Текст книги "Хроники майора Корсакова. Том 3. Книга вторая"

– Опять «отравленная рука»? – полюбопытствовал я.

– Нет, обычная автокатастрофа. Сегодня утром, по пути в офис у его машины отказали тормоза. Водитель погиб на месте. Рюмашкин, не приходя в сознание, по дороге в реанимацию. Грамотно работают, сволочи! – Нелюбин вздохнул еще тяжелее и сумрачно осведомился: – Итак, господа, сколько ниточек у нас осталось?

– Две, – не раздумывая, ответил я. – Одна – мой агент, вторая – азиат. Но тот уже по части Васильича. И по Вашей, Борис Иванович.

– Иголка в стоге сена, – проворчал генерал. – Кимом зовут каждого второго корейца!

– Зря Вы так, – не согласился Логачев. – Зацепки у нас есть, и немало! Называет себя Лонг Шин, – начал загибать пальцы он. – По национальности китаец, толстый, на вид лет пятидесяти… К тому же мастеров такого уровня – раз, два и обчелся! Все они, так или иначе, где-нибудь да засветились. (В среде профессионалов, естественно.) Попробую навести справки по собственным каналам. А Вы, – обратился он к Нелюбину, – пробейте, пожалуйста, всех без исключения «Кимов», недавно получивших российское гражданство. Это значительно сузит круг подозреваемых. Дмитрий же, тем временем, займется работой с агентом. Глядишь, и возьмем гадов, не мытьем, так катаньем!

– Действительно! – просветлел генерал. – Вы оба абсолютно правы, а я… что-то раскис. Прошу простить за минутную слабость и… начинаем действовать!!!..

Глава V

Сутки с лишним спустя.

Вечер понедельника

Разыгранный для покойного Федорова грандиозный спектакль все-таки принес определенную пользу. Сотрудники Нелюбина пустили по Конторе туманный слушок, будто бы «полковник Корсаков задержан до выяснения некоторых обстоятельств»… (читай – арестован и подвергается усиленной обработке.)… и неизвестные враги пока пребывали в уверенности, что их коварный план сработал. На службе ни вчера, ни сегодня я не появлялся. Моя квартира стояла опечатанная. А сам я отдохнул, отоспался и отъелся в известном читателю «офисном здании». Потом тщательно загримировался у нелюбинских умельцев, послал агенту шифрованную эсэмэску и с наступлением темноты поехал на конспиративную квартиру, расположенную в престижном районе города, в монументальной сталинской высотке. И слушок, и грим, и выбор места встречи объяснялись трогательной заботой генерала о моем чертовом Эмире… (Век бы его не видеть, да нельзя! Слишком полезен!)…

Агента, как мы теперь убедились, никто из врагов не знал. Ваш покорный слуга вроде как находился под арестом. Стало быть, слежки за мной не будет, и все по идее должно пройти гладко. Но это по идее…

Однако если кто-то вдруг случайно увидит нас вместе… Особенно те, кому не надо!..

Поэтому встречу назначили не на улице (в одном из условных мест), а на означенной конспиративной квартире…

Агент Эмир (в миру Вахид Асланов) сидел у нас с Рябовым на ТАКОМ прочном крючке, что соскочить с него не мог при всём желании. А потому усердно (хотя и не добровольно) трудился на благо Государства Российского с августа 2004-го года.(См. том 1, том 2). Соплеменники Вахи, естественно не подозревали о его агентурной ипостаси. Более того, при активной поддержке ФСБ, он заработал у них громадный авторитет и высоко поднялся по иерархической лестнице в чеченской диаспоре Н-ска. Однако, не смотря на это, он испытывал к нам плохо скрытую ненависть и, будь у него возможность, как минимум отрезал бы мне заживо голову, в отместку за страшное унижение на городской свалке, где проходила первая стадия его вербовки. (См. «Изнанка террора»)…Я прибыл на упомянутую квартиру в восемь вечера и, по дороге, несколько раз «проверился». (Береженого Бог бережет!). Пешком поднялся на пятый этаж, набрал код дверного замка и повернул ключ. Бронированная дверь отперлась с легким щелчком. Зайдя внутрь, я включил свет, повесил пальто на вешалку в прихожей, не разуваясь, прошел в ближайшую комнату, достал из бара-холодильника бутылку «Нарзана» и зубами сорвал пробку. Потом уселся в одно из кожаных кресел и ногой пододвинул к себе журнальный столик с пепельницей. До появления Эмира оставалось около часа. Выпив «Нарзан» прямо из горлышка, я выкурил сигарету, поудобнее устроился в кресле, лениво закрыл глаза и… непонятным образом очутился вне стен конспиративной квартиры, в прежде не знакомом месте, а именно – в просторном зале с деревянным полом, с изображениями одиннадцати драконов на стенах и с мертвенными лампами дневного света под потолком. В углах зала шевелились какие-то странные тени, а посреди него медитировал в позе лотоса толстый тип со смазанными, размытыми чертами лица. Раскачиваясь из стороны в сторону, как китайский болванчик, он бормотал непонятные слова мантры, отдающиеся в моих ушах острой болью. Я хотел подойти и заставить толстяка умолкнуть, но внезапно обнаружил, что являюсь призрачной, бестелесной субстанцией, способной лишь наблюдать. Дар речи тоже куда-то пропал. Между тем мантра гремела все сильнее. Тени в углах сгустились, превратились в черных змей, скользнули к толстяку и в мановение ока всосались в его конечности. Он страшно содрогнулся, сам весь почернел, но вскоре вновь обрел обычный цвет кожи, поднялся на ноги, зловеще расхохотался и вышел из зала на улицу. Я (по-прежнему призрачный, бестелесный) полетел за ним.

– Попрактикуемся, – пройдя пару кварталов, сказал сам себе толстяк и, поискав глазами, выбрал холеного, изрядно поддатого господина, вывалившегося из ресторана и нетвердой походкой направившегося к роскошному автомобилю с персональным водителем. Тот, завидев хозяина, выскочил наружу и услужливо распахнул заднюю дверцу. А толстяк, также изображая пьяного, пересек дорогу «холеному» и задел его плечом одновременно, как бы невзначай, коснувшись рукой туловища.

– Твою мать! – бешено взревел задетый.

– Ох, извините, извините! Я случайно! Прошу прощения! – проворно отпрыгнув назад, начал часто кланяться толстяк. – Простите! Простите! У меня плохое зрение!

– Урод узкопленочный! Понаехали тут! Трам-та-рарам, – грязно выругался «холеный», смачно харкнул, норовя попасть в обидчика, с грехом пополам забрался в машину и, рыкнув на шофера, укатил прочь. После его отъезда толстяк дьявольски расхохотался и произнес с едва заметным, мяукающим акцентом:

– Умрешь через пять дней, крутой ты наш! Откажут сердце и легкие. У такого мастера, как я, не бывает осечек!

Я понял, что передо мной тот самый таинственный убийца-китаец, весь задрожал в охотничьем азарте, но… из-за отсутствия телесной оболочки, не смог ничего предпринять для задержания (или ликвидации) преступника. А мастер Лонг продолжил щедро сеять смерть. В рекордно короткие сроки он пометил отравленной рукой двух педерастов, прогуливающихся в обнимку… «Скончаетесь в один день и час, влюбленные вы мои, хе-хе, а именно спустя четверо суток от заворота кишок. Оба!»… Кучерявого, масляноглазого торговца порно дисками: «Через три дня начнется рак обоих яичек, а сдохнешь через две недели после их ампутации, захлебнувшись спьяну собственной блевотиной»… Потом настала очередь упитанного гаишника, агрессивно вымогавшего взятку у владельца подержанной иномарки с правым рулем: «Через пять дней сильнейший запор, разрыв внутренних органов и изойдешь кровью на толчке. Секунд за пятнадцать. Даже на помощь позвать не успеешь!» А затем еще каких-то трех, с виду обычных граждан.

Толстяк явно наслаждался своим могуществом. Он хихикал, приплясывал, хлопал в ладоши и приговаривал язвительно:

– Триста лет назад ЗДЕСЬ такое было бы почти невозможно! А сейчас… ха! Пожалуйста! Сколько угодно! Сейчас пришло наше время!!!

С каждым потенциальным мертвецом он наглел все больше и под конец вовсе перестал изображать робкого неуклюжего толстяка, а пер напролом сквозь толпу, раздавая направо-налево смертоносные сгустки бесовской энергии. И неожиданно нарвался! Вознамерившись поразить «отравленной рукой» худенького мальчонку лет одиннадцати, минуту назад вышедшего из православного храма и по случайности оказавшегося у него на пути, мастер Лонг вдруг наткнулся на огненный щит, дико завопил, мячиком отлетел далеко на обочину дороги, почернел с ног до головы и начал извиваться полураздавленным червяком, издавая мучительные стоны.

«На настоящих православных подобные фокусы не подействуют. Но таких, к сожалению, маловато осталось», – вспомнились слова Логачева. Тем временем стоны толстяка странным образом видоизменились, приобрели некую упорядоченность. Длинный, отрывистый (небольшой промежуток), два коротких, и опять по новой.

«Похоже на условный звонок Вахи», – подумал я и… проснулся. В дверь действительно звонили. Настенные часы показывали пять минут десятого.

Протерев лицо рукой (вместо умывания), я подошел к двери и заглянул в телескопический глазок. На площадке, катая на скулах желваки, стоял рослый, мрачный горец в дорогом пальто и с непокрытой головой. Физиономия Вахи выражала крайнюю степень раздражения. (Видимо, долго названивать пришлось.) Ругнувшись шепотом по-чеченски, он вновь поднес палец к кнопке звонка, и в следующий момент я распахнул дверь.

В глазах Вахи вспыхнуло изумление, быстро сменившееся хищными, волчьими огоньками.

– Извините, я, кажется, ошибся этажом, – насильственно улыбнулся он, сунув руку за пазуху. Оружием наш джигит владел отменно, и мне ничего не оставалось, как парализовать ему руку тычком пальцев в нервный узел.

– Угомонись, дорогой, не пори горячку, – тихо посоветовал я побелевшему от боли агенту и предложил: – Заходи в квартиру. Давно тебя жду.

– Корсаков?!! Ты-ы-ы?!! – дико выпучился Асланов.

– Придержи язык, – прошипел я, рывком за шиворот втащил его в квартиру и захлопнул дверь. – На фига фамилию светишь, идиот?!

– Точно ты, – облегченно выдохнул Ваха. – Но лицо… лицо… Совсем другого человека! Пластическую операцию сделал?! Да?!

– Нет, просто хороший грим.

– Класс! – искренне восхитился он. – А я-то уж подумал: нет тебя в живых. И этот, незнакомый, явился сюда по мою душу.

– Ты недалек от истины, – пропуская агента в комнату, заметил я.

– ??!!

– Садись, поговорим.

Настороженно поглядывая на меня, Эмир пристроился на краешек дивана.

– Кое-кто жаждет твоей крови, аж слюнями исходит от нетерпения, – расположившись в кресле напротив, сообщил я «приятную» новость.

– Аюбовы пронюхали о подмене (см. «Кровная месть»), – убитым голосом произнес Ваха. – Теперь точно конец! Диаспора объявит на меня всеобщую охоту и тогда… лучше самому застрелиться! – левой рукой (правая еще не слушалась) он потащил из-за пазухи пистолет.

– Угомонись! – неуловимым движением отобрав у агента оружие, посоветовал я. – Никто ничего не пронюхал и не пронюхает, пока живы мы с Рябовым. Но если нас не станет – компрометирующая видеозапись перейдет в руки нового куратора. Тот может запросто оказаться врагом. (Последнее время таких много в Конторе развелось.) И вот тогда – твое дело плохо! Враг обязательно тебя сдаст, поскольку длящаяся по сей день междоусобица среди антироссийских тейпов наносит им колоссальный урон и резко уменьшает количество потенциальных кандидатов в басаевское подполье. А так порвут на части тебя, десятка два твоих родственников (включая женщин с детьми), и все. Дело «гинеколога» торжествует!

– Зачем им сдалось наследство одноногого? – после продолжительной паузы кисло осведомился Ваха.

– Для использования в собственных политических целях год с небольшим спустя, – не стал лукавить я. – Хотят организовать массовые беспорядки и на их волне протащить к власти бывшего премьера Козянова… Ладно, давай ближе к делу. Враги уже пытались убрать нас с Рябовым, но не получилось. Тогда они затаились, наглухо обрубив все концы. Выйти на них можно только через людей «одноногого гинеколога», также затаившихся до поры до времени. Идея понятна?

Асланов кивнул.

– Тогда действуй, и учти – время работает против тебя!

– Да, ясно, не маленький, – буркнул Эмир, направляясь к выходу. – Свяжусь сам, когда будет результат…

– Ну все, «бомба» заряжена! – закрыв за ним дверь, радостно улыбнулся я. – Конечно, пришлось малость приврать, поменять местами акценты… (Прости, Господи!), но зато теперь, ради спасения собственной шкуры, Ваха будет трудиться не за страх, а за совесть. Вернее – не за совесть, а за страх. Н-да! Мощный стимул для нашего горного орла!..

Пройдя на кухню, я заварил зеленый чай по рецепту Логачева, с удовольствием выпил две чашки, выждал для верности час с небольшим и, покинув конспиративную квартиру, отправился к себе домой… Встреча с агентом прошла успешно, он по-прежнему остается инкогнито для врагов, а мне уже хватит прятаться и числиться в преступниках! Пора выходить на работу. Иначе в отделе начнутся разброд и шатание, а КПД приблизится к нулю. По принципу – «Кот из дома, мыши в пляс».

После гибели Сибирцева из старых надежных соратников там остались только майоры Горошко и Филимонов. Остальные либо новички, либо… так, «серая масса». Эх, Костя, Костя, как мне тебя не хватает!!!

Всецело занятый подобными размышлениями, я доехал до дома, припарковал во дворе взятую у Нелюбина машину и, не «проверившись», поднялся на третий этаж. На двери моей квартиры по-прежнему висела казенная печать, но… контрольная, неприметная чужому глазу ниточка была оборвана!..

Глава VI

После того как мы с Логачевым навесили печать, я прикрепил эту ниточку скорее по привычке, чем из предосторожности. Ну кому, скажите на милость, придет в голову устраивать засаду в жилище человека, который находится в подвалах Лукьянки, никогда больше сюда не вернется и, вообще, в скором времени отправится в Мир Иной?! Однако устроили. Стало быть, фарс с моим мнимым арестом дал осечку. Я быстро прокрутил в мозгу возможные варианты. Утечка из нелюбинского ведомства исключалась, особенно после последней чистки. (См. «Операция Аутодафе».)

Из моего отдела тоже. Все его сотрудники, даже Горошко с Филимоновым, пребывали в твердой уверенности, будто я «задержан для выяснения некоторых обстоятельств». Вахе нет резона меня сдавать. Себе дороже обойдется!

Значит… кто-то контролировал происходящее в квартире при помощи суперсовременной сканирующей аппаратуры. (Возможно, из дома напротив.) Н-да-а-а! Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…

Я тщательно прислушался. Изнутри не доносилось ни звука, ни шороха. Грамотно сидят, тихо, наверняка профессионалы. Цель – захватить меня, узнать имя агента и по-тихому ликвидировать. Давно бы так! А то затеяли возню с подставой, дуру Вику погубили и надолго, если не навсегда, отбили у меня всяческое доверие к женскому полу. Козлы вонючие! Уроды, блин!!! Ладно, эмоции в сторону. Как там учил Логачев?… Ага! «Если тебе приготовили западню, и ты сумел ее вовремя вычислить – не мешкай! Теперь охотник ты, а они – дичь!»

Я еще раз прислушался. По-прежнему гробовая тишина. Брать, скорее всего, собираются в холле, используя фактор внезапности. Стало быть, надо проникнуть туда иным путем и постараться застать недругов врасплох…

Поднявшись этажом выше, я разыскал в кармане булавку и без особых предосторожностей отпер замок квартиры, расположенной прямо надо мной. Раньше там проживала некая Людмила Толмачева – хорошенькая разведенная брюнетка 1976 года рождения. Весной 2005 года она стала зомби и после неудачного покушения на вашего покорного слугу покончила с собой.(См. «Похититель душ»). Квартира осиротела, но ненадолго. Вскорости в ней прочно обосновалась двоюродная сестра погибшей – тридцатичетырехлетняя толстая особа, выглядевшая из-за хронического пьянства минимум на пятьдесят и известная в ближайшей округе как Демьяниха. (Ее настоящие имя и фамилия как-то сразу подзабылись.) В прошлом Демьяниха работала продавщицей в парфюмерном магазине, но, по понятной причине, потеряла работу и с тех пор существовала на деньги тех, кого могли прельстить ее дряблые телеса. Главным образом мелких рыночных торгашей-кавказцев или гастарбайтеров того же происхождения, жутко охочих до «жэнскый ласка», но не имеющих возможности тратиться на более пригожих и соответственно более дорогих шлюх. Обычно Демьяниха обслуживала оную публику прямо на рабочих местах, с грехом пополам добиралась до дома, допивала остатки гонорара и мертвецки пьяная заваливалась спать. Клиентов на квартире она принимала крайне редко, в исключительных случаях (боялась жалоб соседей), а посему я рассчитывал без проблем воспользоваться ее окном для проникновения в собственное жилище. И по закону подлости нарвался как раз на одно из таких исключений.

Едва я приоткрыл входную дверь, как услышал гортанные голоса, возбужденно переговаривающиеся на азербайджанском… (Этот язык я практически не знаю, но отличить от других все-таки могу.)…

«Придется нейтрализовать», – с неудовольствием подумал я, крадучись заходя в комнату. Взору моему предстала следующая картина. На грязной, дурно пахнущей постели лежала, раздвинув ноги, голая, в дупелину пьяная Демьяниха и утробно храпела. «Гостей» было четверо: носатых, волосатых, со спущенными штанами. Один пристроился поверх Демьянихи, часто дергал мохнатым задом и страстно урчал. Остальные с нетерпением дожидались своей очереди и о чем-то переговаривались. Завидев меня, три очередника разинули рты, собираясь что-то сказать (или заорать), но не успели. Я, конечно, не «Лунный Тигр», но тридцать суток жестокой логачевской муштры не пропали даром. Одним прыжком преодолев разделявшее нас пространство, я тремя молниеносными ударами в особые точки наглухо отключил голозадых южан. (Часа два полежат без сознания, а потом помнить ничего не будут.) Еще один такой же «подарок» достался четвертому любителю грошового секса. Между прочим, моего появления он вовсе не заметил, поскольку в тот самый момент заухал и затрясся в оргазме. Демьяниху я трогать не стал. (С пьяного бревна какой спрос? Пускай себе валяется.) Снял с нее бесчувственного азера, чтобы не задохнулась под ним спьяну, и аккуратно уложил его в обнимку с бесштанными земляками. Пускай потом разбираются, кто кого опетушить хотел… Брезгливо обогнул засаленный стол с бутылками и объедками, аккуратно открыл окно, по водосточной трубе спустился к своему, сконцентрировался, ногой вышиб окно вместе с рамой, акробатическим прыжком влетел в комнату и по ходу зацепил какого-то плотного мужика.

– Тревога! – рухнув на пол вместе со мной, заорал он. – Сю…

– Падла! – прошипел я, наградив его ударом по кадыку. Крик оборвался на полуслове, сменившись длинным, надсадным хрипом.

Я вскочил на ноги, и в следующую секунду вспыхнула запыленная люстра под потолком.

Молча, с каменным лицом я обвел сбежавшихся на шум засадников тяжелым взглядом исподлобья. Всего их было пятеро. (Хрипуна можно не считать. Сдохнет – не сдохнет, но реальной угрозы он уже не представляет.) Четверо – здоровые, плечистые, абсолютно незнакомые типы, а пятый… старлей из моего отдела Юрий Овчаренко! Опять предатель, ядрена вошь, и… теперь понятно, КТО работал со сканирующей аппаратурой и ГДЕ он ее взял.

Дело в том, что в январе 2006-го при проведении одной не слишком удачной операции лейтенант Овчаренко получил две пули в живот из «стечкина». (См. «Собачий оскал»). После выписки из госпиталя его хотели комиссовать, но затем пожалели и перевели в группу технического обеспечения, одновременно повысив в звании на одну ступень. (По моему, блин, ходатайству!) А он, сука, взял да переметнулся к врагам… Вышеуказанные мысли промелькнули у меня в голове за долю секунды, и внешне я никак не проявил своих чувств, продолжая давить противников свинцовым взглядом.

– Это не Корсаков, – выдал наконец Овчаренко. – Рост, фигура те же, но лицо абсолютно чужое. В первый раз вижу!

– Наверное, кто-то из его друзей, – высказал предположение один из громил. – Или обычный квартирный воришка. Не беда. Сейчас разберемся!.. Взять!!!

Пятеро засадников одновременно бросились на меня: грамотно, профессионально, не мешая друг другу. Еще месяц назад мне, пожалуй, пришлось бы не сладко, но теперь… Расправа над ними заняла не более двадцати секунд. Правда, победа досталась не так уж легко. Чтобы одолеть нападавших, пришлось задействовать весь арсенал накопленных мной знаний и не стесняться в выборе средств. В результате одному из незнакомцев я остановил сердце, двоим сделал искусственный инсульт, как Логачев Быкову в минувшем октябре (см. «Пленных не брать»), четвертому проникающим ударом ноги разорвал печень, прекратив его шумную агонию мощным тычком пальцев в яремную вену. И только предателя Овчаренко сумел взять живым, хотя не совсем здоровым. (Шестой, с разбитым горлом, все-таки скончался). Дабы обезвредить старлея, дравшегося, как взбесившийся кот, пришлось сломать ему руки, «отсушить» лоу-киком правую ногу и садануть кулаком в одну из болевых точек на туловище. Лишь тогда он прекратил сопротивление и, извивающимся от боли червем, повалился на пол.

Переведя дыхание, я набрал мобильный номер Логачева.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – сообщил приятный женский голос. Нелюбин просто не брал трубку ни по мобильному, ни по домашнему, ни по служебному телефонам. А Рябов, как известно, находился в Питере. «Куда же подевались Васильич с Нелюбиным? Почему молчат их телефоны?! – нахмурился я. – Раньше такого ни разу не случалось. Либо заняты по горло, либо… Нет! Не будем думать о плохом. Даст Бог, объявятся! А пока придется поработать в одиночку. Ничего страшного, не впервой».

Я отправил на мобильник Нелюбина зашифрованное СМС с кратким описанием ситуации. Вторым СМС, я приказал Вахе выходить на связь непосредственно с Рябовым, мотивируя это (не вдаваясь в подробности) трепетной заботой о его, Вахиной, безопасности. На самом же деле я сердцем чуял сгустившуюся вокруг смертельную угрозу и не хотел, чтобы информация о басаевском наследстве погибла вместе со мной. Покончив с вышеуказанными делами, я легким ударом в основание черепа лишил Овчаренко сознания и отправился в ванную отмываться от грима…

Когда я вернулся обратно, старлей уже приходил в себя: ворочал мутными глазами, пускал слюни и надрывно стонал.

– Закрой пасть, урод, – негромко посоветовал я. – Иначе будет еще больнее. Раз эдак в сто.

Заслышав мой голос, перебежчик содрогнулся, как от удара электрическим током, полностью очухался и, разглядев лицо, позеленел от ужаса.

– Не ожидал, сволочь?! – жестко усмехнулся я. – Смотри не гадь в штаны со страху. Иначе заставлю тебя сожрать твое же собственное дерьмо. Для начала… – я сделал многозначительную паузу и вперился в него тем самым взглядом, которым усмирил Волка. Овчаренко задрожал, как тростинка на ветру, и, сдерживая стоны, насквозь прокусил губу.

– Так-то лучше, – похвалил я. – Теперь можно спокойно побеседовать со старым боевым товарищем, – последние три слова я произнес с нескрываемым сарказмом. – Но сперва, скажи-ка, дружок, где психотропка, приготовленная для моей скромной персоны?! – я подбавил во взгляд солидную порцию расплавленного свинца.

– У н-него в кармане, – кривясь от боли, Овчаренко указал глазами на первого из убитых, заоравшего: «Тревога!» – Он… специалист по наркодопро… сам, – по щекам предателя потекли слезы. – Дмитрий Олегович! – отчаянно взмолился он. – Там еще шприц-тюбик с промедолом… Прошу Вас!.. Сил больше нет… терпеть!

– Для кого обезболивающее приготовили? – полюбопытствовал я.

– Для Вас, – всхлипнул перебежчик. – Если бы сильно покалечили при захвате. Те четверо… ученики мастера Лонга!.. они… даже отличных бойцов… всегда запросто, – тут голос Овчаренко прервался, и он прокусил вторую губу.

– Слабоват ты на боль, – презрительно заметил я. – Подумаешь, пара костей сломана! Ну да шут с тобой. Получишь, так и быть, промедол. Помни мою доброту, сучий потрох! Всю оставшуюся жизнь помни. Все пятнадцать минут!

Я не ясновидец и будущее предсказывать не умею. Про пятнадцать минут ляпнул просто так, ради красного словца. И тем не менее… Впрочем, не будем забегать вперед…

Уколов Овчаренко промедолом, я ввел ему «сыворотку» и, когда препарат подействовал, включил миниатюрную видеокамеру (недавний подарок Нелюбина).

Видеозапись наркодопроса старшего лейтенанта ФСБЮ. И. Овчаренко, проведенного полковником ФСБД. О. Корсаковым.

Корсаков. Кто из сотрудников ФСБ работает вместе с вами?

Овчаренко. Не понял вопроса.

Корсаков (скрипнув зубами). Кто, так же как и ты, участвует в заговоре, имеющем целью усадить в президентское кресло Козянова.

Овчаренко старательно перечисляет, и при упоминании одного из имен Корсаков заметно меняется в лице.

Корсаков (осевшим, чужим голосом). Когда ее завербовали?

Овчаренко. Позавчера.

Корсаков. Кто этим занимался?!

Овчаренко. Я и майор Азарян, один из ее любовников.

Корсаков. Значит, она спала не только со мной?

Овчаренко. Конечно же, нет! Вас она хотела женить на себе, поскольку Вы стремительно продвигаетесь по службе, хорошо зарабатываете, а в случае Вашей гибели генерал Нелюбин обязательно добьется максимально высокой пенсии для вдовы. А так она спала со многими мужиками, в том числе и со мной. На редкость похотливая сучка!

Корсаков (холодно, совладав с эмоциями). Цель ее вербовки?

Овчаренко. Ликвидировать генерала Рябова после его возвращения из Питера.

Корсаков. На чем основана уверенность в том, что она выполнит это задание?

Овчаренко. Ей пообещали двести тысяч долларов за убийство Рябова и, после получения ее согласия, допросили под небольшой дозой «сыворотки». Проверка показала – за такую сумму она готова на все. Кроме того, она, в виде окончательного доказательства и по собственной инициативе, сорвала с себя нательный крестик, плюнула на него и растоптала ногой.

Корсаков. Значит, твои подельники сатанисты?

Овчаренко. Кто как. Некоторые – да. Другие – атеисты, как, например, я. Но все, так или иначе, связаны с масонскими ложами.

Корсаков (с отвращением). Гнусная, гнилая шалава! Кто бы мог ожидать ТАКОЕ!.. Падаль! Собственноручно убью!!!

Овчаренко. Не надо меня убивать. Я вам еще пригожусь. И я не шалава. Я мужского пола…

Корсаков (резко). Заткнись, урод! Отвечай строго на задаваемые вопросы!.. Итак, ты сдал участников заговора нижнего и среднего звена. А кто вами руководит? В смысле из высших чинов ФСБ?!

Овчаренко. Не знаю. Лично я выполнял приказы подполковника Корнилова.

Корсаков. Понятно. Назови имена, фамилии членов СПС, участвующих в заговоре, а также других людей с ним связанных.

Овчаренко принялся старательно перечислять, а я машинально посмотрел на часы. С начала допроса прошло четырнадцать минут, сорок пять секунд.

«Всю оставшуюся жизнь! Все пятнадцать минут! – со стыдом припомнил я свои недавние слова. – Понтанулся, как дешевый фраер! Меньше надо на досуге иностранных боевиков смотреть. На самом же деле иуда проживет еще достаточно долго. Выведу его отсюда, передам надежным…»

Мои мысли прервал едва различимый шорох. В зияющем пустотой оконном проеме неожиданно возникла черная фигура и почти одновременно что-то метнула обеими руками, целя в меня и в Овчаренко. Я автоматически отклонился в сторону, ощутил боль сбоку шеи и, опять-таки рефлекторно, ответил выстрелом из «ПСС». Пуля попала убийце точно в лоб. Его рука, занесенная для повторного броска, разжалась. Внизу звякнул об асфальт какой-то металлический предмет, а сам он безжизненно завис на обвязанной вокруг пояса веревке. «Интересно, как они узнали, что засада провалена?! – подумал я. – Хотя… Мастер Лонг постоянно с бесом якшается. Возможно, тот и подсказал. Иначе, откуда тут взялся этот дурацкий ниндзя?!.»

Я ощупал рану на шее. Только кожа распорота. Ну и прекрасно! В ближайшее время, пока жива змея, изготовившаяся ужалить Рябова, мне умирать нельзя! Потом… Гм! Как Бог даст, за жизнь я не цепляюсь. Но сперва надо срочно уничтожить чертову ведьму!..

Подойдя к аптечке, я достал йод, ИПП и взглянул на Овчаренко. Ему медицинская помощь не требовалась. В горле перебежчика торчал остро заточенный металлический диск, загнанный аж до шейных позвонков. Точно такой же, предназначенный для меня, застрял в стене. Наскоро продезинфицировав порез и перевязав шею, я послал Нелюбину второе СМС: «На квартире мусор. Просьба убрать. Еду по делам, но остаюсь на связи. Мангуст». Затем, перешагивая через трупы, выбрался из комнаты, бегом спустился по лестнице, сел в машину и на предельной скорости погнал ее в северную часть города…