Текст книги "Кровь и Честь (сборник)"

Глава 6

– Жри! – Аслан буквально швырнул в лицо Лапину кусок черствого заплесневелого хлеба.

Похитители кормили Петра Андреевича плохо и скудно. Только-только чтоб не умер от голода. Хлебные корки да вода. Лишь однажды Шамиль, по непонятной причине расщедрившись, кинул ему кость с ошметками мяса. Зато себе они в пище не отказывали. В настоящий момент через открытую форточку в комнату проникал аппетитный запах жарящегося в саду шашлыка. Лапин невольно сглотнул слюну. Аслан издевательски расхохотался:

– Что, русская собака, вкусненького захотелось?!

Петр Андреевич промолчал.

– У-у, тварь! – Перекосившись от злобы, чеченец с размаху пнул коммерсанта ногой в грудь. – Ненавижу!!!

В глазах Аслана читалось нескрываемое желание порезать пленника на куски. С трудом переборов искушение, он вышел во двор. Возле мангала возился Ахмет, переворачивая шампуры с нанизанными на них сочными кусками молодой баранины. Шипел падающий на раскаленные угли жир.

– Скоро будет готово, – заметив Аслана, сказал он. – Проголодался?!

Аслан буркнул нечто невразумительное и направился к Абдуле. Тот, облаченный в «адидасовский» спортивный костюм, упражнялся в метании ножа. Прикрепленная к дереву мишень представляла собой грубо намалеванную на куске фанеры человеческую голову.

– И-эх!!! – выдохнул в очередной раз Абдула. Нож вонзился точно в глаз мишени.

– Хорошо, – похвалил Аслан. – Однако с живым «неверным» было бы интереснее.

(Сам он во время войны упражнялся исключительно на связанных военнослужащих Федеральных войск.)

– Правильно, – согласился Абдула. – Но, к сожалению, мы не в Ичкерии.

– Идите кушать, – позвал Ахмет.

Ввиду теплой погоды (капризный апрель тысяча девятьсот девяносто седьмого года решил вдруг порадовать людей ясным деньком) чеченцы расселись за дощатым столом в саду. Один лишь Аслан, прихватив шампур с шашлыком, вернулся в дом, в комнату с прикованным к батарее коммерсантом.

– Почему не садишься с нами? – удивился Шамиль.

– Ты приказал не оставлять русского одного, – ответил Абдула.

– Верно, – улыбнулся Мамедов. – Молодец! Вот образцовый воин, – нравоучительно обратился он к остальным. – Берите с него пример!

В действительности поведение Аслана объяснялось не столько добросовестностью, сколько изощренным садизмом.

* * *

Петр Андреевич грыз покрытый налетом плесени хлеб, по твердости мало отличающийся от кирпича.

«Выродки, скоты! – яростно думал Лапин. – Залить бы напалмом ваше поганое гнездо!»

Раньше по простоте душевной Петр Андреевич, начитавшись демократических газет и наслушавшись по телевизору различных «правозащитников» типа иудушки Ковалева, искренне сочувствовал «бедненьким» чеченцам, борющимся за независимость, возмущался вводом в Чечню российских войск, ратовал за скорейшее прекращение войны и однажды в гуманистическом запале крикнул жене: «Твой двоюродный брат убийца, каратель, фашист!»

– Он солдат, – обиженно возразила Ирина. – Не тебе его судить! Сашины предки на протяжении веков сражались и гибли за Россию. Мои, кстати, тоже!

– Кровожадное казачье! – взбеленился Лапин. – Потомственное зверье! Без убийств жить не можете, даже бабы!

Супруги тогда серьезно поругались и не разговаривали три дня. В настоящий момент, вдоволь наобщавшись с «борцами за независимость», Петр Андреевич горько раскаивался в былых заблуждениях и впал в другую крайность. Теперь Лапин считал, что «мерзопакостных вайнахов» нужно вырезать поголовно от мала до велика. Коммерсант не знал, что в тот самый день, когда он поссорился с женой, старший лейтенант Александр Рязанцев – «кровожадное казачье», «убийца, каратель, фашист» – собственноручно расстрелял перед строем сержанта-спецназовца, изнасиловавшего и пытавшегося убить малолетнюю чеченскую девочку.

– Ты позоришь русскую армию, свинья! Отправляйся в ад! – напутствовал мерзавца Александр, нажимая спусковой крючок…

* * *

В комнате появился Аслан с дымящимся шампуром в руке и развалился в кресле напротив пленника. Стащив с шампура зубами кусок шашлыка, чеченец громко зачавкал.

– Мясо – пища мужчин, – с набитым ртом пробубнил он. – Для тебя же, падаль, и объедки – роскошь…

Одни люди, подвергаясь непрерывным побоям, издевательствам, ломаются духовно и превращаются в покорных, бессловесных рабов. Другие, напротив, звереют и утрачивают инстинкт самосохранения. Петр Андреевич относился ко второй категории. Слова Аслана стали последней каплей, переполнившей чашу терпения.

– Ты не мужчина, а говно! – прохрипел коммерсант, швырнув в лицо чеченцу недоеденную корку. – Сам жри объедки! Жаль, не добили вас, пидорасов!!!

Никак не ожидавший подобной реакции «джигит» едва не подавился бараниной. Несколько секунд он тупо таращился на скованного, измученного, но, оказывается, несломленного человека.

– И-и-и!!! – опомнившись, взвизгнул Аслан, рванулся к Лапину, намереваясь избить, и получил жесткий удар пяткой в пах. Согнувшись пополам он истошно завопил от боли. На его крики прибежали со двора остальные.

– Р-рус-ский уд-дарил меня! – простонал Аслан, держась за интимное место.

– Н-назвал г-говном!!! Уб-бейте его!

– У-у-у-у!!!

Чеченцы навалились на отчаянно брыкающегося пленника и оглушили сильным ударом по затылку.

– Дыбу! Плетку! – коротко распорядился Мамедов. – Раздеть до пояса! Быстро!

С Петра Андреевича сорвали рубашку и, вывернув за спину руки, подвесили на укрепленную под потолком перекладину. Шамиль взял сплетенную из разноцветной изолированной проволоки плеть. Широко размахнувшись, Мамедов нанес первый удар.

– Раз, – сквозь зубы процедил он. На спине пленника появился кровоточащий рубец. – Два… Три… Четыре…

После десятого удара Лапин от страшной боли потерял сознание. Убедившись в этом, чеченцы сняли его с дыбы и снова приковали к батарее.

– Крепкий орешек! – с невольным уважением сказал Мамедов. – Слава Аллаху, что сейчас не война и у него нет оружия!

Тут Шамиль вспомнил головорезов Шаманова и зябко поежился. В июне тысяча девятьсот девяносто шестого года ему довелось видеть то, что осталось от отряда полевого командира Надирова: большая свалка мертвых тел, взорванные землянки, пропитанный запахом разлагающихся трупов воздух. Боевики погибли все до единого. Спецназовцы же бесследно исчезли. Одно слово – «призраки»! Мамедов встряхнул головой, отгоняя наваждение.

Избитый коммерсант слабо пошевелился и, не приходя в себя, прошептал запекшимися губами проклятие в адрес чеченцев.

– Дайте нож!!! – взревел Аслан. – Зарежу!!!

Мощным толчком в грудь Шамиль отшвырнул его к стене.

– Угомонись! – прошипел главарь. – Надоело повторять одно и то же. Вот получим выкуп и повеселимся на славу!

Аслан притих, продолжая, однако, бросать злобные взгляды в сторону Лапина.

– Джахар, посторожи русского, – обратился Мамедов к самому уравновешенному (относительно) члену банды. – Пойдем, Аслан, на воздух, закончим обед…

«Джигит» нехотя подчинился.

Успевшее остыть мясо пришлось подогреть на мангале.

– Испортил аппетит, грязный гяур, – ворчал Аслан. – Ненавижу Россию! Закидать бы ее атомными бомбами!!!

– А где деньги будем зарабатывать? – резонно заметил Абдула. – Что кушать станем? Нет, брат, Россия нам нужна, как дойная корова!

Остальные чеченцы одобрительно засмеялись…

* * *

Петр Андреевич с трудом разлепил тяжелые, будто налитые свинцом веки. Исхлестанная спина горела огнем. Перед глазами плавали разноцветные круги. В ушах раздавался непрерывный звон. Тем не менее, вспомнив о нанесенном Аслану ударе, Лапин слабо улыбнулся. Избили, сволочи, до полусмерти, зато получил хоть какое-то моральное удовлетворение. Петр Андреевич ни на полсекунды не жалел о содеянном – умирать так с музыкой! Когда начнут убивать, хорошо б успеть вцепиться зубами в горло одному из чеченцев, желательно гнусной бородатой обезьяне – Аслану. Интересно, сколько осталось жить? Вероятно, не более трех-четырех дней. Ну и ладно! Рано ли поздно все мы умрем!

– Чего лыбишься? – лениво спросил Джахар. – Мало тебе?!..

Глава 7

Елена Лисовская, тридцатипятилетняя жизнерадостная, пышущая здоровьем хохлушка из-под Полтавы, третью неделю работала над внутренней отделкой трехэтажного особняка, расположенного на краю соснового бора неподалеку от поселка «Горки-10». Вместе с двумя подругами-землячками Елена «пахала» как каторжная с раннего утра до позднего вечера. Здоровье пока позволяло выносить подобные нагрузки, а вот жизнерадостность Лисовской за последние годы значительно уменьшилась. Жизнь в «самостийной» Украине, доведенной болванами-националистами до полной нищеты, делалась с каждым днем все хуже. Ни работы, ни денег («карбованцы» и введенные недавно с превеликой помпой «гривны» годились разве что в качестве туалетной бумаги, да и то с большой натяжкой). Приходилось ехать на заработки «за границу», в Москву. Благодаря стараниям «самостийников», украинцы (единокровные братья русских) считались теперь иностранцами, а подобные Лисовской калымщики еще и «незаконно проживающими». Хозяин дома из пресловутой прослойки новых русских с иностранными рабочими не церемонился – эксплуатировал нещадно, а платил гроши. (Хотя, если честно, назвать Ефима Рабиновича русским, пусть даже новым было бы весьма сложно.) Лисовская ненавидела сквалыжного буржуина от всей души, однако прекрасно понимала – деваться ей некуда. На «ридной батьковщине» и на такие скудные заработки рассчитывать не приходилось. Сегодня женщины начали работать в семь утра, а к половине одиннадцатого Елена почувствовала себя плохо. Она как раз тащила к стоящему в углу двора мусорному контейнеру тяжеленный мешок со строительными отходами. Внезапно голова закружилась, в глазах потемнело, ноги подкосились. Лисовская уселась прямо на землю и зарыдала, мысленно проклиная и мужа-пьянчугу, скрывавшегося в неизвестном направлении, и «самостийность», и президента Кучму, и свою горемычную судьбу.

– Почему плачешь, красавица? – услышала Елена дружелюбный голос. – Обидел кто? Может, помочь чем?

Подняв голову, женщина увидела двух мускулистых с военной выправкой мужчин, сочувственно разглядывавших ее. Лисовскую давно никто не жалел, и в полном соответствии со странной женской логикой она заревела еще сильнее. Тогда один из незнакомцев легко поднял огромный мешок и метким броском отправил в контейнер.

– Переутомилась, бедолага! – сказал другой. – Да краски небось надышалась… Как насчет небольшого перерыва плюс шашлыки и по сто грамм?..

* * *

На случай, если поиски затянутся надолго, Рязанцев с Олейниковым запаслись провизией: замаринованный с вечера шашлык, помидоры, огурцы, сало, хлеб и (на всякий пожарный) банка с водкой домашней очистки по методу Олейникова. Подходящую дачу они обнаружили довольно быстро.

– То что надо! – бегло взглянув на дом, удовлетворенно улыбнулся Ярослав.

– А вон и баба! Хохлушка! Спорим на щелбан?!

– Ну тебя! – отмахнулся Александр. – У меня лоб не казенный. Господи! Какой куль она тащит! Того гляди надорвется!

Олейников остановил машину.

– Пошли! – пригласил он Рязанцева. – Будем налаживать контакт…

* * *

Дымок от костра сплетался в причудливые узоры. Олейников сосредоточенно нанизывал на вертела шашлык: кусок мяса, тонкая полоска сала, ломтик помидора… Рязанцев развлекал дам непринужденной беседой, периодически вкрапляя в нее анекдоты:

– Новый русский приходит в туристическую фирму и говорит: – Не могли бы вы подыскать мне что-нибудь интересное?

– Гавайи, Канары, Таиланд?

– Не-а! Я там везде был по сто раз!

– Турне по Азии на личном Восточном экспрессе?

– Не хочу…

– На личном самолете вокруг Земли?

– Нет, не то…

– А на личном теплоходе по экватору?

– Ну его!

– Тогда я вынужден предложить вам эксклюзивный, эротический тур!

– Интересно. А что это такое?

– Да пошел ты на…

Елена звонко смеялась. Ей вторили подруги (Варвара с Тамарой), с энтузиазмом воспринявшие идею пикника на свежем воздухе, успевшие в рекордно короткие сроки подчернить ресницы, подкрасить губы и кокетливо поглядывающие на статных, привлекательных гостей. Александр продолжал травить анекдоты: «На международном аукционе продается уникальная картина Рембрандта. Неожиданно в зал врывается новый русский, не торгуясь платит тридцать миллионов долларов, но требует, чтобы внизу картины написали масляной краской: «Корешу Пете от Вовы». Затем звонит по сотовому телефону в Москву: «Слышь, Коль, открытку к Петькиному дню рождения я купил. Теперь дуй в магазин за подарком!» Варвара с Тамарой расхохотались, а Елена, к всеобщему удивлению, грустно вздохнула.

– Открытку! Да! Тридцать миллионов баксов! А нам эти самые богатеи за работу гроши платят да в придачу придираются к любой мелочи.

– Господин Рабинович, может, конечно, и новый, но уж никак не русский, – заступилась за братьев-славян Варвара, стройная двадцативосьмилетняя шатенка с бойкими карими глазами. – Жлобина пакостный!

– Чурки не лучше, – вмешалась в беседу худощавая, крашенная под блондинку Тамара. – Полтора месяца назад мы отделывали особняк одному то ли чечену, то ли дагестанцу, так до сих пор не расплатился. Денег, говорит, нету! Козел!!!

Рязанцев с Олейниковым навострили уши.

– Плакали наши денежки, – постепенно распаляясь, продолжала Тамара. – Хозяин-то куда-то уехал, а вместо него в доме поселились несколько чурбанов с бандитскими рожами. Я было сунулась туда, спрашиваю: «Где Муслим?!» – а они мне в ответ: «Проваливай, шалава! Не твоего ума дело! И не ходи сюда больше! Плохо будет!»

– Слава Богу, не изнасиловали! – добавила Тамара. – Обычно проходу от них нет, от кобелей похотливых, а тут – «Проваливай», «Не ходи сюда больше». Я ведь не уродина, кажется! – женщина обиженно надула губы. – Наверное, гомосеки, – с раздражением заключила она.

Александр с Ярославом переглянулись. В другое время Тамарины рассуждения изрядно бы их позабавили. Воистину бабья логика вещь непостижимая! С одной стороны она радуется, что не изнасиловали, с другой – злится, что потенциальные насильники ее прогнали. Умора да и только! Однако в настоящий момент бывшим спецназовцам было не до смеха. «Гомосеки! Гм! Вероятно, но не факт, хотя среди мусульман педерастия распространенное явление, – почти синхронно думали они. – Несколько чеченов с «бандитскими рожами» поселились недавно на загородной даче в том самом районе, который указал Мавлади. Кругом сосновые леса… «Воздух здесь целебный, хвойный»… слишком много совпадений! Похоже, Тамару они прогнали не из-за гомосексуальных наклонностей, а в целях конспирации. На хрена им свидетельница, да еще с длинным болтливым языком?!»

– Извините, девочки! – вслух сказал Олейников. – Мы с другом отойдем на минутку, а вы приглядите за шашлыком. Мясо, по-моему, почти готово!..

… – Твое мнение?! – тихо спросил Олейников Александра, когда они удалились от женщин на приличное расстояние.

– Славик, ты гений!

– Не подхалимничайте, старший лейтенант, – погрозил пальцем Ярослав. – Давай, Саша, без шуточек! Что думаешь об услышанном?

– Девяносто процентов из ста «женоненавистники»-чеченцы те, кого мы ищем!

– И я так считаю! – согласился Олейников. – Идем обратно к костру. Выпьем, закусим, покалякаем с девчатами о том о сем, а по ходу ненавязчиво выясним месторасположение дома с «джигитами»… Только ненавязчиво, – подчеркнул он.

– Не учи ученого! – возмутился Рязанцев. – Чай, не дурнее тебя!

– Извини, дружище!

– Ладно, чего уж там! Пошли… Подкрепиться действительно не помешает…

* * *

Шашлык удался на славу: сочный, мягкий, душистый… Очищенная, настоенная на лимоне водка также была встречена с восторгом.

– Отличная горилка, – похвалила напиток Лисовская.

– Высший класс, – вторила ей раскрасневшаяся от спиртного Варвара. – А почему вы, ребята, так мало пьете?

– Мы за рулем, – объяснил Рязанцев.

– Оба сразу?! – хихикнула Тамара..

– Ага, угадала! Кстати, хотите анекдот? Пьяного вдребезину водителя тормозит не менее пьяный гаишник. Долго смотрит на него, потом говорит: «А в-вы ч-чо з-за рулем вдвоем с-сидите?!» «Ха! – отвечает водитель. – С-стоило из-за т-такой е-ерунды машину окружать?!»

– Ха-ха-ха!!! Ой не могу!..

– Расскажи еще…

С начала трапезы прошло около двух часов. Не считая анекдотов, прибауток и комплиментов, Ярослав с Александром говорили мало, больше слушали. Захмелевшие женщины молотили языками без передышки. Бывшие спецназовцы узнали множество подробностей о жителях окрестных домов и, главное, без проблем выяснили, где находится особняк с противными педерастически настроенными «чурбанами».

– Девочки, нам пора, – взглянув на часы, сказал Рязанцев. – Дела!

– У-у!! – опечалилась Тамара. – Сколько водки осталось!

– Оставьте себе. На досуге выпьете за наше здоровье. Ну, красавицы, всего вам наилучшего!

– Приезжайте еще! – предложила Елена.

– Обязательно!..

– Вот это мужики! – восхищенно сказала Варвара, глядя вслед удаляющейся машине. – Добрые, вежливые, веселые, а фигуры – просто заглядение. Сплошные мышцы!

– Женатые наверняка, – вздохнула Тамара. – Такие на дороге не валяются! Везет же некоторым бабам!!!

– Странные они какие-то, – задумчиво произнесла Лисовская.

– Почему? – хором удивились подруги.

– На вид им тридцать – тридцать пять, а глаза страшно усталые, будто прожили они тысячу лет!

– Перепила! – констатировала Варвара. – В лирику ударилась. Ладно, хорошего понемножку. Пошли работать. Не дай Бог, Рабинович заявится. Вот визгу-то будет! «Пьяницы!!! Бездельницы!!! Уволю!!!»

– Мразь пархатая!

Не переставая вспоминать незваных, но исключительно приятных гостей, женщины двинулись к дому…

Глава 8

Сменяя друг друга через каждые два часа, Олейников с Рязанцевым наблюдали в бинокль за подозрительной дачей. Весенний голый лес не лучшее место для тайной слежки, однако, во-первых, он примыкал вплотную к садовому участку, а во-вторых, в ветвях вечнозеленой сосны удалось все же замаскироваться, тем паче, что, не доезжая двух километров до особняка, друзья переоделись в предусмотрительно захваченные с собой камуфляжи. Правда, сосновые ветки нещадно кололись, но тут уж ничего не поделаешь! Да бывшие «головорезы» Шаманова почти не обращали внимания на подобные пустяки. На войне им частенько приходилось по нескольку суток сидеть в засаде в куда более худших условиях! В настоящий момент была очередь Рязанцева дежурить. Ясная утром к середине дня погода испортилась. В небе сгустились тучи, подул холодный ветер. На землю упали первые капли дождя. Промерзший до мозга костей Александр, усилием воли заставляя себя не шевелиться и не лязгать зубами, не отрывался от бинокля. Внезапно он содрогнулся, протер глаза, решив, что померещилось, и снова прильнул к биноклю. Нет, не померещилось. На крыльце появился убитый им в Грозном снайпер, лицо которого Рязанцев почему-то хорошо запомнил! Мистика! Наваждение! Виденный в поезде сон оказался пророческим! Мертвец ожил!

«Чушь! – постепенно успокаиваясь, подумал Александр – верующий, но не суеверный человек. – С того света не возвращаются! Голливудские ужастики о воскресших покойниках – бред сивой кобылы! Но до чего похож! Вероятно, брат или другой близкий родственник. Вайнахи плодовиты как кролики!»

Чеченец явно пребывал в дурном расположении духа. На физиономии застыло угрюмое выражение. Он бродил по двору, пиная ногами все, что подвернется: скамейку, дощатый стол, пустое ведро, шашлычный мангал… Неожиданно чечен остановился и уставился, казалось, прямо на Рязанцева. Неужели засек?!..

* * *

Аслану хотелось рычать от злости. До сих пор болела отбитая коммерсантом мошонка, а уязвленная гордыня просто выла дурным голосом! Русская собака осмелилась укусить его, джигита. Зловредная память в придачу услужливо подсовывала неприятные воспоминания… Заканчиваются бои за Грозный. Часть Аслана разбита, а сам он прячется в подвале среди женщин и детей.

– Мужчины тут есть?! Выходи!!! – кричит солдат Федеральных войск. – Иначе закидаем гранатами!

Аслан, трясясь от страха, забивается в дальний угол. Женщины истошно голосят, дети плачут. Русский, не исполнив угрозы, уходит. Аслан не чувствует угрызений совести. Обычная военная хитрость! Не более! Однако некоторые из женщин смотрят на него с откровенным презрением… Другой эпизод: Аслан, облизываясь от наслаждения, начинает пытать пленного офицера-летчика, а тот вместо того, чтобы верещать как свинья, медленно, раздельно говорит: «Грязный вайнахский ублюдок! Всех вас с говном смешаем!» – и смачно плюет джигиту в глаза. Взбешенный Аслан ударом ножа приканчивает русского. Удовольствие испорчено!..

Чеченец потряс головой.

«Ничего, ничего!!! – мысленно успокоил он себя. – Мамедов обещал после получения выкупа отдать Лапина мне. Шамиль сдержит слово. Отведу душу! Кожу с живого сдеру!!!» Эта идея так обрадовала Аслана, что он остановился, собрался улыбнуться, и вдруг по телу прошла ледяная дрожь. Чеченцу показалось, будто за ним пристально наблюдают чьи-то безжалостные глаза. Аслан долго смотрел в сторону леса, но ничего подозрительного не обнаружил. «Нервы расшатались, – решил он. – Довел проклятый гяур!»

Раздраженно сплюнув под ноги, чеченец вернулся в дом…

* * *

Когда двойник убитого снайпера ушел, Рязанцев облегченно вздохнул. Не заметил, Слава Богу! Тогда б вся операция насмарку. Теперь Александр не сомневался – они у цели. Удивительное чутье у Славки.

Послышался условный свист. Ага, пора сменяться! Олейников ждал внизу у подножия сосны.

– Забыл сообщить тебе новость, – прошептал он. – Помнишь, Юсуфов дал нам словесный портрет Мамедова? Так вот, старший из здешних чеченцев полностью подходит под это описание.

– А другой, очевидно, родственник снайпера, застреленного мной в Грозном, – добавил Рязанцев.

– Они?! – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Ярослав.

– Уверен!

– Прекрасно! Действовать начнем с наступлением темноты, а пока иди в машину, погрейся! Холодно наверху?

– Бр-р-р!!! Сейчас узнаешь на собственной шкуре.

– Спасибо на добром слове, друг! Кстати, в бардачке фляжка с коньяком. Промочи горло!

– Ты прям ходячий военный склад! – восхитился Александр.

– Вечно страдаю от своей доброты, – притворно понурился Олейников. – Да! Ты там не все вылакивай. Мне оставь!..

* * *

Шамиль по сотовому телефону позвонил в Швейцарию. Затем, побелев от злости, подошел к Лапину.

– Плохи твои дела, – сузив глаза, прошипел Мамедов. – На наш счет до сих пор не поступило ни цента! Что скажешь?

Петр Андреевич ничего не ответил.

– Молчишь? – оскалился Шамиль, пнув его ногой под ребра. – Ну и молчи! Завтра отрежем тебе левое ухо и перешлем жене, послезавтра правое. Если не подействует, отправим по почте голову.

– Пошел ты, козел! – огрызнулся коммерсант.

Мамедов изменился в лице.

– На дыбу, – рявкнул он и, когда приказ был выполнен, с оттяжкой хлестнул проволочной плетью по истерзанной спине: – Раз…

– Пидор гнойный! – корчась, прохрипел Петр Андреевич.

– Два…

При счете пять Лапин потерял сознание…

– Быстро отключился, – с сожалением заметил жилистый двадцатичетырехлетний Нарбек. – Может, посолить?!

– Давай, – кровожадно ощерился Мамедов и, взяв из рук Нарбека солонку, присыпал наиболее глубокий рубец на спине пленника. Петр Андреевич конвульсивно изогнулся, громко застонал, но глаз не открыл.

– Снимайте, – нехотя распорядился Шамиль. – А то сдохнет!

– Почему ты так беспокоишься о его здоровье? – удивленно спросил Джахар.

– Мне нужен еще один звонок, последний. Раз жена не обращалась в милицию, то деньги найдет, хотя бы часть. Мы должны дать ей возможность убедиться, что муж жив.

– А уши пошлем? – встрял Аслан.

– Да, сперва одно, потом другое. И он, – тут Шамиль кивнул на неподвижное тело Лапина, – он лично это подтвердит, по телефону…

* * *

Лапин ухитрился обмануть своих мучителей. Когда соль попала на рану, от страшной боли он очнулся, однако невероятным усилием воли заставил себя притвориться по-прежнему бесчувственным, избавившись таким образом от дальнейших издевательств. Петр Андреевич уже перестал бояться смерти. Он думал теперь только о Вечности, мысленно исповедовался перед Богом и просил Господа лишь о двух вещах: простить его душу грешную да позаботиться о жене. Трудно придется Ирине в мире, где царит дикий рынок и безумствует псевдодемократия. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, прими мою душу грешную и помоги вдове моей!» – шептал Лапин непослушными губами…

* * *

Между тем Шамиль, словно учуяв опасность, усилил меры предосторожности. Все чеченцы проверили и перезарядили оружие, а самого молодого, Нарбека, отправили осмотреть окрестности. Мамедов не понимал, почему он вдруг так переполошился. Милицейский информатор выдавал достоверную информацию: заявления от жены похищенного не поступало, розыски не ведутся, штурма собровцев ждать не приходится… Тем не менее на сердце кошки скребли.

– Шайтан! – выругался наконец Мамедов, списав нехорошие предчувствия на расшатанные за время войны нервы, однако данное Нарбеку распоряжение отменять не стал. Пусть парень прогуляется, подышит воздухом. Остальные же слегка подтянутся, а то чересчур расслабились, будто на курорте! В дальнейшем предстоят другие операции с заложниками и не все пройдут так гладко, как нынешняя. Уж на что крут Басаев, и тот едва не вляпался в Буденовске, когда «Альфа» захватила первый этаж больницы. Слава Аллаху, вмешались тайные союзники! «Альфовцы» получили приказ отступить. Иначе быть бы Басаеву не национальным героем Ичкерии, а обыкновенным трупом… Нервы!!! Нужно курнуть травки для успокоения! Отложив в сторону автомат, Мамедов принялся набивать анашой пустую «беломорину»…

* * *

Нарбек Сулейманов не пришел в восторг от приказа главаря банды. На улице было холодно, темно и сыро, под ногами противно хлюпали грязные лужи. Деревья прилегающего к садовому участку леса застыли в угрюмом молчании.

– Рехнулся Шамиль, – бубнил Нарбек, бредя вдоль невысокого забора. Короткоствольный автомат болтался за спиной. – Паникером стал! Сам-то в тепле сидит, а мне приходится грязь месить! Безмозглый ишак!

Неожиданно сильная рука сдавила сзади горло, шею пронзила нестерпимая боль, и мысли Нарбека оборвались…