тропинки противники уже не ждали угрозы, потому что Богданов появился один, а зря. Высунувшись из-за обглоданного пулями ствола, Богданов увидел стрелка в тот момент, когда тот уронил пистолет и упал на колени.

Резиновая пуля из травматического пистолета Гущина вошла ему в горло и пробила мягкие ткани. Хватая ртом воздух, но не получая его, потому что гортань была разорвана расклеенным куском резины в клочья, черноволосый парень в бейсболке прохрипел что-то в последний раз и плюхнулся лицом в землю.

Оставшийся в живых противник сориентировался быстро. Он схватил Кадыка за волосы и рывком поднял его на ноги, прикрываясь карманником, как щитом. Во второй руке оказался пистолет, который стрелок охотно приставил к виску трясущегося от ужаса вора. И заверещал с сильным акцентом:

– Нэ падхади! Назад, да?! Отстрелю башка! Назад, оба назад, да?!

Волоча перед собой Кадыка, стрелок начал перемещаться в сторону машины. Гущин и Богданов с двух сторон осторожно, по короткому шажку, приближались, держа преступника на прицеле.

Где-то вдалеке робко проклюнулся звук сирены. За ним еще один. Богданов даже предположить не мог, что будет, когда на пустырь нагрянет кавалерия. Скорее всего, бойня, потому что этот стрелок живым сдаваться не станет. Как и прыгун. Как и тот или те, кто находился в злополучной квартире в девятиэтажке, когда туда наведался ничего не подозревающий Курилин.

Богданов приготовился. Выдохнул, вспоминая ощущение, которое всегда испытывал на стрельбах в служебном тире.

– Эй, пацан, – прокричал он, презрительно ухмыляясь, – Осторожнее! Этот чувак обоссался! Прямо на твои ботинки!

Стрелок машинально посмотрел вниз. Ствол пистолета сменил вектор на несколько градусов. Богданов задержал дыхание и нажал на спусковой крючок.

Когда пуля вошла в щеку противника, пронзив носовую пазуху и вгрызшись в мозг, его голова машинально запрокинулась назад. Рука дернулась вверх, пальцы машинально сжались, и прогремел последний выстрел. Пуля ушла в небо. Еще до того, как в пыль шмякнулась стрелянная гильза, стрелок был мертв. И лишь потом он упал, раскинув руки, словно собирался обнять весь мир.

Богданов выдохнул и опустил оружие. После чего его заколотило, и Богданов сел, чтобы не упасть от накатившей на него волны – гремучей смеси из запоздалого волнения, липкого страха и осознания того, что он только что сделал.

Гущин бросился к Кадыку. Пинком ноги на всякий случай отбросил пистолет убитого стрелка, и лишь после этого вырвал кляп изо рта карманника. Тот сделал рвотное движение, но удержался и просто закашлял.

– Где флэшка? – рявкнул Гущин.

– И вы туда же, – простонал Кадык, которого трясло от пережитого ужаса. – Господи… да что за флэшка…?

– Меньше недели назад ты тиснул у парня флэшку из кармана куртки! Где она?

Кадык поморщился, пытаясь сообразить.

– А, та штука для компьютера? Да… дома валяется… Я как бросил ее в стол, так и не вспоминал больше…

После чего Кадыка все-таки вырвало, но Гущин успел вовремя отскочить.

10

– … В ходе спецоперации, в которой помимо сотрудников госбезопасности принимали участие работники полиции и подразделения специального назначения, была пресечена деятельность организованной преступной группы, совершившей ряд убийств на территории Москвы. Операция по захвату преступников была проведена несколько дней назад, но центр общественных связей ФСБ России сообщил подробности только сегодня. В частности, стало известно, что в ОПГ входили как минимум десять человек, из которых пятеро были задержаны, а остальные ликвидированы в ходе спецоперации…

Гущин смотрел новостной репортаж не в первый раз, но все равно не переставал удивляться. Вот и сейчас он щелкнул кнопкой клавиатуры, останавливая воспроизводившееся на компьютере видео, и возмущенно буркнул:

– Организованной преступной группы? Ряд убийств? И все? Ни теракта тебе в центре Москвы, ни планирующейся, блин, атаки? Просто шпану какую-то взяли, можно подумать! Нет, что за дела?

Богданов вздохнул.

– Мне сегодня наши друзья звонили.

– У нас есть друзья?

– Ну, типа друзья. Чекисты.

– Что говорят?

– Семь адресов. На флэшке были семь адресов. Все в непосредственной близости от метро. Везде одно и то же – мощные взрывные устройства и детонаторы в виде мобильников. Все запрограммированы на прием звонка только с одного единственного номера. Ну, чтобы кто-то случайно не позвонил, и не рвануло раньше времени.

– Жесть.

– Бомбы были заложены не в квартирах, а в подвалах. Около газовых труб. Чтобы вызвать максимальные, мать его, повреждения.

– Это… – Гущин подумал, какой бы эпитет применить, но не нашел ничего лучше, поэтому повторил: – …Жесть.

– Это еще не жесть, Антон. Там же были схемы станций метро, около которых эти адреса находились. Семь станций. Где они их раздобыли – черт его знает. Там были указаны места для закладки. Понимаешь, о чем я?

– Они… Они и в метро хотели…?

Богданов кивнул.

– И под землей, и сверху. Движение метрополитена парализуется, паника, давка, люди кое-как спасаются и выбегают на поверхность – а потом бац… И вторая серия. Я даже представить не могу, какой это был бы тотальный п…ц.

Гущин тоже не мог представить. Попытался, но понял, что лучше не стоит этого делать. Ему здесь, в метро, еще работать. Если не уволят.

– А кто они хоть были? Откуда?

– Ближний Восток. Некоторые из Сирии, остальные из Ирака. Понимаешь, откуда ноги растут?

– Не совсем.

– Ну, тогда и не забивай голову. Но это, парень, могла быть самая чудовищная террористическая атака на наш город из всех, что мы видели.

Гущин выдохнул. В случае, если бы по телевизору сказали все, как было – атака предотвращена благодаря двум оперативникам полиции столичного метрополитена – он мог бы теперь до конца жизни хвалиться: «Да, я тот самый, кто всех вас спас». Небрежно, конечно, такие вещи нужно говорить слегка небрежно. Как бы имея в виду: «Ну что вы, я, в сущности, такой же, как и вы, простой парень…».

– Почему они не говорят-то ничего? – отмахнувшись от глупых фантазий, спросил Гущин.

– А ты догадайся. Во-первых, кому паника в городе нужна? Когда-нибудь скажут, конечно, только вообще без деталей. Сухую цифру назовут – и все.

– А во-вторых?

– Что во-вторых?

– Вы сказали – «во-первых».

– Разве?

– Я точно помню!

– Голова не соображает после этих долбанных допросов… А, ну да, во-вторых. Они там пытаются на организаторов выйти. Вторую группу, которая в город прибыла, вроде задержали. Работают с ними. А уж наработают что-нибудь или нет, мы с тобой этого не узнаем никогда. Знаешь, почему?

– Потому что наша задача карманников ловить и не вые… ваться.

– В точку, – Богданов зевнул и посмотрел на часы. – Восемь часов уже… Нет желания по пивку пропустить?

Гущин поколебался, чувствуя всю ответственность момента. С тех пор, как погиб Курилин, Богданов ни разу не перешагивал порог их любимого бара. Сейчас, значит, решился. Значит, жизнь возвращается в свое русло. Уже хорошо.

– Почему бы нет. Только недолго. Нам же завтра опять на допрос в комитет мотаться. Если бы я знал, сколько нас дрючить будут за каждый сделанный из пистолета выстрел, ходил бы с рогаткой.

Богданов хмыкнул.

– А ты, думаешь, почему я травматик купил? Чтобы с этими бюрократами никогда не связываться.

Они вышли из здания ОВД. Вывеска любимого бара горела приветливым огнем через дорогу от отделения полиции. А на ее фоне вдруг возник знакомый девичий силуэт. Гущин не без удивления узнал в нем Олю.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – Гущин был растерян. – Ты… Ты к следователю? По делу своего… ну, парня? Его вроде в другой отдел передали.

– Вообще-то я к тебе.

Оля покосилась на Богданова. Гущин тоже. Богданов понимающе хмыкнул и направился к бару в одиночку. Гущин догонит.

Войдя в знакомое помещение, Богданов вспомнил, что в последний раз был здесь… Да, в тот самый день. За 15 часов до смерти друга, с которым они работали ноздря в ноздрю долгих 15 лет. Магия чисел, не иначе.

Заказав пива, Богданов пристроился за столиком у окна. Он видел, как Гущин и Оля разговаривают. Несколько раз официантка клала руку ему на грудь. И очень часто улыбалась. Улыбка была почему-то виноватой, словно Оля нашкодила, но чертовски милой. Потом Гущин достал сотовый и стал тыкать кнопки, а Оля открывала рот. Напоследок девушка обхватила своими пальцами его, сказала что-то и пошла прочь.

Гущин дважды обернулся перед тем, как добраться до бара.

– Она здесь что, больше не работает?

– Уволилась, еще неделю назад. Говорит, шла мимо, и…

– Ну ты и придурок, Антоха, – покачал головой Богданов.

– Что? – парень растерялся. – Почему? Что не так?

– Иди за ней.

– Чего?

– Я говорю, возьми свои тупые ноги в свои тупые руки и просто иди за ней. Прямо сейчас.

До Гущина доходило медленно. Но все же дошло.

– Хм. Ну да, наверное, так правильно будет… Черт. А вы?

– Да вали ты уже, – разозлился Богданов.

Гущин кивнул и испарился. Через окно Богданов видел, как его молодой напарник скакал, перебегая оживленную улицу, и одновременно звонил по сотовому телефону.

Богданов выпил одну кружку, исключительно в дань памяти былым временам, когда они сидели здесь вдвоем с Курилиным, а позже, когда присоединился новичок, втроем, и просто коротали время. Устраивали себе небольшую подзарядку между ежедневной рутиной работы в подземке.

Он вспомнил Курилина и его жену, которую видел лишь пару раз. Ничего путного из брака у покойного друга так и не вышло. Зато сейчас где-то на юге России живет девушка, продолжавшая род Курилина, потому что в ее жилах течет его, отцовская, кровь. Потом Богданов подумал о Гущине и невольно усмехнулся. Он надеялся, у парня все будет хорошо. Парень, конечно, придурок, но со временем что-то из него вполне могло получиться.

Непонятным оставалось только одно. Что получилось из самого Богданова.

У двери Полины он стоял через сорок минут. По пути к ней Богданов много думал. Репетировал слова, которые скажет ей. Он собирался продолжить разговор, который оказался у них последним. Полина была неглупой женщиной, а еще ему с ней было спокойно. Возможно, это и есть то, к чему нужно стремиться в его возрасте?

Полина открыла дверь с улыбкой на лице, но улыбка стерлась, когда она узнала Богданова.

– Ой, – растерянно сказала Полина.

– Извини, что я без звонка. Я тут просто… Ну, понимаешь… Я долго думал над тем, что ты мне тогда сказала. И я, наверное, мог бы попробовать… Ну, если ты не против…

– Вить, – сказала Полина, и это звучало так, словно она хотела сказать нечто вроде «Пожалуйста, замолчи». Богданов замолчал. Тогда Полина повторила: – Вить… Я думала, ты… пропал. Совсем. Я не одна сейчас. У меня… ну, мужчина. Понимаешь?

– Черт, – отозвался Богданов. – Неловко получилось.

– Наверное. Ты это… Прости меня.

– А говорила, что у тебя нет шансов, – Богданов улыбнулся и, повинуясь секундному порыву, поцеловал Полину в щеку. – Удачи тебе. Искренне.

Хорошо хоть, цветы не купил.

Зато по дороге домой купил пива. Расположившись на своем продавленном диванчике, Богданов приглушил свет и взял в руки гитару. Он забренчал – осторожно, перебирая струны кончиками пальцев – одну из любимых рок-н-рольных песен юности. Ушедшего времени, когда все было понятно, легко и просто. Позади были лишь мечты, а впереди – вся жизнь.